Единственная вещь из детства

      — Почему бы не пойти в магазин и не взять себе новую форму для тренировок? — недоумевает Даби, переводя ленивый взгляд на Апокрифа.       — Потому что я уже официально злодей, после нашего сражения с героями. Я избежал Тартара по чистой случайности, признай, — холодно отвечает тот, закатывая глаза, будто объясняет, сколько будет два плюс два в десятый раз, — и светиться было бы не самым умным решением, — Апокриф устало осматривает Даби, а потом с нажимом добавляет: — надеюсь, ты всё ещё умеешь рационально мыслить и согласен со мной.       — Агх, ладно, хорошо, — Даби раздраженно шипит, взлохмачивая волосы на затылке, — …Заказать в интернете? — предлагает он после паузы.       — У меня нет личного ноутбука и телефона, а просить Скептика я не хочу. Я достаточно самостоятелен, чтобы справиться с этой проблемой в одиночку, — хмурится Апокриф.       — Чего же ты, такой сильный и независимый, пришел ко мне с фразой «Даби, дружище, у меня форма порвалась к чертям, помоги, а?», — фыркает Даби, заканчивая фразу смехом, потому что эта ситуация действительно выглядит нелепо, но Апокриф опускает голову вниз и в тени его волос кажется, что даже без капюшона его глаза горят призрачным красным. Даби настораживается, — хорошо, ладно! А украсть нужную форму?       — Ну боже мой! Я что, действительно похож на мелкого вора? — рычит Апокриф, пронзая Даби грозным взглядом, а потом вскидывает подбородок, говоря: — Я же не ты.       Даби хмыкает, удобнее устраиваясь на диване:       — И вот какого хрена я должен тебе теперь помогать?       — Поможешь, иначе я эти чертовы шмотки с тебя стащу. …Стоп. Вот… Же блять…       Повисает молчание, только через миг которого Апокриф, тяжело закрывая глаза и сжимая руки в кулаки, понимает свою фатальную ошибку. Он ведь действительно хотел, чтобы его слова звучали угрожающими…       — Во-оу… — Даби смеётся, а потом с усмешкой продолжает: — малыш, во-первых, мои шмотки размера на два больше, чем тебе нужно. Я же не найду тебя потом, если ты в них утонешь. Во-вторых, они настолько потрёпанны, что даже бомжу бы не отдал, а ещё это — единственные мои вещи, пропитанные огнеупорным веществом, иначе моя одежда сгорит в самый, — Даби еще раз хрипло хохочет, откидывая голову назад и представляя себе данную картину, — неподходящий момент. Так что мне нужнее, согласись, — скалится он, глядя прямо в глаза стушевавшемуся Апокрифу, — в-третьих, твои слова звучали так, будто ты хочешь меня раздеть прямо здесь и сейчас, а еще говоришь мне не шутить про нашу гомосексуальность!       — Даби… если ты сейчас же не придумаешь что-то для меня — я твой пошлый язык и гомосексуальный член к чертям заморожу, — угрожающе понижает голос Апокриф, пропуская каждое слово сквозь зубы.       На это Даби лишь выгибает бровь и откидывет голову на подушку, закрывая лоб рукой и мысленно взывая к потолку — за что ему ещё один проблемный, будто Шигараки ему не хватает, а Даби ведь Томуру ещё и игнорировал.       Апокриф же для пущего эффекта от своих слов направляет силу в руку и теперь пальцы медленно покрываются тонким слоем льда, а вокруг них кружит холодный ветер.       Даби искоса наблюдает за ним, а поразмыслив, вздыхает и кидает, уходя:       — Стой и не двигайся, сейчас принесу кое-что.       Дверь захлопывается.       Апокриф сводит силу причуды к минимуму и облегченно вздыхает. Он сам ещё с начала этой идеи понял, что его речь будет звучать абсурдно, но Даби, видимо, слишком лень шевелить мозгами. В конце концов, он повёлся на такой бредовый рассказ про отсутствие возможности купить новую форму для тренировок по каким-то только одному Апокрифу понятным причинам.       На самом же деле он случайно увидел кое-что милое, принадлежащее Даби, так как в АРИС предусмотрены отдельно стоящие шкафчики для хранения особо ценных вещей, или просто того, что не помещается в комнате. Конечно, для всех членов организации такое не сделаешь, но Даби был одним из тех, кому дана такая привилегия. Однако он поместил туда лишь какую-то белую спортивную форму не очень большого размера, которая сто процентов на него не налезет, так как выглядит подростковой. И всё. Он даже шкаф на ключ не закрыл, просто оставив его в замке, а приоткрытая дверца так и толкала к тому, чтобы посмотреть, что это за белые шмотки за ней валяются. А ведь будь это вещи другого цвета, Апокриф бы даже глазом не повел, но Даби казался ему действительно не тем, кто стал бы носить что-то белоснежное, помимо своей майки. Это вызвало интерес.       Даби возвращается назад всего через пару минут и видит Апокрифа, прислонившегося к стене. Он кидает ему форму.       — На, держи. Можешь пока это надеть. Не знаю, возможно, подойдет тебе по размеру, — Даби внимательно смотрит на Апокрифа, желая уловить каждую эмоцию, однако его лицо оставалось непроницаемым, пусть и со вскинутыми бровями.       — Чтобы я не стащил одежду с тебя, ты отобрал её у кого-то другого? — холодно спрашивает Апокриф, разворачивая спортивную кофту и штаны одного комплекта. Две черные полосы по обеим сторонам кофты и штанов смотрятся контрастно на светлой ткани. На груди с левой стороны изображен какой-то красный полукруг с вертикальным изгибом над ним, и это отдаленно напоминает огонёк.       — Нет, — тише говорит Даби, но его голос приобретает твёрдость, — Ты совсем не угадал. Это эм-м… моя детская форма. Когда я ещё пацаном был, — он неловко потирает шею, отводя взгляд, а Апокрифу тут же становится любопытнее.       — Ты носил… такие вещи? — с подозрением спрашивает он, приподнимая руки, скрытые одеждой.       — А ты думал, я с детства ходил, как гот и рокер вместе взятые? — хмыкает Даби, переводя удивленные глаза на Апокрифа, а тот многозначительно кивает головой пару раз. Даби фыркает и почти падает рядом на диван, — Всё, вали переодеваться, — он смотрит на Апокрифа выжидающе, и вскоре его напоследок уже прожигают убийственным взглядом, и дверь в комнату захлопывается.       Те несколько минут, что Даби пришлось ждать, кажется, растянулись вдвое, но Апокриф снова заходит, и у него начинает сильнее стучать сердце. Из-за предвкушения Даби даже садится ровно, ритмично постукивая пальцами по ноге.       Уже через секунду Даби смотрит на Апокрифа так, словно перед ним стоит красивая модель в стильной, идеально сидящей на ней одеждой новой коллекции.       Апокриф же в затянувшейся тишине вопросительно вскидывает бровь и наклоняет голову вниз, так, что его рот и нос оказываются прикрытыми высоким воротником, который позади переходит в свободный капюшон.       Очаровательно, — думает Даби в этот момент.       Его спортивная форма подошла Апокрифу почти идеально: штаны, которые были Даби в свое время немного длинны и доставали чуть ли не до пяток, у Апокрифа прикрывают щиколотки, которых всё равно не видно за ботинками, а едва короткие рукава он мило натягивает длинными тонкими пальцами. Форма недостаточно узка для того, чтобы обтягивать его тело, но и слишком объёмной не кажется, а белый цвет подходит к его внешности.       И Апокриф, которого Даби любит, и его детская спортивная форма, как единственное, что у него осталось с детских времен, отзываются неким теплом в сердце.       — Если это молчание продолжится… — угрожающе шепчет Апокриф, но Даби тут же выдыхает.       — Ты настолько прекрасная снежная королева, что я забыл, как говорить.       — Я польщен.       — А я серьезно, — улыбается Даби, вставая с дивана и подходя к Апокрифу, приобнимает его за пояс. Тот какое-то время пытается извернуться и выскользнуть, но в итоге просто упирается руками в горячую грудь и хмурым взглядом, пусть и с румянцем на щеках, смотрит в голубые глаза напротив, — тебе моя спортивка неожиданно хорошо подошла, я не ожидал, — пофыркивает Даби, утыкаясь носом в холодный висок и вдыхая едва уловимый запах чужого тела с морозными нотками в нём.       — Я тоже… — сам себе шепчет Апокриф.       — Что?.. — изумленно переспрашивает Даби, но тот убирает руки с его груди и обнимает в ответ. Даби тут же расслабляется, — В прочем, не важно. Знаешь, милый, ты в этой белой форме из моего детства ассоциируешься у меня с чем-то невинным, — елейно тянет он на ухо Апокрифу, опускает руки ниже и заставляет его подпрыгнуть и тут же обвить шею и пояс, чтобы не упасть.       — Действительно? Как это трогательно, — всё ещё где-то язвительно говорит Апокриф, и теперь ему приходится наклоняться, а белые длинные волосы настоящим снегопадом укрывают лицо Даби с обеих сторон, скрывая ухмылку. А вот снег падает с покрытых инием кончиков вполне материальный.       — Действительно. Будто я касаюсь тебя впервые, — Даби шагает вперёд, смотря в прозрачные льдистые глаза с едва заметным голубым переливом, и скоро оказывается около подоконника, на который опускает Апокрифа, и опирается о гладкую поверхность руками по обе стороны от него.       — Хм, похоже, нужно будет надевать эту форму почаще, — голос Апокрифа тает с каждой секундой, подобно весеннему снегу.       Даби в ответ что-то мягко угукает, а после они тянутся друг к другу за поцелуем.