жить в твоей голове и любить тебя неоправданно, отчаянно. жить в твоей голове и убить тебя неосознанно, нечаянно. неосознанно, нечаянно. и слушали тихий океан, и видели города, и верили в вечную любовь, и думали: «навсегда». жить в твоей голове и любить тебя неоправданно, отчаянно. жить в твоей голове и убить тебя неосознанно, нечаянно. неосознанно. нечаянно. запутались в полной темноте, включили свои огни. обрушились небом в комнате. остались совсем одни. жить в твоей голове и любить тебя неоправданно, отчаянно. жить в твоей голове и убить тебя неосознанно, нечаянно. неосознанно. нечаянно. жить в твоей голове.
***
Кружочки в телеге будоражат. Арсений смеётся, падая где-то рядом с Антоном, пока они ждут Серёжу с Позом. И вроде бы всё нормально, но за эти дни что-то поменялось уловимо. Вместо того, чтобы говорить, Арсений снова молчал. И он не знал, что с ним не так. Ему казалось, что ему это нужно. Ему казалось, что жизненного ресурса даже на разговоры не хватает, ему казалось, что это нормально. Но так не казалось Антону, который злился всё больше. И это было максимально ужасно, ведь Арсений чувствовал всё. И проклинал свою ебучую эмпатию, посылая её к чертям, лишь бы прожить хоть один день в спокойствии. Кому там душу продать? Он готов идти на перекрёсток, копать бетон любыми способами, все ингредиенты даже найдёт и произнесёт нужные слова. Лишь бы не было этой терпкой недосказанности между ними. Арсений ненавидит её. Арсений несколько лет ею жил. Этой дурной недосказанностью с привкусом слишком частых проёбов. Арсений после того разговора про шоу вообще застыл где-то в своих мыслях. Он знал, что причина кроется в человеке, который ему не мешает, но который не должен быть рядом с Антоном, потому что теперь рядом с ним сам Арсений, но Арсений также понимает, что они официально не говорили о статусе своих взаимоотношений. Они с Антоном просто где-то замерли посреди океана. Один говорить не хочет, потому что боится сорваться, ведь копится много всего и это масштабно, другой — не начинает разговор, потому что всё видит, но сил не хватает. У обоих что-то внутри сидит. Обоих что-то терзает. И Арсений знает, что пока что не имеет права что-то говорить против отношений Антона и Иры, но он искренне не понимает, почему же тогда Антон ничего не пытается решить. Просто ты, Арсений, ебучий собственник, который почему-то решил, что может там что-то решать, когда сам даже не соизволил высказать правду в лицо. И вместо этого несколько дней копил внутри, думал над этим, а теперь злишься не меньше, чем Антон, сидящий рядом. От него не просто фонит усталостью и злобой, от него несёт немыслимо этим всем. — Поговорим, пока парней нет? А то ты неуловимо тихий, Арс. Вот оно. Арсений вздыхает, зная, что не отвертится. Да и не хочет. Куда ещё пытаться избежать разговора, который должен состояться? Лучше сейчас, чем когда Арсений всё окончательно испортит. — О чём? — О том, что происходит. Тебе не кажется, что что-то не так? — А что не так? Арсений не специально. Правда. Он просто дурак, который думает, что Антон научился за столько лет его мысли читать. Антон встаёт с места и начинает ходить из стороны в сторону. Туда-сюда. Туда-сюда. Одно и тоже каждый день. Что-то там про динозавриков, но Арсений лишь пытается заглушить нервозность, вспоминая слова. Он с Антоном ссориться не хочет. Он сам же до этого довёл. Где логика? Позовите на помощь красавчика, потому что Арсений не справляется с самим собой же. — Почему ты закрываешься? Вот оно. И долго же Антон терпел по меркам их графика? Долго. Если делать адекватный вывод на фоне всего, что происходило. И происходит. — Я не закрываюсь. Я пытаюсь привыкнуть, Шаст. Взгляд сверлящий. Не пристальный. А прямо сверлящий. У Арсения в груди что-то режет. — Ко мне? — К твоему отношению. И к тому, что мы теперь совершенно другие и поступаем по-другому. Ты думаешь, это легко? — Шастун поджимает губы, но видно, что задумался. — Я всё ещё не могу привыкнуть к тому, что происходит. Мы с тобой слишком долго делали вид, что ненавидим. Я, если честно, постоянно жду подвоха, хоть и знаю, что никакого подвоха не будет. Верно? Антон сжимает кулаки, останавливаясь на одном месте, потому что маячить перед глазами в своей нервозности, значит, передавать эту нервозность и Арсению. Так и вышло. Эта нервозность покалывала на кончиках пальцев. Паршивые ощущения, учитывая, что несколькими мгновениями назад Арсений даже не думал о том, чтобы начинать нервозничать или тем более — злиться. — Я не понимаю, что сделал не так. Да, были мы с тобой в ужасных отношениях, но я понял свой проёб, я тебе признался, я, блять, пытаюсь делать всё для того, чтобы тебе было со мной комфортно и больше не было всей этой ненависти. Но её же и не было на самом деле. — Арсений пытается унять дрожь в теле, но понимает, что его нарочно пытаются вывести хоть на что-нибудь. — А ты после прошлого разговора про то шоу вообще в обычных обстоятельствах где-то в своих мыслях витаешь и со мной лишний раз даже не разговариваешь, а такое ощущение, Арс, что все эти разы лишние. — Ты нашкодил и думаешь, что дерьмо убирать буду я? — Слова вырываются резко и быстро. Арсений знал, что это случится. Но оттягивал момент неизбежности, когда от себя уже не убежать, а укрытия не найти ни в одном месте. Но всё равно. Это было резко. И Арсений это знает. — Прости, я… Но шанса всё стушевать или свести на нет никто не даёт. Антон смотрит так пронзительно, что Арсений видит в этом себя. Он в Шастуне себя узнаёт. И в глазах его он видит своё отражение. Растерянное. На секунду. Всего лишь на секунду. Потому что он всегда знает, что сказать. Он должен говорить, а не молчать. И не только ради себя. Арсений понимает, что ему это надо. Что ему за их взаимоотношения хочется бороться, даже если он ещё не до конца понял, что вообще происходит и чем всё это закончится. — А я разве не убрал? Или убираю до сих пор, но убираю. Арс, что вообще происходит с тобой? Ты из-за Иры так бесишься? Я не понимаю. Арсений мастерски делает вид, что не услышал последнего вопроса, потому что он не хочет разводить здесь какой-то сюр. Это глупо. Даже если Арсений считает, что нет. — Со мной? Я уже сказал. Сложно перестроиться и довериться, когда так долго ненавидел. Хуйня случается, Шаст. И дерьмо хлоркой засыпать надо. Антон взрывается. Ожидаемо. — Почему ты так злишься на меня? — Шаст, если тебе нужен человек, который не будет на тебя злиться, не будет видеть твоих проёбов, будет принимать всё дерьмо и обесценивать своё состояние, мыслительный процесс и анализ происходящего, тогда просто возвращайся обратно в яму ненависти. Только я с тобой туда не пойду, потому что тогда мы вернёмся в начальную точку. И тогда всё похерится. Да, я знаю, что проебался. Я знаю, что молчал. Я понимаю. Но я просто не хочу притворяться. Антон как-то тушуется. — Арс, я не хочу назад. И ты прекрасно это знаешь. — Тогда перестань задавать такие вопросы. — Тогда перестань злиться. Арсений прикрывает на секунду глаза, пытаясь сбить с себя агрессию. Но плохо выходит. Снова слишком много было молчания. Снова он проебался. Снова проебались оба. — Шаст, я тебя немного не понимаю. Я дал шанс тебе, себе, нам, потому что надеялся и всё ещё надеюсь на твоё понимание, ведь я человек, правда? Я понимаю твою проблему, пытаюсь понять свою, стараюсь разобраться с этим всем, но я не вывожу один. Ясно? Арсений тормозит себя, но сказанного не вернёшь. Их тон повышается. И это плохо. Очень плохо. В последний раз, когда они так ругались, всё заканчивалось по одному сценарию, если никого больше рядом не было, но сейчас не то время. Да, у Арсения жёсткие флэшбэки в недавнее прошлое, но это в голове. Это лишь в его голове. И как это оттуда убрать, сложно понять. Арсений пытается. Просто перестроиться сложно. Кто-то может обесценить его попытки, но он уже давно не ведётся, потому что почти перестал поступать так по отношению к себе. Он пытается. Пытается решить и понять по-своему. Просто это сложно. Ты как белка в колесе. Постоянно крутишься, думаешь, но так и не додумываешься. Ты просто бежишь. И самое паршивое, когда бежишь ты от себя. — Так тебе и не нужно вывозить одному, Арс. Почему ты мне ничего не говоришь? Мы же решили, что будем разбираться вместе. А теперь ты молчишь и высказываешься мне только тогда, когда мы собачимся. Это нормально? Арсений чувствует собственный проёб в полной мере, но терпимо по отношению к себе. — Это тоже часть моей проблемы. И я понимаю, что сильно проебался. Звучит тихо и очень отчаянно, но Арсению так похуй на силу голоса и интонации, кто бы знал. Он сейчас настоящий до скрипа зубов. — Расскажи. Тишина, сравнимая с вечностью. Арсений столкнулся лицом к лицу с частью своей проблемы, которая имеет прямое отношению к ним обоим. Да, Арсений до сих пор считает, что нужно разговаривать, но этот липкий страх быть непонятым и отвергнутым встаёт комом в горле и перегородкой в лёгких. Перекрывает кислород. Что он скажет? Он же не может потребовать или поставить условия? Он просто не имеет права так поступать с Антоном. Даже если вся его суть твердит обратное, пытаясь выбраться из шкафа, захламлённого и пыльного. — Арс. За плечо легонько. Арсений поднимает свой взгляд и выдыхает, чувствуя себя совсем каким-то слабым и маленьким. И ненавидит это. В равной степени как и любит. Иногда важно почувствовать себя разбитым, даже если это звучит абсурдно. Но не зря говорят, что каждый наш шрам, каждая наша рана, каждая наша ошибка и боль делают нас сильнее. С каждым разом. Латаются раны, затягиваются по краям, оставляя рубцы, но больше это не причиняет такой боли, как раньше. Зачастую ты просто смотришь пару минут в потолок и отпускает. И это нормально. Это совершенно нормально. — Я боюсь быть… — Арсений продумывает другую формулировку со скоростью света. Ему и так сложно всё это говорить, признавая некое поражение. — Я боюсь, что ты меня не будешь понимать. — Антон меняется в лице. — Я просто скажу, что уже тону. Боюсь утонуть полностью. Боюсь, что сделаю человека смыслом всей своей жизни, а потом останусь один. И всё. Арсений утыкается лбом в шастуновскую грудную клетку, потому что теряет способность смотреть ему в глаза. Но тёплые руки обнимают, проезжаясь по плечам, и Арсений немного расслабляется, всё ещё пытаясь отойти от своей же правды. Это было сложнее, чем он думал. Потому что быть сильным постоянно устаёшь. И Арсений перекладывает на плечо Шастуна сейчас всю свою силу. — Арс, я не хочу тебя отпускать. — Но ведь такое может случиться. — Арс. — Тох, я просто… ладно, я не хотел всего этого говорить. Забудь. — Ты же что-то ещё мне не сказал, да? Арсений смотрит в глаза Антона и теряется. Всё-таки… читает. Антон читает его. Как открытую книгу. — Ты бы бросил человека ради меня? Оставил бы то, что было с тобой так долго? Антон понимает. Видно по глазам. Арсений всё видит по этим глазам. — Арс. И он сдаётся. — Нет, всё. Мы не будем говорить про это. Нет. Не сейчас. Не сейчас, когда я вообще не понимаю, что будет дальше. Я ни в чём не уверен. Закрыли тему. — Стоп, Арс. Остановись. Не делай меня смыслом, если во мне не уверен. Мы ни в чём не можем быть уверенными. И я знаю, что полюбить иногда очень сложно. А я не тиран, чтобы заставлять тебя что-то испытывать ко мне. Может, ты и чувствуешь что-то, но будущего мы не знаем. Главное, что происходит сейчас. — Антон кладёт руки на скулы и придерживает, пытаясь заглянуть в поникшие глаза. И Арсений смотрит, стараясь не тухнуть совсем. — Я тобой очень дорожу. Я тобой очень восхищаюсь. И я тебя очень, Арсений, люблю. Пожалуйста, не думай обо всём том дерьме, что происходит. Давай просто быть, пока у нас есть это время? Несмотря на то, что происходит в наших жизнях. И я понял, о чём ты. Я не дурак. Но повторюсь. Давай просто быть? Арсений приподнимает уголок губ, но зависает. От своей правды он ещё не отошёл, а здесь уже новый сердечный приступ. И Шаст имеет полное право говорить о любви, потому что давно в этом варится, просто это всё ещё так волнительно слышать. Арсений в своих мыслях готов утонуть, лишь бы реальность не била по щекам. Но сейчас на щеках только пальцы Шастуна, который кончиками бережно касается кожи, не делая больше ничего, что могло бы испортить момент или подтолкнуть к отчаянной пропасти противоречий. Арсений, по правде, не ожидал таких речей от Антона. И теперь вот плавится. Даже саднящая тема уходит на второй план. А она ведь тревожила его все эти дни. — Просто плыть по течению? — Да. А я сосисоном рядом. — Интересные у тебя ассоциации всегда. — Нравится? — Допустим. Арсений коротко смеётся, пытаясь не свалиться под напором усталости и выжимания ресурса. Атмосфера между ними всегда меняется излишне быстро. И он хотел бы, чтобы Вселенная перестала так быстро вращаться. Арсений смотрит на Антона так пронзительно и долго, потому что хочется. И он уверен, что что-то чувствует, просто его страх мешает всему, чему только можно. И это раздражает. — Чего смотришь так? Всё-таки влюбился? — Нет. Отрицательно, но с улыбкой. Потому что там явно другой ответ должен был быть, но это же Арсений. — Врёшь. Глаза-то не замажешь. Светят. Слепят. Арсений приоткрывает в удивлении рот и хмыкает в одобрении. — А ты голубей разводишь? — А ты уже роли распределил? Арсений цокает, но мысленно респектует за отсылку. А Антон совершенно спокойно, с улыбкой, с солнышком в глазах произносит знакомые всем строчки: — Дебильная семья. Дебильная семья. Это ты. — Это я. Вот так заканчивается этот безумный день. Вот так заканчивается час, за который они успели почти поссориться, признаться друг другу в чём-то, раскрыть истинные мысли. И пообниматься. А дальше их унесла рабочая деятельность, концерты и перекидывание взглядами. Арсений теряется в работе, как и всегда, потому что по-другому никак. Антон где-то рядом с ним. На краю пропасти стоит. Смеётся, верит в лучшее и пытается добавить в котёл жизненного ресурса Арсения эту самую веру. Арсению лишь хотелось понять себя. Хотелось понять других. И никогда не быть плохим человеком без чувства сострадания. Он никогда не хотел быть жестоким, но сейчас чувствует себя палачом. Он никогда не был полностью хорошим. Не бывает идеальных людей. Но так хотелось быть хорошим хотя бы для кого-то. Чтобы принимали, понимали и любили. Но дело в том, что в ответ ты тоже должен быть таким, иначе ничего не получится. Это так не работает. И Арсению хотелось выстроить здоровые отношения, построенные на доверии и принятии. Только вот это сложно. Где-то там маленький принц бережёт розу, а где-то здесь Антон пытается сберечь его. Только вот что Арсений может дать взамен? Он себе боится признаться в том, что ревнует. Абсурд. И что из этого вообще может выйти? Он не может знать, что случится. Антон прав, будущего мы не знаем. Но Арсению иногда необходимо быть в курсе всего. У него стабильность. Была. А теперь повороты на каждом углу. По прямой не пройдёшь. А где-то ведь тупики, чтобы потом смотреть на гипс и думать «как же я проебался, чёрт побери». И бриллиантовая конечность здесь не поможет. Арсений просто смотрит на Антона и понимает, что… теплеет. Теплеет где-то там. Внутри. По щекам, по рукам, по волосам. Молчаливым взглядом цепляясь за каждый жест. Потому что так правильно. Потому что так необходимо. Потому что так хочется держаться за человека, который держится за тебя, и вы просто сцепились вагончиками вместе и едете по этим рельсам жизни, увлекательной и такой живой жизни. Такой, что хочется в этой жизни что-то делать, улыбаться и самое главное — жить. — Арс, выплывай из мыслей. — Начинаем? — Через минут пять. — Иду. Арсений видит Антона самым первым. Улыбается ему, получает улыбку в ответ, а дальше временная потеря памяти на съёмках. Арсений знает, что будет дальше. Он знает, что снова будет смотреть. И снова будет играть, напоминая себе о том, что совсем скоро игра закончится. И он сможет может даже уткнуться в плечо Антона, посидеть вот так немного, а потом будет что-то ещё, что неизбежно приведёт к ночи мыслей, когда ему снова придётся принимать для себя что-то, задавать вопросы и искать ответы, а если честно — ему просто хочется уснуть и поспать хотя бы одну ночь нормально. Потому что после признания Антона мыслей в миллион раз больше. И они всегда есть в голове. И сам Антон тоже. Всегда есть теперь в голове. Маячит там, что-то делает, улыбается, где-то проходится между строк, задевая струны на ракетке. Арсений улыбается, выплывая из своих мыслей. Антон совсем близко, пуская мурашки по телу. — Арс, потом сходим поесть? Шепчет на ухо так, будто сходить поесть — это что-то запредельное и секретное. В их случае так и есть. Если учесть, что собираются они это делать только вдвоём. — Сходим. — Хорошо. Улыбка. И его заряжает на полную. — Мотор! Мыслей больше нет. Пока что они с Антоном просто будут. Потому что быть у них пока что получается лучше всего. Арсений выдыхает и идёт вперёд, игнорируя все повороты.