Зависимость

      — Да… вот так, возьми его глубже. И не забывай работать языком, а то заляпаешь себе всю форму, если по подбородку потечёт, — промурлыкал вкрадчивый голос правителя Фелиции во мраке комнаты. Курон глухо застонал и потянулся к ширинке брюк, но как только он двинулся в сторону тут же раздался свист чёрного стека и его пальцы обдало волной боли. Феликс оскалился и из его голоса мигом пропали все томные интонации. Он зарычал:       — Я тебе что, позволял трогать свой член? Займись сначала той палкой, что у тебя во рту. Ты же говорил, что любишь сладкое, так где же твой энтузиазм? На глазах посыльного его величества Куромаку выступили слезы. Не то от обиды, не то от того, что его ударили по руке чересчур сильно. Проглотив вязкую сладкую слюну, он прошёлся языком по длинной толстой сахарной трости, которую держал у его рта Феликс и вновь заглотил её почти целиком. Кончик её упёрся ему в горло. Во время всего этого маленького перформанса, пока он постанывал и пыхтел, Курон во все глаза глядел на улыбающегося Феликса. Тот, когда он беспрекословно выполнял все его приказы отвечал благосклонной улыбкой. Вторая рука Феликса, заключённая в чёрную кожаную перчатку, та, что не держала сладость, нежно гладила Курона по щеке. Но стоило только Курону чуть отстраниться как она тут же переместилась на его затылок и с силой надавила на него, заставив молодого человека закашляться и подавиться.       — Ну-ну, тише. Я же знаю, что глотка у тебя глубокая. Ты и не такое туда запихнуть можешь при желании, — Феликса, кажется, откровенно веселила их маленькая игра. В которой каждый из них медленно, но верно сходил с ума от похоти и разврата. Что же до Курона… невзирая на его выражение лица и слезы, взглянув на которые вы могли бы подумать, что ему было невероятно стыдно, внутренне он наслаждался происходящим едва ли меньше Феликса. Да, наслаждался в какой-то абсолютно абсурдистской и извращённой мазохистической манере, но тем не менее. Он стоял на коленях перед одним из правителей Карточного Мира по своей собственной воле. Когда Феликс вдоволь наигрался с его ртом и отбросил сахарную трость в сторону, он рывком поднял Курона на диван, усадив его к себе на колени. Правитель Фелиции весь был в ослепительно белом. Белым был на нём военный китель, белыми были брюки, ремень и сапоги. Даже рубашка на нем и галстук были того же самого цвета. Двумя чёрными пятнами выделялись лишь две вещи — кожаные перчатки до локтя и солнечные очки, которые Феликс не снимал никогда. Даже в помещении. Курон же в ходе всех этих игрищ ещё с самого начала прелюдии остался в своих обычных пепельных рубашке и штанах. Стандартная форма стандартного подданного серого короля. Блёклая и совершенно ничем не выделяющаяся. Пуговицы на его воротнике были отодраны ровно наполовину. Феликс не был особо терпелив и стоило его любовнику только переступить порог — он сразу же набросился на него, точно животное. Очень злое, сильное и охочее до секса животное. Рубашку он, ясное дело не жалеть не стал. Феликс покосился вниз. Добравшись пальцами до чужой ширинки, он расстегнул её и оттянул нижнее белье Курона, всё насквозь мокрое от смазки в сторону, оголяя его налившийся кровью член. Курон тут же закусил щёку, чтобы не взвыть в голос из-за чужих прикосновений. Он уже был опасно близко к своему пределу. Феликс присвистнул, глядя на открывшуюся его взору картину. Глаза его довольно сощурились.       — Ты гляди-ка, какой ты послушный и исполнительный. Я приказал не кончать раньше времени, и ты и впрямь смог сдержаться. Ну, тогда раздевайся, я награжу тебя за хорошее поведение. Курон дрожащими руками стащил с себя рубашку через горло даже не потрудившись её нормально расстегнуть. Она полетела на пол. Штаны и нижнее белье ждала та же участь. Феликс хищно оскалился, раздвигая ноги шире, когда он явно смущаясь завозился над ним сверху.       — Феликс, в…вы… можете?.. — впервые за весь их сегодняшний вечер Курон несмело подал голос.       — Конечно могу. Что только для своего любимого делегата не сделаешь, — Феликс огладил его ягодицы и добравшись до колечка мышц между ними сжал конец дилдо, который всё это время медленно растягивал Курона изнутри. Феликс вытягивал вибратор из его задницы медленно, с поистине садистским наслаждением вглядываясь в лицо Курона выгибающегося у него на коленях. Теплая смазка текла с игрушки на его пальцы, и Феликс, недолго думая, расстегнул свободной рукой брюки и растер её по своему вставшему члену. Её и так было чересчур много, чтобы добавлять новую. Вошёл он резко и без предупреждений, и с первого же раза так глубоко, что Курон закричал в голос и впился пальцами в чужую рубашку. Её белоснежная ткань заскрипела.       — Порвёшь её, и я тебя высеку, — зашипел ему на ухо правитель Феликс, выходя из него и опрокидывая его на живот. Он продолжил двигаться, то прибавляя, то замедляя темп. Член Курона Феликс пережал пальцами у самого основания, не давая ему кончить раньше времени. Слезы текли по раскрасневшемуся лицу Курона, ноги его толком уже не держали, но он старался двигаться в такт Феликсу. Чем быстрее тот придёт к разрядке, тем быстрее позволят к ней прийти и ему. Оргазм накрыл их обоих разом. Феликс склонился к плечам Курона и толкнувшись два или три раза подряд сжал их что было силы. Курону даже показалось, что он услышал тягучий и тонкий стон, непроизвольно вырвавшийся из уст правителя другой страны. А когда тот наконец разжал внизу руку, то и Курон смог кончить. В себя что Феликс, что Курон приходили тяжело. Феликс неловко отстранился от него и потянулся за салфетками, стоящими неподалёку. Сперва он опустился перед сползшим на пол Куроном и оттёр его, хмуря выгоревшие на солнце брови. Затем он принялся уже и за самого себя.       — И всё-таки какой же ты неряшливый. Всю одежду уделал, пока мы до дивана не добрались. Всю. Тебя там Куро за растрату госформы в колхоз какой-нибудь на посевные работы не сошлёт? — Феликс улыбнулся. Искренне, хоть и устало, отчего сердце Курона забилось с удвоенной скоростью. Он отрицательно покачал головой, ластясь к ухаживающим за ним рукам. В моменты после секса, когда правитель Фелиции выплёскивал весь свой гнев и негатив, всё, неделями копившееся в нём желание, он начинал вести себя очень похоже на того, прошлого Феликса. Милого и открытого молодого человека, который когда-то давным-давно смог зацепить Курона своим жизнерадостным, хоть и несколько наивным отношением к жизни. Феликса, который никогда не носил белого и солнечных очков, для того, чтобы скрыть огромные синяки из-за недосыпа под глазами. Феликса, который не прятал все свои эмоции и искренне восхищался работой Курона. Феликса, который ныне мог появиться сквозь маску озлобленного на весь мир человека только на пару секунд, и то, за плотно закрытыми дверьми. Он мог даже улыбнуться или пошутить пару раз. Он мог быть и нежным, и обходительным в такие моменты, но как только им с Куроном приходилось вновь расходиться по разным сторонам; посыльному — обратно в свою страну, светлейшему государю — воевать с обозревшими министрами, народом и бог ещё знает с кем, всё вновь возвращалось на круги своя.       — Ну не смотри ты на меня ты такими глазами. Можно подумать, тебе не трахаться со мной нравится, а то, что я уделяю тебе внимание, — усмехнулся Феликс, кривя губы. И вот опять, тот человек которого Курон любил скрылся за маской едкого и злого «диктатора».       — Мне нравится и то и другое. Но вы же всё равно мне не поверите, правда? Как бы вы меня ни старались оттолкнуть я всё равно уже никуда от вас не денусь. От вас я стал зависим, — тихо сказал Курон, поймав руку в чёрной перчатке и прижав её к своим губам. Улыбка на лице Феликса из-за этого простого жеста стала ещё более нервной.       — Не поверю. Но не потому что не хочу, а ради твоего же блага. Сейчас, когда в стране неспокойно, мы больше не можем быть вместе, как и прежде. Так что… собирайся и уходи, время нашего «совещания» давно закончилось. Бумаги для Куромаку на столе, чистая одежда — в комоде, выберешься через чёрный ход, сам знаешь какой, — во взгляде Феликса на секунду мелькнула тоска и какое-то странное придушенное выражение, пока он следил за тем, как Курон одевается. Но он всё же пересилил себя и вышел из комнаты, больше не сказав ни слова. Зависимость от этих отношений была у них обоюдная, хоть сам Феликс никогда и не сказал бы этого вслух.