***
Благодаря третьему стакану она способна немного расслабиться, даже если ее собственное определение этого термина более... скромное, чем у других людей. Она сохраняет свой фирменный образ: волосы подняты, глаза и губы накрашены, а платье — темное и гладкое, такое, чтобы удерживать внимание выше ее талии. Она знает, какое впечатление производит. Она ухмыляется друзьям Крея, хмурится на амбициозных маленьких карьеристов и постоянно отмахивается от рук, которые находят путь к ее плечу или локтю. И все время ловит себя на том, что ищет пропавший планшет или расписание. Трудно отключить рабочую часть ее мозга, хотя Крей так старательно не считает это рабочим событием. — Я бы предпочел, чтобы ты расслабилась. Повеселись немного сегодня вечером. Ты будешь нужна мне завтра: есть важное проектное предложение, и я хочу, чтобы ты была на высоте. Это может быть наше самое крупное предприятие на сегодняшний день. Она сказала что-то о том, что лучшие ножи постоянно оттачиваются. И Крей улыбнулся, оставив все как есть. — Вы отвечали и за это тоже, Колосс? Я все еще в восторге от ужина, который вы организовали на прошлой неделе! Биар поворачивается и поднимает бровь. Молодая женщина, по крайней мере на десять лет моложе ее, крутит в руках напиток и счастливо покачивается, наблюдая за общающейся публикой. Та медленно продвигается к ней, и Биар смутно припоминает, что она с одним из технических руководителей. Достаточно значимая, чтобы получить приглашение, но недостаточно значимая, чтобы Биар запомнила ее имя. Ее красивые каштановые волосы переливаются и подпрыгивают, и Биар вздыхает. Когда-то она сама была пепельной блондинкой. — Нет… Сегодня у меня выходной. Но я рада, что вам здесь нравится. — У вас все так легко получается… — растягивает слова женщина. — Я знаю. Женщина разевает рот, но Биар больше не дает никаких разъяснений. Она не тратит свое время на ложное смирение или игривую светскую беседу. И она уверена, что большинство людей обиделись бы на это. Это говорит не высокомерие или гордыня. Нет. Она занимается этим уже больше десятилетия, почти двадцать лет чистого опыта делают ее такой. Если они этого не видят, это их собственная проблема. Она должна точно знать, как двигаться, куда идти, что говорить, что думать. Одежда должна выглядеть так, как будто сшита специально для нее. Когда кто-то пожимает руку Крей, у нее уже есть резюме, заученное наизусть. Отчеты должны приходить и уходить с ее стола как листья, плывущие по реке, а не изучаться и обрабатываться часами подряд. Всякий раз, когда появляется плохая пресса, у нее уже есть заявление в руках. Ее бюджеты безупречны, и в фармацевтические мероприятия Форсайта охотно вкладывают инвестиции. Знаменитости, руководители и мировые лидеры изо всех сил стараются войти в дверь — и все это благодаря ей. Еда должна соскакивать с подносов и попадать в руки посетителей. Она работает тщательно, всегда доводит дело до конца и сохраняет бланки в трех экземплярах. Это сизифов труд. «По крайней мере, мои сиськи все еще торчат…» — размышляет она, когда бедняжка ковыляет обратно к своему боссу… или отцу… или, может быть, и то и другое. Биар наблюдает поверх края своего бокала, как мужчина в идеально сшитом костюме хватает девушку за руку и начинает демонстрировать сверкающий камень на ее пальце. Биар молча редактирует описание от отца к жениху. Теперь карьере этой девицы вынесен смертный приговор, если Биар хоть что-то в этом понимает. Она видела это много раз в свое время: голодные секретарши и женщины второго плана, ищущие хоть какой-то безопасности. Кто-то получал повышение, высасывающее из них все соки. Большинству же доставалось кольцо на пальце и несчастная жизнь. Лучше уж пусть все выглядит легким, чем таковым является. Она допивает этот стакан в рекордно короткое время и начинает охоту за хорошо охлажденным рислингом. А потом она видит Гало. Выступающего перед Креем, как обычно. Крей упоминал что-то о том, что Гало хочет присоединиться к Ледяным Силам. В этом был свой резон. Он был молод, громок и неплохо управлялся со всем, что имело спусковой крючок. Обладатель великолепной фигуры, он мог бы легко облачиться в одну из этих кошмарных униформ, не выглядя при этом слишком ужасно. Еще Крей сказал, что скорее увидит, как замерзнет ад, чем позволит кому-то вроде Гало работать на Ледяные Силы. Она наблюдает, как Крей вдыхает через нос. Это такая тонкая деталь, как подергивание брови или сжатие челюсти. Большинство людей не обратили бы на это внимание. Но не Биар. Он упирает руки в бока, но Гало продолжает говорить, легкая улыбка и взмахи его рук исчезают по мере того, как в нем поселяется неуверенность. На это больно смотреть даже с другой стороны террасы, с бассейном олимпийского размера между ней и разыгравшейся сценой. Гало так сильно хотел присоединиться к Ледяным Силам, и Биар не могла его винить. У них есть вся крутая техника. Все финансирование. Приятные льготы и легкая работа. А еще они крайне жестоки. Они бы съели такого парня, как Гало, в качестве перекуса. Крей пытался оказать ему услугу. Довольно скоро ее бокал снова пуст, но Крей и Гало все еще обмениваются словами, и она слишком заинтригована, чтобы покинуть сцену. Она медленно пробирается по краю бассейна, мимо группы инженеров и руководителей, более заинтересованных в том, чтобы пялиться на нее, и подходит к Крею как раз в тот момент, когда Гало хватает хайбол и опустошает его, прежде чем уйти. Крей замечает ее появление и кивает, возясь с левой перчаткой. Это всегда левая перчатка. — Тебе было весело? — Пожалуй. — Она пожимает плечами и ставит свой пустой стакан на стол. Совершенно очевидно, что Крей собирается уходить. Ей знаком заведенный порядок. — Вам что-нибудь понадобится? — Нет, я пойду. Не стесняйся оставаться на ночь. Только убедись, что уборщики будут здесь утром. — Разумеется. И вот так просто ночь заканчивается и пыль начинает оседать. Она одна из небольшой горстки коллег, которых он когда-либо осмелился бы оставить распоряжаться своей личной собственностью. Он знает, что может доверять ей: она никому не позволит злоупотреблять гостеприимством или блевать на новые кремовые ковры. Не то чтобы ей нужно было прилагать много усилий; когда Крей уходит, остальные в большинстве своем делают то же самое. Сегодняшний вечер не исключение. Она наливает еще один надежный стакан рислинга и, к ее удовольствию, все расходятся через разумное время. Ей немного жаль, что она не видит, как Гало уходит вместе с толпой. Что бы ни сказал Крей, это определенно возымело свое действие и он, должно быть, быстро ускользнул. Ах, радости юношеских чувств. Когда ее стакан пуст, она находит главный выключатель и гасит наружное освещение. Пара отставших уходят, и она закрывает двери на замок. Подъем по лестнице в главную спальню — медленный процесс. Она бы меньше походила на лошадь, если бы сняла каблуки; не осталось никого, на кого она могла бы произвести впечатление своими подтянутыми икрами. Один каблук с ремешками снимается на верхней ступеньке лестницы, затем другой за дверью спальни. Она шевелит освобожденными пальцами ног и закрывает за собой дверь. Она забирается на кровать, не утруждая себя умыванием лица или установкой телефона на зарядное устройство. Ее платье немного кусается, но натянув на ноги плюшевую накидку, она забывает об этом и довольно быстро отключается.***
Когда Биар просыпается, все еще темно, и ее руки и бедра зудят как от огня. Проклятые блестки на ее платье чертовски исцарапали кожу, и ей слишком жарко. Она не носит блесток. Она это знает. Они не соответствуют повседневному образу. Но они забавные. А теперь магия иссякла. Сказочная принцесса удалилась, и все, что осталось, — это капризная корпоративная сучка средних лет в наряде, предназначенном для кого-то вдвое моложе ее. Она потягивается, медленно и томно, как кошка. Взглянув на свой телефон, она видит, что сейчас только начало четвертого утра. Она смотрит в окно и видит, что все машины исчезли. Хорошо. Пусть даже всего на несколько часов, она наслаждается этими тихими, транслиминальными пространствами, где исчезла суета и суета высших эшелонов, и она может бродить по ним, не сопровождаемая любопытными взглядами или не втягиваемая в утомительную светскую беседу. Биар спускается по лестнице, возвращается в главную комнату и выходит на террасу, где единственное освещение — луна и бассейн. Ее платье снова начинает кусаться, и она стягивает его с себя, как будто это всего лишь свитер. Оставшись в одном лифчике и нижнем белье, она осматривает бассейн. Она предпочла бы разобраться с этим в одиночку, без похмельных завсегдатаев вечеринок. Распуская волосы, она почти слышит призрачный звон и звяканье бокалов. Вода так же неподвижна, как ночной воздух. Ни брызг, ни ряби. Здесь спокойно и тихо, а глубины нескончаемы. Биар представляет, как безымянная секретарша, ставшая корпоративной женой, заливается смехом. Она ныряет в воду. Она определенно нарезает достаточно кругов, чтобы сделать двести метров несколько раз подряд. Ей кажется, что она слышит эхо мужчин, смеющихся над своими собственными шутками, поэтому она сбивается с ритма. Она выбрасывает руки вперед, всем телом устремляясь к финишной черте. Она выныривает из бассейна, и ее встречают пара длинных ног и яркие, но встревоженные глаза Гало Тимоса. — Ой. Она надеется, что ее голос звучит скучно. Она знает, что запыхалась. Она также знает, что практически голая. Ее нижнее белье не совсем скромного покроя. — Вы в порядке? Я услышал плеск воды, подумал, может, кто-то упал. Он присел на корточки, широко расставив колени, и она слышит, что его голос все еще хриплый со сна. — Здесь, внизу, все в порядке. Нет нужны в героизме. Он открывает рот, собираясь что-то сказать, но тут же закрывает его. — Почему ты до сих пор здесь? — Она подплывает и кладет руки на край бассейна. Бетон под ее руками шершавый. — Думала, ты отправился на пивную тусовку или что-нибудь громкое, куда можно пойти субботним вечером. — Что? Это невежество довольно мило. Она ухмыляется. — Эти вечеринки не в твоем вкусе. Ты почти никогда не приходишь, если Крея нет. И всегда уходишь вскоре после него. — Э-э… Мне пришлось отоспаться после выпивки. Я приехал сюда на байке. — Она могла бы почти поклясться, что на его лице появился намек на румянец. — Я не мог позволить себе поехать домой и не мог бросить его здесь. Это было бы… безответственно. Я был не в лучшем настроении после встречи с Креем и не хотел садиться за руль в таком состоянии. Внутри у Биар теплеет от того, что он так стесняется чего-то столь несексуального, как вождение в нетрезвом виде. По сравнению с теми, кто был здесь раньше, кто с удовольствием похвастался бы тем, что мчится по шоссе пьяный на новой паре колес, он здоров, как деревенская пшеница. Она награждает его улыбкой. — Не нужно так волноваться. Не то чтобы я собиралась рассказать Крею. Он делает смешное лицо и садится на зад. Снимает туфли и закатывает штанину, прежде чем что-то сказать. Ей хотелось бы думать, что он дуется, но что-то внутри нее подсказывает, что он на самом деле способен мыслить глубже бассейна, в котором она плавает. — Неужели это так очевидно? Она приподнимает бровь. — Это моя работа — замечать такие вещи. Она обеими руками зачесывает волосы назад, и, к чести Гало, его глаза не опускаются. Слова «Хороший» и «Мальчик» свернулись калачиком у нее в животе. Но она продолжает быть милой. — Хотя, если тебе от этого станет легче, я умею замечать такие мелочи. Лучше, чем большинство людей. Я не думаю, что кто-то еще действительно замечает это. Тебе не нужно беспокоиться о том, что я пойду и расскажу кому-нибудь каждый раз, когда ты немного влюбишься. Ноги Гало плюхаются в воду, и он откидывается на руки, со стоном глядя в ночное небо. Она чувствует себя немного плохо. Но он сам виноват, что его так легко поддразнить. Он отпускает шутку по поводу того, что один из самых уродливых друзей Крея слишком много пьет и чуть не пролил на того бокал красного вина, и они оба смеются. Они продолжают насмехаться над состоятельными ночными гостями, и, наконец, Биар чувствует, что ей не нужно напиваться, чтобы ощутить себя молодой. Забавный комментарий о том, что она видит слишком много сбившихся бретелек лифчика, вызывает у Гало смех, а затем, прежде чем она полностью осознает, что происходит, Гало преувеличенно подмигивает ей и расстегивает рубашку. — Ты не можешь быть единственной, кто здесь ставит себя в неловкое положение, купаясь в одном исподнем! Биар пошутила бы над тем, что он знает такие слова, но наблюдение за тем, как он расстегивает верхние пуговицы на рубашке, слишком отвлекает. Он возится с первой пуговицей и довольно скоро обнажает грудь, ключицы и живот. Но в этом нет никакого трепета или потрясения. Футболки Гало никогда не оставляли места воображению. Биар молчит. Лучше всего не смотреть на дареного коня с шестью кубиками пресса. Брюки очень аккуратно стянуты и сложены. Биар только наполовину разочарована тем, что ночное освещение и его черные боксеры не дают ей разглядеть никаких интересных деталей. Он соскальзывает в бассейн, гладкий, как тюлень, и широко улыбается, прежде чем сделать звучный, глубокий вдох и погрузиться в воду. Он уже на полпути через бассейн, в то время как Биар даже не успевает начать. Ну разумеется. Он сложен как чертов олимпийский пловец, само собой, у него хорошо получается. Когда его голова снова поднимается, волосы прилипли к одной стороне и даже когда он трясет головой, они цепляются словно виноградные лозы за стену. Он выглядит непристойно хорошо. Она догоняет его, и он предлагает пари на короткую гонку. В надежде, что она сможет победить его, Биар соглашается. Возможно, у нее будет шанс насладится перспективой того, что его боксеры соскользнут в воду. Они удивляют друг друга тем, как быстро умеют плавать. Биар проигрывает, но самую малость. Она знает, что заставила Гало попотеть, но после ночной попойки она не то чтобы в лучшей форме. И ей на самом деле все равно. Гало притворяется злорадствующим победителем, принимая какие-то дурацкие позы в воде, крича и брызгаясь. Он плюхается обратно в воду, скользит, глядя в небо и переводя дыхание. Для Биар тайное облегчение, что, глядя вверх и паря, он не может видеть, что она тоже довольно сильно запыхалась. У нее точно больше нет ее школьной выносливости. Однако довольно скоро любопытные глаза снова устремляются на нее. — Ты всегда была таким хорошим пловцом? Она смеется. — Я поступила в колледж на спортивную стипендию. Так что можно сказать и так. — Ух ты! — Он плюхается обратно в вертикальное положение, по-собачьи подплывает к ней и кладет голову и руки на край бассейна. — Ты просто полна сюрпризов. Что-то есть в том, как он это говорит. С кем-нибудь другим она смогла бы услышать какой-нибудь намек, кивок и подмигивание, а также какую-нибудь покровительственную ухмылку. Гало же искренне впечатлен. Она забрасывает удочку, просто так, интереса ради: — Также я была лучшей в своем классе. В частной школе и в колледже. — Не может быть… — протягивает он, убирая с глаз выбившуюся прядь. — Еще как может, — улыбается она. — Нет, правда?! — Правда, правда. — Держу пари, что большинство людей на этой вечеринке не знали этого. Она слегка пожимает плечами и подплывает, чтобы отдохнуть на краю бассейна рядом с ним. — Все в порядке. Обычно они не считают, что стоит свести более близкое знакомство. — Это позор. — Это работа. Лицо Гало рядом с ее лицом. Она не совсем понимает, как они оказались так близко, но он выглядит грустным, обдумывая ее слова. Она не уверена, почему чувствует себя колючей, но плещет в него водой и фыркает. — Послушай. Пока они чувствуют, что я хорошо вписываюсь, им все равно. Немного актерского мастерства может многое дать в этой работе. — Хотел бы я, чтобы у меня было так же с Ледяными Силами. Он снова начинает выглядеть задумчивым. Ой-ой. Гало вылезает из бассейна, и Биар посылает ввысь молитвы и проклятия за то, что он так чертовски хорошо выглядит. У него ямочки на пояснице, чуть выше пояса боксеров. Гребаные ямочки. Он поворачивается, и вот Биар снова плавает туда-сюда, а Гало болтает ногами в воде. Она может сказать, что он начинает отдаляться от темы. — Ты бы не подошел в любом случаи. А потом эти чертовы голубые глаза снова смотрят на нее, ищущие, сияющие и обжигающие. — Тогда где я подойду? Она должна была оборвать этот разговор прямо там и тогда. Ей следовало пожать плечами, или рассмеяться ему в лицо, или солгать. Мужчин, которые задают честные вопросы, легче всего обидеть. Но она этого не делает. Она не может. Рука скользит по ее руке, и ее встряхивает осознание того, что он снова задает этот вопрос, тише, ближе, теплее, отчаяние приближается губами к ее уху. Биар проводит рукой по выбившейся пряди своих волос и бросает на него властный взгляд, поднимаясь и выходя из бассейна, вода каскадом стекает по ее бедрам. — Отведи меня наверх, и я покажу тебе. Гало смеется. Он нервный, запыхавшийся и грубый от старого алкоголя. — Но Крей… — Остается здесь только на зиму. Или если в городе есть дипломат, на которого ему нужно произвести впечатление. Ни то, ни другое сейчас неприменимо. — Она подчеркивает слова тем, что прижимается щекой к его щеке и покусывает его за ухо. Его рука запутывается в ее волосах, затем обхватывает ее подбородок и притягивает к себе. Они оба падают в бассейн, в хаосе из горячего дыхания, слюны и воды. Им требуется несколько минут, чтобы выбраться из воды. Биар слишком занята, проверяя, как его язык помещается у нее во рту, и наслаждаясь движением их бедер. Непристойное количество воды из бассейна попадает через террасу в главную комнату. Каким-то образом они добираются наверх, забыв свою одежду у бассейна. Теплое дыхание на влажной коже удивительно отвлекает, и Биар краснеет, когда Гало проводит по ней рукой и начинает целовать мурашки между ключицами и грудью. Его зубы кажутся грубыми, когда они царапают обнаженную кожу и тонкую кружевную ленту. Она в шоке, что он просто не стащил эту чертову штуку. Отлично. Если он этого не сделает, она, безусловно, проявит инициативу. Она отступает назад и снимает лифчик, пристально глядя на него. Он не отводит взгляда. Нет никаких робких косых взглядов или отворачивания от его взгляда, когда она делает то же самое со своими трусиками. Удивительно, как приятно, когда на тебя так смотрят. — Ого. Ты такая… Она приподнимает бровь: — Какая? — Хорошенькая, — он произносит это, затаив дыхание, как будто это самый большой комплимент, который мужчина может сделать женщине. И Биар смеется. Это не жестокий или покровительственный смех, она просто в восторге от того, как просто и незамысловато Гало делает это. Она толкает его к кровати, он падает на спину и изо всех сил пытается снять боксеры. — Я не силен в словах… — бормочет он, когда его уши приобретают прекрасный оттенок красного, — Но клянусь, я хорош во многих других вещах. Биар опускает колено на кровать и ахает, когда член Гало отскакивает, задевая ее живот, прежде чем лечь низко и тяжело. Боксеры отшвырнуты куда-то в другой конец комнаты, и она бросается к нему, запутывая их обоих в белье, пухе и хлопке кровати. Его руки нежны, и слова «Прикоснись ко мне» вырываются у нее изо рта. И он это делает. О, еще как делает. Эти руки повсюду, они царапают и сжимают. У него гигантские руки. Биар же так мала в них. Но, по крайней мере, на этот раз это не кажется помехой. Он продолжает шептать «Пожалуйста…», и Биар испытывает теплый шок, осознав, что он ждал разрешения. Ждал. Его самообладание достойно восхищения, и, о боже, но это никак не влияет на то, насколько велики его руки, когда они скользят вверх по ее талии, по ребрам и обхватывают груди. Она подскакивает от прикосновения. Это немного неожиданно. Она знает, что у нее красивые сиськи. Она знает, что партнеры обычно уделяют им много внимания. Она знает, что ей нравится внимание. Чего она не знала, так это того, что касания Гало Тимоса возымеют немедленный эффект. Легкий щипок заставляет ее выгнуться под его рукой. Несколько пробных сжатий заставляют ее вздохнуть. Давление его носа и губ в ложбинке между грудей заставляет ее глаза распахнуться, и она стонет, наблюдая, как он вцепляется в сосок и насилует его холодную кожу языком. Ее ногти впиваются в его волосы, и она могла бы почти поклясться, что слышит, как он стонет ее имя, ведя губами по коже. Она стискивает пальцы крепче, представляя, каково это — держать руль мотоцикла Гало. Она находит это привлекательным. Он сосет сильнее, и она шипит. Она чувствует, как зубы впиваются в кожу, а руки на ней удерживают ее от того, чтобы взбрыкнуть, перекатиться или вывернуться. Она издает звук, только когда он отстраняется, а потом возвращается, чтобы лизнуть длинную полоску, успокаивая кожу. Это только делает Биар громче и заставляет настойчивее льнуть к нему. Гало переключается, прижимаясь ртом к другой ее груди и обводя вторую, все еще скользкую от слюны, большим и указательным пальцами. Она может только представить, как хороша была бы эта рука, если бы работала у нее между ног. Девчачий звук вырывается у нее, и ее бедра бесполезно трутся о его торс. Она чувствует там влагу и задыхается. Гало замечает это. Его рука блуждает по животу. Биар втягивает воздух, наблюдая, как Гало вытирает его и подносит ко рту. — Что за беспорядок, — говорит он тихо и пронзительно. — Твою мать! — рычит она. Он сосет свой палец, как будто он покрыт медом. Его губы кривятся в уголках, и Биар молча решает, что это ее любимый вид его улыбки. Он не имеет права так хитрить. Не желая быть превзойденной, Биар наклоняется и говорит: «Позволь мне отплатить за услугу…», прежде чем обхватить член Гало. Тот скулит и вжимается в ее руку. — Нет времени, ты нужна мне сейчас. Биар кивает. Возможно, в другой раз. Может быть, что-то вроде быстрого секса в обеденный перерыв. Эта конкретная фантазия вызывает у нее дрожь. Ей хотелось бы думать, что она могла бы совершить с Гало что-то абсолютно гадкое. Подтолкнуть его немного. Посмотрим, насколько сильный отклик это найдет у него. Она наклоняется к тумбочке и с удовлетворением видит, что содержимое ящика не было разграблено. Она знает, как некоторые люди могут вести себя на этих вечеринках, когда думают, что у них есть минутка уединения. Наконец-то это она устраивает маленькое скандальное свидание. Фольга открывается со счастливым легким щелчком, и она накатывает резинку на него. Его ноздри раздуваются, и она может сказать, что он кусает внутреннюю сторону щеки, когда она надевает презерватив, намеренно жестоко и удивительно медленно. Ему как-то удается не толкнуться в ее руку. Такой хороший мальчик. Ее руки скользят ниже, и тонкие пальцы прижимаются к основанию его твердого члена. Она улыбается, услышав сдавленный звук, который он издает при этом, и отстраняется. Она перелезает через него и откидывается на постель, устраиваясь поудобнее и ухмыляясь, больше слыша, чем видя, как он пытается выпутать кулаки из простыни. Довольно скоро он приближается, и она закидывает ногу ему на бедро и опускает руку вниз, чтобы начать направлять его внутрь. Гало старается не хныкать, но когда он смотрит вниз, в горле у него перехватывает какой-то обиженный звук. Он прижимается к ее руке. — Тебе нравится? — Его глаза темны, темны как вино. — Ты этого хочешь? Ей хочется хихикнуть. О, он определенно хороший мальчик. Он произносит это так, словно существует реальная вероятность того, что она может сказать «нет». Как кто-то мог сказать «нет» этому? — Да, Гало, да. Трахни меня, сейчас же. Говоря это, она поднимает ноги, чтобы обхватить его бедра, и каким-то образом Гало удается зажать одну из своих рук между своей эрекцией и ее вагиной. Она вскрикивает, когда один палец скользит внутрь, чужеродный, твердый и длинный. Почти неловко, что она все еще скользкая, как грех, для него. Поразительно, что до сих пор он ни словом не обмолвился о ее возрасте. Большинство мужчин это делают. Его один палец сменяется двумя, и она задыхается, натягивая простыни, пока он пробует воду. Она бы хотела, чтобы ее трахнули прямо сейчас, но вовсе не хотела бы иметь дело с какой-либо потенциальной смущающей болью или дискомфортом. Если бы она была способна думать или говорить, она, возможно, поблагодарила бы его. Он внимателен, даже когда ему так явно хочется трахаться. Костяшки пальцев заменяются давлением его члена, и она прикусывает губу. Он касается края ее входа, но колеблется, как будто не уверен в том, кто контролирует ситуацию. Она шипит и подтягивает бедра к нему. Никакие пальцы, никакие прикосновения не подготовит ее к растяжке. Он нехарактерно тих, контролируя себя. Его внимание концентрируется на глубоких, томных движениях, и когда он входит полностью, Биар задыхается и сжимает свои ноги вокруг него. Однако самообладание медленно начинает ослабевать, и вскоре Гало входит в нее, жестко и быстро, и Биар плачет от этого ощущения. Он огромен. Так восхитительно, глупо, совершенно огромен. В последний раз, когда кто-то оказывал на нее такое воздействие… ну… теперь это не имело значения. Это было в прошлом. Это было всего один раз. Гало был настолько слаще, медленнее и обладал достаточной выносливостью, что Биар было искренне любопытно посмотреть, не кончит ли она с ним несколько раз. С каждым движением его бедер она все глубже погружалась в туман. Это было так чуждо, но волнующе — не думать о повестке дня и не слышать эха вежливой беседы. Ей нужно больше. Гало так эффектно трахает ее до беспамятства, что она тянет его вниз для неприличного поцелуя и стонет ему в рот, когда его ритм сбивается. Одна из его рук скользит под ее ягодицей, и он бормочет «Прекрасно», прежде чем возобновить свой натиск. На этот раз он и близко не так мил с этим. Она почти кричит. Почти. Вместо этого Биар наклоняет голову лишь для того, чтобы увидеть, как они вдвоем крушат кровать, в гигантском зеркале в идеальной раме, прислоненном к противоположной стене комнаты. Это яркая сцена, где сливки и виски превращают свои тени в восхитительный узел синего и золотого. Одна из ее ног перекинута через его плечо, и Биар может видеть изгиб его спины, талии и задницы. Бедра Гало напрягаются от усилия, и она видит все места, где его собственная плоть прижимается к ее. Он такой большой. Она не совсем узнает свое собственное лицо и не знает, хорошо это или плохо. Биар крепко зажмуривает глаза. Гало нашел новый угол, ладонь его опорной руки зажата под ее левой рукой, и его толчки создают новое напряжение в ее животе. Она мяукает, и это только заставляет Гало двигаться быстрее. Она чувствует, как напрягается, сворачивается, готовая к быстрой и сильной разрядке. Ее рука скользит вниз, прикасаясь к себе, и Гало шепчет сладкие маленькие ободрения и утверждения, этого достаточно, чтобы заставить ее так восхитительно рассмеяться, во все горло, с закрытыми глазами, и она оргазмирует. Жестко. Он закусывает губу, но этого недостаточно, чтобы сдержать стон, который он издает, изливаясь в нее. Она позволяет ему притормозить. Погладить ее еще. Прикусить за уши. Она кусает в ответ и ощущает соленый вкус воды из бассейна, пота и секса. Когда Гало выходит, она чувствует, как он сдерживает дрожь, и едва успевает уловить, как он облизывает губы, прежде чем отвернуться. Мило. — Может быть, мне следует чаще ловить тебя, когда ты в настроении… — усмехается она. Восхитительно видеть, как на его щеках появляется румянец, пока он пытается снять презерватив и горбится, чтобы скрыть его, как какой-то зеленый подросток. Она не утруждает себя тем, чтобы прикрыться, пока он выбрасывает улики в мусорное ведро в ванной, и испытывает глубокое удовлетворение, видя, что его член немного подергивается, когда он возвращается. В его глазах даже горит огонек, когда он заползает обратно в постель. Он целует ее с открытым ртом, и приятно сознавать, что его интерес ничуть не уменьшился. На этот раз они двигаются медленно, больше обнимаясь, нежели ласкаясь, и говорят так тихо, словно кто-то может находится в радиусе километра от них. — Извини, что был таким угрюмым… раньше. Опять эта чертова работа. Это правда не ее дело. Фактически, у нее не должно быть никакого мнения по этому поводу. И все же она снова открывает рот и что-то говорит: — Тебе стоит попробовать себя в пожаротушении. Гало приподнимается, но она поднимает руку. У него хватает здравого смысла молчать. — И я не говорю об этой чепухе со специализированными военными Ледяными Силами. Тушить пожары — это простая, честная работа. Ты помогаешь людям. А не выслеживаешь их. Гало вытаращил глаза. Она вздыхает. — Люди боятся Ледяных Сил. Люди уважают пожарных. Приятно видеть, что он выглядит так, словно всерьез задумался об этом. Ей очень, очень, очень не хотелось бы видеть его в одном из этих ужасных оранжевых шлемов, вышибающим двери гражданских лиц. Он не из таких парней. — Кроме того… — Она проводит ногтем по его животу, возможно, чуть грубее, чем нужно, и вознаграждается стоном. — Ты бы отлично смотрелся в красном.