Важное

— Как ты выбираешь, что хранить в памяти? — спросил Эндер. Ольядо удивленно посмотрел на него ответ; да, он был именно удивлен — Эндер ощутил это без проблем, несмотря на бесстрастные металлические глаза собеседника. Зеркала души… может быть, их и считали таковыми, но это вовсе не значило, что человек без глаз был ее лишен. Просто его душа отражалась в чем-то другом. — Ведь возможности хранить записанное не безграничны. Время от времени приходится что-то удалять. — Как и обычные люди, — Ольядо, кажется, не задела такая бестактность. — Оставляю самое интересное, самое тревожащее, самое радостное… и грустное тоже. Самое важное для меня. — Но ты можешь навсегда стереть печальные кадры. Ты все равно помнишь их. Зачем тебе хранить их еще и в записи? — и зачем Эндер пристал к этому мальчику с искусственными глазами? Он и сам не знал. Но Ольядо, кажется, воспринял его вопрос очень серьезно, потому что надолго призадумался, подперев ладонью щеку. — Я храню истину. Мне это нужно. Я хочу помнить то, что было на самом деле, — наконец объяснил он. — Наш мозг искажает факты, создает ложную память. И чем больше мы обращаемся к нашим воспоминаниям… тем больше деталей заменяется новыми. Мне не так много лет, но уже столько раз я сталкивался с тем, что никто вокруг меня уже не помнит, как то или иное событие произошло на самом деле. Это естественный ход вещей… человеческая природа. Но я, в отличие от остальных, всегда смогу восстановить правду. Я не говорю — для всего мира. Только лишь для себя самого. — Ты… — впервые за долгое время Эндер не нашелся со словами, хотя сам же и начал этот разговор. — Ты рассуждаешь совсем не как ребенок, — возможно, именно это, а вовсе не искусственные глаза заставляли остальных детей сторониться его. Однако Эндер знал — ему хватило для этого и минуты, — что тот был человечней и нежнее душой, чем многие другие, окружавшие его. Это была истина, которую время не могло исказить. Мальчик пожал плечами. — Может быть. Но, мне кажется, на Лузитании это свойственно многим. Когда ты зависишь от добавок, чтобы твое тело не распалось… хочется помнить как можно больше о своей жизни. Так что я начинаю считать, что мне очень повезло. — Ольядо… то есть, я хотел сказать, Лауро, — Эндер предпочел обратиться к нему настоящим именем. — Прости за мои вопросы. Но я надеюсь, мы поговорим еще не раз, если, конечно, ты не возражаешь.  — Нет, я бы очень хотел этого, — подтвердил тот, и Эндер почувствовал, как столкнулся с ним взглядом, хотя у фасеточного глаза не было зрачка, и нельзя было определить, куда именно тот смотрел. И все же — он чувствовал, что Ольядо смотрел прямо на него, словно догадываясь о том, кем был Эндер на самом деле. — Я сохраню запись этого разговора. Еще не знаю, почему, но это событие кажется мне очень, очень важным.