Коул, черт возьми, Кэссиди

— Коул Кэссиди? Обычно методичный грубый голос Жнеца исказился от усмешки, ковбой мог бы даже сказать, что прозвучало более… «по-Габриэлевски». Но не сказал. — Столько лет ты просто скрывал свое настоящее имя, МакКри? Джесси хмыкнул, так и не поправив своего когда-то наставника. Ему было без разницы, как называет его то оставшееся от человека, что скрывалось под маской. На самом деле он даже говорить ему об этом не планировал. Просто как-то… Всплыло. — Ради всех богов, Рейес. Я не говорю кому-то меня так называть. Тебе в том числе. Ковбой уронил ранее скрещенные на груди руки и опустился на стул разрушенной нападением мародеров забегаловки. Он не опасался Жнеца. Не видел смысла. Пускай и были они по разные стороны баррикад. Жнец молчал, и ковбой продолжил: — Это было давно. Когда я взял себе это имя. Не думаю, что сам когда-нибудь привыкну снова называть себя так. Да и… — губы ковбоя растянулись в ухмылке, — «Джесси МакКри» звучит презентабельнее. Шестьдесят лямов за имя на плакате. Он без труда представил, как Рейес закатывает глаза под этой своей «устрашающей» маской. «Любитель Хэллоуина, черт его дери. И ведь действительно стал ходить в этом карнавальном костюме». — Какого черта ты решил рассказать мне сейчас, МакКри? Джесси от неожиданности вздрогнул — он думал, что Рейес так и продолжит играть зловещую статую, внимательно внемлющую его словам. Ковбой неровно хохотнул, но на вопрос отвечать не стал. Продолжил свой монолог. — А ведь знаешь. Я даже забыл его. Настоящее имя, — пальцы крепко вцепились в шляпу, стаскивая ее с головы и опуская на запыленный стол. — Настолько убедил всех, что это мое имя, что порой стало казаться, что то, Коула, я себе выдумал. Будто приснилось. Джесси вздохнул и вытащил из закромов неизменную сигару. Судя по тому, как раздраженно дернул рукой Рейес, ему до сих пор не была по вкусу эта дурная привычка бывшего ученика. Однако тактичности ему было не отнимать. Он не переспросил Джесси о его внезапных откровениях и не рявкнул на него, чтоб травился своей дрянью в другом месте. Лишь задал один единственный вопрос: — И что теперь, Коул? — Если бы я знал.