***
Прозвеневший на три минуты раньше звонок освобождает его группу от дополнительного задания. Ближе к сессии профессор Хопски начинает сходить с ума — по общему мнению группы старшекурсников, не жалея студентов и задавая как можно больше работы. Нил аккуратно лавирует среди спящих студентов, старательно обходя их стороной, пока его не ловит широкая, тяжёлая ладонь. Капюшон его толстовки оказывается зажат в цепких руках низкорослого блондина так, что он почти падает назад. Тот сжимает и разжимает плотный оранжевый кусок ткани, трёт между пальцами и смотрит внимательно, словно в первый раз видит. — Интересное шоу ты устроил на двенадцатой восточной улице, но Кевин уже идёт по твою душу. Его терпение закончилось, — безэмоционально комментирует вчерашнее ограбление Эндрю и наконец-то отпускает. Нил чертыхается, поправляет спавший с плеча рюкзак и недовольно смотрит на вратаря. Его всегда напрягало спокойствие и отрешённость, с которой тот относился ко всему. Джостен не был уверен, мог ли Эндрю не проявлять эмоций, потому что хотел того сам или это отнимало у него слишком много сил. Даже спустя месяц после его присоединения к команде Лисов, когда Эндрю узнал о второй личности Нила, на его лице не было и тени удивления. Но зато пропали те заговорческие улыбки и маниакальное желание разгадать его. То, с каким рвением Миньярд вытягивал из него правду в обмен на свою, было пугающим, странным и до ужасного затягивающим, будто Нил был мировой загадкой, восьмым чудом света и его личным судьбоносным вызовом. — Я что-нибудь придумаю, — отмахивается он. Эндрю кивает, тихо фыркнув, словно наперёд знал ответ нападающего. — А куда ты денешься? Ложь — твоё главное оружие, паучок. Самое время или бежать, или лгать. Позади раздаются тяжёлые, злые шаги. Кто-то хватает его за плечо, разворачивая. — Ты пропустил вечернюю тренировку, Нил, у тебя должна быть очень веская причина. Например: твоя смерть, но, так как ты стоишь предо мной живой и здоровый, твой ответ заранее обречён на провал, — строгий взгляд зелёных глаз сканирует парнишку на предмет повреждений. — Это третий раз за всё то время, что ты здесь находишься. — Успокойся, Дэй, это буквально три пропуска за целый семестр, — раздражённо выделил и повторил его слова Джостен. — Я наверстаю на ночной тренировке. Он скидывает руку Кевина со своего плеча и ненароком пересекается взглядом с рядом стоящей фигурой. Миньярд криво улыбается ему, так и насмехаясь а-ля «Начинай своё шоу». — Если ты на неё хотя бы явишься, — шипит Дэй. — Не драматизируй. Джостен уходит, предпочитая оставить последнее слово за собой. Он не сказал правды, не стал оправдываться, но и не соврал. Ему почти удаётся физически прочувствовать раздражение Эндрю. И это отчего-то приятно. То, что он одним лишь словом может вывести собранного и отстранённого вратаря из пучины безразличия хоть на какую-то эмоцию — подкупало. Эндрю ненавидел его, и Нил мог понять почему.***
Когда он встречается с остальной частью команды на тренировке, никто не высказывает недовольства, лишь Ники интересуется его здоровьем, предполагая, что оно послужило причиной пропуска. Джостен отвечает автоматически излюбленной фразой, заставив Хэммика сморщиться в отвращении. Мэтт по-дружески хлопает его по плечу и в который раз напоминает, что он всегда готов прийти на помощь, а также о том, чтобы Нил не молчал о своих проблемах. Тот послушно кивает и уходит в душ, натягивать экипировку, под осуждающий взгляд так и не проронившего ни единого слова Кевина. Вместо этого Дэй отыгрывается на тренировке. Он заставляет Нила вылезти из собственной кожи, но выполнить поставленные им задачи. К концу второго часа Джостен не чувствует ни рук, ни ног. Тело наливается свинцом, становясь неподъёмным, а каждый шаг — медленнее предыдущего. Взмах клюшки выходит настолько медленным и слабым, так что Эндрю даже не реагирует на бросок и не пытается защитить ворота — не долетит. Кевин что-то кричит ему с другого конца поля, но Нил вымученно поднимает руку вверх, молча демонстрируя средний палец, и отходит к стене близ вратарской зоны. Прижимается спиной к холодному плексигласу, скатываясь на корточки, и стягивает перчатки. — Для героя у тебя слишком плохая выносливость. Твои фанаты были бы опечалены, — Миньярд в его сторону не смотрит, всё также стоя перед воротами, но знает, что рыжий его слушает. Нил же знает, что может лучше. Его сверхспособностей хватало и на сверхвыносливость, но в пределах корта он привык быть обычным, отбрасывая данные ему возможности. Экси — командный вид спорта, и он предпочитает сливаться с командой, нежели выделяться. Пускай он и не был в лучших отношениях с Лисами, но, казалось, старшекурсники старались наладить с ним отношения ещё с момента его вербовки. Только тут он чувствует, что есть те, кто прикроет. Кто играет рядом, на его стороне. Тяжесть клюшки в руках, рвение и быстрое сердцебиение спортсменов на площадке, накалённая атмосфера и каждая секунда на счету. Чувство игры, победы и поражения, где на кону не стояли жизни людей. Ему нужен был экси, он нуждался в этом виде спорта. Грубой, жестокой игре, где ему не приходилось быть любимцем публики и героем города. Игре, где он был не один. — Я никогда не просил их делать из меня героя. Я никогда им не был.***
Появиться на пороге дома кузенов было ошибкой. Пробраться через окно в комнату Эндрю было самоубийством. Но когда из раны хлещет кровь, а сознание грозится покинуть в любую секунду — выбирать не приходится. — Эндрю, — тяжело выдыхает Нил. — Просто помоги мне. Миньярд зол, Джостен видит это по горящим глазам, напряжённым плечам и слишком резким движениям, когда тот уходит за аптечкой и швейным набором. Эндрю единственный, кто знает. Единственный, к кому он может прийти среди ночи с простреленным боком в том самом чёрно-красном костюме и не объясняться. Идею заявиться в больницу он даже не рассматривал, ни в костюме, ни после. Он бы не смог объяснить пулевое ранение без привлечения внимания полиции. Нил также не был уверен, что смог бы справиться с раной сам, не в таком состоянии, когда на путь, с места происшествия до дома, уже была потрачена большая часть сил. Эндрю заходит, плотно закрыв за собой дверь и не церемонясь, бросает Джостену предметы первой помощи. — Я не смогу, — качает головой тот. — А я не играю в добрую медсестру, Джостен. — Ты не понял, — жмурится от боли Нил. — Мне кажется, я вот-вот потеряю сознание. — Ты придурок, — рычит вратарь, но поднимает с постели нитки и медикаменты. Нил тянется, поднимая край костюма и оголяя кожу. Ткань пропиталась горячей, вязкой кровью, прилипая к ране, так что на то, чтобы оторвать её, пришлось потратить немного времени. — Где пуля? — склонившись над раной, интересуется вратарь. — Прошла навылет. Просто… просто зашей, чтобы я не сдох от кровопотери. Остальное быстро заживёт. — Повышенная регенерация? — вновь спрашивает Эндрю, и Нилу начинает казаться, что тот просто пытается удержать его в сознании вопросами. Он медленно кивает, и Эндрю наспех обрабатывает иглу, нити и повреждение. Только сейчас нападающий замечает, как подрагивают руки блондина, и до него медленно доходит, в какую ситуацию он его загнал. Эндрю не любит прикосновения, и это наверняка первый раз, когда ему приходиться наживую зашивать человека, плюс ко всему, он явно не оставит его в живых после того, как он ворвался в его спальню. — Эндрю? — тихо сипит Джостен. — Не смей, — угроза повисает в воздухе. Предупреждение звенит в голове, проламывая затылок, но он упрямо зовёт его снова. Давящий груз падает на его плечи, вина обхватывает горло руками и грозится свернуть шею, и даже боль от пронизывающей его кожу иглы кажется незначительной по сравнению с ней. — Заткнись, или я выкину тебя на улицу. Он перевязывает местами неровный шов бинтами в несколько слоев и шипит что-то о том, что лучше бы чудо-организм Джостена уже начал план по спасению. Нил хмыкает и на мгновение теряет ориентиры в пространстве, покачнувшись. Эндрю толкает его на кресло позади. Циферблат часов горит ярко-зелёным, показывая время, перевалившее за три часа ночи, и блондин решает дать незваному гостю ещё десять минут, чтобы прийти в себя, а затем уходит в другую комнату. Когда шаги возвращаются, Нил поднимает глаза вверх ровно в тот момент, когда в него прилетает чужая одежда. — Переодевайся. Судя по размерам, одежда явно принадлежала Ники. Яркая и большая даже для Нила, близнецы не могли носить что-то из этого. Эндрю молча ждёт, когда он сменит костюм на повседневку, а затем уходит вниз, нападающий идёт следом. Он старается двигаться тихо, чтобы не разбудить кузенов, делать это со свежей раной оказывается значительно труднее. Они выходят из дома и садятся в машину. Миньярд едет агрессивнее и быстрее, чем когда-либо на памяти Нила, и последний не может не порадоваться полупустым ночным улицам. На удивление пейзаж за окном не сменяется знакомой дорогой домой, хотя Джостен уверен, что вратарь не мог забыть его адрес. Вместо этого Эндрю везёт его к Ваймаку и Эбби. Ну конечно. Рыжий стискивает зубы, стоило уйти сразу после того, как ему наложили шов.***
Ветер треплет его волосы, путает и мешает глазам. Джостен чуть жмурится, силясь разглядеть стоящего перед ним блондина, пока холодные порывы пробираются под ветровку, заставляя вздрогнуть. Слетевшее с его губ «спасибо» разбило их неофициальные встречи на крыше на мелкие осколки. Эндрю не ответил, но Нил заметил, как тот замер и напрягся, так и не донеся тлеющую сигарету до губ. — Не надо, — сухо бросает он и отворачивается. — Я не собирался слушать истерику Кевина, если бы команда лишилась нападающего среди весеннего чемпионата. Нил кивает и переводит взгляд на город. Он в кои-то веки спокоен, а очередные сумасшедшие не пытаются поставить его на уши или разрушить. И в этом мирном спокойствии и тишине он внезапно понимает, насколько вымотан. — Я не выбирал этого, — тихо делится он, зная, что Миньярд всё равно услышал. — Это был не мой выбор. Мутные картинки, воспоминания из его прошлого проносятся перед глазами. Он всё ещё помнит ледяную сталь ножей его отца, гадкий смех Лолы и решение, согласно которому Мяснику нужно было передать сына клану Морияма. Там, за закрытыми дверьми главного корта, творилось по-настоящему страшное. Игры были отвлекающим манёвром от встреч различных группировок, а внутри гнезда процветали незаконные медицинские исследования. Когда наследный сын — господин Ичиро —изъявил желание создать новую отрасль с нуля, его отец поддержал эту идею, даруя тому полное право распоряжаться «особыми игроками» воронов. Тецудзи был против этого, но не мог пойти против главной ветви. Его желание создать идеальный корт сузилось до двух нападающих, а только ступивший на площадку воронов Натаниэль был передан Ичиро. Вскоре номер три занял Жан, и Тецудзи больше не высказывал недовольств. — А чей же? — насмешливо тянет вратарь. — Ты мог не высовываться. Мог бежать, когда мы пришли за тобой, но ты остался. Более того, тебя понесло на подвиги. Ты мученик, которого никто не просил им становиться. Не пытайся переложить ответственность за свои действия на других, Нил, тебе это не идёт. — Я не пытался, — смотря куда-то вниз, на дорогу, протестовал Джостен. Когда его мать помогла ему бежать из лаборатории, он был настолько счастлив прекращению кошмара, что не хотел замечать всей картины происходящего. Когда она умерла, реальность обрушилась на его плечи, выбив из колеи. Внезапно появившийся в его жизни Ваймак со своими Лисами показался насмешкой. Он хотел играть, хотел всеми фибрами души снова почувствовать атмосферу игры, но знал, что если он засветится, его отец наверняка найдёт его, как и Морияма. Эндрю предложил ему попробовать, Нил не смог отказать, желание было сильнее голоса разума. Вряд ли, когда Миньярд говорил ему обратить на себя внимание, он имел ввиду внимание всего города, а не фанатов экси. Нил помнит тот первый раз, словно он был вчера. Он надел на себя маску героя не из убеждений защитить всех и каждого. Он не врал, когда предупреждал, что он далеко не герой. Рене как-то сказала ему, что она плохой человек, который изо всех сил старается быть хорошим. И он понимал её. Ему нравилось это внимание, эти благодарные улыбки. Они заставляли его чувствовать себя настоящим, живым, словно он был кем-то. Кем-то, кто мог помочь, на кого надеялись и кого ждали. Надев маску, он переставал быть ничем и никем. Это породило зависимость, последствия которой он не осознавал. Эндрю предупреждал его, чтобы он не лез, куда не следует. Он не послушался, а теперь не может прекратить. Он сам виноват в том, что несколько миллионов ждут, что он придёт им на помощь. Виноват в том, что дал им надежду, право на которое у него не было. Нил знал, что это рано или поздно закончится, что за ним придут, а Человек-паук исчезнет в один непримечательный день так же, как и десятый игрок Лисов Пальметто. Что будет тогда? Когда надеющиеся на него люди разочаруются в нём? — Слишком громко думаешь, — жалуется Эндрю и щелчком выкидывает сигарету вниз. — Ты уже не можешь бежать, они рассчитывают на тебя. Дороги назад нет, кролик, раз уж начал, то доиграй роль паучка до конца, — он поворачивается лицом к нападающему и выдыхает в лицо дым. Нил глубоко вдыхает. Мысли жужжат роем пчёл, но он упрямо старается их игнорировать. — Я не знаю, как правильно закончить это шоу, — сознаётся в очевидном он. — Тогда не заканчивай, никто, кроме тебя, этого не сделает. Я не люблю повторять дважды, Нил, не перекладывай ответственность за свои действия на других. Внезапно ответ Эндрю приобретает совсем другое значение. Это всё ещё разрешение остаться, всё ещё предложение быть Лисом, спрятанное за отчуждённостью и безразличием. Уголки губ поднимаются против воли, и, конечно, Миньярд это замечает. Он грубо тыкает пальцем в щёки, стирая намёки на улыбку, и отворачивает лицо рыжего от себя. Груз с плеч никуда не делся, а параноидальные мысли продолжают атаковать его разум, но он всё ещё герой публики, всё ещё Лис. Сидя здесь, на крыше здания, с одним единственным человеком, знающим его лучше, чем кто-либо, Джостен чувствовал себя на грани счастья. Слишком загруженный, чтобы радоваться, и слишком благодарный, чтобы корить себя. Внезапно накатывает резкий страх, он окутывает разум цепкими цепями, заставляя чуть ли не метаться из стороны в сторону. Нил резко вскакивает на ноги. -Что не так- Взрыв и густой столб дыма заставляют вздрогнуть обоих. Взгляд устремляется на вмиг разбушевавшееся пламя в торговом центре. — Вперёд, — бросает ему Эндрю, но остается на своём месте, наблюдает. Нил бросается прочь, на ходу доставая спрятанную во внутреннем кармане ветровки маску.***
Ему нравится мнимое ощущение полёта, когда он лавирует между домами, используя паутину, нравится, как ветер подхватывает его тело, как натягиваются нити перед тем, как подбросить его вверх. Он спрыгивает на бетонную крышу многоэтажного дома. Разбросанные по телу раны неприятно ноют и щиплют после очередной встречи со «злодеями». Садится на край крыши, стягивая маску, и наконец вздыхает полной грудью, откидываясь назад. Позади скрипит дверь, тихие, неторопливые шаги отдаются вибрацией где-то в затылке. Носок ботинка не сильно прилетает ему в бок, заставляя зло зашипеть и перевернуться на бок, пока на освободившееся место садится тёмная фигура. — И я рад тебя видеть, Эндрю, — почти кряхтит Нил, делая попытку подняться и сесть, но успешно её проваливает. — Уф. Эндрю кидает на него взгляд и снова переводит на отражающееся в стёклах многоэтажек солнце. Достаёт картонную пачку, выуживая пару и поджигая. Джостен не поднимается, но когда видит протянутую руку, сигарету принимает. Не затягивается, держит у лица, глубоко вдыхая. «Расточительно» — думает он. Ему бы хватило дыма, исходящего от сигареты вратаря. Сесть ближе, так, чтобы между лицами — пара сантиметров, смотреть в глаза, силясь разглядеть каждую скрытую эмоцию и дышать, дышать, дышать то ли никотином, то ли самим Миньярдом. — Эндрю? — тихо зовёт он, вспоминая последнюю поездку в Колумбию, где обычно рациональный и последовательный Роланд не смог удержать язык за зубами. — Думаю, ты мне нравишься. Эндрю не реагирует, даже не колеблется. Казалось, он и вовсе не услышал слова нападающего. Его грудь медленно поднимается и опускается с каждой глубокой затяжкой, а глаза устремлены в одну точку на горизонте, привлёкшую внимание блондина. — Эндрю? — вновь пробует Нил. — Молчи, — рыкает тот, скидывая сигарету вниз и оборачиваясь к парню. В светло-карих глазах сотни мыслей роятся, проносятся калейдоскопом и не могут найти один единственный ответ, простейшую формулу к сложной, на первый взгляд, задачке. Там, на дне, настороженность бьётся с желанием, нерешительность с чем-то мелким, острым, старым и хрупким. Не решается. — Ты мне нравишься, — повторяет Нил. — Минуту назад ты сказал, что «думаешь». Ты не уверен. — Верно, — согласно кивает Джостен. — Я не знаю, что должен чувствовать человек, испытывающий влечение или симпатию к другому. Но я не хочу отказываться от этого, только потому, что это чувство ново для меня. Нил смотрит решительно и твёрдо, так, что нерешительность в глазах Миньярда крошится, осыпается пылью. Он хватает нападающего за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. — Мне нужен чёткий ответ: «да» или «нет»? — Да, — не раздумывая, соглашается Нил. — Слишком быстрый ответ. — Потому что я хочу этого, и я не пожалею. Ты не веришь в сожаления, и я не заставлю тебя передумать, — выдыхает Джостен, а когда видит, что Эндрю не предпринимает никаких попыток приблизиться, аккуратно добавляет: — Это всё ещё «да». — Держи руки при себе, — бросает Миньярд, прежде чем приблизиться. Эндрю целует жёстко, грубо, не размениваясь на нежности и ласки. Сжимает пальцы на задней стороне шеи, тянет на себя. У него горячее, опаляющее губы дыхание, запах сигарет и тяжёлая ладонь на шее, готовая отпустить и отпихнуть в любой момент, если Эндрю почувствует «нет». И Джостену хочется дотронуться, провести кончиками пальцев по сильным рукам, чёткой линии челюсти, зарыться в волосы — они густые и жёсткие, знает, видит. Но он держит слова Эндрю о неприкосновенности в голове, прокручивая раз за разом, стискивает кулаки и засовывает в карманы ветровки. Он не подорвёт его доверие, не позволит «этому» закончиться так сразу. Нил не знает, к чему это приведёт. Как он собственноручно сделал опасного для него человека, знающего всю его подноготную, ещё опаснее. Ещё ближе. Но он не готов отказаться от этого. Ни сейчас и, вероятно, никогда-либо ещё.