Недели летели, летели
Я этого долго хотела
Остаться с тобой
Хоть до понедельника
Но я на пределе (еду к тебе)
Что будем делать?
Я уже знаю
Нас двоих раздавив
Рассмотри меня
И не потеряй…
Этой ночью чье-то сердце от любви горит Все внутри Но мне это ни о чем не говорит (на счет три) Забываем нас двоих Где же слезы мои? Где-то сердце горит…
В номер к Наруто я пришел примерно через полчаса после того, как мы распрощались в резиденции. Дома спокойно, Шинки на момент моего прихода уже спал, так что я почти сразу отправился в гостиницу. Узумаки встречает меня с широкой теплой улыбкой, на которую способен только он. Но почему-то меня все равно настораживает его лицо, будто он нарочито скрывает свои настоящие эмоции. Я решаю пока отпустить эту деталь, но держать ее недалеко от себя. Надо заказать в номер алкоголь и еду. Вскоре милейшая девушка приносит нам несколько токкури с разными видами сакэ и различную еду: две плошки риса, свинина, тонко нарезанный дайкон и морковь, и фруктовая тарелка. Я люблю распивать алкоголь исключительно с закуской. Вообще особо не напиваюсь, скорее всего из-за того, что когда-то был джинчурики. Я это понял потому, что Наруто тоже напивается медленно. — С чего предпочитаешь начать? — спрашиваю я, указывая кончиками пальцев на четыре разноцветных токкури. — Давай с самой легкой, — отвечает Узумаки, присаживаясь на колени перед низким столиком. Я повторяю его движение и беру кувшинчик голубого цвета. Полностью одобряю его выбор. — Это токутэй мэйсёсю, — поясняю я, разливая по сакадзуки нагретый алкоголь. Такой вид сакэ считается самым легким, в нем всего двадцать пять процентов алкоголя. Отличный вариант для начала вечера. — Ты сегодня очень интересовался идеей развития психологических центров, Гаара, — отмечает Наруто, взяв в пальцы керамическую чашечку. Я киваю ему, также взяв в пальцы сакадзуки. — Тебе это правда искренне интересует? — от такого вопроса я даже чуть опешил. — Конечно, — нахмурив брови, отвечаю я. — Я действительно волнуюсь за детей, которые потеряли близких на войне. Это же очень большая травма. — Я рад, что ты и правда волнуешься. Давай выпьем! — он протягивает мне свою чашку, мы чокаемся и выпиваем сакэ. Теплый алкоголь начинает ощутимо греть грудную клетку, и я невольно расслабляюсь. Я взял на палочки дайкон и закусил им. — Знаешь, меня иногда так радует моя должность Хокаге, — я смотрю на его лицо и вижу грустную улыбку. — Я не могу поесть в Ичираку как раньше, конечно, но когда я себе это позволяю, вокруг меня собираются дети, и что-то рассказывают. Я чувствую себя Сэгацу-саном, даттебайо! — он нервно смеется и выпивает следующую стопку, даже не чокнувшись со мной. Я чувствую исходящее от него напряжение и кусаю себя за внутреннюю сторону щеки. Мне очень интересно, раскрепоститься ли Наруто на столько, чтобы рассказать, что его на самом деле гложет? — Знаешь, я вижу их радостные лица, и сразу вспоминаю себя ребенком. Тогда мне никто не мог и не хотел помочь справиться с одиночеством, и почему-то теперь я чувствую перед ними ответственность. Но мне это даже нравится, я люблю детей, даттебайо, — он улыбается, берет свинину и пробует её. Я, как в замедленной съемке, наблюдаю за тем, как небольшой кусочек мяса отправляется в его рот. — М-м, вкусная! — Я знал, что тебе понравится, — усмехаюсь я, и наливаю еще одну порцию сакэ, и первый графин заканчивается. — Выпьем за детей? — Давай! — мы чокаемся и выпиваем.Я все еще помню твой яд Не останавливаясь они говорят Моя, это моя, это твоя вина, да…
— …Мне сложно дается тема войны, даттебайо, — Наруто, уже достаточно охмелевший, опускает локоть на стол и кладет на него покрасневшую щеку. В его глазах, смотрящих в сторону, я вижу болезненность, смешанную с цветом индиго. Я отчего-то чувствую тревогу, оседающую сажей на моих легких. Становится труднее дышать. — Знаешь, Гаара, я потерял детство там, и близких. Я до сих пор вспоминаю Неджи, иногда прихожу к нему на могилу. И Джирайю-сенсея, он был одним из самых близких мне людей. Он был замечательным человеком, — я разливаю порцию гиндзе, и мы выпиваем, не стукнувшись чашками. Я никого из родных не потерял на войне, поэтому эта тема для меня не столь болезненна. Но она все равно неприятна, ведь я пережил столько животного страха и ужаса, сколько вообще возможно пережить в течение трех дней. Узумаки тихо выпивает, чуть поморщившись, но не закусывает. Вдруг он поднимает голову и направляет взгляд прямо в мои глаза. — Я так счастлив, что ты жив. Тревога резкой теплой волной проходит по телу, смешиваясь с мурашками. Я сжимаю в руках сакадзуки и вижу в его помутневших глазах столько сильных эмоций, что это выбивает землю из-под моих коленей. Опускаю взгляд, стараясь привести голову в порядок. Ладони вмиг вспотели, а губы расплылись в улыбке. Я счастлив это слышать. — Я тоже, Наруто… — …Боруто уже подрос, и Химавари такая милая малышка. Точь-в-точь как мать, — тарелки с едой пусты, и мы допиваем последнюю токкури. Мне уже становится труднее держать взгляд на лице собеседника, поэтому скольжу взглядом по его комнате, рассматривая разбросанную, видимо, впопыхах, одежду, лежащую на кровати, затем возвращаю взгляд на стол и поднимаю его на пальцы Наруто. На безымянном покоилось аккуратное золотое кольцо. Я чувствую, как вышеупомянутая сажа начала опускаться с легких в живот. Я смаргиваю это ощущение и вновь перевожу взгляд на Узумаки. Тот сидит, выпрямив ноги вперед, а одной рукой придерживая свою тушку за спиной. — Знаешь… — начал Наруто, отчего-то посерьезнев. Он изменил свое положение тела, сел на обе ноги и направил свой стеклянный взгляд куда-то за меня. — Я люблю Хинату, — тревога, сконцентрированная где-то в желудке, растеклась по всему торсу. Мне так неприятно это слышать. Я отворачиваю взгляд на кувшинчик с остатками рисовой водки, выливаю её в чашку и залпом допиваю. Алкоголь же только разогрел мою тревогу, отчего в груди так знакомо заныла душа. — Но не так, как порядочные мужья любят своих жен, — я резко поднимаю голову, что она у меня вскружилась, и смотрю в лицо Узумаки. Вот, что его гложет. Теперь понятно. Боль в груди начала утихать. Я встаю из-за стола и пересаживаюсь ближе к Наруто, так, чтобы наши плечи соприкасались. Он переводит на меня свой мутный взгляд и поджимает губы. — Почему у тебя нет никого, даттебайо? В груди все сжалось от этого вопроса. Сказать честно — разрушить дружбу. А говорить глупости я не люблю. — Тебе честно сказать? Или так, чтобы удовлетворить твой интерес? — от этих слов Наруто смешно морщит лоб и опускает взгляд на мои руки. Я и не заметил, как сжал их в замок. — Хм-м… Давай второе, — говорит Узумаки, вернув свой взгляд на мое лицо. Я не ожидал от него такого ответа. — Мне не нравятся женщины, — не выждав и секунды, просто отвечаю я, прямо смотря ему в глаза. Мне никогда не было стыдно в этом признаться, да и это не было какой-то тайной. Не перед Наруто точно. Он долго-долго вглядывается в мои глаза, будто ища в них какой-то ответ. И вдруг в один момент, совсем мимолетно, накрывает мои губы своими. Нашёл, видимо. Сажа, покрывавшая все мои внутренние органы, а миг превратилась в маленьких пепельных мотыльков, волнующе щекоча и концентрируясь в центре живота. Я не закрываю глаз, смотрю в раскрытые прекрасные голубые глаза, и не смею пошевелиться. Наруто отпрянул и вдруг сжал пальцами мой подбородок. Проходит буквально пять секунд молчания между нами и он вновь целует меня, только это теперь не похоже на тот целомудренный поцелуй, что был ранее. Узумаки накрывает ладонями моё лицо и я расслабляюсь.Я не люблю тебя Все очень просто Хочешь остаться здесь Мне нужен воздух (Не люблю тебя) Запомни меня, запомни меня, запомни меня…
Обжигающе горячие ладони скользят по моему торсу, сбивая дыхание. Я безудержно целую лицо Наруто, выдыхая ему в губы срывающиеся хриплые стоны. Я и не заметил, как лег на прохладный пол спиной, а Узумаки навис надо мной, властно исследуя моё худое тело. Страсть, вмиг захлестнувшая нас, двигает нашими телами, как марионетками. Я расстегиваю его оранжевую кофту и снимаю, откинув куда-то в сторону. Господи, у него всегда было прекрасное тело. Я с удовольствием скольжу по его рукам, предплечьям, груди, целую все, что попадается под мои губы. Наруто запускает руку в мои волосы и взъерошивает их. — Тебе так больше идет, — хриплым голосом поясняет он и целует в лоб. Многим не нравится моя прилизанная чёлка, я это знаю. Обхватив руками его шею, притягиваю к себе и самозабвенно целую. Мне слабо верится, что это все правда. Он раздраженно расстёгивает мои брюки и спускает их вниз. Я прикрываю глаза, ощущая смущение, огнем захватывающее мои щеки, уши и грудь. Наруто спускается поцелуями на шею, ладонью опускаясь все ниже и ниже. В следующий миг я чувствую вспышку наслаждения и не удерживаю в себе низкий стон. Все, что происходило дальше, я с трудом могу описать. У меня не было времени на анализ происходящего, да и, честно говоря, не особо хотелось. Момент, на котором я очнулся, это раскрасневшееся лицо Узумаки, кусающего свою губу, мычащего от удовольствия, в то время как я был между его ног. В следующий миг я приподнимаюсь и начинаю искать свою одежду. Я чувствую, как меня начинает отрезвлять реальность и ощущаю, что всё, что я хочу — это сбежать. Идиот, идиот, какой же я идиот! Я не могу смотреть ему в глаза. Не смогу. Это стыд, в перемешку с горькой и пессимистичной реальностью. Ничего больше никогда не будет. И прекрасные мотыльки, жившие в моем животе, горят и превращаются в пепел. Больно и пусто. В то время, когда я уже надевал брюки, меня вдруг окликает Наруто. Я не сразу обращаю на это внимание, ведь был занят поисками камзола, да и откровенно неловко на него смотреть. — Гаара, — слышу я за спиной, и это вызывает дрожь в руках. — Да? — шепчу я, понимая, что не могу проигнорировать его во второй раз. В следующий миг Наруто хватает меня за плечо и разворачивает к себе. Он пытается приподнять мое лицо пальцами, но я насильно опускаю голову, стараясь скрыть взгляд. Ни слез, ни ярости. Пустота. — Не смей себя винить, — произносит он, и обеими ладонями поднимает моё лицо. Он устремляет свой серьезный, абсолютно трезвый взгляд в мои глаза, и глубоко выдыхает. — Пожалуйста, не вини себя, даттейбайо. Запомни, — мы соприкасаемся лбами, не разрывая зрительного контакта. — Запомни меня, — я чувствую, как сердце участило свой ритм. Спустя пару секунд, он добавляет шепотом: — Таким. Облегчение прохладной волной обдает моё тело. Пустота, некоторое время назад образовавшаяся внутри, начала заполняться теплом. Да, понимание, что мы никогда не будем вместе, удручает. Но оно было и раньше. И мне становится проще от осознания, что я не потеряю своего самого близкого друга. Я прикрываю глаза, обнимаю его и про себя думаю, что сдержу данное ему обещание.