Плачущее небо

Луна была на год младше него. У нее были мягкие светлые волосы — белый хлопковый пух. И ему всегда было интересно, какого это — прикоснуться к ним? Ощущаются ли они как облака или даже само небо? Светлое и свободное. Луна любила читать странные книги про магических животных и исторические справки с сомнительными источниками. Ее часто можно было застать на широком подоконнике арочного окна их гостиной за мастеричеством какой-нибудь очередной небывалой вещицы со странным назначением. Тихо и не спеша тонкие пальцы орудовали иглой в ткани, сплетали нити и шелестели листами цветастой бумаги. И, конечно же, все считали ее от того странной. Куффен же был аккуратен и тактичен с ней. Может быть поэтому Луна почти никогда не заговаривала с ним первой без надобности, словно в благодарность. Но бывали приятные, и конечно, до смешного несуразные исключения: — Небо плачет, — сорвалось с ее губ как-то раз, когда они и еще несколько ребят сидели в гостиной за книгами. Она внимательно смотрела за окно, а потом улыбнулась ему: — может оно, как и мы, с помощью слез лишь хочет снова стать свободным от сомнений?.. Лука не сразу понял суть, а когда его мысли сложились лишь в вторящее эхом «Возможно», Луна уже снова вернулась к учебникам. И с того момента он полюбил дождь. Случалось однокурсники были недовольны его унылым и длительным пиликаньем — как они это называли — и поэтому приходилось искать новое место для занятия музыкой. А накануне экзаменов ему и вовсе запретили играть в стенах замка, ведь это «отвлекает от повторений материала». В тот раз ему бы конечно тоже не помешало остаться и повторить зельеваренье, по которому светило лишь слабое «удовлетворительно». Но хорошая погода манила весенним искушением хоть на час покинуть башню. Он нашел укромное место на опушке Запретного леса. Пальцы нехотя вспоминали заломы аккордов и жаловались на долгий перерыв без практики. Но затем музыка вновь полилась, заполнила мысли, отразилась на расслабленном лице улыбкой. Он позволил себе прикрыть глаза, почувствовать вибрацию корпуса гитары и легкое дребезжание старых струн. — Красиво, — заслышалось сбоку и он открыл глаза. Луна своим как всегда внимательным и потусторонним взглядом цвета неба изучала его долго и пристально. — Прости, наверно я тебя напугала, — улыбнулась она светло. Он отлично помнил, как на ее лице и мантии играли лучи весеннего солнца, пробивающиеся сквозь редкую листву. И как легкий ветер подкручивал длинные белые пряди. В руках у Луны была жмень пшена — наверняка она кормила птиц или каких-нибудь сказочных любимцев лесничего. В тот раз он так у нее этого и не разузнал. И вообще очень сложно было найти слова, когда она была рядом или медленно плыла мимо него в коридорах. Он бы многое хотел у нее узнать — какой предпочитает цвет, рецепт любимого молочного коктейля или очередную байку ее отца Ксенофилиуса о министерстве. Но он почему-то лишь скромным посредником наблюдал за ее несуразными действиями со стороны.

*

А на шестом году обучения он неожиданно стал старостой. Ему никогда не прельщала власть и ее атрибуты, вероятно поэтому он собственно им и стал. В начале этого года погода баловала бесконечными вечерними дождями, и он бродил вдоль замка, наблюдая за рябью, пускаемую ветром по глади черного озера. Несмотря на холод, ему нравилось проводить так время. Вместе с плачущим небом. Тяжелые капли воды одна за другой не спеша били о кафель. Лука тихо шагал по коридору пятого этажа мимо статуи волшебника, имя которого позабыл. Дверь ванной была не заперта и легко поддалась, поэтому он спокойно вошел, предвкушая теплую воду и махровое полотенце. Вечер был скуп на свет, едва бросая его из витражных окон, и он решил зажечь свечи. Но едва он двинулся в сторону канделябров, как с ним кто-то мягко поздоровался из сумрака комнаты. Девушка была завернута в большое махровое полотенце, а с длинных светлых волос росой капала вода на натертый пол. Луна была босиком. Щеки тут же заалели, когда он осознал, что происходит. — Прости, я не думал, что здесь кто-то есть, — проговорил он, стараясь не смотреть на нее, — света не было, и дверь не заперта… Луна подошла ближе и нежный свет скользнул по ее шее и нагим плечам. Влажная белая кожа собирала скупые цветные блики витражей. — Ничего страшного, ты меня не смущаешь, — резюмировала она. Но мысли — проклятые, одна за другой роились в голове Луки беспокойным смерчем. — Вообще-то мне нельзя быть тут, — она взяла еще одно полотенце и промакнула им спутавшиеся пряди, — это же ванная старост. Ее голос не выражал ни страха, ни сожаления, лишь легкое любопытство — что ей будет за подобную шалость. — Я никому не скажу, — не смог он сдержать улыбки. А она в свою очередь улыбнулась ему в ответ. — Славно, — голос ее нежным эхом отзывался от стен. — Тогда можешь отвернуться, чтобы я оделась? — склонила она голову и посмотрела на него своими большими глазами. Она не обвиняла, но он все же чувствовал себя виноватым невесть за что. Она выглядела сейчас еще более хрупкой чем обычно — и такой чудной, такой потусторонней. Словно видение или призрак. И он все же покорно обернулся, стараясь не думать о шорохе полотенца, что в следующий момент скользнуло по юному телу. Тишина оттачивала каждый легкий вздох и движение девушки, донося их до чуткого слуха Луки. Каждое шуршание ткани и глухой звон застежек поражали юношеское воображение, и он как мог старался думать о чем-нибудь другом. — Все, ты можешь повернуться, — сказала девушка и подошла к нему почти вплотную. Она выжидательно глядела на него, словно он должен был что-то сказать. — Может быть проводить тебя до башни? — нашелся он. — Да, ты ведь староста, — сказала она непонятно к чему. — Было бы здорово. Только ты весь кафель зальешь, — оглядела она его, склонив голову. Из свежей стопки она взяла махровое полотенце и не спеша стала вытирать ему голову. Она была достаточно ниже, и Лука невольно наклонился к ней для удобства. От Луны пахло травами, цветами и банной свежестью. Она даже не смотрела на него, увлеченная, и ему ничего не стоило откровенно разглядывать тонкие черты ее лица. — Интересный цвет, — сказала она, проведя по его волосам рукой. Нежно так, невесомо. — Спасибо, — проговорил Лука то ли за комплимент, то ли за все сразу. Они брели по коридорам в тишине, слушая эхо своих шагов. Даже встретили преподавателя, который завидев значок старосты на его мантии лишь хмуро кивнул в знак приветствия и прошел мимо. А Луна бросала на Куффена изучающие взгляды всю дорогу, на которые он пытался не обращать чересчур много внимания. — Ты задумчив, — констатировала она, когда они подходили к башне. — Наверно я помешала тебе. — Вовсе нет, — бросил он бегло, пока слова не разлетелись из головы. — Рад был тебя проводить. Луна улыбнулась, но в этот раз не как обычно — что-то теплое мелькнуло в ее нездешнем взгляде, прежде чем снова потеряться в загадочности. — Спасибо, — ответила она, — но, если что, ты можешь попросить об одолжении взамен. Лука уж было хотел ответить, что ему ничего не нужно. Но ведь это было не совсем так. А Луна настолько удивительна и своеобразна, что разбрасываться такими возможностями было бы попросту глупо. — Вообще-то кое-что есть. Они остановились у входа в их гостиную. Он медленно подошел к ней, чуть склоняясь в ожидании. Но Луна не отстранилась, не спросила, что он удумал. Она словно знала все на свете, но предпочитала лишь скромно следить за жизнью, бегущей вокруг нее в странном танце. И будто сейчас лишь ждала, когда Лука сделает шаг в такт ее музыке. Он оставил на ее бледных губах аккуратный, практически невинный поцелуй. И, не удержавшись, провел большим пальцем по мягкой щеке. Луна красива, Луна удивительна. Легкий румянец озарил ее лицо, когда он отстранился, но взгляда она не отвела. И в ее глазах можно было потеряться, раствориться и ни на секунду не пожалеть об этом. Потому что глаза Луны — океаны, отражающие бескрайнее плачущее небо. И сейчас Лука ощущал себя прямо как это небо — свободным от всех ненужных сомнений и забот.