ты ещё вернёшься домой.

      Ральф слишком часто просыпался посреди ночи, чтобы помнить, каким спокойным бывает сон. Он скучал по безопасной тьме, знакомой с детства: тогда она походила на колыбель, которую бережно качала материнская рука. Последние несколько лет сновидения Ральфа принимали облик разъярённых ос — они безжалостно его жалили до самого утра. В кошмарах Ральф беспомощно наблюдал, как голова Хрюши раскалывается, выпуская наружу красное и вязкое, а камень, подскакивая, порождает дрожь в земле и разрушает хрупкий перешеек между страстной жаждой в груди дикарей и человеческой жизнью. Гул в голове Ральфа с каждым днём нарастал, и, с какой бы скоростью он ни бежал, вой и улюлюканье преследовали его по пятам.       Он вырос в хрестоматийного англичанина: устроился на скучную, но высокооплачиваемую работу, завёл серьёзные отношения с улыбчивой леди и обзавёлся садом камней для вечерних медитаций. Эбигейл, полгода как его невеста, приходила поздно и, не говоря ни слова, проскальзывала мимо него на кухню, где заваривала им обоим травяной чай. Его Эби покупала в специализированной лавке у своего офиса. День ото дня она терпеливо ждала с кружкой дымящейся седативной жидкости, пока взрослый мужчина рыдал, будто маленький ребёнок, в три погибели согнувшись над раковиной в идеально чистой ванной комнате. За то Ральф и полюбил Эбигейл — за её понимание и, конечно, за то, что не нашёл в лучистых зелёных глазах кровожадности одичавших мальчишек. В глубине души Ральф понимал, что жестокость всё же дремлет в сердце Эби, и однажды найдёт выход. Порой он испуганно вздрагивал от того, что белозубая улыбка Эбигейл чудилась ему голодным звериным оскалом, но храбрость неизменно тесно граничит с безумием, потому Ральф принял твёрдое решение связать себя прочными узами брака с этой девушкой. В особенно сложные моменты, когда он вдруг находил в рыжей Эби схожесть со свихнувшимся Джеком, Ральф стискивал её в объятиях до хруста и зарывался носом в ароматные волосы: пахло цветочными полями и солнцем. Он прикрывал глаза и улыбался.                     Пыль облачком завихрилась в углу офиса. Солнечные лучи оставили на ламинированном полу художественные радужные мазки. Мистер Тёрнер, начальник Ральфа, нахмурил густые брови, подёрнутые первыми намеками на седину. Тёрнер разменял четвёртый десяток и откровенно устал жить. Ему осточертел загазованный воздух Лондона, бешеный рабочий график и сам Ральф очевидно тоже. Тёрнер мечтал о гавайских волнах. В своих мыслях он дремал в растянутых тенях пальм.        — Как это ты не хочешь? — по-отцовски строго спросил Тёрнер. — Ты великолепно справляешься. Я хочу увидеть тебя в своём кресле.        — Не хочу, — Ральф потупил взгляд.       Он сосредоточил своё внимание на пыльном вихре в углу кабинета и стойком запахе бурбона. Тяжелого директорского взгляда Ральф старательно избегал. Когда-то он бы встретил нападение с гордо вздёрнутым подбородком. Когда-то Ральф знал, как следует поступить и лучше многих осознавал разницу между добром и злом, но остров смысл хрупкую границу. Сидя в безопасной комнате, которая находилась внутри здания, твердо стоящего на земле, он почувствовал дрожь и грохот огромного валуна, и понял — в любую секунду камень может размозжить его самого.       Ральф вылетел наружу, словно на него снова объявлена охота. Он сбежал вниз по лестнице, схватившись за поручень, как за лиану. В такси Ральф то и дело озирался по сторонам, заглядывая в каждое окно по очереди. Оказавшись в пустой квартире, Ральф настежь раскрыл окно и жадно вслушался в оглушительное гудение электричек, в стук огромных смазанных маслом колес; он услышал переругивание машинных сигналов, человеческий галдеж и смех. Ральф вобрал в себя цивилизацию и город полной грудью, а после сдался и опустился в продавленное кресло. Он прикрыл уставшее лицо тёплыми ладонями. На бледной коже забурились старые шрамы, он ощутил их щекой и вдруг снова безудержно затрясся от рыданий. Всё в квартире будто смущённо отвернулось, как офицер, нашедший его на острове, услужливо предоставив возможность овладеть собой, встряхнуться, оправить галстук и выровнять дыхание.       Ральф плакал, потому что он жив и потому что он умер.       Ральф плакал, потому что сбежал с острова и потому что он навсегда остался там.       Повелитель Мух сонно зашевелился в углу его комнаты.