• Гроза •

       — Налечь на весла! — кричит Ченлэ. — Лукас, труби в рог! Направляем все силы к порту! Внутри ворочается беспокойство. Сводит живот страхом. И вместе с тем в крови зарождается нечто бурлящее. Нетерпимое. Сойти на берег хочется как можно скорее. — Вражеские лучники на изготовке! — Ченлэ уходит с носа и проходится по всему драккару, вскидывает руки вверх. — Поднять щиты! Вторя ему, раздаются десятки других голосов: — Стена щитов! — Стена щитов! — Стена щитов!.. Собственный щит в руке дрожит. Круг к кругу, плечо к плечу. Обзор перекрывается: лишь яркое серое небо над головой, тяжёлое и низкое, виднеется над ними. А затем по небу летят птицы-стрелы. «Ваше оперение белее снега, как и ваши кони, не знающие устали и пощады. Вы одеваетесь в белые одежды, но им не скрыть ваших чёрных душ». Щит встречается с стрелой. Удар отдаётся в плече, но крепкие ноги держат на месте. Кто-то позади вскрикивает от боли. Его место тут же занимает новый человек. — Держим! — кричит Ченлэ, сдерживая натиск стрел на самом носу драккара. — Держать щиты! Мы должны подплыть как можно ближе! Стрелы гарпунами ныряют в море, врезаются в борт «Змея», в человеческую плоть. Внезапно острый наконечник оказывается прямо перед самым носом — щит не выдерживает силы и раскалывается. Но стрела не достигает цели, застряв в крепкой древесине. Будь щит тоньше, всё бы здесь и закончилось. Нужно отдать должное этому йотуну Лукасу и его мастерству. — Лучники, приготовьтесь! Щиты исчезают. Враг истратил большинство стрел и достал копья. Ближний бой неизбежен. Через несколько мгновений можно будет спрыгнуть с драккара прямо на берег. Море омоет их икры, обожжёт холодом кожу. Придаст силы. Щит отброшен в сторону. Тетива натягивается привычным движением. Цель выбрана. Верный угол подобран. — Стреляй! Стрела взмывает ввысь с ласкающим слух свистом, а затем, так и не достигнув неба, устремляется прямо к земле. Спина вражеского лучника, отступающего к дальней позиции, пронзается насквозь. — Приготовились! — командует Ченлэ. — Стреляй! Пальцы ловко подхватывают новую стрелу и отправляют в полёт. И снова. И снова. — Не дайте им высадиться на берег! — раздаётся вопль одного из вражеских командиров, но Гарпии уже спрыгивают с драккаров прямо в море. Первая дюжина не успевает сделать и шагу — их тут же встречают брошенные врагами копья. Вскоре волны накроют берег и унесут с собой своих навеки уснувших детей, убаюкивая и обещая вечный пир под сводами Вальхаллы. Гарпии слышат шёпот волн. И продолжают сходить на берег. Видя это, враги покрепче хватаются за оружие и уже не спешат с ним расставаться. — Вперёд! Убейте их прямо здесь! Никто из этого отребья не должен достичь крепости! Или я вас лично отправлю к предкам!.. — Братья и сёстры! — разносится над драккарами бас Лукаса. — Деритесь до последней капли крови! Вернём наших товарищей и восстановим справедливость! — За Принца! За Джено! — За Джемина! — За свободу! — Исполним свой долг! «Исполним. И рассчитаемся». — Да пребудут с нами боги! — грохочет Лукас, когда днище драккара врезается в берег. А затем с грудным рёвом прыгает за борт. Он приземляется на ноги и тут же кувыркается боком, нанося удар ближайшему противнику. За ним, словно лавина, течёт отряд вооружённых Гарпий. Толпа кричит, гудит, сметает всё на своём пути. Лица Гарпий разукрашены чёрным углём, бледно-голубые одежды покрываются багряным узором. Огненные волосы Ченлэ — словно маяк, указывающий на самую гущу битвы. Рыжие пряди разлетаются в стороны, когда он кружится вокруг себя, уходя от удара меча. Лукас возвышается над сражением на целую голову, в которую спустя мгновение уже летит стрела. Он ловит её левым предплечьем. Морщится, ломая древко напополам, а затем с ещё большим рвением начинает размахивать своими топорами. Уголь на его лице исчезает под алой маской крови. Небольшому отряду Гарпий было приказано оставаться на драккарах, прикрывать тыл. В том числе и Тэну. Вот только жрец хватается за свой небольшой кинжал, отбирает у юного кормчего топор, которым тот едва ли рискнёт воспользоваться, а затем с разбега спрыгивает на берег. «Что ж, раз даже вышестоящие не соблюдают приказы, то почему другие должны оставаться в стороне?» Прыжок выходит не столь удачным — боль отдаётся в стопах и коленях, подошва скользит по мокрой гальке, равновесие теряется. К счастью, никто не замечает этот мимолётный позор. Ведь враг не прощает невнимательности. Собственный топор висит на поясе, за спиной — полный колчан, в руках — лук и стрела. Один из Гарпий лежит на берегу, двумя руками схватившись в направленное на него копьё. Губа разбита, зубы сжаты, вены на висках вздулись от усилий. Вражеский копьеносец давит всем телом на древко, уворачиваясь от удара ногой. Вдох. Стрела ложится на тетиву. Выдох. Стрела пронзает плоть незащищенной шеи. Разворот. Новая цель. Вдох. Стрела ложится на тетиву. Выдох. Стражник, поднявший меч над женщиной падает, хватаясь за бедро. Тэн обрывает чужую жизнь ударом топора. Короткая пробежка, разворот. Задняя часть колена. Разворот. Бегущий навстречу стражник. Грудная клетка. Разворот. Плечо. Живот. Икра. Разворот. Шея. Глаз. Бой плавно переходит в городскую черту. Прибрежная зона почти зачищена, не считая раненых. Стенающих, вопящих. Вот теперь настал момент достать топор. Большинство стрел надломились при ударе, но та, что угодила вражескому солдату в глаз — уцелела. Противно, конечно, но не пропадать же добру? — Они отступают! — кричит кто-то из Гарпий. — Отступают! И правда. Командир, грозивший самолично уничтожить тех, кто даст дёру, с ужасом отбивается от Лукаса, с ног до головы укрывшегося кровью. Даже при том, что часть крови точно его, Лукас продолжает напирать, нанося удары, как кузнец в своей мастерской: левой-правой, левой-правой. Музыка битвы опьяняет. Привкус победы вдыхает в Гарпий веру в свои силы. Городские жители бегут с улиц, прячутся в своих домах, пугливо посматривают из окон. Противный детский плач раздаётся со всех углов. Окровавленная стрела, предварительно очищенная о штанину, ложится на тетиву. За командиром бегут только его ближайшие солдаты. Гарпии заняты другими стражниками, зажатыми в кольцо. Шанс попасть в своих практически близок к нулю. Руки дрожат от напряга. Тетива натянута до предела. Стрела взмывает в воздух. Пара багряных капель попадают на лицо. Но это не так важно. Куда важнее то, что вражеский командир спотыкается, когда в его левое плечо врезается острый наконечник. — Если они доберутся до крепости, мы не сможем их достать… Отряд Джено окажется в опасности, — Ченлэ указывает мечом в направлении отступающих. — Бегите за ними, а я разберусь здесь, — хрипит Лукас, шумно дыша. — Тогда отряд «Дракона» оставляю с тобой, — Ченлэ не спорит, не торгуется, а сразу даёт отмашку. Его пронзительный свист разносится над всем портом. Команда «Змея» поднимает многочисленные головы, как морское чудовище, и движется к своему предводителю, отражая удары. — И этого тоже не забудь взять, — твердит Лукас, кивая в сторону Тэна. — Эй, я сам за себя решу! — возмущается жрец, вынимая топор из груди стражника. — Нет, дорогуша. Ты должен был оставаться на «Змее», а не драться со мной бок о бок. Вот теперь и иди с ними, раз ты часть команды. — Я сам по себе! — Тэн, сверкая своими глазищами, подлетает разъяренной фурией к Лукасу, тыча его пальцем в грудь. — И если я решил, что буду драться рядом с тобой, значит так и будет! Улыбка на губах Лукаса, как мираж, появляется и тут же исчезает. Огромная ладонь накрывает тонкую кисть жреца, дергая его на себя. Уста альфы встречаются с устами Тэна, брови сходятся на переносице, на лбу пролегает глубокая морщина. Глаза Лукаса крепко зажмурены, словно он упивается этим поцелуем, как волшебным исцеляющим эликсиром. Тэн даже не думает дёргаться. Лишь отвечает с неменьшей пылкостью и страстью. Поцелуй длится, как глубокий вздох, не дольше. Лукас отстраняется и куда ласковее молвит сбитому с толку жрецу: — Я не могу отдаться бою полностью, когда ты рядом. Мои глаза ищут тебя всё время. Мои мысли заняты тобой и твоей безопасностью. Мои раны кровоточат из-за тебя. Ступай с Ченлэ. А когда мы встретимся, клянусь, я больше не выпущу тебя из своих рук. Впервые на его памяти Тэн выглядит виновато и смущённо. И от этой картины становится немного не по себе. Божественный жрец вдруг делается… осязаемым. Живым. Земным, из плоти и крови. Как самая обычная омега. — Найди Джемина и убедись, что вы в безопасности, — говорит Лукас на прощание, поворачиваясь к ним спиной и вновь хватаясь за свои топоры. И, когда Тэн (не без заминки) убегает догонять Ченлэ и его отряд, неожиданно бросает взгляд назад. — Пригляди за ними, — говорит серьёзно. А затем игриво подмигивает, приподнимая уголок губ. — Я надеюсь на тебя. «Нашёл время, балбес». Лукас не дожидается ответа — расставляет свои длинные могучие руки в стороны, набирает побольше воздуха и воинственно кричит. Спустя мгновение он вновь оказывается в гуще битвы.                     

⊶⊷⊶♚⊷⊶⊷

                     Добраться до крепости та ещё задачка: высокий уклон, ухабистый рельеф и бездорожье не каждому придутся по вкусу, но Гарпии проделывали и не такое, каждый раз возвращаясь на остров, гружёные добычей. Теперь их руки заняты лишь оружием, за спиной — крылья победы, а впереди цель, до которой подать рукой. Изнурённые стражники даже не догадываются, как близко к ним подобралась смерть. Отряд Ченлэ дышит им буквально в затылок. Хвала длинным ногам, догонять Тэна долго не приходится. Жрец бросает на него быстрый, но внимательный взгляд. Чужая кожа выглядит ещё более бледной, почти прозрачной, особенно в сравнении с тёмно-красными мазками крови на его щеке и подбородке. Но глаза Тэна — обычно холодные, безжизненные — пылают ярче Полярной звезды. Это кажется почти смешным. Как мало надо для счастья даже таким могущественным существам. Вражеский отряд быстро достигает ворот, но не успевает их закрыть — топор Ченлэ врезается прямо в загривок последнему из бегущих солдат. Его тело валится на землю, не позволяя створкам сомкнуться. Гарпии влетают в эту щель, как грозный порывистый ветер в приоткрытое окно, отворяя его нараспашку. Остальные стражники бегут, не оборачиваясь, призывая на помощь тех, кто, по всей видимости, остался в стенах крепости. И это напрягает. Ведь Гарпии надеялись, что выманили всех к порту. Теперь ступать приходится осторожнее, а смотреть — внимательнее. Но никто не выбегает из-за угла. Стражники и их командир останавливаются. Пятятся. Кто-то из солдат вскрикивает. Его слов нельзя разобрать, но что-то в них говорится о «чудовищах» и «Рагнарёке». За спинами собравшейся толпы не видно, что их так напугало, но догадаться нетрудно. — О, боги, неужели сам Фенрир… От страха и трепета в чужом голосе хочется рассмеяться. Удивительно, что никто больше не разделяет этого же желания. Отряд Ченлэ обходит стражников полукругом, но не спешит нападать. Все напряжены и осторожны. Никто не двигается. Только Тэн пробирается между Гарпий, оказываясь в первом ряду. И всё же это не лучшее место для наблюдений. Сбоку всё видно куда лучше: брешь с правой стороны в защите врага; оскалившегося волка с вздыбленной шерстью; Джемина — потрёпанного, но живого. Он сидит на земле сбоку от зверя, держится двумя руками за его шею. Губы его в постоянном движении, но звук не достигает ушей посторонних. Позади, вооружившись, стоит Хага и двое высоких тощих дворян. Один из них делает шаг вперёд: — Кормак мёртв. Сопротивление бесполезно, Глум. Вражеский командир, что держался за левое плечо, тут же выпрямляется. Меч более не служит ему тростью, а вновь оказывается в руке, готовый к отражению атаки. — Это угроза? — усмехается он. — Ты смеешь просить меня сдаться? — Я не прошу, — раздаётся в ответ. — Я требую. Именем короля Енехога, приказываю вам сложить оружие! Громкий раскатистый смех разносится над двором, словно карканье в лесной тиши. Глум обхватывает себя за живот, сгибаясь пополам от истеричного хохота. — Короля? Какого короля? Вы только что погубили единственного человека, который бы смог сделать наше королевство поистине великим! Его тело ещё не успело остыть, а ты уже возомнил себя новым королём Енехога?! — Вовсе нет, — спокойно молвит мужчина. — Я верну Триос в руки законного наследника. Этими землями будет править сын Морского волка. Дворянин переводит взгляд на зверя. Тот рычит громче, впивается когтями в землю, скалясь до дёсен, и вслед за ним начинает крепчать голос Джемина: — Не нужно, прошу тебя, Джено, не нужно больше, умоляю, пожалуйста, Джено… Его голос, как чистая мелодия свирели. Его белоснежные локоны почернели от сажи и обгорели. Одежды порвались. Тонкие руки ослабли, мягкие черты лица заострились. Но даже будучи в таком состоянии, он выглядит неземным. И всё ещё подле этого баловня судьбы. Бог-покровитель наградил придурка-принца поистине великим даром. Сильнейшим оружием, какое только может быть. Ведь сколько бы этот идиот ни ранил Джемина, тот всё равно непременно возвращается к нему, как Мьёльнир к своему хозяину. Сквозь все преграды, невзирая на препятствия. Прекрасный. Подобный молнии. Несокрушимый. Смех обрывается так же резко, как и начался. На дворе вновь повисает оглушительная тишина. Глум делает шаг назад. Подальше от зверя, с которого он не сводит глаз. На губах дворянина расцветает улыбка превосходства. — Морской волк ушёл, — выразительно изрекает он, горделиво подняв подбородок, — но пришёл его волчонок… Бездействие и безмолвие наполняют стены крепости. Меч Глума дрожит вместе с его телом. Волк низко рычит, расставляет лапы шире, принимая защитную стойку. А затем одним коротким движением в руке Глума оказывается кинжал. В следующее мгновение он летит и врезается в землю возле волчьей лапы. Слишком близко к Джемину. Это становится началом конца. Волк кидается на Глума, брызжа слюной, вгрызаясь в правую руку и валя его навзничь. Гарпии в едином порыве сокращают расстояние до дюжины вражеских солдат. Лязг оружия и крики вновь сотрясают холодный воздух. Пальцы находят в колчане последнюю стрелу. Ту самую, которую он подобрал, добивая врагов у порта. В хаотичном танце сражения трудно отделить своих от чужих. Шанс только один и бить нужно точно. Хорошо, что волк гораздо ниже, чем люди. И он слишком занят, терзая тело неудачника Глума. Что ж. Враг не прощает невнимательности. На мгновение сердце замирает, капкан сомнений ловит упрямую мысль: «Стоит ли?» Но это его последний шанс. Глум предоставил идеальную возможность. Он так долго ждал этого момента, что почти забыл, ради чего так жаждет мести. Глаза закрываются. Глубокий вдох. Звук рога. Праздничное шествие. Восторженные крики людей. Выдох. Испуганное ржание вставшей на дыбы лошади. Плачущий мальчик в роскошных одеждах. Крепкая хватка гвардейца на шее. Боль и страх. Он открывает глаза. Перед ним — наполненный ужасом взор Джемина. Изнуренное тело омеги бросается на защиту волка куда раньше, чем к нему приходит понимание происходящего. Душу охватывает ледяная паника. Потому что стрела уже срывается с тетивы и летит прямо в цель. И Джемин — прекрасный, добрый Джемин — остаётся стоять на месте, подставляя вместо волчьего бока свою грудь. Горло царапает крик. Однако вместо этого совсем рядом раздаётся вопль Тэна: — Джисон! Нет! Ох, если бы это было в его власти: остановить стрелу, или оттолкнуть Джемина, или воззвать к ветру, чтобы тот помешал случиться непоправимому. Вот только всё, что он может делать, это смотреть, как стрела рассекает весенний воздух. Как она изгибается, летя к цели. Как металлический наконечник окропляется кровью, пронзая светлую кожу, и глубоко входит в чужую грудь.