Положу море к твоим ногам, mon soleil

      Большой зал, наполненный живой мелодией инструментов и голосов, сиял золотом в мягком свете свечей. Люди кружились под звуки музыки, смеялись, общались. Отовсюду слышались восторженные возгласы и похвала Ее Королевскому Высочеству Королевской принцессе: «Рождественский благотворительный бал Ее Высочества, как и всегда, поражает!» — и миллионы других лестных переплетений слов ради удовлетворенной улыбки и благодарного кивка Королевской принцессы.       Дилюк одиноко стоял посреди этого бесконечного водоворота веселья, надеясь, что недовольство удалось скрыть за маской присущего ему равнодушия, с которым никто даже не пытался бороться, уже точно зная, что молодой капитан фрегата испанского флота совершенно неисправим. Нельзя сказать, что его самого это когда-то волновало: он справлялся со своими обязанностями и вел себя достойно, а натягивать фальшивые улыбки только ради какого-то глупого этикета просто не считал нужным — это отнимало время и силы, которые он мог бы потратить с большей пользой.       Если бы только не его обязательства перед испанской короной и личное приглашение на рождественский бал английской Королевской принцессы, Дилюка бы тут вообще не было. Он бы предпочел выйти в море и уничтожить пару-тройку пиратских кораблей, что снова бесчинствовали в испанских водах и грабили торговые суда. Даже разбираться с кипой бумаг — отчетов и рапортов — казалось ему куда более интересным занятием, несмотря на его искреннюю нелюбовь к этим формальностям. Просто нелюбовь к массовым увеселительным мероприятиям всегда перевешивала любую другую.       Пытаясь занять себя хоть чем-то, чтобы скука не стала совсем уж явной на его и без того унылом лице, Дилюк принялся осматриваться вокруг. Людей было много: герцоги, маркизы, графы, бароны — кто-то с супругами, кто-то с намерением найти подходящую кандидатуру на роль любви всей жизни, но все без исключения с желанием выделиться, привлечь больше внимания Королевской принцессы и завести выгодные знакомства. Дилюк в эту стройную идиллию официоза не вписывался совершенно: слишком угрюмый, слишком гордый, слишком свободный — он во всем был для чужой гармонии слишком.       И, стоило признать, не он один. Взгляд совершенно случайно выловил в толпе высокую фигуру, что выделялась на фоне окружающих ярким пятном своего сапфирового костюма и темной лазури длинных волос, собранных в небрежную косу, между прядями которой спрятались робкие цветы, словно хлопья свежевыпавшего снега. И, словно недостаточно было того, что они в принципе оказались в одном замкнутом помещении, взгляд Дилюка был встречен чужим, смеющимся и явно довольным. Теперь, сколько бы Дилюк ни пытался сделать вид, будто смотрел в совершенно другую сторону, все было тщетно: этот невозможный человек уже вышагивал в его сторону своими невыносимо длинными ногами.       — Какая встреча, капитан! — мужчина расплылся в улыбке, остановившись прямо перед Дилюком. — Если бы только знал, что встречу Вас этим чудесным вечером, приоделся бы не в пример лучше.       — Неужели недостаточно того, что ты уже разоделся, как… неважно, — Дилюк тихо фыркнул и отвернулся, всем своим видом демонстрируя нежелание продолжать эту без сомнения бесполезную беседу.       Но, конечно, разумеется, Кэйа ни за что на свете не оставил бы его в покое так просто, не вставив еще хотя бы пару десятков комментариев по поводу и без. Дилюк его знал давно и — как бы он ни ненавидел признавать это — достаточно хорошо, чтобы понимать, что теперь ему не удастся избавиться от этой катастрофы до самого конца вечера. Впрочем, не было никакой уверенности, что Кэйа не последует за ним и после, решив докучать до победного конца.       — Поверить не могу, mon soleil, ты в самом деле так холоден ко мне даже после всего, что мы разделили друг с другом, — за спиной раздался наигранно-тяжелый вздох, что, вероятно, должен был выразить всю глубину чужих сожалений.       Дилюк же услышал в этом только призыв закатить глаза.       — Лучше расскажи, с каких пор пиратов пускают на королевский бал? — он взглянул на собеседника через плечо и тут же наткнулся на его довольную ухмылку. Закатить глаза вновь захотелось ужасно сильно, но Дилюк сдержался.       — Mon soleil, разве ты не знал, что этот скромный господин теперь владеет разрешительной грамотой капера, пожалованной лично Её Величеством королевой Великобритании? — Кэйа усмехнулся, оказавшись непозволительно близко — его теплое дыхание мягко коснулось уха Дилюка, что немедленно отпрянул и обернулся, вперившись в мужчину возмущенным взглядом.       — Откуда бы я знал? — он недовольно скрестил руки на груди. — Я не слежу за твоей жизнью, у меня полно других дел.       Может быть, это была ложь. Но, во-первых, Дилюк бы никогда не признался в этом, даже под угрозой собственной смерти. А во-вторых, ему действительно ничего не было известно о становлении Кэйи, что в широких кругах известен больше как капитан пиратского корабля, королевским капером. Несмотря на то что Дилюк давно уже повсюду завел глаза и уши для слежки за Кэйей — исключительно в целях обеспечения безопасности родной страны, конечно, — по каким-то неизвестным причинам столь важная информация не была доведена до него.       — Конечно, не следишь, — Кэйа понимающе кивнул, но эта проклятая ухмылка, присущая человеку, что знал больше, чем говорил, все еще была на его лице, и Дилюк из последних сил сдерживал желание стереть ее своим кулаком (или губами?). — Ведь матрос, что умолял меня взять его на корабль, когда я останавливался в Аликанте, совершенно точно не был подослан тобой, а потом не передавал тебе письма на каждой нашей остановке.       Дилюк опешил, не ожидая, что Кэйа решит вдруг нанести ему удар своей прямолинейностью, приправленной привычной сладостью в голосе вперемешку с нотками холода, свойственного ему куда больше всего прочего — уж кто, как не Дилюк, это знал. Он собственной кожей ощущал этот легкий морозец чужого дыхания, когда они… Ну, не то чтобы это важно, и вообще, это не имеет отношения к делу, так и ни к чему тогда вспоминать.       — Впервые слышу, — Дилюк пожал плечами, собрав всю свою волю, чтобы сохранить безразличие на лице и в голосе.       Кэйа в ответ рассмеялся неприлично громко, привлекая к ним ненужное внимание, и Дилюку пришлось усерднее изображать недовольство от присутствия рядом этого невыносимого человека.       — Как скажешь, mon soleil, — отсмеявшись, согласился Кэйа. — В любом случае, этот бедолага уже как месяц… — он неоднозначно махнул рукой, продолжая улыбаться.       Дилюк точно знал, что это провокация…       — Ты убил его? — и все равно повелся на нее.       — Я бы никогда, — Кэйа деланно прижал руку к сердцу, состроив настолько обиженное выражение лица, насколько только мог. — Просто мальчишка оказался не в том месте и не в то время. Он мог следить за мной, сколько душе его угодно — мне скрывать нечего. Но надеяться, что он уйдет незамеченным со встречи пиратских баронов, было очень наивно, если не глупо.       Дилюк не стал отвечать — не видел смысла говорить что-либо, когда этот черт и без слов увидел все в его растерянном взгляде. Полгода назад, отправляя молодого солдата на пиратский корабль, он отлично осознавал угрозу, которой подвергает мальчишку, но он также знал Кэйю: даже если тот раскроет этот (теперь Дилюк готов признать — глупый) план, не станет причинять вреда парню. Чего Дилюк не предусмотрел, так это того, что глупец вздумает вдруг проследить за пиратскими баронами, что явно не упустили бы из виду ничего и никого подозрительного. И это была целиком и полностью его, Дилюка, вина.       — El idiota, — тихо пробормотал он себе под нос, тщательно избегая чужого, непозволительно проницательного взгляда.       — Да брось, — Кэйа подхватил его под локоть, вцепившись неожиданно крепко. — Разве ты не должен был к своим годам привыкнуть к подобному? Солдатам свойственно умирать — ничего не поделаешь.       — Я не просил твоих утешений, — Дилюк недовольно посмотрел на него и наконец избавил руку от захвата. — От Вас, капитан Альберих, я вообще никогда ничего не просил и не собираюсь.       Поправив полы сюртука — слишком очевидный жест волнения, который не укрылся от чужого внимания, — и не дожидаясь ответа, Дилюк широким шагом направился к выходу, старательно избегая столкновений с отдыхающими гостями. Кэйа за ним не пошел, но это нисколько не успокаивало: у этого упрямца всегда были способы найти Дилюка, как бы он ни старался избежать даже малейшей возможности встретиться с ним.       Ночь в английской столице встретила Дилюка колючим холодным ветром и крохотными снежинками, что таяли, не успевая долететь до земли. Мадрид в это же время всегда радовал куда более приятной погодой — самое то для теплолюбивого Дилюка, замерзающего при малейшем понижении температуры. Он тяжело вздохнул воспоминаниям о родном городе и, лишь на мгновение обернувшись, широким шагом направился к ожидающему его экипажу. И даже если ему не удалось увидеть в темноте яркий блеск синего, как море, глаза, он нисколько не сомневался, что чужой взгляд провожал его спину с привычными искрами веселья.       Хозяин постоялого двора был явно удивлен раннему возвращению Дилюка и решил лично сопроводить столь важного гостя до его комнаты, несколько раз интересуясь, не желает ли он чего-нибудь. Дилюк желал только покоя — именно это он и ответил, своим серьезным и уставшим взглядом дав понять, что разговор окончен. Возможно, ему стоило принять предложение Королевской принцессы остановиться на ночь во дворце: слуги там все-таки значительно менее болтливы — но Дилюк не любил чрезмерного изящества и не желал быть предметом чужих обсуждений, коих и без того стало слишком много после новости о его прибытии на рождественский бал по личному приглашению от принцессы.       Разговоров о молодом капитане испанского флота и английской Королевской принцессе всегда было много. Дилюк знал Джинн с детства: из-за службы отца они переехали в Лондон, когда ему было семь, и, благодаря близкой дружбе Крепуса Рагнвиндра с королевской семьей, его сын получил возможность учиться вместе со старшей дочерью королевы. Уже тогда многие выражали уверенность, что в будущем Дилюк станет супругом принцессы, но их надеждам не дано было сбыться: так и не сделав Джинн предложение, после смерти отца Дилюк вернулся в Мадрид и заступил на службу, за короткий срок заработал признание и уважение, а о Королевской принцессе Англии отзывался исключительно как о хорошей подруге.       В конце концов, Дилюк никогда не смотрел на Джинн в подобном свете: они заботились друг о друге, им было комфортно вместе, оба знали, что в любой момент могут положиться друг на друга, — это была замечательная дружба, которую Дилюк искренне ценил, ведь за всю жизнь ему довелось встретить лишь одного настоящего друга. И он знал, что Джинн думает о нем то же самое, как знал и то, что на самом деле принцесса давно терзает себя сомнениями из-за неоднозначных чувств к своей фрейлине. Возможно, они и правда хорошо смотрелись вместе, а их брак действительно мог быть выгодным для многих сторон, но ни Джинн, ни Дилюк никогда не смогли бы переступить через себя — точно не в этом.       Аккуратно расправляя складки на повешенном на спинку стула сюртуке, Дилюк тихо усмехнулся, услышав посторонние звуки за открытым настежь окном. Он медленно расстегивал пуговицу за пуговицей своей неприлично дорогой рубашки, терпеливо ожидая, когда незваный гость наконец заберется в комнату. С улицы донеслись приглушенное шипение и неразборчивые французские ругательства — Дилюк улыбнулся, качая головой, — и вскоре за спиной раздался грохот упавшего на пол тела — Дилюк, больше не сдерживаясь, рассмеялся в голос.       — Какой позор, капитан Альберих, — усмехнулся он, по-прежнему не оборачиваясь к окну.       — Mon soleil, — Кэйа недовольно заныл, поднимаясь с пола, — ты специально выбрал такую ужасную комнату? Даже мне с моими профессиональными навыками лазания к тебе через окно оказалось едва ли по силам забраться сюда.       — Я выбрал комнату, в которой твои профессиональные навыки не станут достоянием общественности, а насколько это удобно для тебя, меня мало волновало, — спокойно ответил Дилюк, наконец снимая рубашку и вешая ее на другой стул.       — Как жестоко с твоей стороны, сеньор Рагнвиндр, — Кэйа мягко провел холодными пальцами вдоль обнаженного позвоночника.       Дилюк, приложив всю свою силу воли, подавил дрожь и медленно выдохнул.       — Руки холодные, — недовольно буркнул он, уходя к кровати.       Оставшийся позади Кэйа тихо усмехнулся и, судя по звукам, принялся раздеваться.       — Как ты стал капером? — Дилюк лениво упал на кровать и, скрестив руки на груди, стал наблюдать за мужчиной.       — Её Величество посчитала, что «Павлинье перо» и, в частности, этот скромный господин принесут ей пользу в Атлантическом океане, — доверительно сообщил Кэйа, скидывая одежду, совсем не заботясь о том, чтобы она не помялась. — По правде говоря, я и сам еще не понял, какие цели преследует Её Величество, но я должен был принять приглашение — это было единственное условие, при котором они были согласны отпустить мою помощницу.       — Твою помощницу? Ту возмутительно невоспитанную девицу, что при каждой нашей встрече держала свой клинок у моего горла?       — Она предпочитает, когда её зовут Розария, но да, это она, — Кэйа усмехнулся и, наконец разобравшись с одеждой, направился к кровати, немедленно падая прямо на Дилюка.       — Santo Dios! Кэйа, почему ты такой тяжелый? — Дилюк недовольно сморщился, пытаясь скинуть с себя неподъемную тушу.       Кэйа, смеясь, любезно подвинулся в сторону.       — Так что там случилось с… Розарией?       — Она немного перебрала с тем ужасно вкусным и дорогим ромом, что нам удалось достать, и имела неосторожность нахамить королевской страже, — вздохнув, Кэйа подвинулся выше, с удобством устраивая голову на чужой груди. — Полагаю, это был лишь предлог, чтобы заманить меня в свои дела.       — Видимо, кто-то донес до Её Величества, что твоя помощница — единственный рычаг давления на тебя, — задумчиво поделился Дилюк предположением, но мысли об этом не задержались надолго, сосредоточившись на пальцах в лазурных волосах и приятной прохладе чужого тела.       — Ну, единственный на виду — всем известно, что у нас с ней близкие отношения, — Кэйа провел кончиками пальцев по обнаженному животу, остановившись у края брюк. — Но никто не знает, что есть человек, с которым я куда ближе, — тише добавил он, и улыбка в его довольном голосе была более, чем очевидна. — Mon soleil, если кто-нибудь узнает о тебе, они могут заставить меня сделать что угодно — настолько велика твоя власть надо мной.       — Кэйа, — Дилюк вздохнул, наблюдая за тем, как его рука оказывается в плену чужой, прежде чем кожи касаются обветренные сухие губы. — Если планы Её Величества… Если нам придется…       Сформулировать мысль было сложно и страшно. Дилюк и думать не хотел о том, что однажды им придется встать по разные стороны и сражаться друг с другом, даже если знал, что это, скорее всего, неизбежно. Он предпочитал жить в выдуманном мире, где его отношения с Кэйей не окажутся под тяжестью ужасного выбора — долг или чувства, — потому что Дилюк не хотел выбирать: он хотел ответственно исполнять свой долг и любить человека, которого выбрало его сердце, и искренне не понимал, почему ему нельзя.       Выйти в открытый бой, скрестить с Кэйей мечи — они уже проходили это, они начинали с этого. В тот первый день их встречи, когда палубу заливало ледяным дождем, а с пиратского галеона на него смотрел с ухмылкой капитан Альберих, Дилюк выбрал долг: не позволил разбойникам наживаться на испанских торговцах и иностранных гостях Средиземноморья. В тот вечер, когда улицы Картахены были пугающе пусты и эхом отражали звон мечей, он снова выбрал долг: никогда капитан испанского королевского флота не будет иметь дел с пиратами — таков был его ответ на откровенный флирт и вопиющее предложение провести ночь.       Только множество встреч спустя, чувствуя на плечах груз вины, но игнорируя его, Дилюк наконец выбрал себя и свои чувства и позволил пиратским рукам касаться его тела, а губам сливаться в отчаянно-приятном поцелуе. Он не раз порывался сбежать из горячих объятий, вновь направить на Кэйю острое лезвие своего меча, но, в конце концов, он снова и снова оказывался в заботливых руках, разомлевший от невозможно нежных улыбок, что капитан Альберих дарил ему одному.       — Mon soleil, мы ведь уже говорили об этом, — Кэйа приподнялся на локте, чтобы посмотреть Дилюку в глаза. — Я ни за что не допущу ситуации, при которой нам понадобится встать по разные стороны, — он мягко улыбнулся и ласково провел пальцами по чужой щеке. — Что бы ни задумывала королева, Розария уже на свободе, а я по-прежнему пират, который совсем не обязан держать свое слово, верно?       — Кэйа, eres el diablo, — Дилюк покачал головой, тихо смеясь.       — Может быть, — Кэйа пожал плечами, вновь взяв Дилюка за руку; в голубом глазу горели яркие искорки нескрываемого веселья. — Je t' aime énormément, mon soleil, — прошептал он и, прикрыв глаз, поцеловал замерзшую руку Дилюка, чье сердце едва ли билось, сраженное слишком откровенным признанием.       Кэйа всегда был таким: говорил, что думал, не беспокоясь о том, достаточно ли близкие у них отношения. Дилюку понадобилось время, чтобы привыкнуть к его неожиданным проявлениям нежности и комплиментам, к такому же неожиданному флирту и недвусмысленным намекам и перестать краснеть всякий раз, когда Кэйа просто был Кэйей. Звучало много громких слов — таков уж был этот невыносимый пират с большим самомнением, — но ни разу за эти пять лет, что они были знакомы, не произносилось что-то столь искреннее и глубокое, значащее куда больше всего, что наговорил Кэйа прежде.       — Ты не обязан мне отвечать, — поспешил успокоить его Кэйа, вновь натянув улыбку, на этот раз слишком далекую от настоящей. — Я просто хотел сказать, просто… чтобы ты знал. Ты значишь для меня… всё, — он снова прижался губами к тыльной стороне ладони Дилюка, что молча слушал, не решаясь мешать. — Право слово, я и подумать не мог, что однажды желание просто подразнить тебя превратится в это. Но я не жалею, в моей жизни никогда не было ничего лучше встречи с тобой.       — Кэйа, — Дилюк улыбнулся и, выпутав пальцы свободной руки из мягких волос, поддел пальцами чужой подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Кэйа, eres el amor de mi vida, — прошептал он, прежде чем коснуться губ возлюбленного своими.       Поцелуй был совсем не похож на уже привычные: медленный, нежный, он отличался от обычно страстных и небрежных, почти отчаянных после долгой разлуки. Улыбка Кэйи стала мягче и искреннее, и он жался к телу Дилюка, словно желая слиться с ним воедино. Дилюку хотелось смеяться — всего одна фраза сделала Кэйю таким жадным до внимания и невозможно счастливым. Возможно, ему давно стоило позволить себе озвучить это короткое, но такое важное признание.       — Я недавно выучил новую фразу на испанском, — вдруг отстранившись, сообщил Кэйа.       Блеск в его глазах и хитрая улыбка не сулили ничего хорошего, но Дилюк все-таки вскинул брови, молча прося его продолжать. Кэйа склонился ближе к его уху и понизил голос:        — No puedo esperar a volver a hacerte el amor otra vez.       Недовольно сморщив нос, Дилюк стукнул его по плечу, но тихий смешок все же сорвался с губ. Кэйа откровенно смеялся, уронив голову на его плечо, и напряженная атмосфера полностью рассеялась, уступая место спокойному чувству и нежности, что топила их в своем мягком тепле. Спутав конечности между собой, они вновь соединились в коротком поцелуе, прежде чем Кэйа с удовлетворенным вздохом снова опустил голову на его плечо, наслаждаясь массирующими голову пальцами.       — Не волнуйся о том, что задумала королева, — попросил Кэйа через некоторое время. — Я никогда не причиню тебе вреда и не поставлю тебя перед выбором, которого ты не желаешь. Я сделаю всё возможное, чтобы нам не пришлось сражаться вновь.       — Ты не обязан, Кэйа, — Дилюк мягко улыбнулся и выдохнул. — В первую очередь, я хочу, чтобы ты не вляпался в неприятности. Со всем остальным мы справимся, если понадобится.       Кэйа недовольно вздохнул, вновь нагнетая атмосферу. Что-то бубня себе под нос, он выбрался из объятий и сел, серьезно посмотрев Дилюку в глаза. Последний, покачав головой, повторил чужую позу и посмотрел в ответ, ожидая, что тот скажет на этот раз.       — Ты должен знать, что я забочусь о тебе и беспокоюсь о тебе. И мне важно, чтобы ты был счастлив. И я не хочу, чтобы я был тем, кто делает тебя несчастным. Ты так много значишь для меня, я сделаю для тебя всё. Я выступлю против королевы, против целого мира для тебя. Я достану тебе звезду с неба, положу море к твоим ногам, mon soleil. Всё, что только захочешь.       — Oh dios, — Дилюк усмехнулся, проведя пятерней по волосам. — Ты такой… insensé. На каком языке я должен говорить, чтобы ты понял, что всё, чего я хочу, — это один глупый капитан пиратского корабля с таким же глупым названием?       — У моего корабля отличное название! — тут же возмутился Кэйа.       Дилюк только вздохнул, показывая абсолютное нежелание спорить.       — Но я уловил суть, mon soleil, — он расплылся в улыбке и вновь повалил Дилюка спиной на постель, следом натягивая на них одеяло. — Давай спать. Я вижу, как ты устал.       Дилюк, согласно хмыкнув, повернулся на бок, устраиваясь удобнее, и еще пару минут ушло на спор о том, как они будут спать, пока Кэйа наконец не успокоился, прижавшись к крепкой груди.       — Спокойной ночи, mi luna, — прошептал Дилюк, прежде чем они погрузились в долгожданный сон, греясь в объятиях друг друга.