***
Лавкрафт не был тем, кто стал бы намеренно искать других богов, даже в своём собственном море. Когда ему хотелось заняться чем-нибудь, кроме сна, он бродил по океану, любуясь картиной перед глазами. Всё, от мельчайшего планктона до самого огромного кита, имело своё место. Повторная встреча со Стейнбеком произошла совершенно случайно. Лавкрафт наблюдал издалека, как гигантские ламинарии, направляемые Стейнбеком, становятся всё выше и выше. Совсем недавно заросли водорослей, которые когда-то были здесь, были уничтожены морскими ежами, не оставив следов ни ламинарии, ни рыбы. Однако скорость, с которой Стейнбек выращивал гигантские водоросли, возвращала зарослям былую красоту. — Рыбы, наверное, быстро освоятся здесь, — сказал Стейнбек. Видимо, он уже заметил прибытие Лавкрафта, но просто был сосредоточен на своих растениях. — Если не контролировать морских ежей, они могут снова всё съесть, но я ничего не могу с этим поделать. Лавкрафт провёл рукой по одной водоросли. — …Бог морских растений. Не самый выдающийся титул. — Мне так больше нравится. Никто не беспокоит ничего не значащего бога где-то посреди моря, — пожал плечами Стейнбек. — Однако ты можешь погубить море так же легко, как Фукудзава может уничтожить урожай на суше, — он очень хорошо помнил этот случай и то, как Мори приказал ему управлять приливами и отливами, хотя прекрасно знал, что те подчиняются только воле Луны. Не было ничего более неприятного, чем когда от него требовали того, чего он не мог сделать в принципе. — Вся эта суматоха — как раз то, почему я не стал бы заниматься подобным без веской причины, — Стейнбек покачал головой. Пусть другие боги устраивают драмы. У меня есть мои растения, я о них забочусь, и это почти всё, что мне нужно. Лавкрафт кивнул и посмотрел на ламинарию. — …Выглядят красиво. Стейнбек улыбнулся ему, и это тоже выглядело красиво, хотя Лавкрафт не смог точно определить, почему.***
Морские глубины так же, как и поверхность, были территорией Лавкрафта. Иногда, когда он хотел гарантированного одиночества, он уединялся там: мало кому из богов понравилось бы место, куда не проникал солнечный свет, и где немногие животные, способные выжить, выглядели причудливее обычных рыб. У Стейнбека не было причин находиться здесь; ни одно растение не росло настолько далеко от солнечного света. Лавкрафт молча смотрел на Стейнбека и ждал, когда тот объяснит своё присутствие. — Стало скучно, — сказал Стейнбек, глядя в его сторону — скорее всего, не мог видеть в темноте так же хорошо, как Лавкрафт. — И ты решил найти меня? — спросил Лавкрафт. Он не имел ничего против присутствия Стейнбека, поскольку они встречались уже несколько раз, но сам был далеко не самым общительным из богов. Он знал, что с ним не очень-то интересно разговаривать. — А кого ещё? В качестве собеседника я предпочёл бы тебя другим богам. Лавкрафт сделал паузу. Это было редким высказыванием. Он был абсолютно уверен, что никогда не слышал его за всю свою долгую-долгую жизнь. — Я не против провести с тобой время, — ответил он. — Но, наверное, ты предпочтёшь место посветлее. Стейнбек неловко потёр затылок. — Здесь, внизу, ни черта не видно. Так что… да, было бы неплохо. — Имеет смысл, — сказал Лавкрафт и осторожно взял его за руку. Изумлённое выражение лица Стейнбека он объяснил для себя тем, что тот не ожидал прикосновения в кромешной темноте. — Пойдём. Стейнбек и Лавкрафт жили в одном море. В океане не было чего-то такого, что видел Лавкрафт, но не видел Стейнбек, и любые попытки поразить его масштабами своих владений были бы глупыми. Вместо этого Лавкрафт привёл его к коралловому рифу. Стейнбек чувствовал себя совершенно как дома среди ярких красочных кораллов и столь же ярких рыб, обитавших здесь. Лавкрафт, мрачный, как всегда, молча наблюдал за тем, как Стейнбек засмеялся и помахал пальцами проплывающим мимо рыбам-ангелам. — Ты улыбаешься, — Стейнбек повернулся к нему, подняв брови. Лавкрафт потрогал лицо, проверяя. — Так и есть, — он редко улыбался — в лучшем случае раз лет в десять. — Тебе идёт, — сказал Стейнбек, солнечно улыбаясь в ответ. — Тебе стоит чаще улыбаться. Не было никого, кому бы Лавкрафт особо хотел улыбаться, и его не волновали такие тривиальные понятия, как вежливость. У него была своя компания, и животным не было дела до того, улыбался ли он им. Хмурость была его естественным выражением лица, и у него не было причин прилагать усилия, пусть даже незначительные, чтобы улыбаться. — Может быть, — сказал Лавкрафт. — Возможно, я буду. Коралловый риф был прекрасен, животные от мала до велика — величественны, и даже скромные растения имели место, но в данный момент у Лавкрафта не было желания смотреть на какое-либо существо в океане, кроме Стейнбека.