Асатру

5 августа 1990 года Бьёрнстад, Датский Лейфланд, Канада

      Барбара прекрасно ориентируется в квартире Шона даже в полной темноте, поэтому редко включает свет. Сегодня ей очень хочется зажечь свечи и заниматься любовью до первых проблесков рассвета, но Шон спит крепко. У него был сложный день: Ивару приспичило зачистить Бьёрнстад с севера, оттяпав у ацтеков лакомый кусок. Наверное, это хорошо. Такими темпами скоро город достанется «Асатру».       Барбара тихо прикрывает за собой дверь, торопливо скидывает босоножки, сдёргивает через голову платье, снимает бельё и осторожно, чтобы не разбудить, залезает к Шону под одеяло. Прижимается щекой к его обнажённой спине и закрывает глаза. Будь она кошкой, мурчала бы сейчас от блаженства.       Барбара обратила внимание на Шона сразу же — ещё в начале июля, когда Хеннингсен привёл его на «смотрины» к Ивару. Хотя примечательного — только пронзительные синие глазища. Слишком худой, лопоухий, с длинными несуразными руками, похожий на клоуна, а не на вора. Но внешность Шона, как и её собственная, оказалась поразительно обманчива. Тонкие ловкие пальцы, как у профессионального пианиста, умели не только колдовать над замками, что и доказали ей на вечеринке в «Верности», на её день рождения две недели назад. Шон прекрасно танцевал, смешно шутил, крепко обнимал и вкусно целовал. В тот же вечер они переспали.       С тех пор Барбара нравится приходить к нему домой, и она делает это почти каждую ночь. Здесь её место силы. У неё свой ключ, Шон сам дал ей его — утром после их первого раза. Сказал, что лучшего подарка у него пока нет. Но обязательно будет. Потом, позже. Если всё срастётся с Иваром.       Барбара сама толком не понимает, почему ей так спокойно в этой убогой холостяцкой однокомнатной норе. Не понимает и не пытается разобраться. Просто продолжает приходить каждый вечер, когда солнце уползает за океан и пронзает синеву бордовыми всполохами.       Здесь словно легче дышится. Будто прошлое отступает, настоящее не беспокоит, а будущее представляется чередой радостных и беззаботных дней. Барбара знает, что это не так. Что её спокойствие — лишь иллюзия. Спасительный мираж. Но она никак не может отказать себе в этом маленьком островке счастья и продолжает цепляться за него изо всех сил.       Снаружи, вне стен квартиры Шона, ей приходится быть сильной. Непробиваемой. Умной. Отчаянной. Язвительной. Жестокой. Она, как ядовитый плющ, цепляется за всё подряд и упрямо лезет наверх, поближе к солнцу. Ради себя, ради «Асатру», ради семьи, для которой снова настали паршивые времена. Барбара Ланге готова к любым неожиданностям.       В квартире Шона она оживает и успокаивается, чувствуя себя в полной безопасности. На самом деле это странно. Барбара всегда считала свой дом крепостью, где можно спрятаться от невзгод и передохнуть. Быть собой, зарыться в старый плед Хеннингсена, так и оставшийся у неё. Пить маленькими глотками мерло, а потом уткнуться подбородком в согнутые колени, закрыть глаза и сбежать от назойливых мыслей.       Теперь прошлое возвращается, стоит переступить порог квартиры. Нагло вмешивается в настоящее, напоминая — ещё ничего не закончилось. Даже хуже — всё только начинается. И вино тоже больше не спасает. Горчит на губах послевкусием.       Но здесь, на старенькой тахте, рядом с безмятежно сопящим Шоном обо всех проблемах Барбара забывает легко. И в памяти всплывают совсем другие воспоминания.       — По-моему, криво. Поверни. Правее. Ещё. Нет! Много… Теперь надо влево. Вот так, да. Идеально! — Барбара выдыхает к потолку сигаретный дым, отступает на пару шагов и останавливается, любуясь: то ли аппетитной задницей Шона, затянутой в джинсы, то ли новой неоновой вывеской, наконец-то приделанной ровнёхонько посередине, прямо над барной стойкой. Или всем сразу.       — Я так понимаю, дела в «Асатру» и правда ни к чёрту, — Шон с хитрой улыбкой оборачивается к Барбаре, уверенно балансируя на узких ступеньках стремянки, — раз у вас с Хеннингсеном нет денег на рабочих, чтобы приделать эту штуку.       — Всё гораздо хуже, — Барбара с напускной грустью вздыхает.       — Неужели? — он ловко спрыгивает на каменный пол.       — Представляешь, у меня даже нет налички, чтобы расплатиться с тобой.       — Ну… Придётся нам что-нибудь сообразить. Я ведь старался, вешал.       — А если… натурой. Ты ведь не против? — она приближается к нему, на ходу расстёгивая платье. Кладёт ему на плечо правую руку с тлеющей сигаретой, левой нащупывает крохотный замочек от молнии на ширинке и тянет вниз. — Минет за скорость, ну и потом всё остальное, — Барбара кивком указывает на стойку за его спиной. Шепчет, хотя паб давно закрыт и они совсем одни: — Всегда хотела заняться любовью здесь.       — Звучит заманчиво, — Шон помогает ей справиться с ремнём на джинсах. Наклоняет голову, затягиваясь от её сигареты. Выдыхает дым Барбаре в лицо. — Только, чур, Хеннингсену ничего не скажем.       — Боишься?       — Опасаюсь. Он же повесится с горя на собственных чулках прямо на вывеске.       Барбара мечтательно улыбается, крепче обнимая спящего Шона. Она уверена, что всё обязательно скоро наладится. С её помощью Ивар сумеет справиться. Вместе они спасут «Асатру»: вернут контроль над городом, остановят аресты, защитят семью. Барбара сильна, как никогда. Она больше не собирается сдаваться. Пришла пора действовать.       Но здесь и сейчас можно не думать об этом. Здесь и сейчас можно расслабиться. Заснуть, вдыхая знакомый, ставший родным запах.       Вчера Шон сказал, что она как последний глоток вина. Яркая, терпкая, желанная.       Может, это и есть любовь?