to the south

      У Ханмы всегда была хорошая интуиция. Именно благодаря ей и низкой чувствительности к боли он мог держать удар противника, превосходившего его по силе, как тот же Доракен, с которым он сейчас бился. И совсем не в привычках Ханмы было от драки убегать, как можно упускать адреналин?       Но всё его существо сейчас буквально кричало, что на Доракена стоит забить, что он сейчас - не главная проблема. В голове билась мысль - надо догнать Кисаки. Ханма привык доверять интуиции, тем более, тот сейчас остался с сопляком Такемичи, который слишком уж часто мешался. И, поймав момент, когда Доракен оказался ненадолго дезориентирован ударом в лицо, Ханма рванул в ту сторону, куда убежал Тетта. В скорости он никогда не проигрывал, длинные ноги, лёгкая комплекция и выносливость играли ему на руку, пусть он и приложился головой при падении. И пусть холодный воздух обжигал лёгкие, Шуджи не останавливался. Добежав до перекрёстка, где Тетта застыл посреди пешеходного перехода, намереваясь что-то сказать, Ханма метнулся пулей, сбивая Кисаки с ног, сжимая в объятиях, падая вместе с ним на холодный асфальт тротуара.       Грузовик пронёсся мимо ровно в тот момент, когда они упали. Еле успел. Прижимая Кисаки к себе, Шуджи чувствовал учащенное сердцебиение и сбитое дыхание. Хотелось так и остаться лежать на холодном припорошенном снегом асфальте, обнимая Кисаки, но нельзя, это ещё не конец для них.       И он схватил дезориентированного падением и едва не настигнувшей его смертью Тетту и побежал вместе с ним в переулки, петляя, путая следы, чтобы не догнали. - Кх... Куда ты... Кх... вообще меня тащишь? - кашляя, спрашивает наконец опомнившийся спустя несколько минут Кисаки.       Ханма остановился, задумываясь. Действительно, куда? За цель в их дуэте всегда отвечал Кисаки, сейчас растерянный после полного краха своего плана и того, как едва не погиб мучительно и прозаично. - Хорошо бы байк забрать. - Еблан. Опасно пока возвращаться. - Понял, не тупой.       Ханма засмеялся, скрывая нервозность, но смех вышел сдавленным и натянутым, но в ответ ему так же нервно усмехнулся Кисаки. Его хотелось обнять, крепко прижимая к себе, и поцеловать, целовать долго, как целовал перед битвой, когда между поцелуями Тетта выдал, что они будто прощаются.       Чуть не попрощались, причем навсегда. Ханму в дрожь бросило от этой мысли, он сжал подрагивающую ладонь Кисаки в своей, чтобы убедиться, что тот живой, что рядом, и почувствовал, как Тетта сжал его руку в ответ, хотя обычно вырывался, если Ханма трогал его даже на пустой улице - где угодно вне квартиры Шуджи. Холодную руку Кисаки постепенно согревала большая ладонь Ханмы.       Без очков Тетта не был совсем слепым, но без них ему было непривычно, поэтому сейчас он доверял Ханме себя вести, и Шуджи с вымученной усмешкой шутил, что польщён оказанным доверием, получая в ответ тихий смешок и тычок под ребра, а потом утянул Кисаки в тёмную узкую щель между домами, где их не увидят.       Потому что лучше прочувствовать, что тот в порядке по крайней мере физически, не считая ушибов и ссадин, что живой и тёплый, хотелось невыносимо, и так приятно стало, когда Тетта сам в объятия кинулся, когда ответил на поцелуй, хватаясь за длинную шею Ханмы, чтобы тот нагнулся. Они целовались долго, вытирая стену одного из домов своей пострадавшей в схватке алой формой Поднебесья. - Нх... Ханмаа... - Кисаки выдохнул ему в губы между глубокими долгими поцелуями. - Мм? - моментально среагировал Шуджи, ведя большим пальцем по нижней губе Тетты, стирая оттуда кровь. - Спасибо, - почти прошептал Кисаки, целуя его в уголок губ коротко и нежно перед тем, как обнять и уткнуться Шуджи в грудь. И эта благодарность была самой искренней из тех немногих раз, когда Ханма вообще её получал. - Как ты вообще узнал? Ты тоже прыгаешь во времени? Шуджи засмеялся. - Нет, что за бред вообще? Головой не ударился, когда мы падали? - Еблан ты, - фыркнул Кисаки ему в воротник, а потом пояснил, и голос его звучал не как обычно - растерянный немного, приглушенный, будто надломленный. - Такемичи прыгает во времени. - Понятно тогда, почему такой додик так сильно мешался, - Ханма хихикнул в светлую макушку. - Я на этого додика равнялся в своё время, - ответил Кисаки. - Надеюсь, теперь ты на него хуй забьешь. Ты гораздо круче.       Ханме на Ханагаки было кристаллически похуй, он это не скрывал. Они оба сейчас вообще ничего не скрывали, куда более искренние, чем когда-либо, видимо, после пережитого стресса и пока подсознательного, но все же знания, что они друг у друга одни теперь.       Продолжая обнимать Кисаки, Ханма сполз вниз по стене, уперся длинными ногами в стену дома, к которой они до этого прижимались, достал из внутреннего кармана пачку с последними двумя сигаретами и, закурив, последнюю предложил Кисаки. Впервые тот не отказался. Прикурил от сигареты Ханмы, сделал неловкую затяжку, морщась от горького дешёвого табака, закашлялся, но продолжил курить. Отдал Ханме скуренную наполовину сигарету, когда Шуджи прикончил свою, и поддался, когда, сделав новую затяжку, Ханма его поцеловал, выдыхая горький дым в губы. - Так больше нравится? - Терпимо, - хмыкнул Тетта и потянулся за ещё одним поцелуем.       Отчаяние сначала сделало его опрометчивым, а сейчас крах сделал ласковым, и это понравилось Ханме куда больше - как лучик света в потемневшей картине мира. Потемневшей, но не утратившей своих красок, ведь Кисаки был рядом и, кажется, приходил в себя, потому что уже командовал, предлагая действия. - Думаю, сейчас нам стоит забрать твой байк, оттуда уже должны были уйти, потом поедем к тебе, придём в себя и переоденемся, эта форма слишком заметная, дальше надо скрыться, нас будут искать.       Ханма не сдержал улыбку. Он обожал такого Кисаки. Он влюбился в такого Кисаки. Но теперь любил его не только когда тот говорил о планах, но и когда прижимался к его спине крепче на поворотах, когда обрабатывал ему ссадины в ванной, когда подставлял свое лицо, чтобы Шуджи сделал для него то же самое. Ханма безмерно любил Кисаки с ещё чуть влажными после душа волосами, когда нашёл его уснувшим на диване, где они не раз спали вместе, укутавшимся в огромную для него кофту Шуджи, пока тот сам ходил в душ смыть с себя кровь и грязь и проверить, есть ли что в холодильнике. В холодильнике ничего не было. Кисаки будить жалко, он почти не спал последние дни, и Ханма не спал вместе с ним, поэтому просто улёгся рядом, стискивая Тетту в объятиях, наслаждаясь тем, что он тёплый, живой, дышит ему в шею, заставляя расходиться по телу приятные мурашки.       Проснулись они уже на закате. Точнее, первым проснулся Кисаки, а за ним Ханма, почувстовавший шевеление рядом. Комнату залило тёплым оранжевым светом. Закаты, рассветы, дни, ночи вообще в последние несколько месяцев стали для Ханмы красивее, ярче, значимее, время перестало быть однородной массой. Потому что теперь у него был Кисаки, который время ценил, всегда организованный, он организовывал и Ханму, а тот впервые не сопротивлялся такому влиянию - бесцветный хаос был лучше организованной жизни по линейке, но полным отстоем в сравнении с тем, что предлагал ему Тетта. - Пойдём пожрем чего-нибудь, холодильник пустой. Ты вырубился, пока я мылся и проверял, есть ли еда, - сказал Ханма Кисаки в волосы. - Да, идём, только нам лицами лучше не светить, - кивнул он, поднимаясь. Ханме хотелось обнять его и утянуть обратно, полежать ещё вместе, целуясь и обнимаясь, но у них мало времени, нельзя.       Кисаки торопил его в прихожей, пока Ханма обувался, а он только посмеивался с того, какой Тетта забавный, он же буквально утонул в его куртке - а ведь специально отдал часто мерзнущему Кисаки самую тёплую, на себя накинув лишь пальто поверх свитера. Кисаки назвал его в ответ на подобную жертвенность долбаебом и завязал на шее Ханмы свой шарф, который оставил здесь с неделю назад - Шуджи тогда шутил в смсках, что это был намёк на то, что пора съезжаться.       Они пошли сначала в раменную, где периодически зависал Ханма, и он чувствовал, что это его последний раз в одном из немногих любимых мест.       Кисаки натянул капюшон на голову, глубже в него прячась, сел в углу напротив телевизора, отправив Ханму заказывать. Хозяин кафе узнал Шуджи, этот старик всегда был приветлив и добр к нему, иногда помогал лекарствами. Один из немногих, кого Ханма уважал, но всё равно не был привязан, так что, наверное, не слишком печально будет больше сюда не вернуться.       Его единственная привязанность сидела, все ещё пряча лицо в капюшоне, за дальним столиком, но Шуджи чувствовал взгляд на своей спине.       Забирая заказ, Ханма перекинулся с хозяином раменной ещё парой слов, и виду не подавая, что едва ли тут появится в ближайшее время, а то и в принципе когда-либо. Просто коротко и в своей дежурной весело-скучающей манере ответил на пару отвлеченных вопросов и вернулся к Кисаки, который так и сидел в капюшоне в углу. Тетта кивнул, когда Ханма поставил перед ним его порцию - выражать благодарность словами он не любил, делал это лишь в крайних случаях, как сегодня в переулке.       Кисаки принялся за еду молча, он вообще не любил во время еды разговоры, но из них двоих параллельно с приёмом пищи обычно говорил Ханма, но сейчас и он решил помолчать немного, свободную от палочек руку кладя поверх свободной ладони Кисаки, прыская тихим смешком, увидев разницу в размерах собственной широкой, длинной и жилистой ладони с тёмными росчерками "наказания" и смуглой небольшой ладони Тетты. Его всегда веселила их разница в росте, в том числе когда Кисаки, как сейчас, надевал его вещи, это выглядело забавно и... Мило? А ещё сейчас Шуджи понял, что такого Тетту ещё сильнее хотелось защитить, особенно в момент, как сейчас, когда его взгляд задумчивый и все ещё слегка потерянный - понятно, почему, очевидно, что произошедшее вчера и сегодня нанесло ему серьёзный удар.       Когда Ханма доедал последнюю лапшу, Кисаки вдруг выдернул свою руку из-под его и сам сжал ладонь слегка удивлённого таким поведением Шуджи, кивая на телевизор и смотря взволнованно. Ханма тоже обратил свое внимание на экран и понял причину волнения Кисаки - в новостях показывали их фотографии. "...убийца Тетта Кисаки и его подельник Шуджи Ханма..." Шуджи подорвался уже и собрался уходить, но тонкие пальцы Тетты сжали его запястье. - Сиди пока, - одними губами прошептал Кисаки. - Не привлекай внимания.       Ханма понял, что Тетта был прав. Шуджи хотел уйти просто импульсивно, как после потасовки, когда, стоя в окружении поверженных противников, бессознательных и переломанных, улавливал шум полицейских сирен. Но сейчас ситуация в корне отличалась: пока они сидели в углу, из других точек кафе их было плохо видно, а высокий парень с точно такой же причёской, лицом и даже серьгой в ухе, как у только что показанного по телевизору преступника в розыске точно привлёк бы внимание. - Надо будет нам обоим волосы перекрасить, - тихо шепнул ему Кисаки, когда репортаж о них закончился, и диктор перешёл на другую тему. - В чёрный, чтобы в глаза меньше бросаться. И байк твой тоже.       Шуджи вздохнул, тихо посмеиваясь мысли о том, что, оказывается, помимо своей квартирки, куда они зайдут за парой вещей, и этой раменной, которую скоро покинут, у него в старой жизни были важные вещи, вещи, к которым он привык или полюбил. И если сигареты и забавное телешоу, которое он смотрел иногда от скуки, никуда не денутся, а недочитанную книгу можно взять с собой, то байк, а точнее, его внешний вид... Ханма понимал, что мотоциклу после падения в любом случае требовался косметический ремонт, и крупно повезло, что только косметический, хотя профессиональный осмотр бы не помешал, и что их ищет полиция, он понимал тоже, но леопардовый декор было жаль. Он был крутым и нравился Шуджи. Но все же куда больше ему нравились свобода и все ещё сжимавший его руку Кисаки, так что декором он пожертвует без сожалений.       По дороге обратно Кисаки отказался от предложенной сигареты из новой, только что купленной пачки, которую Ханма скурил сам с удовольствием, и высказал новый план, поразительно простой, без привычных многоходовок, но звучащий надёжно и логично: не тянуть время, прямо сейчас забрать из домов все нужное и отчалить из Токио, если они не хотели оказаться там же, где другие верхушки Поднебесья.       Так и поступили. Сначала забрали все необходимое из дома Ханмы - поскольку Тетта часто у него оставался, вещей Кисаки там скопилось немало, даже достаточно для путешествия налегке - сменная одежда, зубная щётка и прочая мелочевка. Только очков Тетте не хватало, без них он явно чувствовал себя некомфортно и беспомощно, не признавал этого вслух, но они уже достаточно хорошо знали друг друга, чтобы Шуджи понимал, что не стал бы Кисаки в нормальном состоянии позволять ему держать свою руку на улице. А ещё у Кисаки была дома спрятана заначка денег, полученных с дел, куда они ввязывались - он в этом плане оказался предусмотрительнее Ханмы, который большую часть быстро тратил, и повезло, что у Шуджи тоже деньги остались, иначе пиздюлей было бы не избежать.       У Тетты родители строгие, заставлявшие его соблюдать комендантский час, а ещё они скорее всего видели новости и могли на порог не пустить после произошедшего - Кисаки не знал наверняка, потому что телефон, в отличие от него самого, Ханма не спас, тот выпал из кармана при падении и был раздавлен колёсами пронесшегося грузовика. Впрочем, оно и к лучшему. Когда Кисаки отметил отсутвие мобильника, Шуджи бросил короткое "хуй с ним", выдыхая дым в зимний воздух, и Тетта явно был согласен. Хуй с ним, пока они оба живы и рядом. А телефоны им в ближайшее время едва ли понадобятся, сим-карту Ханмы тоже можно выкинуть, в конце концов, они оба в розыске, а номера отслеживались оператором и полицией.       Но сегодня им везло, хотя бы ключи от дома у Кисаки сохранить получилось, теперь главным было оставаться тихими, так что Ханма, который был громким по натуре своей, несмотря на то, что ходил почти бесшумно, зато говорить тихо не умел, остался на улице, закурил очередную сигарету, облокачиваясь на мотоцикл, ладонью поглаживая леопардовую обшивку, с которой придётся скоро прощаться, как и с Токио, и со школой, которую он и так регулярно прогуливал, так что его отсутствие даже заметят не сразу, и со старыми планами - интересно, Кисаки придумает новый?       Тетта вернулся через несколько минут уже в очках и с небольшой сумкой, очевидно, с деньгами и какими-то ещё нужными вещами, он был хмурым и нервно теребил длинные рукава куртки. Ханма бросил окурок под ноги и потянулся обнять его, но Кисаки отпихнул его руку, садясь сразу на байк, прижимаясь к спинке сиденья и надевая шлем. - Не здесь, я все ещё удивлён, что мать не услышала, как я ходил, давай быстрее свалим.       Шуджи пожал плечами. Интуиция ему подсказывала, что им предстоит ещё много времени вместе, так что обнимать Кисаки он будет потом, в каком-нибудь месте, которое, в отличие от родного дома, не вызовет у Тетты тревоги. - Куда поедем, кстати? - поинтересовался Ханма буднично, будто не побег из города навстречу неизвестности обсуждали, а прогулку в выходные. - Сначала на мост, хочу посмотреть на город оттуда...       "Возможно, в последний раз," - подумали оба, но ни один не высказал вслух.       Ханма сел за руль, оглядываясь на Тетту сзади, словно спрашивая, а куда дальше. - На юг, где теплее и море, - ответил тот на немой вопрос, прижимаясь к спине Шуджи и крепко обнимая руками его талию. - Восстановимся и продумаем, что делать дальше.       Мотоцикл тронулся. На рассвете они покинули Токио.