ЭКСПОЗИЦИЯ
Он выбегает на улицу, совершенно забыв захватить с собой куртку и лежащий на барной стойке телефон. Да и похуй как-то, сейчас голова забита совершенно другим. Знакомая боль пронизывает всё тело, заставляя скручиваться в судорогах. Ноги продолжают бежать в известном направлении, чтобы никто не увидел то, что он так старательно прячет на протяжении нескольких лет. На глазах наворачиваются слёзы, теперь из-за них трудно разглядеть, находиться ли перед ним человек, а может он и вовсе выбежит на проезжую часть. Но память не даст соврать, он знает эту улицу как свои десять пальцев. Руки уже нащупали парапет, значит он пробежал метров десять или пятнадцать прямо до набережной. Очередной приступ был уже седьмым по счету за последние три дня, и как же он ошибался, когда решил, что сегодня всё будет нормально. Сердце стучало в бешеном темпе, его хотелось успокоить, как и самого себя. Перед глазами пелена, которую он старательно размазывает по своим щекам, но слёзы предательски капают, разбиваясь о мокрый асфальт. И прохладный воздух ничуть не помогает, да и какой тут воздух в Москве. Выхлопные трубы не способны порадовать столицу чистым кислородом. Тело дрожит скорее не от холода, а от безысходности. Придти в себя не удаётся даже спустя то время, которое он стоит. К горлу подступает неприятный ком, который сопровождается сухим кашлем. Лепестки летят вниз, пропадая в холодной речной воде. Цветы перепачканы кровью, и уже нет сил плеваться ими через каждые пару секунд. Два пальца направляются прямиком в рот, чтобы как можно скорее вызвать рвоту. Рефлекс срабатывает, а мятые листья вырываются вместе с кровавыми бутонами, освобождая лёгкие. Теперь он может сделать вдох.***
Илья вылетает из бара, держа в руках чёрный пуховик, пытаясь понять, в какую сторону убежал парень. Он несётся через двор, прямо к началу набережной, натыкаясь на беспечных прохожих. Ему стоит прекратить винить себя в том, что он всегда пропадает куда-то в самый важный момент. Как сейчас например, оставил друга, отлучившись в уборную. Вернулся, а его и след простыл. Только вот в этом нет его ошибки, но парень упорно доказывает самому себе обратное. Он должен был быть рядом, а не бежать сейчас сломя голову в поисках маленького и неприметного друга. Фонарный столб освещает каменную дорожку, вдалеке виден силуэт человека, стоящего посреди зимы в одной лишь футболке. Нашёл! Эмир чувствует, как на плечи накидывают его куртку, хотя в этом нет необходимости. Что с ней, что без неё. Одинаково хуёво. — Прости, — отводит взгляд, будто бы провинился в чём-то. «Хватит, пожалуйста», — Эмир считает это всё одним большим спектаклем. Друг знает, знает же блять, что это его проблема, но упрямо продолжает вариться в этом дерьме вместе с ним. — Не надо, — голос хрипит неестественно, хочется упасть прямо на землю и заорать от своей беспомощности. Насколько сильно он ненавидит себя за собственные чувства. Илья стоит рядом, подбадривающе хлопая по спине, всё ещё смотря на него с сочувствием. Последняя ромашка падает прямо в руку, пачкая пальцы красным цветом. Он сжимает проклятый цветок в ладони и жалеет, что вместо него он не держит лезвие. Судьба хорошо постебалась над ним, выбрала самые убогие цветы из всех существующих, спасибо хоть, что не розы. Постоянный кашель поспособствовал раздражению в горле, шатен сплёвывает остатки крови. Подбородок весь в слюне и алых пятнах, друг уже спешит достать носовой платок из кармана, но в нем нет необходимости, когда есть тыльная сторона ладони. Он вытирает, точнее размазывает этот ужас по своему лицу и ловит знакомый взгляд. Глаза у Макарова ни с чем не сравнить: ни с бескрайним океанам, ни с всеобъятным небом. В них можно увидеть своё отражение, самого себя. Только Эмир не видит, он перестал видеть настоящего себя.***
Месяцем ранее Тамби собрал всех своих знакомых у себя дома, устроив небольшую тусовку, организованную для узкого круга лиц. Кашоков залпом вливает в себя виски, слегка морщась. Нужно набраться храбрости, а в таком деле все средства хороши. «Лучше уж бухим в чувствах признаваться», — сказал Илья пару часов назад, когда они стояли под подъездом его дома, в ожидании такси. Но вот никакой конкретики в его словах не было. Легко сказать, а сделать — уже задача посложнее. Очень жаль, что эта рыжая каланча отрывалась на импровизированном танцполе в центре гостиной вместе с хозяином дома. Ему сейчас как никогда нужна помощь друга. Нерешительность — его третье имя, кажется. Потому что второе — это талант. Оба этих качества никак не гармонируют между собой, возможно, именно поэтому он терпит неудачу в том, чем заниматься ему нравится. Но одно он знает точно, что сейчас, пускай и не самый подходящий, зато последний шанс сказать то, что крутилось на языке долгое время. Что хранилось в настолько далеком и недоступном месте, что никто и никогда не узнал бы, пока он сам не захотел. Они оба остались в коридоре, до куда еле-еле доносились басы очередной трендовой песни. Эмир делает глубокий вдох: — Я тебя люблю, — едва слышно, почти шёпотом говорит. Надеется внутри, что тот и не услышал вовсе такое неуместное признание. Он начинает мысленно проклинать себя за произнесенную вслух фразу. (может не услышал?) — Что? — скорее не переспрашивает, а лишь хочет убедиться в том, что он трезв. Рустам сегодня разошёлся, не пропустил ни одного тоста и предложения выпить что-то покрепче залпом. Так и получилось, что Саидахмедов, как принято было называть это состояние, накидался. — Я люблю тебя, — повторяет с ещё большей неуверенностью. Хотя ему уже нечего было терять, мозг его сопротивлялся, по-видимому чувствуя опасность. Рустам застывает в недоумении. Эмир хочет оправдаться, что делает всю ситуацию ещё более неловкой. (я люблю тебя) В воздухе застыло его чёртово признание. (я люблю тебя!) Сердце кричит, посылая тем самым сигнал — отдаться чувствам. Обладал бы Эмир сильным характером, уже давно наплевал на всё и может даже попробовал бы поцеловать Рустама прямо здесь, в коридоре. Был бы он храбрее, наверняка прижал бы кабардинца к стене, невзирая на последствия. И не пожалел об этом ни на секунду, потому что (всё равно). Но он, отчаявшись, решил уйти в отступление сразу же, после произнесённого вопросительного слова. Капитуляция выглядела жалко, как и всё то, что произошло минутой ранее. Не нужно было ему идти к Тамби в гости. Не нужно. А Рустаму так похуй, так похуй. Смотрит недоверчиво, слегка пренебрежительно, будто ему нелегально наркоту толкают. Но знал бы он, что сам в сто раз хуже любого наркотика, и Эмир конкретно так подсел на него. «Ты мой личный сорт героина». Как же, блять, не вовремя он вспомнил эту до безобразия глупую сцену из Сумерек. Саидахмедов выслушивает эти реплики, (извини я не хотел чтобы так вышло вернее хотел но не хотел чтобы ты узнал… в такой обстановке… я не хочу терять друга… но у меня правда есть чувства… извини ещё раз… не знаю что с этим делать) половину из которых он не может разобрать, потому что тот трясётся, глотает слова и временами теряет смысл сказанного. Чувствует ли он отвращение к своему другу? — Да. А потому он не даёт закончить этот неудавшийся спектакль, обрывая нескончаемый поток мыслей. — Слушай, иди проспись, — худые ноги разворачиваются и уходят, пропадая в толпе пьяных тел.***
Макаров садится рядом, молча кладёт широкие ладони на плечи, заставляя посмотреть ему в глаза. Он бросается в объятия друга, уже не в силах держать себя в руках. Солёные дорожки скатываются по щекам, губы дрожат, будто бы от холода. Внутри сгорают последние частички надежды, просто он вытянул несчастливый билет. Ебаная лотерея — самая настоящая несправедливость. На кон было поставлено всё, и он умудрился это проебать. Не по своей вине, просто так карта выпала. Если бы у него был этот треклятый туз в рукаве, хотя бы карт-бланш на счастливую жизнь или что-то вроде этого. Но нет блять, он тот самый чел, который из раза в раз вытягивает не тот ключ от автомобиля. Тот самый чел, который заваливается на вопросе в двести сорок тысяч рублей и теряет весь кэш. Он ёбаный неудачник, у него это на лбу написано. Илья смотрит на него долго, чувствуя, как собственное сердце обливается кровью при виде роняющего на пол слёзы парня. Он инстинктивно прижал его к своей груди, пытаясь спасти его и спастись самому.ПЕРИПЕТИЯ
— Мне бывшая написала, что скучает, — Рустам делает глоток чая, осторожно отпивая из кружки, чтобы ложка не попала ему в глаз. А ведь можно было просто вытащить её оттуда и пить напиток нормально. — Ясно, — старается произнести уверенно, смотря прямо на него, но подступающий кашель заставляет отвернуться к окну, чтобы тот не увидел накопившиеся в уголке глаз слёзы. — Я еду завтра, — обыденным тоном продолжает Саидахмедов. Эмир слышит, как из крана начинает течь вода, а через какое-то время вымытая кружка оказывается на сушке рядом с другими. Стул не скрипит, а значит, что парень не останется на разговор, а просто уйдёт из квартиры. Нет уже сил ни кричать, ни останавливать. Он молча поднимается со стула, направляясь к раковине. Мылит любимый подарок, который ребята чисто символически вручили ему на двадцать третье февраля, из которого кофе выпивался с особым удовольствием. Когда вода с шумом стукалась о керамическую поверхность, раздался звук захлопывающейся входной двери. Тогда Эмир спокойно вытер руки вафельным полотенцем, повернул дверной замок и тихо скатился по стене прикрывая рот ладонью. Он словно боялся, что кто-то из соседей может услышать его плачь. Но изо рта не вышло ни единого звука, только кашель, вместе с которым на ладони оказался маленький белый цветок.***
Эмир не сентиментальный, ни разу, даже не верит во всю эту киношную романтику. Но сердце колотится, адски больно ударяясь о грудную клетку, когда он мчится сломя голову на чертов вокзал. Сам не зная зачем, преодолевает регистрацию и зону досмотра, толкая прохожих, выслушивая поток гневных комментариев. Выбегает на платформу, вслушиваясь в неразборчивый голос диспетчера, сообщающий рейс. Глаза мечутся из стороны в сторону, пытаясь найти среди пассажиров знакомое лицо, при виде которого ему каждый раз трудно сдержать улыбку. (Я люблю тебя) Рустам сидит в наушниках, уткнувшись носом в телефон, что-то печатает на экране, совершенно не замечая, что происходит изнутри. Эмир машет рукой, пытаясь привлечь его внимание, скачет, словно кенгуру. Складывает ладони возле рта пытаясь перекричать назойливую женщину, которая, казалось, сообщала в громкоговоритель что-то на латыни. Двери поезда захлопываются и Эмир видит, как колёса начинают приходить в движение. Он следует за ним, продолжая сверлить взглядом, сидящего в вагоне Рустама. Шаги ускоряются и вскоре он срывается на бег, пытаясь не отставать. Ноги несут его сами по себе, звук собственного дыхания не слышен из-за громкого стука колёс. Через время поезд совсем исчезает из поля зрения, только тогда Эмир понимает, что он не успел.***
«Мы сошлись», — гласило сообщение. И больше ничего, он хотел было набрать трясущимися руками, что рад за него, только пользователь кидает его в чёрный список… Он находит в контактной книге нужный номер, чтобы объясниться, чтобы дать второй шанс их дружбе, ещё не поздно всё исправить. На другом конце провода недоступный абонент, в динамике колокольным звоном раздаются гудки. Эмир отбрасывает телефон, кажется, тот летит в стену, дисплей разбивается вдребезги. На полу валяются осколки смартфона, но мобильный ему уже не понадобится. Он снова чувствует, как к горлу подкатывает новый приступ, но теперь боль отличалась от той, что была ранее. Красное, уже разодранное нескончаемым кашлем горло жгло с неистовой силой. Тело обессилено падает на холодную плитку в ванной, кашель выходит изо рта вместе с бордовыми цветами, в которых с трудом можно рассмотреть привычно белые ромашки. (Я люблю тебя) (Проспись) (Я, блять, ненавижу тебя всем своим сердцем) Они лезут вместе со стеблями, заставляя жмуриться от боли. Из глаз брызжут солёные слёзы, но цветы не кончаются, продолжая скапливаться в одну кучу. Кровь пачкает руки, одежду, светлый пол, растекаясь повсюду. Эмир цепляется за края раковины и из последних сил встаёт, начиная беспорядочно шарить рукой по всем ящикам. Он хватает коробку в руки, доставая оттуда совершенно новое бритвенное лезвие. Мир застывает на мгновение, перед глазами только пол, усыпанный ромашками и окровавленные пальцы, держащие в руках острый предмет. Секунды превратились в минуты, давление в лёгких начинает ослабевать, но он чувствует, что новый приступ уже близко, и это только затишье перед бурей. В зеркале виден силуэт незнакомого парня с пустым взглядом, который не был похож на Эмира. Парень не знает его, но знает, чего он хочет. Хочется высвободиться из оков, забыть всё, что не даёт ему жить спокойно, как раньше. Слеза скатывается по щеке. Последнее, что он слышит — стук колёс поезда.***
Забыл? Не смог приехать? А может просто струсил? Побоялся увидеть то, от чего бы ему не удалось отмыться никогда. Его руки уже по локоть перепачканы кровью, бояться за себя не стоит. Страх теперь лишь иллюзия, ведь для него Эмир навсегда останется живым. И только сейчас Илья понимает, что именно он должен был быть рядом, никто другой. И не нужно было винить себя, сделавшего всё, для того чтобы оттянуть этот момент, дать больше времени им обоим. Перед ним бездыханное тело его лучшего друга, мирно лежащего на спине с закрытыми веками. Ресницы его не дрожали, не поджимались и губы, даже уши не шевелились уже так привычно забавно. На неестественно бледной коже прямо возле шеи виден огромный шрам, который скрыть можно, лишь закрыв крышку гроба. Он лежит смиренно, совсем не так, будто бы спит. Тело мёртвое, опустошенное, с разорванными в клочья органами. И он хотел бы сдержать эту боль в себе, но не мог. Не мог совсем не потому, что был слаб. А потому, что устал быть сильным. Илья опускается перед ним на колени, трясущимися руками опираясь на темную поверхность дерева, склонив голову, сдерживая подступающие слёзы. Он старается изо всех сил держать себя в руках, но терзающая изнутри боль не даёт ему расслабиться ни на минуту. Он смотрит на бледные кисти рук и тянется к ним, с желанием коснуться его в последний раз. Горячая сухая ладонь опускается на безжизненную конечность, и слёзы начинают проступать, размывая картину перед глазами. «Прости. Прости. Прости», — шепчет он одними губами, чувствуя, как на его ладонь, лежащей на другой, падает дождевая капля. Сдерживаться не получается, его оттаскивают родственники, будто тот уже собирался прыгать в погребальную яму вместе с ним. Быть похороненным заживо вместе с лучшим другом не так уж и плохо. Но для Ильи он всегда будет чём-то большим, чем лучший друг.КУЛЬМИНАЦИЯ
Стены знакомой квартиры нагнетают обстановку, кругом разбросаны вещи: бумажки с текстами; незаконченные пачки сигарет; дешёвые зажигалки из киоска; коробка, где валялись пустые банки из-под энергетиков, и их совместное фото на полароиде. Рустам находит ЕГО среди этого хлама, будто бы каждая безделушка в этой комнате пропитана им сплошь и насквозь. Он проходит в спальню и видит в куче мусора знакомый футляр очков. Вот свитер, в нём он был, когда они встречали Новый Год, а вот полка с большим количеством книг, не раз прочитанных самим парнем. Воспоминания чёрно-белой кинолентой мелькали перед глазами, он помнит каждое слово, каждый взгляд, каждое движение. Стало невыносимо жарко, будто бы языки пламени стали обволакивать стенки желудка. В коридоре стоит Макаров, он пристально и выжидающе смотрит на него, прожигая дыру в спине. Он спокойно оборачивается, наблюдая за рыжим парнем, медленно идущим в его сторону. — Я хотел убить тебя, — слезы ливнем скатываются по бледным щекам, голос кажется твёрдым, только дрожит от каждого сказанного слова. — Но ты будешь жить с этим, — он больно тыкает пальцем ему в грудь, безжалостно бросаясь самыми грязными словами. Илья берет его за грудки, кричит в самое ухо, будто без этого его не услышат. А парень и не слушает, потому что понимает и так, Макаров ведь такой предсказуемый. Каждое его слово, Рустам знает, будто бы наизусть, предугадывает следующее предложение и то, с какой интонацией и эмоцией он будет его произносить. Знает, но молчит, даёт ему возможность высказать всё до конца, благородно подставляя тело, под пули, которыми Макаров отчаянно пытается задеть. Только вот пульс от чего-то спокойный, дыхание размеренное, в глазах читается полное безразличие. Тогда последний понимает, что до него не достучаться и исправить уже ничего не получится. Рыжий размазывает солёные капли по лицу и уходит, оставляя Рустама наедине со своими мыслями. Тот проводит холодной ладонью по затылку и направляется в кухню, попутно доставая из кармана зажигалку. В голове снова всплывают моменты, в которых ОН так привычно улыбается на совместной тусовке. По-детски хмурит свои брови, стоя на съёмках «Читки» и сосредоточенно следит за ребятами. Вот на нём любимая толстовка, а здесь он курит на балконе: на теле помятая серая футболка, голову от питерского ветра защищает лишь чёрная шапка, пальцы сжимают фильтр сигареты. «Люблю тебя», — проносится прямо у самого уха вместе с майским ветром. Тело пронзает такой неприятный холод, будто бы он по самые плечи оказался в ледяной проруби. Где-то там, за окном гудят сотни машин, но даже этот звук не сможет заглушить биение собственного сердца. Стряхивая остатки пепла на испачканный подоконник, Рустам тушит сигарету о торчащую в стене батарею и бросает окурок прямо вниз, выбегая из кухни. Он бездумно кладёт помятую фотографию в карман собственной куртки и, напоследок оглянувшись, покидает квартиру. В комнате настежь открыто окно, как и тогда, когда Эмир любил подолгу стоять и смотреть на город, держа в руках любимую чашку с горячим кофе. Ветер колышет плакаты, висящие на стене, срывая один, тот самый, который нравился Эмиру больше остальных. Он пролетает через открытую дверь, продолжая кружить по коридору с потоком ветра. Плакат приземляется на пол, будто закрывается занавес и зритель теперь может быть свободен, потому что история для него закончилась. Свет гаснет, но самый внимательный остаётся до конца, упорно дожидаясь продолжения. Ведь не может всё оборваться вот так, не оставив ни единого шанса докопаться до истины, чтобы мысли в голове крутились в поисках ответа. И для каждого конец всегда будет свой, но пускай тихо-тихо приоткроется дверь, дав возможность заглянуть в декорации. На полу возле коридора, рядом с картонными коробками и уродливым половичком лежит едва заметный лепесток ромашки, перепачканный кровью…