***
Сережа заходит в квартиру Арсения, и его обдаёт тёплым, практически горячим воздухом. Арсений стоит перед ним в чёрной футболке и мягких серых штанах, а под стёклами очков скрывается ехидный и предвкушающий блеск голубых глаз. Он тянет руки к темному рюкзаку, сразу же находя желаемое, но взгляд зацепляется не за пиво, а слишком знакомую картонную упаковку. — Сигареты? С каких пор ты куришь? — Попов рассматривает картинку импотенции на пачке сигарет. — С тех пор, как познакомился с тобой, — закатывает глаза Серёжа. — Я их купил на всякий случай, — поясняет он, — чтобы в магазин не идти. — А мы хотели накуриться? — Я-то нет, а твоё состояние я знаю прекрасно. Лишним не будет. — Ты прав, — кивает Арсений. Серёжа действительно знает Попова лучше него самого. — Давай на кухню, я чайник поставил… для виду, естественно. Пивные бутылки зелёного и коричневого цвета стучат друг о друга стенками, потому что сигареты не глушат их удары. Арсений крутит пиво, и стекло красиво переливается в свете кухонных ламп. — На меня глядит игриво пиво, пиво, пиво, пиво, — напевает Арсений, пока Серёжа переодевается. — Готовишься? — Всегда готов. Ты там скоро? Арсений открывает крышку, выпивая сразу полбутылки залпом. Матвиенко присвистывает, но тут же выпивает столько же — с Арсом по-другому нельзя, иначе поедешь головой. Спустя бутылку пива и рюмку коньяка Попов смотрит на мир уже не так осознанно, но всё ещё может говорить — медленно настолько, что женщины рожают быстрее, — и Серёжа хочет уложить его на кровать, но Арсений действует на опережение. Он укладывает своё тело на прохладную кухонную плитку, больно стукаясь затылком. — Ай, блять, — Арс трёт рукой больное место, но потом резко замолкает, будто что-то обдумывая. Серёжа хмурится: только этого не хватало. — Ты… — Неси имбирь, — перебивает его Арсений, указывая рукой куда-то в сторону холодильника. — Ты ебанулся? Я не буду этого делать, — Матвиенко знает, что Попов в девяти из десяти случаев сейчас забьёт на свои идеи и просто продолжит молча лежать, поэтому отказывается. Но Арсений почему-то не замолкает обиженно, а достаточно резво для своего состояния переворачивается на живот и менее резво встаёт. — Арс, может, не надо? — Надо, — улыбается Попов. — Лимон подай. — Надеюсь, ты хочешь приготовить чай? Я прошу тебя, давай просто выпьем чаю. Где мелисса? Арсений скалится, словно животное. Серёжа сглатывает: пусть он и знает, что друг не навредит ему, но его состояние Матвиенко очень не нравится. Арсений давит имбирь, режет напополам лимон, заливает массу водой и уходит на балкон. Серёжа все ещё наивно надеется, что оттуда Попов принесёт заварку, никак не книгу заклинаний, но тот заходит на кухню с улыбкой Чеширского кота, и Матвиенко все понимает. — Кто? Не говори, пожалуйста, что это… — Шастун, — Арсений улыбается безумно, и Серёже кажется, что это все дешёвый ужастик, — сейчас вылезет обмазанный кетчупом Стас (который пошёл в школу аж на два года позже, чем все остальные) и будет истошно вопить. Но Шеминов не выбегает с криками — его здесь вообще нет, — а Попов успокаивающе гладит друга по руке. — Не беспокойся, это вообще, скорее всего, не сработает, я ведь не настолько искусный маг. Серёжа знает, что Арсений никогда не ошибается, и все его пророчества сбываются. Остаток вечера покрывается дымкой. Попов идеально и безошибочно (как и всегда, несмотря на своё практически пьяное в зюзю состояние) зачитывает заклинание, и имбирь отдаёт резким запахом, заставляя закашляться — приворот сработал. — Продолжим? — Арсений за это время успел протрезветь, поэтому его речь нормализовалась. — Эх, щас бы подрочить… Серёжа хмыкает. Иногда ему кажется, что даже он со своими пошлыми шутками не такая секс-катастрофа, как Попов. Арс может подрочить в любое время — он это делает в принципе в любое свободное время. Матвиенко, конечно же, знает об устройстве мужского организма (он мужик, и стыдно не знать подробности даже таких вещей), но бешеное либидо его друга все ещё поражает. — Так подрочи, я подожду, — Серёжа откидывается на спинку белого кожаного дивана, прикрывая глаза. — И свет выключи, а то больно сильно в лицо светит. — Ну как я своего друга брошу одного… где колонка? Колонка находится под белым столом, и Арсению приходится ползти за ней — Серёжа благодарит всех богов за то, что он не отклячивает сексуально задницу, как делает это иногда в состоянии сильного алкогольного опьянения. Он включает какую-то пародию на популярную песню, и Матвиенко в очередной раз поражается Арсу в целом: это же надо быть таким. — На вид я очень взрослый, но на деле я школяр, лицо мое в прыщах, руки склонны к онанизму… — Но вот, совсем недавно мне батя подарил ублюдские очки из секонд-хенда! Арсений улыбается. Но улыбка его не такая безумная и пугающая, как несколько часов назад. Он будто расцвёл: глаза посветлели и наполнились цветом, и Серёже хочется верить, что это не из-за магии. Увы и ах… — Небо уроним, насрем на ладони! Нас не догонят, нас не догонят! — Арс поет громко и от души. Серёжа невзначай смотрит на часы: полпервого ночи. Попов обещал, что они недолго, но вышло как вышло, и теперь он вынужден слушать пение друга и думать о бедном Шастуне, который сейчас либо срет, либо блюет от последствий приворота. Серёже становится настолько жалко Антона, что он начинает думать: «А не написать ли ему?». Но стрелки часов медленно переваливают к часу, а Матвиенко слишком воспитанный, чтобы тревожить после десяти вечера — хоть он и знает, что Шаст сейчас не спит. Сережа ощущал на себе последствия магических вмешательств, он прекрасно помнит кисловато-горькое ощущение в глотке и подступающую тошноту. Плечи его вздрагивают от мурашек. — Ты чего? — Арсений внимательно и пытливо смотрит своими волшебными глазами, и Серёжа думает о принуждении. — Когда мы разойдёмся? Поздно уже, а я даже уроки не делал, — врёт Матвиенко, отводя взгляд. — С каких пор ты делаешь уроки? — приподнимает брови Арсений. — У меня останешься. Я тебе гарантирую, что завтра тебя никто не спросит. Серёжа прикрывает глаза и отпивает пиво. Всё-таки хорошо, когда твой друг ведьмочка.***
Антон присаживается за свою парту, трёт окольцованными пальцами покрасневшие глаза, и Серёже, наблюдающему за ним издалека, становится его жалко. Он внимательно смотрит, как Антон подрагивающими руками достаёт ручку из недр чёрного рюкзака, но тут же отводит взгляд. «Что было, то было», — повторяет в который раз, глуша чувство жалости. Иногда Серёже кажется, что Арсений конченный эгоист. Он старается об этом не думать — правда, иногда проблемы слишком тяжело игнорировать, но это недоразумение в его жизни уже не искоренишь. Арсений сидит в телефоне, пряча замёрзшие ладони в рукавах кофты. — Почему ты не садишься к нему? — всё-таки срывается с языка Матвиенко, и он сам пугается своего голоса. — Не хочу, — Арсений мотает головой. Серёжа читает в его взгляде сожаление о случившемся. Хоть где-то совесть хватает его за круглую задницу. Они не знают, что Антон вчера просто безбожно бухал — приворот не сработал практически, потому что чувства были, он их лишь усилил. Арсений все чаще ловит его изучающий взгляд на уроках, однако они не пересекаются ими. Попов ждёт хода Шастуна. Серёжа наблюдает за этим, как за спектаклем на сцене Мариинского театра — вроде бы в руках у тебя программка со всем сюжетом, а ты не знаешь, что произойдёт прямо сейчас. Всё происходит на истории. Серёжа с Арсом бьют баклуши (для историка) и хуи (для всех остальных), сидя на четвёртой парте среднего ряда, Антон сидит сзади Арсения и буквально дышит ему в макушку — можно заметить мурашки на бледной коже. Попов как-то признался, что шея для него является эрогенной зоной, и он не подпускает к ней практически никого (за исключением Матвиенко, потому что тому можно всё), и сейчас Серёжа наблюдает за едва-едва возбужденным состоянием друга: его учащённое дыхание, из-за чего ключицы выглядывали из ворота простой белой футболки, и постоянно влажные губы, потому что в порыве успокоить свои чувства он их уж больно активно облизывает. Антон приступает к нападению неожиданно и быстро: тянет тонкие пальцы с металлическими кольцами к тонкой арсеньевской шее и пробегается ими от шкурного позвонка до макушки. Попов едва сдерживает стон. Серёжа таращит глаза. — Вы охуели тут? — он поворачивается на стуле, смотря одновременно на обоих одноклассников. Шастун хихикает. — А тебе не нравится? — Антон улыбается. — Педики, блять, — тихо ворчит Матвиенко. Шаст и Арс синхронно смеются. Серёжа думает, что Антон не такой уж и плохой вариант для вечно недотраханного Арсения. — Арсений, а твои родители, случайно, не садоводы? А почему у них такой чудесный цветок…? Попов умиленно хихикает. Серёжа приподнимает бровь. — Серьёзно, Шаст? — Да, серьёзно, — он утвердительно кивает. — А твои родители случайно не психологи? — Не продолжай. Из коридора звучит громкий синхронный смех. Серёжа сам не замечает того момента, когда они сближаются настолько.***
— Ты не против, если с нами будет Шаст? — спрашивает однажды Попов, когда они обсуждают очередную субботу. Не то чтобы они пили каждые выходные, — нет, ни в коем случае, никто не хочет стать алкоголиком ко всему прочему, — но выпить по бутылочке пива раз в месяц могли себе позволить. Серёжа хмурится. — Тебе напомнить, каким способом ты получил это внимание? — его голос тихий, хриплый, осуждающий. У Арса мурашки по коже. Конечно же, Матвиенко рад за друга, но чувство справедливости хватает за горло, заставляя задыхаться. — Ты представь его реакцию, когда он узнаёт об этом. Лицо Арсения сереет. Глаза тоже меняют свой цвет — Серёжа замечает это поздно для такой ситуации. Он хватает Попова за руку и тянет к мужскому туалету, прямиком к раковине, где есть только ледяная вода (наконец-то этот факт приносит только пользу), и обливает его лицо водой из-под крана. Арсений дышит тяжело, будто пробежал несколько километров на скорость. — Пришёл в себя, — констатирует Серёжа, заботливо вытирая Арсову кожу туалетной бумагой. — Скажи, что мне делать, — тихо просит Арсений, и Серёжа в очередной раз подавляет жалость, — знаешь, он мне понравился сразу… чёртов коньяк. Почему ты не остановил меня, когда я начал делать приворот? — голос его с каждым словом повышается. Серёжа шипит. — Тише. Тебе напомнить, что ты баран упёртый? Козлина. Я не знаю, что говорить Антону. Твоя вина, что ты сделал приворот на чувства — так нельзя…! Дверь в кабинке туалета хлопает. Арсений и Серёжа поворачиваются одновременно. Антон выглядит так, будто увидел гадящую собаку и не смог её остановить — если бы у него был хвост, то он бы обязательно находился в поджатом состоянии. Серёжа видит, как у Арса крутятся шестерёнки в голове. Ему хочется крикнуть: «Дурак, Шастун не понял больше половины, всё можно списать на глупую шутку!», но изо рта не выходит ни единого звука. — Мужики, я это, пойду, — у Антона вид побитой собаки, и Арсению самому хочется заскулить в голос. — Это не то, о чем ты подумал, — вырывается наружу клише, и Серёже хочется мерзко рассмеяться. Ситуация, на самом деле, страшная и до жути обидная: либо Антон подумает, что Арсений конченный, а Матвиенко потом вытаскивать друга из болота самокопаний, либо Антон пошлёт его нахуй и на хуй, убежав в слюнях. Тот уходит молча, практически по-французски, и Серёжа не знает, как это интерпретировать. Арсений вздыхает. Потерянно смотрит на пустую кабинку. Вздыхает ещё раз, и как-то неуверенно произносит: — Что ж, нахуяримся? Сегодня вечером у меня. У Серёжи нет сил спросить, где его опекуны. Он кивает.***
— Алкоголь мой друг, алкоголь мой враг, — пьяно завывает Попов, и его глаза практически серые, — алкоголь всегда в чем-то виноват! — Посреди дворцов на одно лицо я хочу залезть головой в песок, — тихо продолжает Серёжа. Арсений медленно тонет в пучине своих страданий и мыслей. Матвиенко слышит уведомление на телефоне и сперва думает, что жужжит его побитая «семёрка». Он тянет руку к карману темных штанов, но обнаруживает, что панель уведомлений чиста. — Дай телефон, — просит Серёжа, дергая Арса за плечо. — Что? — отзывается глухо он, не понимая головы. — Всё понятно, — вздыхает Матвиенко и сам тянет загорелую ладонь к заднице Арсения. — Э-э-э-э…только Тохе можно… — Какой кошмар, этого слышать я точно не хотел, — он всё-таки выуживает телефон, больше похожий на лопату, и действительно видит там два новых уведомления. — Шастун, охуеть. — Шастун? — Арсений поднимает голову со стола, будто он преданная собака. «Сейчас ещё хвостом начнёт вилять», — думает Серёжа. — Да, твой ненаглядный написал, — подтверждает Серёжа и откладывает телефон. — Пишет, что обдумал все и хочет поговорить. Арсений подскакивает со стула, и тут же валится на пол, шипя. Матвиенко громко матерится. — Подожди, герой-любовник, сейчас не время для разговоров. Завтра на свежую голову поговоришь. Он берёт Арсов телефон с кофейного столика в руки и печатает сообщение с помощью голосового набора.Вы
привет, это Серёжа. Арсений набухался, поэтому он в состоянии несостояния. он поговорит с тобой завтра.
Антоха Нихуя себе, спасибо Вы в норме?Вы
да все заебись, завтра он как огурчик будет. мне тоже норм
Антон по ту сторону экрана вздыхает. Он всё хорошо обдумал: за семнадцать с лишним часов были пройдены все стадии принятия. Конечно же, сам факт приворота до жути обиден, но Шастун не так-то прост, как кажется. — Внучек, подойди сюда, — дрожащим голосом зовёт бабушка. Антон подбегает сразу же; в его руках кусочек газеты, на которой он рисовал. — Садись сюда… Руки её дрожат. Шастун старается не смотреть на них — это зрелище делает больно. Он усаживается на оранжево-коричневое кресло, накрытое зелёным ковриком в белую полоску, и подгибает длинные ноги в коричневых вельветовых штанах под себя (за это лето он очень сильно вырос, и находиться в привычных габаритах стало резко неудобно). Бабушка встаёт с насиженного места, и на него тут же прыгает толстый Люк, которому уже лет десять — в общем, старый кот. — Ба, почему ты меня не попросила? — Антон собирается встать со своего места, но бабушка тихо шикает. — Сиди, Антошенька, сиди, бабушка сама справится, — она надевает очки с толстыми линзами в коричневой оправе и начинает искать нужный корешок. Через несколько минут она достает старую книгу болотно-зелёного цвета с выцветшими страницами. Бабушка, шаркая коротенькими ножками, подходит к креслу рядом с Антоном, — иди отсюда, погань чёрная! — кот послушно запрыгивает на толстую спинку кресла, освобождая место. — А сейчас я расскажу тебе историю… И Антон слушает. Слушает про тёмные леса, про упырей и ведьм, про кикимор и лесных чудовищ, про ведьм и ведьмаков, про суккубов и суккубок, которые являлись во снах прекрасными искусителями любви. Однажды бабушка рассказывает про привороты. Антон слушает внимательно: ему в голову никогда не приходило и мысли, что магия и все, что с ней связано — это сказки и бред. Антон прекрасно понял все слова, что были сказаны в тот день в туалете. Он подозревал об этом — слишком много совпадений, да и в тот день он выпил не столько много, чтобы блевать, как последняя тварь. Антон был готов к разговору и ждал следующего дня.***
Арсений наступает красной кроссовкой в лужу и матерится сквозь сжатые зубы. В Петербурге резко похолодало: ещё вчера он носил толстовку поверх футболки, а сегодня — кутается в чёрное пальто, пряча озябшие пальцы в тёплых карманах. На дворе начало октября — золотая осень. Листья жёлтого, оранжевого и ярко-красного цвета находятся буквально везде: в больших грязных лужах, на тротуарах и поребриках, на ветхих скамейках у жилых домов и на крышах гаражей. Арсений заворачивает за грязно-жёлтое здание, сразу же обнаруживая уютную кофейню, спрятавшуюся во дворах пятиэтажек в спальном районе. Он поднимается по ступенькам, и даже на них обнаруживается ещё несколько опавших листьев. В кофейне тепло: Арсения обдаёт жаром, и он думает, что если бы он был не в линзах, а в очках, то те бы запотели без возможности вернуться в предыдущее состояние. Антон обнаруживается сразу. Во-первых, помещение очень маленького размера, а занятых столиков немного; все люди видны, как на ладони. Во-вторых, у Шаста выдающийся рост, — он выше даже немаленького Арсения, что привлекает и возбуждает (Попова, если честно, возбуждают любые вещи, связанные с Антоном, и ему это нравится), — и смешная шапка-гандонка, облегающая голову и делающая её похожей на яйцо. Арс думает, что обязательно заставит Шастуна купить нормальный головной убор, чтобы тот не позорился. Антон оборачивается. На его эмоциональном лице хорошо видно, что тот рад встрече и не сильно злится. Арсений улыбается в ответ. Чувство сожаления хватает за горло и треплет щёки, заставляя их покрыться некрасивыми красными пятнами. Шастун жестом приглашает присесть, и Попов повинуется. Арсений смотрит на Антона. Тот молчит. — Мне жаль, — признаётся Попов, — правда. Мне безумно жаль. — Я прекрасно знаю, кто ты, — зелёные глаза встречаются с голубыми. — Почему ты это сделал? — Я… ты мне понравился. Я не подумал, был пьян, — Арсений трёт руки, не в силах справиться со стрессом. — Серёжа пытался меня остановить, но вышло, что вышло. — У меня прабабка ведьмой была, прикинь, — Антон понижает голос, подвигаясь поближе. Попов краснеет, сглатывая. Слишком близко. — Глупо отрицать, что между нами не искрит, Арс. — Так ты… чувствовал? — глупый вопрос, учитывая ситуацию, Арсений. — Извини, но это глупый вопрос, — фыркает Антон. — Конечно же, да. А ты не заметил? Арсений прикусывает губу. Боже, какой он дурак. — Я… не уверен, — отвиливает от вопроса он, — мне кое-что приснилось. — Занятный сон? — Очень, — их взгляды пересекаются, и Арсению становится жарко. Воспоминания слишком ярко появляются, ярко настолько, что у Попова глаза начинают отливать фиолетовым оттенком. — Твои глаза, — шепчет Антон. — Такие чистые, как небо? Антон смеется высоким фальцетом, практически складываясь пополам. Арсений всерьёз боится, что их сейчас погонят ссаными тряпками из этого чудеснейшего заведения, да ещё и в чёрный список занесут в придачу. — Так я тебе понравился, потому что приснился? — спрашивает, наконец, Шастун. Арсений кивает. — Охуеть.***
— Бу! — Блядина! — орет Матвиенко, оборачиваясь. Антон ржёт, явно довольный реакцией друга его парня (с недавних времён и его друга), и вытирает глаза от подступивших слез. — Я тебе голову на жопу натяну в следующий раз, понял? Антон смеется ещё громче. — Не ругайся, пойдём выпьем чего-нибудь, — Шастун хватает Матвиенко за руку и тянет к актовому залу, к столам, где уже кое-кто с фамилией, начинающейся на «П» и заканчивающейся на «опов», умудрился смешать водку с апельсиновым соком. Они уговорили школу организовать им праздник — и пусть те плевались ядом, но всё-таки согласились — и, как самые старшие, приходили раньше и уходили позже. «Я тут вообще самый старший и самый тупой», — пошутил Антон, потому что пошёл в школу на год позже остальных. «Самый старший здесь Стас», — ответил Арсений и поцеловал его в щеку. Вокруг них — куча медсестёр, похожих на шлюх (неужели нельзя придумывать красивые и оригинальные костюмы, а не вот это всё?), вампиры и оборотни с волосатыми ногами и руками (парням запариваться не пришлось — просто нацепили одежду покороче и пошли покорять этот мир). Антон смотрит на Арсения, одетого в ведьмака на свой лад: на кулон из серебряной цепочки и кольцо-печатку, на маленькую шляпу, скатившуюся набок, на полупрозрачную на рукавах чёрную кофту и обыкновенные чёрные джинсы, которые они покупали на прошлой неделе. Арсений влюблённо смотрит в ответ, и глаза его начинают светить сильнее. Наконец-то он может не скрывать: сегодня Хэллоуин, а это значит, что его глаза зачтут за хороший грим и хорошие линзы, никак не за магию, обладателем которой является Попов. — Пойдём кое-куда, мне надо показать тебе кое-что, — подвигается ближе Антон, опаляя шею Арсения горячим воздухом. Тот вздрагивает и расфокусированным взглядом смотрит на его губы, накрашенные чёрной помадой. Шастун не ждёт ответа, обтирает свою вспотевшую руку о джинсы и спокойно хватает бледную Арсову ладошку своей. Попов подчиняется, напоследок шепнув Сереже, что они отлучатся ненадолго. Тот закатывает глаза: Шаст все мозги ему проел вопросами «А как Арсу хорошо?», «А если я буду слишком грубым?», «А он точно поймёт, если я шлёпну его?», а он устал отвечать, что в душе не ебёт, как Арсу хорошо. Они идут по коридору в сторону туалетов, и Арсению начинает казаться, что они просто будут сосаться в школьных кабинках, — прямо там, где Антон услышал их разговор про приворот — но они резко заворачивают в другой коридор и оказываются в библиотеке. — Серьёзно, библиотека? — Арсений поворачивается к Антону, тут же видя его хищный взгляд. Ноги начинают дрожать от того, как Шаст смотрит на него. — А ты разве против? — ужасно возбуждающим голосом спрашивает Антон, и Арсений тихо стонет. Чёртова податливость. — Нет, — Попов подходит и наконец-таки целует Антона со всей страстью, на которую он способен. Чёрная помада смазывается, оказываясь на подбородке и чужих — или родных — губах. Поцелуй выходит слюнявым, но им нравится. Арсений кайфует от Антона, а Антон — от Арсения. Он водит руками по широкой спине, залезая, наконец, под футболку. Арс стонет прямо в поцелуй, и Шасту становится очень хорошо: тот делает все правильно, пусть и неопытно, и ему приятно от того, что приятно и Попову. Антон толкает его прямиком к секциям русской классики — между стеллажами с томиками Толстого находится прекрасный стол, на котором Шаст заранее приготовил мягкое место. Арсений просящим жестом приподнимает шею, застонав. Антон поцелуями спускается к бледной коже около кадыка, сразу же находя нужное местечко, где особенно приятно. Он языком исследует родинки, оставляет красный след ближе к уху, выбивая у Арсения ещё один стон, более громкий и требовательный. Он хватает Попова под округлыми ягодицами, усаживая на стол, и продолжает целовать его шею. — Хватит… — тихо стонет Арсений, и Антон резко останавливается, отстраняясь. Попов всхлипнул: — Если ты продолжить лизать мне шею, то мы ни к чему не придём, а я позорно кончу в штаны. Антон толкает Арса, и тот послушно падает на звездный плед, головой — кажется, в тысячу мягких подушек, и он в них утопает, как в Антоновых зелёных глазах. Он поднимает черную ткань кофты, и Арсений понятливо поднимает руки наверх, чтобы Шаст смог снять её. Антон поцелуями спускается ниже, целует впалый живот, так что там остаются остатки помады, и громко выдувает воздух в пупок — выходит звук смачного пердежа, и Арсений на секунду теряется. — Ты чего? — смеется он, глядя на озадаченного Арса. — Пи-и-и-издец…продолжай. Шастун резко переворачивает Арсения, выбивая из того хриплый ох. Попов поворачивает голову в сторону, чтобы не задохнуться в подушке, и чуть ли не плачет от удовольствия: Антон действует слишком хорошо и по-блядски уверенно лижет языком его шею, выбивая стоны. Антон хватает окольцованными пальцами его худые запястья, крепко удерживая на одном месте, и Попов млеет от осознания, что им владеет Шаст. Арс чувствует приближающийся оргазм и тепло внизу живота. Ему хочется схватить кудрявые волосы Шастуна и приблизить его голову к паху, потому что ему этого не хватает. Антон отпускает его запястья, и его руки тянутся к бёдрам, к Арсовым джинсам, прямо туда, где это так надо и так хочется. — Я тебе говорил, — практически неслышно признаётся Арсений, и Антон приближается ближе, мечтая услышать заветное признание, — что мне снятся вещие сны? Продолжай… — Я тебе говорил, что люблю тебя? — Антон чмокает его в лопатку, начиная спускать трусы. — Не говорил, — Арсений чуть ли не плачет от удовольствия, — я тебе тоже не говорил… — Я, — Антон оглаживает ягодицы, — тебя, — спускается ниже, подходя к крестцу, — очень, — Шаст опускается на колени, — сильно… люблю.