— Простите, вы мистер Голд? — Да, но я боюсь, что магазин закрыт…
Она часто приходила ко мне и, небрежно облокачиваясь о дверной косяк железной двери или попросту стоя за дверью, с ироничной ухмылкой рассказывала сказки. Странные, горькие сказки, не похожие на те, что приходилось когда-либо знать, что когда-то нам рассказывали в детстве. В ее сказках у героев никогда не бывало счастливого конца, всегда новая история заканчивалась трагедией. Я была единственным ее слушателем в этой глухой потайной камере в самом подвале больницы, а она — моим единственным посетителем за все это время, не считая строгой медсестры, на лице которой не читалось ничего, кроме презрения, и немого уборщика, всегда сосредоточенно дежурившего у дверей моей палаты, комнаты — называйте, как хотите. О той женщине я не знала ничего, даже ее имени; были только наши короткие беседы, сказки и злые глаза, в которых волнами порой плескались отчаяние и тоска. Мне порой казалось, что это всего лишь моя галлюцинация, что ее на самом деле не существует, что разум играет со мной злую беспощадную шутку. Брюнетка приходила и уходила, а я оставалась то ли пленницей, то ли душевнобольной в этих стенах с мягкой обивкой, где была лишь кровать да окно под самым потолком, из-за которого я порой видела тусклый синеватый лунный свет. Мне хотелось однажды выйти к этому свету, вдохнуть тот воздух, пропахший недавним дождем и запахом крепкого кофе, но, увы, я могла только слушать сказки. Женщина часто рассказывала о молодой и наивной девушке и ее суженом, когда те хотели сбежать из дома и жить долго и счастливо. Этому не суждено было случиться, ведь ее мать, злая ведьма, убила жениха и выдала дочь за нелюбимого короля, предпочитая власть любви. Была история о девушке-оборотне, которую от волчьей сущности спасал алый бархатный капор, из-за которого ее так и звали — Красная Шапочка. Шапка, не зная о своей звериной жизни, убила и съела своего любимого ночью в лесу… ...О чудной Белоснежке и ее возлюбленном Прекрасном принце, которым суждено скитаться по земле в поисках друг друга сотни лет, но так никого и не найти, потому что они забыли свою истинную, настоящую любовь. О гноме и фее-крестной, но из-за предрассудков и своих обязанностей те никогда не смогут быть вместе; он должен работать в шахтах и добывать кристаллы, из которых фея получает пыльцу, а она — стать хорошей крестной. Эти сказки рассказывались женщиной с какой-то иронией, с каким-то торжеством, и от каждого слова меня пробирало до самого сердца холодом и отчаянием за героев, которым не суждено в этом мире счастья. Однажды я не выдержала и спросила ее с хрипотцой в голосе: — Разве сказки не должны заканчиваться чем-то хорошим? Почему герои никогда не обретают своей истинной любви? — Потому, моя дорогая, что даже у сказок есть темная, оборотная сторона несчастий, потому что ни в одной сказке никто и никогда не заслужил еще своего счастья. — Такого не бывает! Сказки затем и существуют, чтобы добро побеждало… — Милочка, абсолютного добра и справедливости не бывает ни в одном из миров — будь тот реальным или сказочным. Ты слишком идеализируешь. Смирись с этим, как мне пришлось смириться с тем же. Она резво развернулась и, громко хлопнув железной дверью моей темницы, вышла. Яростный звук стука ее каблуков о бетон еще долго звенел в больничной тишине подвала. Я со вздохом отвернулась к единственной нити, что хоть как-то связывала меня с внешним миром — к окну, обдумывать новую историю, снова не имеющую счастья…— Мне велели найти вас и сказать вам, что Регина держала меня взаперти… — Ты настоящая… Ты жива! Это она сделала?
Та женщина снова пришла, может через неделю, а может и на следующее утро, не знаю. Я давно не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как меня поместили сюда — по мягким стенам невозможно было царапать. Эта палата стала моим маленьким адом. Но я потерялась не только во времени, но и потеряла себя. Прошлое было в тумане, таком густом и липком, где не видно собственных рук, поднесенных к лицу. Не было ничего: ни воспоминаний, ни знакомых людей, ни имени. Порой она небрежно, словно в насмешку, бросала коротенькое «Белль», снисходительно улыбаясь мне, как маленькому неразумному ребенку. Белль. Колокольчик. Это всегда меня сбивало с толку и заставляло задуматься, почувствовать что-то давно забытое, с привкусом соломы и травяного чая. Теплыми пальцами, что привычно сжимали меня за плечи так бережно и невесомо, словно я — хрупкая хрустальная статуэтка. Но это наваждение проходило так же быстро, как и приходило — лишь на краткий миг, словно лучик, пробившийся сквозь толстый слой темных облаков. Так вот, когда она снова пришла, я ощутила, что в этот раз нечто изменилось в ее глазах, в ее походке. Она была похожа как никогда на Злую Королеву из своих мрачных сказок. — Как ты здесь поживаешь, дорогая? Мы столько времени не виделись, наверно ждешь новой истории? — иронично хмыкнула она. — На самом деле мне все равно, но другого выбора похоже нет, — я уперла свой взгляд в противоположную стену. — Вздорная девчонка, — беззлобно откликнулась та. — Ну что ж, у меня на этот раз особая история, и думаю, что ты скоро поменяешь свое равнодушное дерзкое поведение. Я в молчании подобрала поближе к себе ноги, и спрятала лицо в коленях. Что бы это не была за сказка, мне не хотелось ее слышать и слушать. — Жила была на свете красивая молодая девушка Белль. Девочка росла в счастливой семье, ее отец был правителем небольшого городка, — в общем, без предисловий, росла она храброй сердцем. Белль любила читать книги о дальних странах, путешествиях, изучала сложный иностранный язык, в общем, многое знала. Она мечтала, что однажды ей выпадет шанс самой оказаться героем, повидать дальние земли, спасти свой маленький городок, вечно осаждаемым воинствующими народами. Вскоре это желание, словно по мановению волшебной палочки феи-крестной, начало сбываться. На соседние города стали нападать страшные огры — они сметали все на своем пути, убивали даже женщин и детей. Король позвал на помощь одного ужасного человека, способного спасти их. Тот человек совершал магические сделки, которые никто и никогда не смел, да и не мог нарушить. Он предложил королю, что за спасение их городка его дочь Белль должна уйти с ним в его огромный безлюдный замок. — Это же, красавица и чудовище, я права? — невольно сорвалось у меня с языка. — Верно, — хитро сощурила глаза брюнетка, — но совсем не та, что ты знаешь. — Я догадывалась. Дайте угадаю еще одно — Белль и… — Румпельштильцхен. Его звали Румпельштильцхен.— Мне сказали, что вы защитите меня. — Ну конечно! Да, я буду защищать тебя!..
— И Румпельштильцхен, — проговорила я это сложное имя без должных затруднений, — в итоге влюбились друг в друга. И поцелуй истинной любви разрушил проклятье, висевшее над этим человеком? — припомнились мне давние истории этой женщины. — Ты угадала, но наполовину. Румпель отказался от любви, выбрав власть магии. Он выгнал полюбившую его чистой любовью девушку, единственную, кто могла увидеть в нем нечто доброе. — Чем же закончилась вся эта история? Неужели она не пыталась вернуться назад? Я увидела, как ее губы медленно растягиваются в самой из ядовитых и кровожадных улыбок, что есть на свете, словно мой вопрос затронул нечто глубокое. — О, она бы с радостью вернулась, но, к сожалению, смерть помешала ей. Ее отец, когда девушка вернулась домой, отказался от нее, так как тот считал, что душа дочери очернена скверной, околдована темной магией. Он запер дорогую дочурку в башне, приказал привести священника, дабы очистить ее с помощью хлыстов и боли. Белль, сломленная жестокими побоями, выпрыгнула из башни и разбилась о камни. У этой любви так же не было счастливого конца, дорогая. — Я вам не верю. Девушка, пожертвовавшая собой ради дома, девушка с таким чистым сердцем не могла наложить на себя руки. Она бы боролась за Румпельштильцхена! Что-то другое помешало ей, но не смерть! — Хах, — фыркнула брюнетка. — Ты знаешь эту историю намного лучше, чем я. Верно, девушка не покинула этот мир, но вот злое чудовище поверило в это. Она развернулась, показывая, что время историй уже закончилось, и переступила порог моей палаты. Я вскочила и бросилась к двери, но не успела я добежать, как меня под руки схватила медсестра со шприцом, наполненным кубиками успокоительного. — Она найдет его рано или поздно! — крикнула я напоследок, еле различая мутнеющим разумом темную фигуру женщины. — Не будет ни любви, ни счастья, запомни это, моя дорогая Белль… — прошелестел ее голос и растворился во тьме.— Простите, я вас знаю? — Нет… но узнаешь.