Если бы

В кабинете патологоанатома всегда царила хоть и не мертвая, но тишина. Ну а кому тут шуметь? Мертвые люди — самые тихие существа в этом мире, по крайней мере, так думала Хела, убирая в холодильник мужчину лет двадцати пяти. Бедняжка. Он был довольно красивым молодым человеком, да и пожить не успел, в общем, не повезло парню. Женщина захлопнула дверцу и направилась к выходу из помещения. Хела не слишком-то торопиться домой. А зачем? Ее там никто не ждет. А вот попить чай или что покрепче с дежурными санитарами, которые несут вахту в этом мрачном любимом смертью месте… Почему бы и нет? Женщина сняла медицинские перчатки и небрежным жестом выкинула их в мусорку. И шапочку, в которой все это время прятались ее волосы, кинула туда же. Фартук она сняла с себя уже давно и он сейчас покоился на крючке, возле раковины. Оставшись лишь в медицинской толи синей, толи зеленой форме (Хела даже за пять лет работы так и не смогла определить, что это за цвет) направилась в раздевалку, чтобы переодеться сейчас, а не потом, будучи, наверное, не совсем трезвой (кто знает, сколько она там с санитарами о смерти и жизни рассуждать будет) пытаться натянуть на себя одежду. Открыв дверь в раздевалку, Хела тяжело вздохнула: ее планы только что помахали ей ручкой. На одной из скамеек сидел парень лет 16, обнимая свой портфель двумя руками и положив на него щеку, смотрел прямо на женщину. — Мелочь, это становиться уже не смешно. — фыркнула Хела, направляясь к своему шкафчику. — И сколько ты здесь сидел, позволь мне узнать? Парень ничего ей не ответил, только повернул голову в другую сторону, чтобы не терять Хелу из поля зрения. Женщина вздохнула и начала переодеваться: скинув безразмерную зеленую кофту, под которой была лишь белая майка, Хела набросила на себя свитер, а вместо свободных штанов на ней теперь сидели спортивные штаны. С кроссовок она просто сняла бахилы — плевала она на эти резиновые тапочки. Может это и было не очень профессионально, но Хеле было как-то плевать, как, впрочем, и заведующему. Пока она исправно клала отчеты на его стол и скучающе отпаивала безутешных родственников успокоительным, короче говоря — делала свою работу, ее как и его все устраивало. Зачем же портить взаимоотношения? — Локи, если ты сегодня настроен молчать, я была рада с тобой повидаться. — У меня просьбы к тебе не меняются. — буркнул он, как-то грустно и слегка раздраженно. Скорее всего опять разругался с братом, тот вспылил, напомнил, кто в доме родной, этот обиделся и свалил из дома к ней плакаться, отметила про себя Хела, но вслух только фыркнула. — Постоянство — признак мастерства. Пошли, горе, но учти, дома жрать нечего, если уж живот скрутит, будешь отнимать еду у Фенрира. — У меня с собой. — Ишь, какой предусмотрительный. Локи поднялся с лавочки и поплелся за Хелой, которая пусть сейчас не слишком рада его компании, но завтра она же все равно после работы зайдет в магазин, вывалит ему продукты, и скажет чего она хочет на ужин. Естественно, в ответ ей полетит его резкое «Я в кухарки не нанимался», а ему в ответ «Я в нянки тоже», но ужин он все же приготовит, под привычное ворчанье старшей сестры «Только попробуй мне что-то спалить!». Хела медленно поворачивает два раза ключ в замочной скважине, после дергает за ручку и пропускает Локи вперед, заходя сама и закрывая дверь. Локи щелкает по выключателю, включая свет с узком коридоре. Из-за поворота показывается морда пса, Фенрира, который, по мнению Локи, больше смахивает на волка, а не на собаку. Но Хеле на его замечание плевать, собственно как и всегда, но поспорить на эту тему нужно обязательно. Один раз Локи, смотря на эту серо-черную тушу шерсти, которая уже час как практически без движения лежала на диване, сказал, что ее пес бесполезная ленивая животина, которая только занимает жилплощадь. Хела усмехнулась, и переводя взгляд с него на пса, заявила: «Он не ленивый, он просто разочаровался в жизни и теперь ждет своей очереди на кремацию». Фенрир тогда лишь тявкнул, правда, Локи так и не понял, оскорбился ли он, что его уже записали в покойники или подтверждал слова хозяйки, но то, что он занял его любимое место в квартире, являлось неопровержимым фактом. Не считая ворчания сестры и ее странного юмора, хотя тут нужно делать поправку на профессию, общество Хелы нравилось парню больше, чем общество его «семьи». Дома он был чужим. Там он чувствовал себя гостем. Сестра его, конечно, тоже не слишком любила, она относилась к нему нейтрально, но она, по крайне мере, не лезла к нему в душу. Хела ничего не ждала от Локи и он от нее тоже ничего не требовал. У нее была политика «Не хочешь — не надо». Не хочешь есть? Да пожалуйста, мне фиолетово, тебе потом мучаться от голода. Не хочешь идти в школу? Ну так оставайся, тебе потом отмазки придумывать, я свое отсидела. И все в таком духе. С Хелой просто было спокойно. — На сколько ты в этот раз? — спросила его сестра, направляясь на кухню, налить себе кофе. — На несколько дней, пока Тор не остынет. Локи бросил свой портфель в гостиной, а сам направился в ванную. — А что в этот раз? Небось, опять не захотел с ним куда-то идти? — Хела уже стояла у двери в санузел, опираясь на косяк с кружкой кофе (как так быстро?), смотря как Локи, намыливает руки. — Один сказал, что если Тор не вытянет математику, физику и химию на четверки в этом семестре, то он не отпустит его в поход с друзьями. Он сразу поплелся ко мне и попросил, чтобы я на протяжении это месяца помог ему вылезти из дыры плохих оценок. Хела отпила кофе и прищурилась. «Попросил» это очень мягкое слово по отношению к Тору. Тор не умел просить, возможно, это из-за манеры речи, может он просто не считал должным добавлять такие слова как «пожалуйста», но факт оставался фактом: Локи, грубо говоря просто приказали сделать за его брата всю домашку. И, обычно, когда брат отказывался помогать, главным аргументом среднего Одинсона было «Ты же мне брат!». Ну а о том, что он как бы не совсем ему брат, он вспоминал только тогда, когда они ругались. — А что потом? — Я отказался и сказал ему, чтобы он искал помощи у своих друзей. Это они ведь, в случае чего, пролетают с увеселительной попойкой. Он как обычно обиделся, и мы как всегда поссорились. Плюс, он так и не понял, почему меня не прельщает перспектива потом пойти в поход с «нашими» друзьями. — На слове «нашими» Локи скривился. — Ничего интересного. — Мне, представь себе, тоже уже надоело. — вздохнул Локи. Он вышел из ванной, давая проход Хеле, а сам направляясь в гостиную, чтобы вытащить из рюкзака печенье. Женщина поставила кружку на стиральную машинку и повернувшись к раковине, чтобы помыть руки и смыть макияж. Хела не могла помочь Локи с семьей, по одной простой причине: она с ней тоже не в самых лучших отношениях. Она ребенок даже не от первого брака, она «ошибка молодости», как говорила ее мать, когда ей она зачем-то резко понадобилась. Она редко слышала свое имя из уст матери, ей легче было просто крикнуть «дрянь!» и что-то подобное. Ее родительница считала, что она испортила ей жизнь. Ну а Хела не стала ее разубеждать. Одина она видела редко, точнее раза три или четыре за все двадцать девять лет ее жизни. Он появился, когда она закончила школу и ей нужно было поступать дальше, когда умерла ее мама, ну и когда Локи в первый раз ушел из дома. Мальчишке было четырнадцать и ему зачем-то понадобилось его свидетельство о рождении. Решив, что по таким пустякам он не будет тревожить родителей, он сам полез в ящик где хранились все важные документы, ну и перед тем, как он нашел заветную бумажку, Локи откопал другую, но не менее интересную, которая перевернула его мир с ног на голову. К слову, он с помощью этого же ящика с документами о том, что у него, оказывается, есть старшая сестра и узнал, любопытный мальчишка. Как он ее вообще нашел братец так и не сказал. Зараза. Хела очнулась от воспоминаний и, закрыв воду, направилась на кухню, где уже сидел Локи и догрызал овсяное печенье. Она села рядом с ним, смотря на кружку с чаем перед собой. Заботливый он у нее, однако. Она не ненавидела Одина. Она презирала его лишь за одну вещь — он сломал жизнь ребенку. На свою ей было уже плевать, а вот Локи зачем ему вообще сдался? Зачем Одину, имея своего родного сына, брать под опеку чужого ребенка, если все равно не собираешься уделять ему внимания? Хела, как и Локи, не знала ответ на это вопрос. Возможно, если бы Один не забрал его, то у него могла бы быть более счастливая жизнь. Ведь он мечтал лишь об одном — чтобы отец похвалил его за старания. Усердно учился лишь на отлично, участвовал везде, куда только мог, стремился побеждать всегда и у него это и правда получалось. Но заветное «я горжусь тобой, сын» было адресовано только Тору. А Локи оставалось только улыбаться брату, и сжимать кулаки. Как повернулась бы судьба, если бы Один все же признал старания приемыша и сказал ему заветное «молодец»? Один сын без особых усилий получал признание окружающих, а второй мечтал о признании, стремясь к нему всю жизнь. Как же это иронично, черт возьми. Пусть Хела и не любила мечтать на тему «если бы», потому как считала, что это лишь пустая трата времени, Локи ей было откровенно жаль. Прошлое не изменить, не переделать и не перекроить. Мальчишке всего шестнадцать, а всего его цели, стремления и мечты разбились о суровую реальность и жестокость Одина. Он хотел так мало, он хотел услышать три заветных слова, прикладывал к этому так много усилий, не понимая, что его отцу он безразличен. И сколько бы Хела не размышляла на эту тему она не понимала, почему так. Один, зачем? Зачем ты сломал этого гениального мальчика? Зачем испортил ему жизнь? И опять же, если бы у Локи была бы семья, которая любила его, каким бы он вырос? Хела была уверена, что он стал бы веселым, жизнерадостным гением, пусть и не с кучей друзей, но он был бы счастливым. А сейчас перед ней сидит меланхоличный проблемный подросток, с явными признаками нарциссизма и необъятной гордыней. И даже если бы Хела захотела стать для него семьей, она бы просто не смогла. Она и сама не совсем понимает, что значит семья и не сможет дать ее Локи. Да им и сейчас хорошо. Они два сломленных суровой реальностью ребенка, пусть Хела и не понимает, почему ее брат ершится из-за приемности. Многие дети на Земле и не мечтают о семье, им не на кого надеяться, им некуда бежать за помощью. Но даже ей видно, что Локи нужна помощь. Ему нужна любовь, ему нужен тот, кто будет его поддерживать. Его приемная мама (ее вроде звали Фригга) пыталась заполнить дыру в душе своей любовью, но этого было недостаточно. Хеле кажется, что если бы у Локи совсем не было бы отца, он бы сейчас не сидел и не ел печенье с таким отрешенным лицом. Но это, опять же, «если бы». Они разные и в тоже время похожи. И она надеется, что хотя бы у него сложится более веселая и счастливая жизнь, чем у нее. — Хела, о чем ты так серьезно задумалась? — спрашивает ее Локи, вставая из-за стола, чтобы помыть свою и чашку сестры, которая так и не притронулась к чаю. — Да вот думаю, навестит ли нас завтра Тор? — Хела краем глаза увидела как при упоминании брата, он сморщился, будто лимон проглотил. — Я надеюсь, что он забудет либо про меня, либо про то, что этот адрес существует. Они помолчали немного, а после Хела продолжила. — Локи? — Мм? — Если решишь отбросить коньки, пожалуйста уезжай в другой район. — С чего это? — Локи повернулся к ней с недоуменным лицом. — Просто я хочу, чтобы в моих воспоминаниях был ты, а не твои органы. — Я бы сказал, что это мило, но… Даже не знаю как на это реагировать. Смотря как Локи моет кружки, Хела вспомнила о посуде, что оставила в ванне, и хлопнув себя по лбу, отправилась за ней. Выйдя из кухни и сделав несколько шагов, ей в спину прилетело тихое «спасибо».