Немой звонок

Неожиданный звонок в домофон раздается в игоревой квартире около полуночи. Звонкая трель, назойливо повторяющаяся снова и снова, заставляет вздрогнуть и поморщиться. Игорь только-только вылез из ванны, где отмокал минут тридцать после тяжелого рабочего дня. Сегодня еще и погода испортилась, став по-осеннему мерзкой: с утра без остановки лил сильный дождь, а ветер с залива едва не сносил на открытых пространствах. И тут вот на тебе. Кто-то так и норовит до него доебаться и, видимо, отхватить пиздюлей. Странно и непонятно это все. Димка что ли не унимается? На мобильном вроде нет ни звонков, ни сообщений от него — значит, не он. Юля? Тоже навряд ли. Она если захочет достать Игоря, то в первую очередь тоже на телефон будет названивать. Тогда кто? Хулиганы с района что ли? Уж они-то знают, что к нему лучше не лезть — хватило парочки взбучек. Игорь натягивает первую попавшуюся под руку майку и растянутые треники и шлепает босыми ногами к разрывающемуся от трезвона домофону. Снимает трубку и зло рявкает: — Алло? Че надо? А в ответ ему тишина и тяжелое дыхание. Как будто позвонивший только что пробежал километровый кросс для зачета. Игорь сжимает челюсти и закатывает глаза. Да блять. Сам глубоко вдыхает и выдыхает, успокаиваясь. — Я слушаю. И тут он улавливает особо шумный вздох и... тихое постукивание? Как будто какой-то ритм, а как будто... Морзянка?! Игорь не верит своим ушам. Только два человека из его окружения в теории могут (или могли) общаться азбукой Морзе. И если первый, армейский товарищ, уже несколько лет как пропавший без вести в горячей точке, навряд ли когда-либо появится на пороге игоревой квартиры, то второй... Немой пацан по имени Андрей, которому Игорь, поддавшись какой-то своей внутренней чуйке, советовавшей помочь парню, оставил записку со своим мобильным и адресом. В возвращение старого друга Игорю верится с трудом, да и в неожиданный визит Андрея тоже. Однако ж... Когда так долго и так отчаянно названивают в домофон, считай, уже ночью и не произносят ни слова, варианта два: или Игоря так беспощадно разыгрывают, или действительно что-то стряслось. Он отгоняет лишние мысли и концентрируется на доносящемся из трубки постукивании. Оно несколько нескладное и замирает через каждые две-три буквы. Будто это не вышколенная армейская морзянка, а кое-как выученная любителем азбука из коротких и долгих ударов. Чтобы не сбиться и не пропустить ничего, Игорь нашаривает на тумбочке ручку, скидывает колпачок и начинает записывать символы на левой ладони. .--. --- ... -- --- - .-. .. Пауза. .-- Пауза. --- -.- -. --- Игорь перечитывает записанный шифр, складывая получившиеся буквы в слова, и озадаченно хмурится. «п-о-с-м-о-т-р-и-в-о-к-н-о» Это все же розыгрыш какой-то, да? Что за херня?! — Минутку, — Игорь оставляет трубку болтаться на проводе-пружинке и осторожно подходит к окну на кухне, смотря на площадку перед подъездом. Под проливным дождем он видит сгорбленную фигуру без зонта в одной… ночной сорочке?! Неужели... тот пацан сбежал из больницы? В груди как-то все неприятно сжимается в плохом предчувствии. Широкими шагами Игорь возвращается к домофону. — Андрей? Это ты?! — Шумный выдох по другую сторону провода звучит как «Да». — Я щас, жди. Игорь не думает, как так вышло и почему. Игорь сует босые ноги в шлепки, хватает с тумбочки ключи и пулей вылетает из квартиры, хлопая дверью. По лестнице спускается быстро, через ступеньку, зычно шаркая сланцами по исторической плитке. Входную дверь распахивает рывком, точно ураган, и натыкается взглядом на Андрея в больничном халате и тонких тапочках. Худого, съежившегося, промокшего под ливнем и продрогшего до самых костей. Он обнимает сам себя за плечи, губы посиневшие кусает и переминается с ноги на ногу. На Игоря смотрит с широко распахнутыми глазами, как затравленный котенок. Игорь качает головой и за локоть затаскивает пацана в парадную. Тот не сопротивляется, только за сильные руки и теплое тело цепляется. Его всего колотит — зуб на зуб не попадает, — и ноги заплетаются от слабости. Игорь закидывает руку Андрея себе на плечо, почти подхватывая худющего парня за пояс, и идет так на свой этаж. Это оказывается даже проще, чем он думал: Андрей буквально как пушинка, одно неловкое движение — и она навсегда сломается. Игорю страшно это осознавать. В груди начинает медленно тлеть злость на невидимых обидчиков. А еще его затапливает острое желание помочь и защитить. Но едва ли жилище Игоря приспособлено для этого. Он хоть и привык помогать другим, но предпочитал делать это не у себя дома. Дом — это его логово, логово одиночки, у которого гости не бывают дальше входной двери. Даже Юля с Димой были у него всего пару раз, и то — врывались в его квартиру со скандалом. Поэтому сейчас в собственную кухню Игорь входит почти неловко. Андрей медленно шаркает за ним, хлюпая носом. — Тебе надо согреться. Я наполню ванну и найду сухую одежду. Но еды у меня толком-то и нет, даже чая... — Игорь стыдливо отворачивается и ставит греться чайник. В голове тут же всплывает реплика любимой тети Лены, что у него мышь в холодильнике повесилась — и это все, что он может дать гостям. — Могу только кипяток и... сахар предложить, ты уж прости. Он все же разворачивается с сахарницей в одной руке и чашкой в другой к Андрею. Тот, бледной тенью подходит к Игорю и ледяными пальцами касается руки с чашкой, а потом кивает на закипающий чайник. Игорь вздрагивает от холода, веющего от Андрея, и понятливо кивает в ответ, чуть хмурясь. — Раздевайся. Можешь кинуть все на пол, — Игорь включает воду в ванной, заткнув слив пробкой, и уходит в другой конец просторной, но обшарпанной гостинной. Он копается в шкафу, выуживая сперва большое махровое полотенце, а потом и свежую футболку на пару с еще одними спортивными штанами и теплыми носками. Игорь иногда поглядывает на тонкого, как тростиночка, Андрея, который затравленно озирается по сторонам и жмется ближе к ванне, заполняющейся теплом. Ему столько всего хочется спросить, узнать у этого измученного парня... Еще в первую их случайную встречу в больничной палате, куда майор Гром зашел, чтобы задать пару вопросов свидетелю, он понял, даже почувствовал, что этому юноше с шрамом на всю шею и большими глазами нужна помощь. О, его поблекшие глаза, почти безжизненные — Игорь сразу это приметил, — говорили больше, чем какие-либо слова. И, как потом узнал Игорь, ему теперь только и оставалось выражать свои мысли жестами и взглядами: голос он потерял из-за несчастного случая. По крайней мере, так ему сказала медсестра, которую он потом аккуратно остановил за локоть в коридоре, и добавила, что родственников, которые могли бы ухаживать за ним, у бедняжки-то и нет. Игорь оставил ему записку на тумбочке, когда уходил. Не понимал тогда зачем и почему так делает, просто чувствовал, что надо. Они виделись потом еще раз. Парень поймал его за рукав в коридоре, буквально всучил сложенную в два раза бумажку и спешно захромал обратно в свою палату. На том листочке было выведено красивым почерком «Спасибо», а внизу значилось «Андрей Г». И вот теперь, спустя месяц или чуть больше, Андрей, ежась и мелко подрагивая, сидит в мокром больничном халате на краю большой чугунной ванны и неотрывно следит за Игорем. Как Игорь ищет ему одежду на смену, как наливает кипяток в чашку, как придвигает табурет к наполненной ванне, как ставит эту самую чашку на него и как рядом оставляет полотенце и футболку с трениками. Как о нем заботятся. — Андрей, — Игорь мягко трогает его за плечо, заставляя вынырнуть из транса. — Ванна готова. Тебе нужно погреться. Сними, пожалуйста, мокрую одежду. Андрей смотрит на него большими испуганными глазами снизу вверх, но послушно позволяет поднять себя на ноги и начать раздевать. Игорь чувствует, что парень в его руках сейчас как кукла-марионетка: куда и как он потянет за ниточки, так тот и будет двигаться. От этого осознания еще сильнее начинает щемить в груди — что же такое произошло с Андреем? Что его так сломало и подавило, оставив силы только на один — последний — сигнал «SOS», который он и адресовал Грому? Потому что сбежать из больницы буквально в никуда, поставив на карту все и надеясь, что план выгорит? Это ж насколько надо быть в отчаянии, чтобы решиться на такое? И страшно представить, что стало бы с парнем, если бы Игоря, к примеру, не было дома, или он не подошел бы к домофону, продолжая игнорировать надоедливый звонок. Игорь хмурится своим мыслям, бросая на пол сырую одежду. Обнаженный Андрей кажется еще более худым и хрупким, а кожа его настолько бледная, что похожа скорее на мрамор — холодный и неживой. У Игоря самого по спине пробегает холодок и волосы на загривке встают дыбом. Он, придерживая Андрея за левый локоть, помогает ему забраться в ванну и опуститься в воду. Тот обхватывает себя руками и подтягивает длинные ноги к груди, пряча лицо в сгибе локтя. По нервно подрагивающим плечам и спине Игорь понимает, что парень плачет. Игорь опускается на пол подле ванны и берет в руки кружку с табурета, дуя на кипяток. Он едва ли понимает, что говорить и делать в подобных ситуациях, и просто действует по наитию, которое, к слову, его никогда не подводило. И сейчас оно подсказывает, что, во-первых, горячее Андрею, скорее всего, нельзя, и, во-вторых, лучше все же добавить чуть-чуть сахара. Игорь, не выпуская чашку из рук, ловко поднимается на ноги и идет на кухню за чуть ли не единственным продуктом в его квартире. Вот же стыдоба: обещал помощь, а в итоге даже простой чай не может гостю предложить... Чайная ложка сахара исчезает в горячей воде и постепенно растворяется под мерное помешивание и звяканье о керамический бортик. Этот звук заставляет Андрея поднять голову и вытереть раскрасневшиеся глаза. Игорь замечает, как мертвенно-бледная кожа начинает розоветь — и на душе становится капельку легче. Он одними губами пробует насколько остыла вода в чашке и, убедившись, что достаточно, протягивает ее Андрею. Тот вполне живо принимает чашку и осторожно пьет маленькими глотками сладкую воду, блаженно прикрыв глаза. Значит, интуиция не подвела — горячее парню действительно нельзя. Андрей выпивает половину, ставит чашку на табуретку рядом и снова обхватывает себя руками, будто закрываясь от всего мира. Игорь догадывается, что парень стыдится его, и отходит к шкафу. Что делать дальше — не понятно. Он пытается вспомнить, что ему самому помогало в особо сложные моменты жизни, когда одновременно хотелось и уйти куда глаза глядят, и прибиться к кому-нибудь под теплое крылышко. И перед глазами всплывает картинка с накрытым столом у Прокопенко, где так вкусно и маняще остывают пельмени, сделанные заботливыми руками тети Лены, рядом с ними стоит большая банка сметаны, а в угловом кресле с газетой в руках сидит Федор Иваныч. В груди разливается привычное тепло, рот мгновенно наполняется слюной, а живот предвкушающе урчит. Вот и нашлось решение. Магазинные пельмени конечно не такие вкусные, как у тети Лены, но хоть что-то. А, судя по внешнему виду Андрея, едой его в больнице в принципе не баловали, предпочитая пичкать лекарствами, так что действительно стоит сперва нормально накормить парня. Игорь роется на полках со сваленной в единый ком одеждой в поисках одинаковых носков и в итоге останавливается на двух вроде как похожих, но все-таки разных. Мысленно делает себе заметку, что надо обязательно заняться этим позже, а пока что есть дела поважнее. — Андрей? — Игорь садится на диван, натягивая носки, и вопросительно смотрит на разморенного теплом парня. — Я выйду в магаз за едой. Ты справишься сам? Все сухое на табурете рядом с тобой. Андрей опирается руками о бортик, еще раз смотрит на оставленную для него стопку белья и утвердительно кивает, чуть улыбаясь уголками губ. На его щеках разливается румянец, а в глазах появляется блеск. Игорь видит, как в холодный мрамор андреева тела постепенно возвращается жизнь — и это не может не радовать. Он сделает для него все, что в его силах, потому что… просто не может отказать, не может бросить в беде того, кто без оглядки шагает в пропасть неопределенности, даже не рассчитывая, что его поймают внизу. Игорь готов быть тем, кто всегда ловит и смягчает падение.