***
У Се Вана явно проблемы с доверием. И Е Байи это помнит. Возможно, поэтому он, стиснув зубы, давит в себе защитные рефлексы, когда посреди ночи просыпается от тяжести чужого тела. Запястья плотно обхватывает верёвка, вплетённая в орнамент деревянного ложа, на глазах – непроницаемая шёлковая лента, а нательная рубаха распахнута чьими-то прохладными проворными ладонями. Первая мысль бессмертного на такую наглость и потенциальную опасность – спровоцировать всплеск духовной энергии, отталкивая от себя нападающего и, возможно, оглушая его, если тот недостаточно силён. Но Е Байи слышит тихое, немного учащённое дыхание, чувствует гладкость нескольких десятков кожаных лент и остроту изогнутого в причудливой форме клинка у самого горла и медленно расслабляется. – Нахальства тебе не занимать, а вот ума недостаёт, – в своей привычной немного грубой манере начинает Е Байи и всем телом ощущает, как вздрагивает над ним ночной визитёр. – В тебе духовных сил на донышке, я без труда мог сбить тебя с ног, не шевеля и пальцем. – Почему же ещё не сделал этого? – голос Скорпиона тихий, на грани шёпота, и по звучанию сейчас отдалённо напоминает змеиное шипение. Е Байи слышит нотки недовольства и злости, которыми Се Ван тщетно пытается прикрыть настороженность и напряжённость, готовность в любой момент нанести удар. Видимо, юноша действительно ждал, что бессмертный оттолкнёт его или хотя бы попытается спихнуть с себя, но Е Байи лишь устраивается поудобнее, игнорируя лёгкое жжение, которое оставляет скорпионье жало под его кадыком. – Мне интересно посмотреть, что ты собрался делать, – просто отвечает бессмертный, пожимая плечами, насколько это вообще возможно в его положении. Он готов поспорить, что сейчас юноша над ним, удивлённо раскрыв свои невозможные глаза, скрупулёзно пытается собрать разбежавшиеся мысли в кучу. В голове Скорпиона наверняка полная неразбериха: он и подумать не мог, что кто-то может столь спокойно и расслабленно находиться в чужой власти и с интересом ожидать следующего шага, вместо того, чтобы вырываться и молить о пощаде или хотя бы дрожать в страхе. Из груди Се Вана вырывается удивлённый смешок, и он впервые за долгие секунды выдыхает, усаживаясь на живот бессмертного. Острие кинжала сразу же пропадает, и Е Байи не может сдержать победную улыбку. Он чувствует на себе полный вес юноши и думает, что тот на самом деле легче, чем выглядит, и это почему-то заботит бессмертного больше нужного. Однако совсем недолго: небольшой царапины, оставленной жалом на широкой шее, невесомо касаются холодные изящные пальцы, отчего Е Байи запрокидывает голову, подставляясь под мимолётную ласку. Его адамово яблоко заметно дёргается, а губы приоткрываются в тихом удовлетворённом выдохе. И, кажется, юноша сверху только этого и ждал. Се Ван целуется умело и напористо, сразу же запускает юркий язык в рот бессмертного, и без грамма прежней робости ласкает нёбо и внутренние стороны щёк, удерживая позицию ведущего. Е Байи не противится, отвечает не меньшей прытью, открыто наслаждаясь процессом, но инициативу забирать пока не торопится: пусть Скорпион вдоволь наиграется. В какой-то момент по комнате проносится тихий звук, который обычно сопровождает открытие пузырька со снадобьями, и практически сразу бессмертный ощущает, как в поцелуй вклинивается тонкий палец Се Вана, проталкивающий небольшую горошинку в уголок губ мужчины. Е Байи одобрительно хмыкает, перекатывает меж языками столь любезно предложенную пилюлю и спустя долгие мгновения жаркого танца всё же проглатывает противоядие. Скорпион над ним кажется довольным: улыбаясь, мягко посасывает нижнюю губу бессмертного и ненавязчиво тычется кончиком пальца в его щёку изнутри, на что получает практически безболезненный укус и хриплый грудной стон. Се Ван мелко вздрагивает от звука и тут же отстраняется, отнимая ладони от лица партнёра. Е Байи тянется вслед за прикосновением, но его жёстко останавливает рука, надавившая на грудную клетку, и бессмертному ничего не остаётся, кроме как расслабиться и покорно ждать. Темнота перед глазами дразнит так же, как чужое тяжёлое дыхание и тихие шорохи одежд, оседающих где-то подле кровати, и Е Байи безумно хочет сорвать повязку, лишь бы обласкать взглядом изгибы горячего, неустанно ёрзающего тела. Но разве он осмелится? Се Ван явно не желает, чтобы на него смотрели, это одновременно будоражит и злит, но самовольничать сейчас – значит навсегда потерять ту кроху доверия, что появилась между ними. Так что бессмертный готов потерпеть. Тепло и тяжесть Скорпиона внезапно пропадают, и Е Байи недовольно хмурится, не понимая, что могло произойти. Он почти открывает рот, чтобы спросить, не планирует ли Се Ван оставить его – полуголого, связанного и столь очевидно заведённого – в одиночестве себе на потеху, но тут же поражённо выдыхает. У мальчишки гладкая обжигающе-горячая кожа и абсолютно никакого стыда, раз он ложится сверху и тесно прижимается нагим телом к чуть более одетому бессмертному. Юноша опирается на локти по обе стороны от головы Е Байи, утыкаясь носом ему в местечко под ухом, и тихо стонет, когда стройное бедро задевает чужое возбуждение. В комнате внезапно становится нечем дышать, низ живота бессмертного сводит судорогой от столь откровенного прикосновения, а верёвки, удерживающие запястья, жалобно трещат. – Дразниться удумал? – голос Е Байи хриплый от переполняющих его ощущений и совсем немного раздражённый, что заставляет Се Вана беззлобно рассмеяться, и одного этого звука хватает, чтобы недовольство сменилось жаром. Скорпион ничего не отвечает, лишь несильно прикусывает ключицу старшего мужчины и медленно седлает его бёдра, вместе с тем смещаясь чуть вбок, видимо, чтобы достать до вороха одежд на полу. Е Байи не сдерживается, порывисто вскидывает стёгна, потираясь членом о промежность Се Вана, и слышит дрожащий стон и следующее за ним цоканье. – Какие мы нетерпеливые, – с шуточным укором шепчет Скорпион, выпрямляясь, и комнату заполняет сладкий фруктовый аромат. Е Байи ощущает странную смесь чувств: облегчение, что его партнёр имеет опыт в любовных делах, и неуместную ревность – по той же причине. Е Байи всегда знал, что он собственник, грешил этим ещё совсем юнцом и, кажется, не исправился даже после сотен лет жизни, но сейчас это чувство было максимально несвоевременным и до смешного глупым. Се Ван не принадлежал бессмертному: никаких прав друг на друга они не заявляли, в привязанностях не признавалась, так что ревность в их ложе – незваная и нежеланная гостья. Е Байи проклинает себя последними словами – чёртова старость даёт о себе знать, не иначе – он опять потонул в собственных мыслях и даже не заметил, как его нательные штаны приспустили, высвобождая налитый орган. Чуть тёплые скользкие пальцы плотно обхватывают головку и проводят вниз до основания члена, тщательно смазывая душистым маслом, а затем поднимаются вверх, чтобы пощекотать большим пальцем чувствительное место под уздечкой. От прикосновений Е Байи низко стонет. Он в принципе никогда не стеснялся быть громким и сейчас старается показать партнеру, насколько ему хорошо даже от таких простых ласк. Но Се Вану, видимо, мало: он медленно обводит каждую выпирающую венку на члене, то ощутимо надавливая, то невесомо задевая кончиками ногтей, и покрывает лёгкими поцелуями низ живота Е Байи, заставляя бёдра подрагивать от желания получить больше. – Ты же меня так доведёшь, – не доверяя собственному голосу, шепчет Е Байи и крупно вздрагивает от обжигающего прикосновения языка у самого основания члена. Се Ван никак не успокоится: с наслаждением (если судить по кротким, будоражащим нутро, звукам) мучает любовника, практически доводя его до пика, в последнюю секунду убирает руки и отстраняется сам. Бессмертный чертыхается себе под нос, называет Скорпиона маленькой пакостью и грубовато просит закончить начатое, особо не рассчитывая, что его послушают. Но юноше наконец-то надоедает играться, и он упирается ладонью в грудину Е Байи, а другой придерживает хорошо смазанный член и чуть приподнимается. Бессмертный до крови прикусывает нижнюю губу, когда вокруг головки сжимается всё ещё тугое, но так очевидно подготовленное кольцо мышц, а Се Ван над ним протяжно стонет. Одним слитым движением он опускается до конца, полностью принимая Е Байи, и замирает, давая себе время обвыкнуть. – Ты, – начинает было бессмертный, но сухость в горле и жар чужого нутра вынуждают его запнуться. Аккуратные ладони Скорпиона дразнят лёгкими прикосновениями к старым шрамам, и думать становится в разы сложнее, практически невозможно, но всё же, спустя пару глубоких вздохов, бессмертный восхищённо констатирует: – Ты подготовился. – Я надеялся, – голос Се Вана звучит томно, низко, от него в низу живота закручивается тугой узел, и реальность кажется Е Байи дурманом, будто кто-то засыпал в курильницу Пьянящую мечту. Скорпион делает несколько круговых движений бёдрами, выдыхает так сладко, что сводит скулы, и подаётся вперёд, позволяя члену бессмертного выскользнуть почти наполовину, чтобы в следующее мгновение вновь полностью поглотить его. Двигается Се Ван медленно, мучительно медленно, потираясь собственным возбуждением о напряжённый пресс бессмертного и пачкая его естественной смазкой, чем непомерно выводит далёкого от терпеливости Е Байи из себя. Бессмертному хочется подмять мальчишку под себя, впиться мозолистыми пальцами в чужие ягодицы и втрахивать его в кровать до тех пор, пока тот не захнычет от избытка удовольствия, или хотя бы увидеть прекрасное лицо. Е Байи гортанно рычит от досады и резко вскидывает бёдра, выбивая из уст юноши сверху по-блядски громкий стон. В ровном положении Се Ван не удерживается и падает на бессмертного, тут же впиваясь в его губы кусачим поцелуем. Он прижимается к партнеру так тесно, насколько может, и удерживает чужое лицо ладонями, возобновляя движения. В этот раз Скорпион целуется более сумбурно и чуть ли не скулит, когда бессмертный берёт инициативу на себя, покусывая губы младшего, сплетаясь с ним языками. Влажно, жарко и столь чувственно, что из головы разбегаются любые мысли, которые ещё могли там остаться. Двое не отрываются друг от друга, пока лёгкие не начинают гореть от недостатка кислорода, а губы – саднить от постоянных соприкосновений с зубами партнёра из-за иррационального желания причинить лёгкую боль. Мужчины прижимаются друг к другу лбами и жадно глотают воздух, один на двоих, в бессмысленных попытках успокоить оглушительно громко бьющиеся сердца. Се Ван дышит судорожно и прерывисто, содрогается мелко от каждого глубокого толчка и сжимается на члене просто идеально – у Е Байи под плотно сжатыми веками взрываются целые галактики от совершенства чужого тела. Он чувствует, что уже скоро переступит за грань, тянется вверх за новым поцелуем, но замирает. Скорпион ласково проводит кончиками пальцев от седеющих висков Е Байи к затылку и со второй попытки ослабляет узел повязки. Плотная чёрная лента с тихим шелестом опадает на пол, и бессмертный открывает в удивлении глаза. Лицо перед ним можно было бы назвать воплощением соблазна: меж призывно приоткрытых губ то и дело мелькает проворный язык, щёки и шею заливает яркий даже для полумрака комнаты румянец, а от молчаливой мольбы в затуманенном взгляде пальцы на ногах поджимаются. Е Байи смотрит на юношу перед собой, затаив дыхание, и понимает, что попал. Он готов с потрохами продаться этому чёртовому Хули-Цзину, отдать своё сердце и печёнку на съедение, лишь бы мальчишка продолжал так доверительно жаться к бессмертному и смотреть своими невозможными глазами только на него. Се Ван отталкивается ладонями от кровати и выпрямляется, прогибаясь в спине, явно красуясь мраморной кожей без единого шрама. Е Байи пожирает взглядом точёные линии ключиц, плотные мышцы груди и живота и сглатывает вязкую слюну, представляя, как восхитительно должны ощущаться на языке маленькие горошинки сосков. Скорпион хищно улыбается, упиваясь отражением желания на лице новоиспечённого любовника, и возобновляет движения бёдрами, только теперь немногим быстрее. – Ты, – сквозь зубы шипит бессмертный, ощущая, как от удовольствия и открывшегося вида слова застревают где-то в глотке вместе с тихим рыком, — ты прекрасен. От скудного комплимента юноша высоко стонет, сбившись с набранного ритма, и сжимает мышцы вокруг члена Е Байи, подстёгивая того говорить ещё. И тот говорит: один толчок – одна фраза, сказанная с придыханием, и каждый раз Се Ван поощряет бессмертного сладострастными звуками. Самый красивый мальчик. С самыми соблазнительными губами. Нежными руками. Услада для моих ушей. Искуситель Яо-Ху. Блять, как же с тобой хорошо. Е Байи кажется, что он теряет рассудок от того, каким отзывчивым оказался мальчишка и каким падким на похвалу. Как же редко, должно быть, он ловит своё отражение в зеркале или глади озёрных вод, раз от очевидных фактов весь расцветает и поёт, словно пипа в руках умелого мастера. Бессмертному хочется ещё: чувствовать дрожь в гибком теле, слышать удовольствие в чужом голосе, видеть, как закатываются от блаженства бездонные глаза, но тело неумолимо сдаёт позиции. – Се, я… – обрывается Е Байи, но Скорпион понимает его без слов: упирается рукой в изголовье кровати и втягивает партнёра в новый страстный поцелуй. Се Ван приподнимается, позволяя члену бессмертного выскользнуть из растянутого нутра, и накрывает чужое тело своим, в следующее мгновение обхватывая оба достоинства ладонью. Пары движений рукой и одного особо судорожного тонкого всхлипа мальчишки хватило, чтобы толкнуть Е Байи за грань: он, ослеплённый фейерверками под зажмуренными веками, напрягается всем телом и прикусывает нижнюю губу Се Вана, изливаясь себе на живот. На короткий миг весь мир сужается до точки, звуки притупляются, словно бессмертный опустился на дно одного из пяти великих озёр, а из ощущений остаётся ни с чем не сравнимый экстаз, растекающийся по венам от самого низа живота. Когда оцепенение спадает и Е Байи осознаёт себя в пространстве, он лениво приоткрывает глаза, переводя взгляд на искажённое удовольствием лицо всего в паре цунь от его собственного: длинные ресницы трогательно трепещут, алые от поцелуев губы приоткрыты в немом крике, а по подбородку скатывается тоненькая ниточка слюны, которую безумно хочется слизать языком. Се Ван вдруг прогибается в пояснице, откидывая голову назад и открывая беззащитную шею, чем спешит воспользоваться Е Байи: он нежно, почти безболезненно прихватывает зубами чужую кожу чуть ниже кадыка, вызывая удивлённый вскрик у Скорпиона. В следующее мгновение на торсе бессмертного оседают белёсые капли, а пронзённое крупной дрожью юношеское тело устало падает на партнёра. Е Байи ощущает щемящую нежность где-то под ребрами и поворачивает голову, чтобы оставить на виске Се Вана кроткий поцелуй.***
У Се Вана определенно проблемы с доверием. И это всё немного усложняет. Они с Е Байи встречаются довольно часто, примерно каждую четвёртую луну, иногда каждую вторую, с тех самых пор, как Чжао Цзин оказывается заперт в собственном бесполезном теле стараниями А-Се. А-Се. Именно так называет Скорпиона Е Байи, отказываясь произносить привитое главой Тайху Се-эр из чистого упрямства, и изредка использует полный титул Се Вана, чаще всего при его подчинённых, что абсолютно бессмысленно. О, да, последние более чем в курсе, в каких отношениях на самом деле находится Е Байи с их господином: Се Ван тонко намекнул своим убийцам – по большей части Божественной Отраве – что любой, посягнувший на его бессмертного мастера, будет иметь дело с последствиями. Так что теперь Е Байи был сродни почётному гостю в резиденции скорпионов, и ни одна живая душа пока не осмелилась излишне донимать его или обсуждать их с Се Ваном связь. Скорпион, кстати, в прозвищах был чуть более разнообразен: от бессмертного Е на публике до Байи-гэ в постели – он не ограничивал себя никакими предрассудками и коверкал имя и титул Е Байи на любой манер. Они встречаются каждую четвёртую луну и так или иначе трахаются: иногда обходятся лишь поцелуями и скромными ласками, но чаще всего идут до конца, доводя друг друга до изнеможения и дрожи в умелых (во всех смыслах) пальцах. Уже давненько обходятся без верёвки, примерно с третьей встречи, и Е Байи чаще всего берёт дело в свои руки: гнёт мальчишку как душе угодно и раз в несколько свиданий так или иначе заставляет плакать – от удовольствия и гиперчувствительности. Однако несмотря на все совместные ночи, Се Ван всё ещё ни разу не позволял себя подготовить или хотя бы понаблюдать за сим действом. Всё ещё не доверяет. По этой же причине Скорпион всегда отправляется спать в свои покои или же выгоняет Е Байи из них, как только оба выравнивают дыхание и перестают видеть звёзды перед глазами. И не то чтобы бессмертный не противился подобному – он не раз начинал разговор о том, что хотел бы засыпать рядом с разгорячённым после нескольких раундов телом, ворчал из раза в раз, когда его чуть ли не пинками провожали до двери, но ему каждый раз давали от ворот поворот. Пришлось смириться. – Бессмертный гэгэ, – слащаво и немного развязно зовёт Божественная отрава, которая взяла привычку подобным образом называть Е Байи. Она подходит ближе к столу в таверне, за которым мужчина спокойно трапезничал, и опускается рядом, вытягивая стройные ноги и откидывая нижние полупрозрачные одежды с одного бедра, чем привлекает взгляды десятка посетителей и работников, – всё в облаках летаешь? – Зачем пришла? – Е Байи никогда не церемонился с этой странной особой: её извечные попытки соблазнить всех и вся никогда не достигали ни сердца, ни мужского достоинства бессмертного, а посему она просто раздражала своей манерой общения. В отличие от неё, Прекрасная Архат и нижестоящие скорпионы удостаивались чуть ли не бережного отношения: Е Байи сохранял вежливый тон, да и лицо не искривлял в отвращении при разговоре с ними. – Какой же ты бука, – надувая ярко накрашенные губы, театрально обижается девушка и облокачивается на стол. Ткань пёстрого цюнь натягивается от движения, чуть сильнее оголяя ключицы и округлости юной особы, отчего по помещению проходится череда громких вздохов и перешёптываний. На мгновение Божественная Отрава впивается испытывающим взглядом в глаза напротив, кажется, забывая, пытаясь в них что-то отыскать, а встречаясь лишь с недовольством и отвращением, удовлетворённо говорит: – Господин звал тебя. В Тайху. Сказал, срочно. Е Байи тут же поднимается на ноги, хватает свой меч и под звонкое хихиканье девчонки выходит прочь из трактира. Пусть эта нахалка и платит за его блюда, которых, как обычно, немало скопилось на столе! Не то чтобы Е Байи был у Се Вана на побегушках, нет. Бессмертный называл их любовниками, но Скорпион предпочитал – партнёры по ложу, по выпивке и, изредка, Го*. Но, вне зависимости от названия, в рабочие вопросы друг друга они практически не вмешивались. Просто сейчас ситуация выбивалась из привычного течения жизни: Се Ван чаще всего приходил на постоялый двор к бессмертному сам или отправлял за ним кого-то из подчинённых с письмом, но чтобы с подобного рода посланием – никогда. Оттого на душе Е Байи сделалось неспокойно: он дорожит мальчишкой, поэтому так подскочил. Резиденция Тайху встречает бессмертного непривычной активностью: низшие чины то и дело снуют туда-сюда, явно к чему-то готовясь, повсеместно мелькают люди в униформе Тяньчуан, а где-то в стороне слышится громкое ржание нескольких лошадей. Под удивлённые взгляды наёмников фигура в белом проходит в главный зал, тут же встречаясь взором со Скорпионом, который мерно вышагивает по комнате и раздаёт указания. Се Ван вновь в ханьфу светло-голубого оттенка, что делает его на пару лет моложе, а общий образ в целом – несколько невиннее, в руках свиток, на котором новоиспечённый глава Тайху помечает одному ему известные моменты, а вокруг столпились несколько его подчинённых, чьи лица скрыты чёрными масками. Как только Се Ван замечает вошедшего, он тут же прогоняет всех, и это не удивляет разве что Прекрасную Архат, давно привыкшую к подобному за последние месяцы. Она лишь закатывает глаза, заслышав приказ, слабо кивает бессмертному в знак формального приветствия и плотно закрывает парадные двери с внешней стороны. – Не объяснишь, что происходит? – хмуря густые брови, спрашивает Е Байи, не сводя взгляда с лёгкой улыбки на чужом лице. В светлых одеяниях Се Ван напоминает бессмертному молодого господина из знатного рода, который за всю свою жизнь учился только каллиграфии и стихосложению, а не приготовлению ядов и искусству скрытного убийства. – Бессмертный Е, не стоит так гневаться, – Скорпион подходит ближе, двигается плавно, словно хищник, загоняющий в угол свою добычу, и только сейчас Е Байи краем глаза замечает, что в помещении они не одни – здесь остался чёртов Чжао Цзин, который сидит в широком кресле чуть в стороне от места хозяина резиденции. Одному Будде известно, скольких трудов стоит бессмертному принятие того, что этот слизняк всё ещё жив и дорог Скорпиону. Если бы не последний факт, кишки ифу украшали бы вход в резиденцию его любимого Тайху ещё несколько полнолуний назад. – Расслабься, – добавляет вкрадчивым шёпотом юноша, находясь всего в чи* от Е Байи, и опускает ладонь на крепко сжатый кулак бессмертного. Стоит ли говорить, что Се Ван вертит им как хочет? Или и так очевидно, что Е Байи тут же теплеет, медленно выдыхая? – Через два дня мы отправляемся к Оружейной, – привычным деловым тоном, будто общается не с тем, перед кем регулярно встаёт на колени, начинает Скорпион и, убедившись, что внимание бессмертного приковано к нему, а не к его приёмному отцу, отходит на полшага. – Вы не приглашены. Се Ван так всегда: на людях полнится формальностями, сохраняет дистанцию и даже при Божественной Отраве на «ты» не переходит, но нежность во взгляде плещется столь явно, что не разглядит её разве что слепой. И Е Байи всегда ведётся, словно и нет за плечами сотен лет жизни. Вот и сейчас он слишком отвлекается на два прекрасных омута, отчего не сразу до него доходит смысл прозвучавших слов. – Как надолго? – кротко спрашивает он, внутренне напрягаясь ещё сильнее. Эта чёртова Оружейная никому не даёт покоя, и одно предположение о том, что Се Ван хочет открыть её для Чжао Цзина, заставляет глаз нервно задёргаться, а что-то беспросветно тёмное беспокойно завертеться на затворках сознания. – Около двух недель. На такой ответ Е Байи лишь покорно кивает, выругиваясь лишь про себя – ни в коем случае не вслух. Даже если он очень захочет, остановить мальчишку сможет разве что кандалами, а потом и за несколько человеческих жизней не сможет вымолить прощения. Поэтому ничего не остаётся, кроме как отпустить. Бессмертного не волнуют государственные перевороты, смена главенства в мире боевых искусств, распри кланов по поводу техник, скрытых за прочными дверьми Оружейной – Е Байи был далёк от мирских проблем долгие годы и сейчас беспокоится разве что об этом чуде с закрытым наглухо сердцем, да о парочке идиотов из Усадьбы времён года. Оттого оружейная для него – личная заноза в заднице, а не препятствие на пути гуманистического желания привнести в Цзянху равновесие и покой. Се Ван на кивок улыбается сладко, совсем искренне, как улыбается лишь разморённый разрядкой или несколькими сосудами алкоголя. Он мягко опирается о плечо бессмертного и оставляет мимолётное, словно крылья бабочки, прикосновение на его губах, и тут же отстраняется. Е Байи не может скрыть безмолвного ликования и широкой победной улыбки: для Се Вана подобное действие перед Чжао Цзином – откровение и признание, некое обещание, которое сложно выразить словами. Важный шаг на пути к тому, чем Е Байи хочет видеть их связь. Эту ночь они проводят вместе за вином и го и наслаждаются друг другом медленно, тягуче, непривычно трепетно, ограничиваясь ласками рук и губ. Но даже после долгих объятий Се Ван не позволяет Е Байи уснуть в своих покоях.***
У Се Вана чёртовы проблемы с доверием. И это уже не на шутку раздражает. Глупый мальчишка попался на уловку Кесина, не заподозрил в ключе подделку и почти погрёб свою хвалёную самоуверенность на пару с упрямством под толстым слоем горного снега. И даже спасаться не планировал: сразу кинулся к треклятому ифу, и Е Байи в бешенство впадает каждый раз, когда вспоминает беспокойство на бледном лице в тот самый момент. Сейчас же якобы грозный Императорский Скорпион кутается в тёплые одеяла недалеко от печи и стучит зубами, злобно зыркая исподлобья, стоит бессмертному только двинуться в его сторону. Выглядит как маленький зверёныш, та самая дворняжка, которая вновь почувствовала привкус якобы предательства и теперь огрызается. – Беситься долго будешь? – не выдерживает Е Байи, заливая в широкую, невесть откуда притащенную бочку нагретую на огне воду, и мельком смотрит на ворох тканей в нескольких чи от себя. Конечно же, Е Байи не идиот и про подделку знал. Точнее, догадывался, что глава более несуществующей Долины Призраков не позволит кому-либо открыть Оружейную, особенно когда его дражайшему Чжоу Цзышу необходима Техника Шести Гармоний. Будь проклята эта техника… Да даже если бы бессмертный не ведал чужих планов, одного Се Вана к творению Лун Цюэ точно бы не пустил, тем более с таким скользким типом, как Дуань. От одного воспоминания об этом прихвостне правителя Цзинь кулаки сами собой сжимаются, а всё потому, что он излишне крутился вокруг Пятиозерья и Скорпиона. Обманул отца, обманул бы и сына. Оттого Е Байи чувствовал острую надобность следовать за всей процессией вплоть до самого возвращения в Тайху: держаться на расстоянии, не выдавая своего присутствия, и следить за каждым шагом (по большей части главы Дуаня), чтобы в случае чего предоставить руку помощи. И ведь пригодился: вытащил Се Вана прямо из лап белой смерти, на спине донёс до укрытия и теперь старался обогреть. Вот только Скорпион стараний бессмертного не оценил, ощетинился, стал совсем колючим, словно ёжик, да из взгляда совсем пропала былая нежность – на её место пришло обжигающее холодом недоверие и злоба. – А что, не имею права? – с вызовом в голосе спрашивает Се Ван, глаз не спуская с бессмертного. Двое совсем недавно вырвались из снежного плена и сейчас прятались от начавшейся бури в небольшом поместье на одном из горных склонов. Постройка защищена от свойственных данной местности лавин и промозглого ветра особенностями рельефа: громоздкая скала нависла прямо над невысокой усадьбой, с двух сторон окружённой неподвижными заснеженными холмами. Дом можно было бы назвать самой настоящей крепостью, возведённой в стратегически важной точке – подход к месту был лишь с юга, так что и обороняться было легче в случае необходимости. Однако, насколько было известно Е Байи, обустройством усадьбы занимался один некогда странствующий заклинатель, который предпочитал свежесть горных склонов лесам или озёрам, поэтому забрался так высоко, подальше от людских глаз. Впоследствии здесь зародилось древнее даосское учение, основанное на дыхательных практиках и внутреннем умиротворении, которое укреплялось в суровых погодных условиях. Ученики мудрого мастера закаляли тело и дух морозом, практиковали инедию* и отказались от пути меча в угоду мирного образа жизни. Но, кажется, покинули это место долгие годы назад: к двери было сложно прокопаться из-за высокого снега, а затхлость воздуха в комнатах наводила на мысль, что не проветривали здесь целые столетия. – Право то имеешь, но недовольство твоё абсолютно необоснованно, – тяжело вздохнув, отвечает Е Байи и наконец заканчивает набирать бочку. Он опускает ладонь в воду, удовлетворённо кивая её температуре, и поднимается с корточек. – Сам разденешься, аль помочь? Се Ван тут же вскидывает голову и весь напрягается, чуть ли не скаля зубы на приближающегося заклинателя в белом, и пытается прижаться потеснее к стене в глупой попытке уползти от бессмертного. – Зачем это всё? – с толикой затаённой обиды в голосе задаёт очередной вопрос Скорпион. На это Е Байи лишь закатывает глаза. – В отличие от меня ты всё ещё смертный, – как ребёнку объясняет мужчина, медленно подходя ближе, – да и духовных сил у тебя практически нет, так что ни одна из техник не поможет тебе согреться. А то, как ты зубом на зуб не попадаешь, мне слушать надоело. Так что давай, снимай с себя всё, что там осталось, и в воду. На последних словах Е Байи подходит к мальчишке практически вплотную и хватается за одно из одеял, сдёргивая его с дрожащего тела. Скорпион реагирует на удивление быстро: бросает в лицо бессмертному второй слой тёплой ткани и мгновенно вскакивает. Пользуясь короткой заминкой противника, он валит Е Байи на пол и наощупь находит его шею под комом из покрывала, тут же обвивая её длинными пальцами. Е Байи всё ещё не идиот, такого исхода вполне ожидал, поэтому плавно стягивает с лица надоедливое одеяло и открыто, без тени беспокойства, смотрит на прижавшего его к циновке юношу. Тот дрожит, с силой сжимает стучащие зубы и дышит так несвойственно громко, отчего чужие эмоции становятся ещё очевиднее. Се Ван злится. Он не понимает, что происходит: в его голове не стыкуется забота и покорность бессмертного с тем, что тихо шепчет на ухо Скорпиона его извечная паранойя и жизненный опыт. В прошлом нежность в чужих глазах обернулась для него невыносимой болью и чувством удушающей беспомощности, это случалось раз за разом, снова и снова, и доверия в душе юноши не осталось совсем. Он запутался и боится так сильно, что готов молить богов, в которых не верит, о подсказке, о коротком наставлении, которых не просил с самого детства. И впервые за двадцать с лишним лет хочет кричать от досады, что небожители молчат. В мыслях Скорпиона находится лишь один способ избавиться от этого кома неопределённостей – покончить со всем. Покончить с тёмными ночами, наполненными чужим теплом и лаской. Покончить с тем греющим душу чувством, бережно хранимым под хрупкой бронёй из костей и мышц. Покончить с мыслями, из раза в раз заставляющими робкую улыбку появляться на искусанных губах в самый неожиданный момент. Покончить с Е Байи. Но почему же Се Ван смотрит в карие глаза напротив и не может сжать пальцы сильнее? Почему он не может перекрыть поток столь ценного кислорода, как делал уже десятки раз? Почему не может оборвать жизнь, а вместе с ней – все внутренние конфликты? –Ты точно этого хочешь? – спрашивает тихий спокойный голос бессмертного, и щеки Се Вана касается тёплая ладонь. От неё хочется отшатнуться. Поджав хвост, сбежать в темноту ночи, но эмоции в чужом взгляде заставляют всё тело окаменеть. Е Байи смотрит прямо в глаза со всей неприсущей ему мягкостью и самой толикой печали, будто он прощается с чем-то, нет, кем-то очень важным. И Се Ван сдается. Руки медленно ослабляют хватку на чужой шее, обессиленно повисая. Плечи мелко подрагивают от урагана чувств, выламывающего изнутри рёбра. А по щекам скатываются слёзы, которые с особой чуткостью стирают шершавые подушечки пальцев. В комнате повисает тишина, разбавляемая лишь завываниями ветра за дубовыми дверьми и тихим треском огня в печи. Е Байи приподнимается, садится, чтобы запечатлеть несколько поцелуев: на чужих трепещущих веках, на кончике покатого носа и, наконец, на закушенной до крови губе. Прикосновения осторожные, неспешные, от них воздух застывает в лёгких Се Вана, а из горла вырывается судорожный всхлип. И он неуверенно отвечает на поцелуй, вцепляясь пальцами в белые одежды. Ладони Е Байи мягко очерчивают изгибы юношеских плеч, медленно проходятся по часто вздымающейся груди и останавливаются на полоске пояса нательной рубахи. Несколько плавных движений, и ненужная ткань спадает со стройного тела, а бессмертный подхватывает Се Вана под бедра и, не открываясь от чужих губ, поднимается, чтобы в следующее мгновение опустить мальчишку у самого края бочки. – Ты всё ещё дрожишь от холода, – отстраняясь всего на цунь, шепчет Е Байи, пока большие пальцы его рук рисуют круги на тазовых косточках Скорпиона. Тот и вправду дрожит, по большей части от недавнего всплеска эмоций, но не противится: упирается ладонями в доски и позволяет стянуть с себя последний элемент одежды, а после без лишних слов опускается в горячую воду и тянет бессмертного на себя.***
Когда буря за окном сменяется безветрием и лёгким снегопадом, бессмертный лежит на скиданных в одну кучу одеялах и перебирает разметавшиеся длинные волосы, свободные от привычных плотных кос и колец. Юноша под боком тихо сопит, кажется, улыбаясь во сне уголками губ, и Е Байи не может отвести взгляда от умиротворения на лице возлюбленного. Пусть веки немного припухли от слёз, а нежная кожа губ покрылась крохотными трещинками от мороза и встреч с острыми зубами, в слабом свете пламени печи Се Ван походил на небожителя, спустившегося с самого верха, благословением на пути совершенствования Е Байи. У Се Вана точно проблемы с доверием. Но Е Байи знает, что всё в этом мире разрешимо, если приложить чуточку терпения и искренней душевной теплоты.