ВоркАут

Мама моя совершенно не любит и не умеет готовить. Бывает такая странность у женщин, особенно у тех, что всю жизнь отдали школе, фестивалям и концертам — от пионерских зорек до детских хоров. Она жила на работе сутками. А мы, дети, готовили себе сами — супец там простенький нашаманим, картошку сварим. Моим любимым блюдом тогда была краюха хлеба, которую я мочил под краном. Потом макал в сахарницу и убегал гулять. А ещё панировочные сухари, смешанные с сахаром. Это я ел ложками перед теликом. Даже то, что мама вырастила четверых детей, не прокачало её уровень. Еда готовилась на ходу самым простым способом — швырнуть в воду макарошек, картошки, свёклу отварить, сунуть детворе в зубы по стакану молока и выгнать всех во двор. Она до сих пор декларирует принцип: «Нечего рассиживаться за столом — у нас много дел!» Сколько себя помню, я не любил мамину готовку. Потому, чуть ли не с первого дня, как вернулся домой, стал бастовать. Шёл в соседний супермаркет, набирал там самых дорогих продуктов и просил готовить мне вот из этого, а не с рынка. Мама называла меня дурачком и прятала продукты в кухонные шкафы. На мои круглые глаза был один ответ: — Эту фигню оставим детям на праздник! Садись и ешь свёклу! — Ма, я не ем свёклу, ты же знаешь! Я отравился ей в юности и с тех пор на дух не переношу… — Ну вот что ты выдумываешь?! Ешь, я сказала! Это вкусно! С лучком и постным маслом, с чесночком… Ты даже не пробовал! Я лишь закатывал глаза и уходил, угрюмо фыркая. Лайфхак «Как отравиться свеклой». В старших классах мы ездили на отработку в поля. В тот раз мы собирали свеклу. Молодые и голодные идиоты мыли овощи в соседней канаве, чистили перочинными ножиками и грызли их сырыми. После четвёртой штуки вы получаете весь набор — диарея, температура и тошнота. Мои рекомендации! Да, я вернулся на родину, вернулся домой. Но я был в доме своей мамы. Всё вокруг подчинялось её законам и возражения не принимались. Я питался какой-то странной едой и слушался маму. А она, мой личный деспот и тиран, отыгрывалась за все пропущенные годы. Представляешь, насколько это странно в сорок лет опять стать маменькиным сынком? Единственное, от чего удалось отбрыкаться — от дачи. — Мама, это твоя игрушка! Не втягивай меня в это всё. Никакой необходимости в даче нет. Все эти ягоды и яблоки я куплю на том же рынке без многочасовых тупых телодвижений на даче. Моё время стоит дороже. — Но там же воздух, природа. Ну прополешь пару грядочек, смородинку польёшь — жирок растрясёшь. Это же наслаждение, а не работа! — Вот и наслаждайся, дорогая. Удачи! Знаю я эти её «пару грядок» — горбатиться там до заката не собираюсь. Но она всё давила и давила, уговаривала и обижалась. Это сильно тяготило меня, и хотелось свободы. Но необходимость снова снимать квартиру, только уже в своём городе, убивала настроение напрочь. А купить собственное жильё пока было не на что. Как-то я подсчитывал в прошлой повести — за 11 лет в Москве я заработал 6 млн. руб. На аренду квартир отдал четыре, а всё остальное просто тупо сожрал. И вернулся в свой городок с долгом в 300 штук. Добытчег мамкин! Ну, здравствуй, Москва! Новый год 2013-го я встретил никак — мама наготовила каких-то «вкусняшек» из полезных овощей, выложила их горкой на блюде, накрыв «для красоты» одним гнилым бананом, и гордо мне вручила. Чмокнула в щёку и ушла спать — Новый год она праздновать не любит. Я же резался с Воркой в очередную онлайн-игрушку, и мне было плевать на салюты и гулянки, хотя порой и хотелось компании, шумных друзей рядом, хохота и прогулки на центральную площадь большой толпой. — Тилич, а приезжай на новогодние каникулы к нам! — пригласил c экрана Ворка и разулыбался. — Полтора года не видел твою морду вживую. Ну давай, а?! — Я же на терапии — мне всё время колоться надо, — засомневался я. — И чо? Колись сколько надо. В чём проблема? Я всегда был лёгок на подъём, потому через пару дней уже сидел в душном вагоне и смотрел на пролетающие мимо окна белые сугробы, еле видимые сквозь пургу. Уколоться в поезде один раз пришлось. Сначала пытался устроиться со своими шприцами и ампулами в грязном сортире. Моргал свет, трясло вагон, а я размахивал иглой, брызгающей лекарством. Это выглядело наркомански-аутентично, но что-то не радовало. Выкинул всё в ведро. Вылез грозной тучей из туалета и сказал соседям по купе: — Мне нужно поставить себе укол — терапия печени. Простите, но в туалете не получается. Грязно и трясёт. Бабульки-попутчицы закивали, что не против. А пацанчик-солдатик с верхней полки внимательно следил, как я заново срезаю головку ампулы, как набираю новый инсулиновый шприц и колю себя в плечо. Так и хотелось добавить для него: — Сначала обеззараживаем поверхность кожи спиртовой салфеткой, потом выпускаем воздух из иголки, пока не появится капелька на острие… Слава богу, Москва встретила меня настоящей зимой — со снежком и приятным морозцем. Прямо на выходе из вагона мне на шею бросился Ворка, как всегда тощий улыбака. Ему хорошее настроение очень идёт. Так-то у него не шибко яркая внешность, но когда улыбается или хохочет, то становится просто сногсшибательно обаятельным. Уже в метро я смотрел на Ворчика, стоявшего рядом, держал его за пальцы в перчатках и как дурак безостановочно улыбался. Хотелось прижать парня к себе и никогда не отпускать. Пару раз так и сделал — обнял его прям в толпе, пряча намокшие глаза. Друг в шутку отбивался и просил потерпеть до дома. Первые несколько дней я погощу у Ворки, а потом остаток недели проведём вместе у Сашки. У Ворки дома больше никого не было. Его тётушка, с которой он прожил последние 13 лет в Москве, поехала в гости, и мой друг барствовал в одиночестве. Ну, пока я не свалился на его голову. Эти несколько дней в его уютной и чистенькой квартире мне запомнились только одним — постоянным сексом. Мы словно два изголодавшихся подростка не отлипали друг от друга. Надо сказать, что я приехал в Москву уже сильно похудевшим — сбросил двадцать килограммов и выглядел несколько измождённым. Ворка поглядывал на меня с удовольствием и спокойно отвечал на мои грязные приставания. Не знаю, говорил ли я когда-то ранее, но друг для меня идеален в постели, а мне есть с чем сравнивать. Он всегда энергичен, внимателен, не впадает в режим «любите меня, а я пока расслаблюсь». Близкий контакт с ним — это чаще весёлая возня со смешками и подколками. С ним интересно и зажигательно. Он заботится о тебе, чаще себе в ущерб. И хочется отвечать тем же, сделать ему хорошо-хорошо, чтобы улетел от счастья ко всем чертям! Мы переплетались с ним руками, ногами, вдыхая друг друга и шипя от удовольствия. Слегка кусаясь и царапаясь. Я прекрасно понимал, что не смогу дать ему полного удовлетворения, но на своём базовом уровне старался изо всех сил, доводя его до дрожащего выдоха и горячего выплеска на живот. Когда он засыпа́л, уткнувшись мне носом в плечо и обхватив тёплыми руками, мне хотелось плакать от тихого человеческого счастья. Сейчас он был со мной, такой уютный, такой любимый человечек. Ромки-Сайки Давно не был в Москве, потому захотелось увидеться со старыми друзьями. Мой дорогой Лисёнок-психотерапевт со своим мужем-художником (см. «Тригею») застряли в деревне в Подмосковье, и увидеться с ними не получалось. На удивление, до меня дозвонился Ромка. Черноволосый сангвиник-программист и мой земляк. Он младше лет на 10. Какое-то время даже жил у меня в доме. Это наше бытие я всегда вспоминаю со стоном удовольствия. Не подумай ничего плохого — он в быту оказался самым лучшим соседом. Ромка совершенно натуральный пацан и бесконечно удивительный парень. О нём могу говорить часами — люблю этого оболтуса. — Тилич, млять! Мне донесли, что ты в Москве! Ну ты, задница! Давай вылазь — пошли посидим где-нибудь. Сейчас Сайка подтянется! Миллиард лет вместе не сидели! Не слышу положительного ответа! Ромку я был рад увидеть, а вот Сайку… Да! Как я мог забыть о Сайчонке? Это, если что, герой моей самой первой автобиографической повести. Парень, который довольно сильно пропахал по моей жизни, однако сейчас мы с ним, по сути, чужие люди. Наши отношения были краткими, но бурными, скажем. Особенно гадко, что я с ним сошёлся, будучи женатым, с ребёнком и служа в церкви священником. Мало того что я изменял супруге, так и его самого в итоге выкинул из своей жизни пинком под зад. Он возвратился через несколько лет, и снова мы разбежались, столкнувшись лбами. Но за этот период я успел перевезти его в Москву с Урала. Бывший! Но уже не друг даже, хотя со всеми бывшими стараюсь поддерживать тёплые отношения, чтобы без негатива и грусти. Мы не в ссоре, но так… Серые приятельские отношения, что ли. Парней встретил у какого-то ресторана в первом часу ночи. Ромка шмыгал огромным замёрзшим носом и радостно прыгал вокруг меня, то обнимая, то в шутку пинаясь, что не писал, не звонил, что забыл. За его спиной маячил флегмой Сайка с вечной кривой улыбкой на мордастой физиономии. Он уже стал крупным мужичком с большим широким лицом и сивой чёлочкой на глазах. Смотрел вокруг с сонной ленцой и презрением ко всем. Завалились в ресторанчик, а точнее, в караоке-зал. У парней развлечение последнего года — караоке. Оба, как оказалось, неплохо поют. Ну про Сайку я знаю — он и в молодости гитару терзал, подвывая дворовый блатняк, но то, что и Ромыч совсем даже неплох, слышал впервые. Мы с хохотом и пошлыми гей-шутками (а в моей компании парни шутили только на эту тему) пели по очереди. Ромка ластился ко мне, явно соскучившись. У нас всегда с ним были отношения уровня «броманс». У меня есть несколько друзей-натуралов, которые в тишине и темноте позволяют себе немного больше простых дружеских отношений. И обнимаются спокойно, и носом в шею дремлют. Вот и Ромыч сидел рядом со мной, переплетя пальцы наших рук и порой опираясь на меня спиною. Пару раз что-то весело кричал на ухо, поскольку в таком баре можно было общаться только так. Потом в шутку цапнул меня за него же и тут же звонко чмокнул, типа «прости-прости». Сайка устроился с другой от меня стороны и на дурачества чернявого друга смотрел снисходительно, но… Что-то проскальзывало в его взгляде. Может, ревновал? Непонятно, кого к кому. А может, я это всё придумал. В Москве Сайчонок жил довольно интересной жизнью в окружении таких же беспокойных личностей, как и я. Он успел сняться в нескольких фильмах в массовке. Участвовал в разных передачах. В чём-то вроде «Суд идёт» даже сыграл обвиняемого. — В массовке карьеры не сделать, на самом деле, — рассказывал Сайка. — После того как меня в Филёвском парке, сука, несколько раз расстреляли из автомата, я решил завязать с сериалами. Прикинь, чтобы сквозь рубашку вылетели наружу фонтанчики крови, типа от пуль, там размещают на теле такие пиропатроны. И по команде с пульта, сука, они все взрываются. Сайчонок с довольным видом показал на себе, где что ему крепили, и продолжил: — И вот дубль раз, дубль два… А я в рубашке, и ветер в парке, сука, осенний. После выстрелов должен упасть в грязь и валяться, пока мимо бегают актёры и орут свой текст. Окоченел, нахер! Грудь болит, словно её пинали ногами. Как же меня всё это, сука, задолбало! Понимаю. В то время Сайчонок уже руководил отделом компьютерной безопасности одной толстой фирмы и нехило зарабатывал. Как-то на этом фоне романтика с лужами в парке и синяками на теле от пиропатронов не греет. Совсем. Вечер закончился кисло — к нашему столику привалила пьяная дамочка лет тридцати и испортила нам всё веселье. Она орала, пела, пыталась плясать с каждым из нас и предлагала себя «прямо здесь». Терпеть не могу пьяных баб. Выгнать её вежливо никак не получалось. Сайка взял огонь на себя. Начал дамочку убалтывать, выспрашивать, в итоге утащил её от нашего стола, а там и какие-то ребята выскочили ему навстречу — как раз потеряли эту красавицу. Ну и х… хорошо. Настроение было уже испорчено. Потому свернули посиделки и разъехались по домам. Ромка долго висел на мне и просил звонить почаще и не забывать. Вот же забавный мальчишка… Хотя нет — ему уже тридцать. Здоровый лоб. Хорошо обеспечен и со вкусом одет. Парни уехали на такси вместе. Друзья с детства. Жили в одном дворе на Урале и в Москве постоянно общаются. У каждого своя жизнь, работа, семьи. Сайка вот квартиру в ипотеку взял в Подмосковье, у него растёт дочь. Ромка чуть ли не круглосуточно разрабатывает банковский софт. Одиночка, но всем доволен. И в этом ворохе проблем их всё равно жизнь стягивает вместе — дружат, ссорятся и помогают друг другу вот уже более двадцати лет. У меня не осталось таких друзей детства. Такси уносило меня в темноту. Я ехал, усталый, оглушённый после караоке, и завидовал. Но не сильно: меня тоже ждали друзья — Ворка и Анжело. И пусть с последним у нас были немного скованные и неловкие отношения, но он есть, и он мой друг. Тригея На Урал, к маме, я вернулся спокойным и переполненным воспоминаниями. Словно окунулся в доброе светлое прошлое. Москва уже так не раздражала, как полтора года назад. Я был рад там погостить. Этот запах метро, что резко ударил в нос, как только спустился по эскалатору. Эти озабоченные морды людей, эти толпы, галопирующие по переходам. Москва жила в своём бешеном ритме. Ей было плевать на маленькую песчинку с брюшком и в очках, что терзалась и скучала по ней где-то в полутора тысячах километров восточнее. Вернувшись домой, я даже затемпературил, тоскуя по столице. Больше всего мне не хотелось отпускать Ворку. Добравшись до своего компа, я открыл Word и настучал название: «Тригея. Часть 1. Главные контакты». Да, я решил записать всю историю моей жизни в Москве, ведь больше там не появлюсь. Пусть это будет хорошим воспоминанием о странном периоде. Набрав махом первую главу, кинул текст Ворке и стал нервно бегать по стенам, боясь его реакции. — Тилич! — появился друг в скайпе и с хохотом спросил: — Что это ты такое задумал, чудовище? Охренел, что ли? Решил продолжение «Сайчонка» написать? Я лишь кивал башкой, довольный, что он не ругается. — Только пока не публикуй, давай-ка пройдёмся по ошибкам! — Да кому это надо, бро? — Цыц! — в шутку затыкает меня друг. — Я сейчас тебе кину правленый вариант. Поймал? Смотрим первый абзац. Три раза «какой-то». У тебя там прорвало, что ли? И мы принялись за редактуру. Тот неловкий момент, что я рассказывал в тексте о нём и Сашке, он просто проигнорировал. Так у нас и пошла работа. Я набрасывал главу, потом мы садились с ним в онлайне и внимательно всё вычитывали. Тогда же я взял для себя за правило перед публикацией показывать главы всем друзьям-персонажам, попавшим в текст. Мне нужен был «одобрямс» и от Ворки, и от Анжело. Я отправил текст Лисёнку и его мужу — парни были довольны и прислали мне кучу восторженных воплей. Конечно, пришлось показать текст и Сайке, раз он там упоминался. Парень поржал и махнул рукой, типа: «Да пиши чо хочешь! Всё равно врёшь как сивый мерин!» Вообще, забавная штука — каждый описанный мной эпизод его участники, оказывается, запомнили немного не так. У каждого была своя картинка. Часто противоположная моей. Это обескураживало и заставляло думать, что наш мозг работает как-то очень забавно, выстраивая реальность по своим принципам. Повесть я закончил через пару месяцев, написав 11 огромных глав. Это получилось очень сумбурное повествование, напичканное как скучными размышлениями, так и чуть ли не порно-сценами. Эдакая сборная солянка, раздербанившая душу так, что, дописав эпилог, я разревелся. Всё прошедшее десятилетие крутилось в моей голове океаном слов, образов, прибоем эмоций — от глубокой тоски до пузырящейся волны счастья и смеха. Первые читатели «Тригеи» остались довольны текстом, и на меня вылился плотный поток отзывов и доброй критики. Это помогло избежать депрессии, хотя она уже сдавила горло. Кстати, а знаешь, что заложено в название «Тригея»? Ну, первый слой — тупо три мужика: я и двое моих друзей. Второй — это немного греческого налёта, типа «страна Тригея». Красота! Но, если честно, эта повесть была только о моих состояниях. Три гея — это всё я. Мои три состояния разума, что ли… Первое — любопытный и весёлый гомик. Щенок, который лезет во все щели. Второе — шалава и хабалка с признаками звездатости. Третье — усталый пофигист и мизантроп в поисках своего маленького счастья. Эти состояния намешаны во мне густо, но переключение я хорошо чувствую. Словно биполярочка, правда? Долгие недели я общался с читателями на разных порталах сети. Кто-то писал в личку, кто-то на форуме. У меня было очень много разговоров и обсуждений написанных историй. Порой это выматывало, но в то же время всё было бесконечно трогательно. Людям зашла моя история. А для графомана это та ещё наркота. Пусть я в «Тригее» и был немного «идеальный-я», но всё же люди поверили и обсуждали меня и моих друзей. Были те, кто просил контакты Ворки и Сайки. Последний оказался не против общения, а вот братишка наотрез отказался. Вредный какой мальчишка! После многобуквенного акта эксгибиционизма закончился и мой курс лечения гепатита С. Вирус больше в крови не наблюдался — меня вылечили. Это позволило выдохнуть и поднять голову — значит, ещё поживу чуток. Лёшка-ювелир Среди моих старых друзей было два особенно родных человека, которые так и жили на Урале, сколько я их знаю. Первый — это мой друг Лёшка. Мой бывший ученик. Парень, что, можно сказать, вырос рядом со мной из мелкого смешливого лопухастого шкета десяти лет в яркого шустрягу-оторву, владеющего редким умением — он стал ювелиром. Этим профессионально занимался его дед, вот Лёшке и перепала специальность. Ему посвящён рассказ «Братишка навсегда». Я там написал много хороших слов об этом парне, хотя… С возрастом не всё получилось так светло и весело. Мой брат, мой близкий человечек, в эти годы совсем отдалился от меня. У него было до черта работы в личной мастерской. Я ему порой помогал с визитками и рекламой. Но чаще он просто выпадал из моей реальности на месяцы. Ювелирка — бизнес не очень чистый, если честно. А особенно в нашем городе, где золотом и всякой яшмой торгуют везде, на каждом углу. Рынок перенасыщен. Лёхе приходилось крутиться в таких кругах, что реально било по его характеру, делая из него волчонка. Насмешливого и злого парня-быдло. Он постоянно матерился, все вокруг у него уроды и твари. Каждый виноват во всех его проблемах. Готов всех порвать, была б его воля. Порой слушать его мыслепоток становилось откровенно тяжело. Он не отличался высоким ростом, но его обаяние и, видимо, деньги, притягивали к нему большое количество своеобразных дам. А братишка этим с размахом пользовался. Не остановился, даже женившись. Лёшка постепенно превращался в мелкого злоязыкого блядуна, который в разговорах только хвастался доходами, квартирами, что приобрёл, и тоннами золота, что скупает у ворья. Ментально он остановился где-то на уровне 17–19 лет. Такой стареющий подросток. Но он тянулся ко мне и время от времени появлялся на горизонте с воплями и криками, вытаскивая в какую-то кафешку. Что же меня держало рядом с ним да и держит до сих пор? При всём дурацком образе гопника он продолжает делать очень красивые вещи. Он всё время рыщет в сети в поисках новых идей. Крутит их, креативит и выдаёт порой такие нежные и удивительные произведения искусства — броши, цепочки, кольца или кулоны, что просто замирает сердце от восторга. До сих пор не понимаю, как в нём всё это помещается. Когда у Лёшки родился сын, такой же чубасто-лопухастый обаяшка, как отец в детстве, то друга словно подменили. Да, он оставался гопником, но при взгляде на сына злые глаза теплели, парень расплывался в глупой улыбке и начинал нежно ворковать над малышом. Братишка завалил меня фотками наследника, постоянно рассказывая, что сейчас с ним происходит. Рассказал и о своей мечте. В нашем уральском городке с экологией тяжко, потому у Лёхи появилась идея увезти сына к морю. Чтобы он рос в чистом и светлом городе, подальше от заводов и цветных вонючих выхлопов. Директор Вторым родным человеком был Тошка. Это одноклассник Лёхи-братишки. И его полная противоположность. Мальчишкой он был чистюлей — всё время отглаженный, в белых носочках. Занимался большим теннисом и учился на «отлично». Дальше парень ломал шаблон — в классе его уважали за спокойный взрослый характер и крепкий кулак, если кто его доставал. В подростковом возрасте он добавил качалку и слепил себе просто убийственную фигурку. Я в то время даже боялся с ним общаться — он в свои пятнадцать меня уже подавлял — рассудительностью и продуманностью. Элитным образом и острым взглядом. Но неожиданно мы сдружились, и Тошка стал постоянным гостем у меня дома. Вместе с Лёхой-братишкой. Всей кучей — моя супруга с гитарой, я и эти два обормота — ездили на бардовские фестивали, шлялись в походы. О нашей дружбе я много рассказывал в повести «Сайчонок» и рассказе «Гадина». Рассказ не о нём, если что. Он там фоновый, но весёлый персонаж. С годами Тоха всё больше набирался опыта и знаний, легко окончив институт и получив диплом экономиста. Парень активно занимался парашютным спортом и тягал железо в качалке. Через несколько лет он уже был в директорате небольшого завода и лет в 28 его возглавил. Да, тут сыграло роль и то, что отец парня сам был директором одного из местных заводов. Хотя папаня из семьи давно ушёл, но за сыном приглядывал. Тоха стал солидным молодым мужчиной. Такой обаятельный засранец, если честно. Общаться с ним мне стало сложнее. Да, мы так же спокойно трепались обо всём на свете. Но лёгкость уже куда-то исчезла. Этим летом Тошка позвал меня на свой день рождения в один из дорогущих ресторанов города. Я боялся, что там соберутся всякие местные олигархи — владельцы заводов-газет-пароходов. Так и вышло — это было очень заунывное статусное мероприятие. Не выношу такие органически. Эдакий пластиковый провинциальный пафос мне больше напоминает ролевые игры толкиенистов, где каждый играет за какую-то расу — эльфа, орка или гнома. А потом едет вечером домой, смывает грим и на выдохе: «Мля-я-я! Как же достали эти уроды!» падает в кровать лицом вниз. Вот и вышло, что одни из самых моих близких друзей в городе неожиданно стали от меня далеки. Я оказался для ребят чужим. Это грустно, но бывает ли иначе? Всё же я пропал почти на десять лет. Хотя, кто знает, было бы иначе, будь я рядом? Мы не ждали вас, а вы припёрлися В июне у Анжело ушёл папа. Он последние годы был совсем плох. За ним нужно было постоянно следить, ухаживать… И вот папа ушёл. Мама Сашкина ушла задолго до этого. Анжело с Воркой тихо привели опустевшую родительскую квартиру в порядок, упаковав всё самое важное и ценное. Сделали косметический ремонт. В июле братишка спросил меня, не хочу ли я вернуться в Москву? — Ну что тебе на твоём Урале? Ты уже в другой энергетике! Да и рано тебе пока на пенсию, а? Тильчик, давай подумай об этом. Отдохнул, проветрился — и двигай уже домой, дауншифтер хренов! Я думал. Давно уже думал о возвращении. Но как только вспоминал, что снова придётся искать квартиру в аренду с идиотами-хозяевами, долбающими тебе мозг всякой ерундой. А если что не по ним, то вышвыривающими на улицу в любой момент. Рычать хочется от злости. — Не хочу я больше слоняться по арендованным хатам, Ворчик. Просто до ужаса не хочу… Я устал быть гастарбайтером. — Знаешь, у Саши сейчас опустела квартира, и он думает её сдавать, — протягивает Ворек. — Давай я поговорю с ним, может, он не будет против поселить тебя? Вот так и вышло, что в августе 2013 года, через два года после того, как сбежал на Урал, я снова стоял на Казанском вокзале с несколькими сумками в руках и коробкой с компьютером у ног. Стоял и с нервной улыбкой смотрел на то, как сквозь толпу приезжих ко мне пробивается улыбающийся Ворка. Он, как всегда, опоздал.