завтра я полюблю тебя снова — у нас такая игра. все бесконечно ново. в мире, где ты и я. падают с неба звезды, рушатся города, но не бывает поздно. в мире, где ты и я. в мире, где ты и я, есть лишь море и это небо, высота. в мире, где ты и я, на повторе наше лето — красота, какая красота, какая красота. сколько промокших улиц о нас больше не напишут? мы навсегда проснулись в мире, где только сны. я тебе улыбнулась, ты, не сказав ни слова, мне написал на запястье слово: «мы».
***
— Ласковый и нежный зверь? Антон улыбается шире, подходит ближе и смотрит прямо так, будто точно сегодня никуда ни на шаг. И Арсений почему-то надеется, что так и есть. Он не будет лгать. Он соскучился по их уединению. То, что происходит на сцене, на съёмках — и правда, что совершенно другая история. Антон когда-то говорил, что Арсения ему мало. Когда-то говорил точно так же. И теперь Арсений понимает, почему были произнесены эти слова в не совсем уж и далёком прошлом, которое отдаётся отголосками в их настоящем и будущем. Приятно. — Арс, я не мог не сказать. Тем более — я такой и есть, если вдуматься. Вспомни меня. И с этой фразой все воспоминания вихрем в голове. Арсений когда-то утонул. Держался на середине, не утопая во тьме, а сейчас в омут с головой. Но воспоминания не плохие. Они не плохие. Потому что Арсений осознанно перечёркивает всё. Начал по пунктам когда-то, и сейчас вот почти всё зачёркнуто, но это совсем не означает, что ничего нового там нет. Новые строки появляются, цифр много. Арсений когда-то думал, что если будет скрывать всё, что у него на душе, никто не увидит. Замазывал душевные прыщи тоналкой. А на солнце их ведь очень хорошо видать. И как же удивительно, что солнце стоит напротив. И Арсений тянется к этому солнцу, закутываясь в его лучи. В реальности всё не так красочно, потому что красочно вдвойне. Рука в кудри на затылке, губы к губам в невесомом поцелуе. Казалось бы — зачем так всё спокойно? Зачем всё так медлительно? А дело даже не в том, что они давно могли перейти черту, не в том, что Арсений давно мог сдаться и упасть, дело в том, что время почему-то просто невероятным способом замерло. Как там? Моё сердце остановилось, моё сердце — замерло. И не так уж и важно, что там целая Вселенная стала тормозить. И это ты, Арсений, тот человек, который говорил, что должен быть у Антона один для поцелуев? Арсений находит оправдание быстро: он же целует, а не его. Антон не теряется. Руки на бока, прижимая к себе. Рваный выдох с полуулыбкой. Арсению нравится. Арсению заебись. А где-то там всё продолжает крутиться. Кроме них в этой огромно-маленькой гримёрке одной на двоих. — Арс, ты чего? — Мне нельзя тебя поцеловать? Такая близость удивительна. Арсений открывает в себе новые грани одну за другой. И всё потому, что рядом есть Антон. А разве для человека не одно из самых важных дел, когда тёплый душе человечек отзывается чем-то новым и удивительным? Арсений познаёт себя с новых сторон в свои почти сорок. Он ведь уже не молод, а никогда не думал, что может быть таким. Не только он. Что может быть таким и Антон тоже. Антон, который когда-то совсем ещё юным мальчишкой влюбился в него — в мужчину с некоторым опытом за плечами. Который ненавидел его, а оказывается любил. И скрывал душевные прыщи под масками, за которыми их было совсем не видать. Некоторое время назад между ними была пропасть. Но Арсений реально выспался, переспал с мыслями и пришёл в норму. Относительную. Между ними всё ещё есть недосказанность. Но они с этим будут бороться. — Можно. Нужно. Просто… что изменилось? — Я. Мы. Антон улыбается. И это всё, что имеет значение. — Да, Шаст. Мы не будем об этом говорить. — Это твоя маленькая месть? Раньше я не отвечал на твои вопросы, теперь ты играешься со мной, как хочешь. Мы так нормально никогда ничего не построим. — Мы не построим ничего нормального, пока ты в отношениях. И это тянет ощутимо на дно. — Только лишь это? — Нет. Но это в большей степени. — Ты же пиздишь, Арс. — А ты проёбываешься. — А тебе не кажется, что ты проёбываешься сильнее? — Шастун дышит в лицо, но Арсений остаётся стойким. — У тебя каждое моё действие — это проёб. Но не забывай, что я не должен подходить под твои ебучие стандарты. Я такой, какой есть, Арс. И я тебя принимаю целиком и полностью. — Арсений не чувствует злобы. Потому что видит этот взгляд. — А ты поворачиваешься ко мне задницей постоянно. И не в том смысле, в котором хотелось бы. Арсений хмурится на этот выпад. Осознание бьёт наотмашь. Он пропускает первую часть, зацикливаясь на окончании. Окончании речи, которая имеет смысл полностью, но всё же Арсений приёбывается к порту последней. — Ты меня хочешь? Антон изгибает бровь. — Нет, блять. Арс, какого хуя ты зацепился за последнюю фразу. Или тебе совсем похуй на то, что я говорил до этого? — Так хочешь? Шастун цокает. Арсению просто необходимо знать, потому что Антон об этом только вскользь упоминал когда-то в одном из разговоров, но не так же открыто. Это что-то новенькое. И да, Арсений понимает, что они взрослые люди со своими желаниями и мыслями, но всё же. Антон отвечает совершенно серьёзно. — Хочу. Что за вопросы? — Так бери. Чё стоишь? — Арс. Ты охуел? Я еблан, по-твоему? Арсений вздыхает. — Прости. Я просто… ты меня хочешь? Это было не с тем посылом, что вот я, бери, это было больше с удивлением. Потому что одно дело, когда меня хотят другие, а другое, когда меня хочешь именно ты. Даже если это звучит как-то не очень. В том плане, что хотят другие и… — Я понял. Остановись. — И Арсений останавливается, всматриваясь в эмоции напротив. — А я у тебя какой-то особенный? — Можно сказать и так. Просто я же… стар для тебя, разве нет? — Арс, ты серьёзно? Антон улыбается снова так же ярко, как обычно. И это расслабляет. — Ты самый красивый человек в мире. — Потом не говори мне, что я сам себе каждый день так говорю. — Не буду. Это же всего лишь шутки. — В каждой шутке есть доля правды, Шаст. Антон не возражает. Арсений смотрит на часы задумчиво, а мозг пытается осознать, что только что произошло. Он стушевался, как школьница при первом поцелуе или тесном контакте, а ведь он взрослый человек. И по канону именно он должен что-то там объяснять. — Надо идти, Шаст. — Потому что реально надо идти или потому что ты почему-то снова съезжаешь с темы? Арсений вымученно выдыхает. — Хочешь знать правду? — Естественно. Арсений смотрит на время и понимает, что парочка минут у них есть. На разговор хватит. Нужно сложить все мысли в кучу и понять, что говорить. Это сложно, но возможно. У них впереди много часов съёмок и хотелось бы как-то расслабиться, но Шастун теперь задаёт вопросы и пытается говорить постоянно. Разве не этого Арсений хотел? — Во-первых, если уж начинать разговор, я переспал с мыслями после твоего выпада в Краснодаре. Так что — всё в порядке. Мы в норме. Может быть. Но ты понял, о чём я. Меня это всё ещё колышет, даже если тогда я сказал, что нет. Но ты ничего сейчас не будешь говорить. — Антон кивает, хоть и видно, что сказать ему что-то очень хочется. — Во-вторых, про сегодня. Твои действия — не проёб. Мы оба проёбываемся, но учимся. — Все на ошибках учатся, а мы на своих проёбах? — Да, можно и так сказать, но главное, учимся. Антон выдыхает, становясь совсем близко. Руку на плечо кладёт, массирует, успокаивает. Зелёный цвет успокаивает. И видеть эту зелень в глазах смотрящего — спокойствие. Действительно. — В-третьих, ещё про сегодня. Мне сложно размышлять о том, что ты думаешь о близости между нами, потому что я ничего про это не знаю, но я почитаю. Или посмотрю. Если ты этого хочешь. — Нет, Арс, если мы этого хотим. Ты забыл, что нас таких, как я, здесь два? Арсений даже смеётся, принимая отсылку. — Да, я понял. Просто я… смущён. Да. Кажется, именно так. Антон приобнимает за плечи тихонько, фыркая. И Арсений цепляется рукой за его ладонь. Сложно признаваться в своём смущении. Это оказалось действительно сложнее, чем он думал, но стало даже как-то легче. — Арс, это я должен смущаться. — Ты молодой, тебе-то чего стесняться? — Ага, хуй со среды стоит. Арсений смеётся уже в открытую, утыкаясь лбом куда-то в грудную клетку Шастуна. — Антон? Нет, теперь Никита из «Икеи». Вот такие мгновения спокойствия и откровенности очень греют душу. Арсений отстраняется лишь через минут пять, когда время начинает поджимать. Удивительно, что к ним так никто и не зашел. Удивительно, что они даже не подумали о том, что кто-то может зайти. — Так, голуби! Арсений чувствует, что сглазил. Арсений чувствует, как застывает Антон. Арсений чувствует, что они проебались, но он от Антона не отскакивает, а просто плавно отступает. Им не нужны резкие движения. Так ведь больше подозрительности. Конечно, это не подозрительно, когда вы обнимаетесь в гримёрке, как два влюблённых человека, которые разговаривали о важном. Совсем. Дима застывает на месте вместе с Антоном, который отмирает только через пару секунд, когда Арсений отвечает: — Идём. Мы просто разговаривали о важном. — Обнимаясь? Арсений медленно кивает. — Да. Позов переводит взгляд на Антона, но после — просто уходит. Это что за реакция? Арсений не пытается размышлять. Сил нет. — Арс. — Не сейчас, Тох. Всё в порядке. Потом об этом подумаем. Нам пора идти. Шастун не сопротивляется, когда Арсений тянет его за собой, не давая опомниться. По коридору вместе, на сцену вместе, везде вместе. Только вот лопатки жжёт. От взгляда, который прожигает Арсения с самого начала и до самого конца.***
Они уставшие. Но всё прошло хорошо. Арсений даже вёл себя очень сдержанно, чтобы лишний раз Диму не провоцировать, хотя на самом деле он это делал только ради того, чтобы Антон расслабился и не думал о том, что произошло. Но сейчас Антон почему-то вообще не расслабленный. Дима уехал сразу же. Домой. К семье. Серёжа под предлогом о том, что нужно к даме сердца, тоже уехал, а Арсений затолкал Антона в гримёрку и усадил на диван, потому что того ощутимо потрясывало под конец съёмок. И Арсений даже не знал, почему. — Мне хочется тебя придушить, Арс. Что делать? — Попробуем как-нибудь. Может, понравится. — Да я ж серьёзно. Я злюсь. — На меня? — Шаст кивает. — За что? — Потому что ты не реагируешь на мою похвалу. Сегодня вообще меня не слышал будто. Я для кого стараюсь? Арсений встаёт с места, разминает мышцы и подходит к Шастуну, абсолютно спокойно садясь к нему на колени. Антон, явно не ожидавши, хлопает глазами, не зная, куда деть руки. Арсений же за шею обнимает, смотрит в зелень и с утрированной лаской произносит: — Шаст, ну не злись. Я просто немного устал. Не могу реагировать как нормальные люди. — Ты тоже нормальный человек, просто мне тебя не хватает. Мне часто нужна твоя поддержка. Не знаю. Мне важен твой взгляд и присутствие со мной, а не где-то вне. Тем более, когда сегодня какой-то пиздец случился. Арсений теряет всю свою утрированность в мгновение ока, потому что Антон донельзя серьёзен. Так вот оно что. Арсений думал, что лучше держаться спокойно. А здесь всё должно было быть наоборот. Вышло паршиво. — Могу руки положить на бёдра? — Можешь. — Руки осторожно опускаются на ткань. Без давления. — А теперь подробнее про меня и вовлечённость в твою жизнь. Антон вздыхает. С ноткой вселенской усталости. И Арсений понимает. — Арс, я просто хочу идти дальше, но пока стою на месте и жду тебя. А я не могу стоять на месте. Будто на морозе час на остановке стою, только там не час. Там ебучая вечность. Я уже ни рук, ни ног, ни жопы не чувствую. Вот, как это ощущается с моей стороны. Арсений хмыкает от сравнения, но с темы не съезжает. Потому что недавно точно так же сравнивал всё с остановкой, холодом и пустым автобусом. Это слишком важно. С Антоном всё становится слишком важным. — Но ты же понимаешь, что без решения внутренних конфликтов… я не смогу идти дальше? — Понимаю. Поэтому пытаюсь понять, чем могу тебе помочь. Чтобы ты не один вывозил. Я тоже хочу участвовать. — Антон, если бы я знал, как ты можешь помочь, я бы сказал. — Антон изгибает бровь в подозрении. — Не смотри так. Сейчас я бы принял твою помощь, потому что тоже устал стоять на этой остановке в жопе своего ебанутого мира. Но я даже не знаю, чем я самому себе помочь могу. Здесь всё сложно. У меня некий кризис. Антон ласково проводит ладонью по плечу, возвращая руку на бедро. Будто привычный жест. И почему-то так приятно. — А ты не задумывался о том, что можно просто попробовать упасть в омут с головой? Можно же послать всё к чёрту и сделать так, чтобы было похую, разве нет? Арсений думает о том, что в словах Антона есть смысл. Но Арсений также думает, что ему почему-то сейчас резко стало как-то не так. Точнее — всё так, просто Антон своим тяжёлым дыханием вносит ощутимую лепту. Волнительно сидеть на руках у человека, с которым у вас что-то творится такое историческое, чувствовать его руки на бёдрах и слушать про хуи. Но почему-то спокойно. Ужасно спокойно. — Ты думаешь, что таким образом я смогу решить все свои проблемы? — Нет, но ты сможешь отвлечься. — Так отвлеки меня так, чтобы я действительно забылся. Антон сжимает пальцы крепче. — Уверен? — Да. Антон тянется вперёд, потому что схватывает на лету. И ведь со стороны не скажешь, что они о чём-то серьёзном говорили. Просто так совпало, что они друг друга понимают с намёками, без намеков и просто так. Арсений не теряется, отвечая пылко, сам того не ожидая. Рваные выдохи, губы, жадно кусающие кожу на чувствительной шее, пальцы, сжимающие хаотично тело через джинсы — не странно. Хорошо. Арсений пытается. Пытается расслабиться, отдаваться, а потом уже не пытается, потому что начинает получаться. Он плавится в руках Антона. Здесь Арсений бы сравнил с шоколадом, а Антон с улыбкой бы произнёс, что как маслечко на хлебе в микроволновке. И Арсений с ним бы согласился. Не в том они положении, чтобы поддаваться излишнему драматизму и романтизации. Потому что сидеть неудобно, за дверями свидетели в тысяче лиц, а внутри что-то хрупкое ломается, лопается, обнажается. Потому что… почему? Да потому что с игрушками всё равно ребёнку когда-то, да станет скучно. И они не дети, Арсений далеко не. Но сейчас ему плевать на взрослость, сейчас ему просто свернуться где-то под сердцем своего солнца и стать уязвимым. Арсений не замечает, что Антон остановился. Губы прижаты к шее в невесомом поцелуе, руки крепко обнимают и это всё. Арсений совсем не заметил, что снова вне, а не где-то рядом. И это «где-то» тоже режет слух. — Чего остановился? Антон лбом куда-то в грудную клетку. — Ты не здесь. Ты не со мной, Арс. Ты не участвуешь. А я не сволочь. Если это был какой-то урок для меня, говори сразу. — Нет, я правда хотел попробовать. Я просто задумался. Прости. Шаст, прости. — Антон вздыхает, но голову не поднимает. — Шаст, посмотри на меня. Приходится самому зацепиться пальцами за подбородок и приподнять, чтобы заглянуть в глаза, полные некого отчаяния. Арсений видел такой взгляд, когда Антон признался ему в чувствах. И это сбивало напрочь. — Антон, я просто задумался. И устал. У меня не получается забываться. Вроде, начало получаться, а я снова… блять. — Я понял, Арс. Я понял. Мы можем просто пообниматься. Я не должен был предлагать послать всё к херам. — Нет, твоей вины точно нет. Я действительно стою на месте и тяну тебя за собой. Антон снова обнимает до хруста, но просто обнимает. И Арсений понимает для себя, что пора бы окончательно разобраться в себе. Окончательно и бесповоротно. Чтобы больше не стоять на одном месте. Потому что он больше не хочет. Остаётся только спокойно произнести куда-то в кудри: — Поехали ко мне? Я не хочу сегодня оставаться один. И услышать простой ответ с улыбкой на губах. — Хорошо. Хорошо, Арс.