Золотом по фарфору

Атанасия неловко пожимает плечами. На ней пышное платье, тиара, туфли. Список всего, что у нее сейчас есть, похож на список покупок: такой же бесконечный. А на нее ещё и довешивают. Золото блестит ярче ее глаз. Сережки оттягивают уши, ожерелья драгоценными каменьями ложатся на грудь. При каждом шаге они бьют не по ребрам - по израненной душе, которая разрушилась всего от одного слова. "Бедняжка". Атанасия кривится, когда на губы ложится огромным слоем помада. За пудрой не видно ее родинки на подбородке, из-за румян она хочет рыдать. Плакать нельзя - если это все сотрётся, то придется сидеть ещё три часа и наносить на лицо краску. Штукатурку, замазывающую неровности, скрывающую трещины словно фарфоровой оболочки. Девочке больно от ненавистного ею чувства потерянности и растоптанного в пыль доверия. А ведь ей говорили, что доверять - опасно. Что предательство - своеобразная истина, и на языке логического сложения эта реальность всегда будет единицей. Кривой такой, похожей на королевские шпильки, которые раздирают ей кожу головы и стягивают волосы так, что глаза от боли непроизвольно закрываются. Атанасия не сопротивляется, потому что для нее все уже предрешено. Это конец сказки, и конец очень даже счастливый(не для нее). Атанасия смотрит в зеркало, ищет в отражении крылья. Так, воображаемая свобода, ничего особенного. Но и их у нее не оказывается: на Атанасию натягивают шелка, заматывая ее тело в тугие корсеты и юбки, будто удавить ее хотят, а руки горничных продолжают растирать затекшие запястья. Невидимые нити, на которых принцесса подвешена, чтобы не сбежала из этого спектакля, натирают ее эго до крови. Невидимые кандалы ржавеют от ее соленых непролитых слез. Щёлкают застёжки браслетов. Сияют рубиновые броши. Кажется, что ещё немного, и девочку начнут путать с кучей золота, потому что сама она сливается с расшитым серебряными нитями платьем. Атанасия сидит на пуфе и ждёт окончания. Подготовки или этой дрянной жизни - судить уже вам! Атанасии судить нечем. И некого. Она сама для себя опасная преступница и сама себя хочет казнить за свои грехи: излишнюю детскую наивность, отсутствие жестокости во взгляде. Атанасия поднимается и на ее голову слоем золотистой пыли ложится фата. Меховая накидка падает на плечи, и Атанасия не понимает: это ее к земле тянет собственная ненависть или гребанный мусор? А перед глазами картина маслом: родной отец, родная сестра, родной жених. Принц на белом коне. Мечта любой девочки! Была, во всяком случае. Атанасия склоняет голову. Чем может похвастаться ее сестричка? Своей живучестью? Или, может, везучестью? А Атанасия может показать все свои безделушки, которые делают ее похожей на связку гремящих ключей. Она уверена, что все начнут ей тут же завидовать! Под личиной самоуверенности прячется распиленное надвое хрупкое сердце. Атанасия идёт по родному дому, и каждый шаг звучит, будто очередная нота в похоронном марше. Она не попадает в размер, но зато с закрытыми глазами может станцевать его(принцесса танцует лучше всех в мире). Принцессу толкают в лапы костлявой смерти. Атанасия расправляет плечи, ее походка выверена и вымерена. Ее лицо равнодушно, потому что души не осталось. Фарфоровая оболочка звенит от прикосновения золота и бриллиантов. И каждый ее шаг напоминает шаг по помосту к гильотине. Девочка садится в карету. Малышка Дженнит пьет чай из своих фарфоровых чашек и закусывает шоколадом.