Майская простуда

Нил был более чем уверен, что саднящая боль в груди при вдохе — последствие опрометчивой пробежки сегодня утром. Это нормальный эффект после того, как ты пробежишь километр другой, нахватавшись холодным воздухом, так что горло будет болеть в любом случае и отзываться неприятными покалываниями при разговорах и дыхании тоже не забудет. Так-то оно так, только утренняя разминка миновала уже как пять с лишним часов, а привет от непредусмотрительности все еще навязчиво давит на мысли сдавливающей грудину болью. Нил не испугался, когда поперхнувшись приготовленным Кевином кофе, он закашлялся минуты на три, сердце екнуло только тогда, когда в очередной раз, начав говорить, голос куда-то пропал, а за этим последовал сухой и колючий кашель. Не заметить испытывающий взгляд Дэя он не мог — как же, когда тот сидит буквально за соседним столом, сняв один наушник. Он едва ли что-то писал и — Нил был готов поклясться — ждал момента, когда сможет обвинить его в безалаберности, безответственности и других грехах с приставкой «без». Однако Джостен оказался быстрее и в голове уже приготовил целый перечень аргументов, почему Кевин должен идти к черту. Причина номер один — игровой сезон окончен, а вместе с тем осталось всего два дня от всей недели отведенной для сессии, и Нил уже успел по-быстрому отстреляться. Он волен разболеться хоть до смерти, хоть прямо в этой комнате, прямо за этим столом, хоть прямо сейчас. Нил показательно кашлянул, кидая на соседа едва ли заметный взгляд, зная, что тот непременно его почувствует, только не рассчитал, что уже через минуту напускная провокация Кевина превратится в реальность. — Ты достал, — он с мягким стуком кладет карандаш на неаккуратную, кое-где шершавую, поверхность стола, — Я тебе говорил, что бегать сегодня — хорошая идея разве что для дебила, который хочет воспаление словить. Нил от возмущения вдыхает больше воздуха, дабы успокоить накатившее раздражение, желая расслабиться. Удивительно отвратительный позыв кашлянуть еще раз упрямо бьет его прямо в грудь. Кевин прикрывает лицо рукой, будто это сможет помочь ему избавиться от тошнотворной агрессии, вызванной несобранностью Нила. — Я позвоню Ники — пускай купит тебе таблеток. Мне по боку, что ты будешь делать, но уже через три дня от этих жалких потугов не должно остаться и следа. — Не смей ему звонить! — Нил пытается резко встать с мягкого пуфа, но из-за чрезмерности неаккуратных движений ладони проваливаются в невесомом наполнении кресла, и он лишь больше углубляется всем телом в него. Дэй игнорирует просьбу, уже доставая из заднего кармана брюк телефон. А Нил-то из ума еще не выжил, он знает, что если о его легкой простуде узнает Ники, то уже через четверть часа Дэн будет вызывать скорую в полной уверенности, что их инсайд нападающий слег с пневмонией. — Лучше позвони Эндрю, — он дергает его за длинный рукав толстовки, молясь, что тот еще не успел набрать Хэммика, — он как раз едет от Бэтси. Джостен решил, что выбирая из двух зол, он выберет все же меньшую, ибо с большей долей вероятности Миньярд даже не возьмет в расчет что-то типа кашля или незначительного недомогания Нила. Однако Кевин тоже не идиот, хотя поспорить можно, и наверняка просечет нелепый план. Тем не менее, он, проигнорировав неожиданное предложение соседа, все же набирает Эндрю — Нил точно только что услышал именно его голос в трубке, задержав дыхание, прислушиваясь к звукам. Кажется, отвратительное настроение передалось Эндрю, потому что прошло лишь двадцать минут после неосторожного звонка Кевина, а он уже стоял в дверном проеме маленькой комнатки. Повеяло осенней свежестью — на улице май, Нил ощущает легкую щекотку, перерастающую в головокружение. Он пересиливает себя; фокусируется на Миньярде, который скрестив руки, держит в одной из них шуршащий пакетик из аптеки. — Постарайся сделать так, чтобы оно не попадалось мне на глаза, — Эндрю небрежно, если бы Джостен его не знал, сказал бы, что даже грубо, кидает ему пакет. Кевин морщится — Нил понимает, почему не стоит лишний раз светить таблетками. Удивительно, что тот, вообще согласился съездить в аптеку, не спихнув это на кузена. Джостен точно поймал бы пакет, он, в общем-то, его и поймал, только пальцы в последний момент расслабились, освобождая глянцевый целлофан, который мягко хлопнулся на ему на живот. Таблетки в закрытых новых упаковках вывалились из него, являя Нила в свете почти жалкой беспомощности. Эндрю лишь скользит взглядом по рассыпавшимся медикаментам, затем по растерянному лицу болеющего и, стащив с плеч легкую рубашку, которая была надета поверх серой футболки, молча, уходит в спальню. Кевин переглядывается с Нилом, который пытается собрать все обратно. Хмурится, услышав из соседней комнаты шорох одеяла, снова вглядывается в лицо Джостена — ему в целом-то наплевать на их отношения, но рассеянность из-за не полного понимания их взаимоотношений, никак его не оставляет. Даже сейчас, он был полностью уверен, что Миньярд положит трубку раньше, чем он успеет раскрыть рот после «пожалуйста». Благо имя его предмета сомнительного обожания было короче, чем секунда. Дэй не хочет вникать в это, точнее не должен, но мысли упорно заставляют его размышлять о сущности их привязанностей, несмотря на то, что это совсем бесполезно. — Иди, — Эндрю едва выглядывает из спальни, кивая в сторону подготовленной для отдыха кровати. Нил мнется — он не может сказать, что он чувствует себя хорошо; ему все равно не поверят, даже будь это правдой — но пролеживать полдня в постели из-за кашля не собирается. Терпение никогда не было добродетелью Миньярда — он подходит к развалившемуся, в прямом смысле, в пуфе Нилу. Не раздумывая, берет его под локоть и тянет на себя, дабы поднять на ноги. Тот почти успел подцепить пластиковую ручку пакета, но действия Эндрю были слишком неожиданными, поэтому таблетки вновь падают, заставляя Кевина с шумом вдохнуть через нос. — Я не пойду, я могу и здесь посидеть с вами. Голова кружится, кажется, он только что понял, насколько сильно она еще к тому же и болит. Боль, медленно растекаясь, заставляет прикрыть глаза. — Подними, — Эндрю еще не слепой — заметить плохое состояние Нила сможет даже ребенок; только вот тот продолжает играть в тупого. Миньярд намеренно стоит прямо, по привычке не поднимая даже подбородок. Ему достаточно просто оставаться в стороне, чтобы Джостен сообразил, что к чему. Конечно. Нил замечает этот упрек, он уже привык слышать эту намеренно безразличную манеру, которая одним своим существованием кричит о том, что безрассудно считать Эндрю тем, кто сможет отступить, если сам не захочет. «Проверка» провалена — стоит ему лишь едва наклониться, как грудь сковывают острые иголочки кашля, впивающиеся в легкие со всех сторон. Перед глазами пляшут круги, забивая в сознании самые громкие мысли. — Как уляжешься — позовешь, — Эндрю собирает лекарства обратно, ему понадобилась доля секунды, чтобы заметить расстройство Нила. Впрочем, он, молча, идет в спальню, прикрывая дверь, тихо щелкая дверной ручкой. Дэй отворачивается обратно к своей тетради, надевая наушники, не сказав Миньярду ни слова. А он, по правде говоря, и не хочет ничего слышать, как и обычно — вглядывается в спину друга, быстро что-то решая, и, в последний раз оглянувшись на входную дверь, тоже скрывается в соседней комнате. Джостен почти обиженно свернулся на кровати, накрывшись одеялом чуть ли не с головой. Комната дышит его плохим настроением. Он услышал, как Эндрю вошел, но только аккуратно посмотрел на тень на полу, которая точно повторяла очертания любимого тела. Нилу не приходилось болеть так, как это принято в сознании большинства детей, выросших под опекой хотя бы одного из родителей. Желание пережить еще неделю и боль от отцовских побоев, а позже от постоянных побегов, как-то отвлекали от температуры и тому подобного. Одним словом, ему было некогда лечиться, его не выпаивали чаем и не заставляли отлеживаться, и честно говоря, начинать не хотелось. Он уже достаточно взрослый мальчик, чтобы перетерпеть детские прихоти. А теперь он в Пальметто. Теперь он болеет, и теперь от него не отстанут, прежде чем выше перечисленные пункты не будут исполнены, и притом безупречно. Забота дается ему почти болезненно; принимать ее гораздо сложнее, чем проявлять. Джостен задыхается среди мучительной духоты мыслей о том, что он слишком много получает и высокой температурой. А она точно высокая, ибо тень перед глазами начинает плыть, хотя ее владелец издевательски неподвижно стоит в метре от кровати, а глаза щиплет, будто он насмотрелся на яркое солнце. Нил дергается, когда чувствует, что матрац за его спиной прогибается — по-видимому, Эндрю решил обойти его со спины, чтобы вывести на реакцию и проверить, задремал он или нет. Черт. — Я не буду пихать в тебя таблетки. Хочешь слечь на месяц — вперед, только я не собираюсь возиться с тобой из-за твоей собственной глупости. Нил лишь сильнее прижимает колени к груди, обхватывая ноги руками. Последнее чего бы он сейчас хотел — так это пререкаться с Миньярдом. Сил и так ни на что не хватает. Он переворачивается — видит, что тот сидит на самом краю кровати, опираясь одной рукой о тумбочку. Джостен вытягивает руку из-под одеяла, ощущая, как по всему телу пробежали мурашки, то ли от прохладного воздуха в комнате, толи от горячего прикосновения Эндрю, который мягко обхватил его кисть. Он сцепил указательный и большой палец ровно по все еще заметным следам от наручников Лолы и Рико, как обычно делают, чтобы померить запястья. Ненамеренно заставляет Нила почувствовать, как под его пальцами горит кожа, словно недавно зажившие ожоги вновь оживают, отзываясь на самое незначимое теплое прикосновение. Держит крепко, даже чересчур. Другой рукой кладет в раскрытую ладонь две таблетки. Ему все еще не нравится их вид, ему все непривычно давать их Нилу, а не закидываться самому, ему все еще нужно время. Джостен сгибает пальцы, заключая медикаменты в кулак, ощущает, какие подушечки холодные. Холод передается каждой клеточке его и без того дрожащего от озноба тела, когда Миньярд отпускает его руку, позволяя принять лекарство. Тот без воды заглатывает их, чувствуя, как неприятно саднит горло теперь еще и из-за того, что поленился попросить стакан воды. — Терпеть не могу эти таблетки. А Эндрю купил именно те, которые Нил ел горстями во время постоянных перебегов с матерью, дабы заглушить болезнь. Вкус всплывает в голове нездоровыми воспоминаниями о прошедших восьми годах — почти как бред, хотя, возможно, это он и есть. Наверняка, жар достаточно высокий, чтобы вынудить его сознание путаться в самом себе, разбивая трезвость на куски ощущений. Ему жизненно необходимо начинать забывать, иначе прошлое погубит его. — А я тебя, и что прикажешь делать? — Миньярд ложится рядом, поджимая руку под голову. Нил морщится; хочется ответить на недопровокацию, которая является таковой только для него. Он уже точно решил сказать что-то колкое, что непременно даже не тронет напускной холодок Эндрю и оставит его маленькое «я» не уязвленным, когда тот совершенно неожиданно кладет ладонь ему на лоб, выбивая все слова. Касаясь ее мягкой стороной обжигающей кожи Нила, Миньярд ровно так же внезапно прижимается к его потрескавшимся от вечных вдохов губам своими. Поцелуй получается нескладным, совсем скомканным, совсем особенным. — Ты слишком горячий — это плохо, — отстранившись, Миньярд тут же потянулся к тумбочке за градусником. Воспользовавшись моментом, Нил кашляет, чувствуя как воздух царапает что-то внутри, пробираясь по горлу колючим репейником. Принимая из рук Эндрю прохладное стекло градусника, он хмурится: — Ртутный? — Скажи спасибо, что не ректальный. Нила передергивает. — Меряй, давай, чего смотришь на меня? Отвернись, — Миньярд насильно отворачивает его лицо, зажав подбородок пальцами, нажимая до боли. Температура наверняка высокая. Нил почти чувствует, как она ударяется о стенки его сознания кипящей кровью, вызывая очередной всплеск головной боли. Прикладывая пальцы к щеке тыльной стороной, он жмурится из-за того, что вовсе не ощущает жара на своей коже. — Ты весь красный, — Эндрю констатирует факт так буднично и обыденно, что до Джостена не сразу доходит, что именно тот имеет ввиду, что он говорит про те самые щеки, которых касался мгновение назад. Голос Миньярда оказывается слишком тяжелым для слуха. Он словно тонет в колыхании болезни и полусна, которые полностью завладели и без того затуманенным состоянием Нила. Ему сложно собрать пронзившие тишину слова, невозможно найти смысл и забить им звенящую в ушах пустоту. — Ага, — Нил протягивает это почти довольно — он рад, что сумел заставить себя промычать что-то внятное. Эндрю закатывает глаза — Джостен не видит, но знает. Ему хочется дальше напрягать все свое существо, противясь неприятной щекотке расслабления, чтобы вслушиваться в созвучие произнесенных Миньярдом слов; а тот молчит. Он будто знает, как нужно Нилу слышать его, поэтому без малейшего усилия, молча, смотрит на его слабое тело. Нил чувствует, как реальность медленно, но заметно, утекает от него, заставляя спотыкаться о свои же мысли, тщательно возвращая к началу одной и той же идеи, всколыхнувшейся в тени всего того, что бушевало сейчас в сердце. Сон уверенно тянет к себе, дергая за руки, наклоняя куда-то вниз, вверяя телу ненормальную легкость. Еще капелька — и он провалится в зыбкую почву дремоты. Капельки не понадобилось. Эндрю уже ощущает, как дыхание Джостена выровнялось, а рука, которой он в какой-то момент сжал его предплечье, заметно расслабилась; пальцы безвольно разжались. Осознавать, что тот без колебаний спокойно спит рядом, мучительно. Ему не хочется признавать, что сам счастлив видеть чистое спокойствие без мутных сомнений на возлюбленном лице. Задыхаться влюбленностью, так еще и непризнанной, никогда не входило в планы Миньярда, но каким-то образом, оказалось там быстрее, чем он смог отвести взгляд от запутанных волос Нила. — Придурок, — он потирает переносицу, шепча то ли самому себе, то ли спящему. Сам не знает.

***

Когда Нил проснулся от того, что ему слишком жарко, первое, что пришло ему в голову — скинуть одеяло. Он, шурша тяжелым, как ему кажется, одеялом, пытается вместе с ним скинуть с себя весь тот дискомфорт, который пробирает его тонкими ниточками, обвязывая каждый палец и каждую другую часть тела. Выходит плохо. — Да блять, — он, не вытерпев мучительной пытки, скидывает его на пол, схватив обеими руками. Хочется послать все к чертовой матери от раздражения, которое накатило на него в первые же секунды пробуждения. — Уже материшься? — Эндрю устроился на полу. Прижимаясь спиной к твердому деревянному каркасу постели, он запрокинул голову, дабы скользнуть невнимательным взглядом по проснувшемуся. Нил игнорирует его, трет лицо руками, надеясь, что это поможет ему прогнать краску с лица, которая и стала косвенной причиной прерывания его сна. Только сейчас он сумел уловить запах табачного дыма; в сердце проскальзывает холодная искорка, глаза тут же находят расслабленную спину Миньярда, который складывает из пустой упаковки из-под сигарет какие-то квадратики. — Который час? И правда, определиться, прошел час или два дня, не выходит. Джостен напрягается, пытается поймать хотя бы крупинку настоящего времени. Голос осипший, будто его совсем нет. — Уже вечер. — Ясно. Тренировка. В голове что-то щелкает, Нил дергается, когда понимает, что нужно предупредить Ваймака. — Если ты думаешь, что Кевин не звонил Ваймаку, я лишь больше поверю в твою тупость, — Эндрю слышит этот шорох за спиной. Причина ему более чем ясна. Нил выдыхает. Он снова становится основанием каких-то маленьких волнений и сбивчивостей — это бесит. Ему хочется сейчас же быть на поле, показать, что он не стоит всех этих переживаний. — Тридцать восемь, — Эндрю совершенно просто кидает слова в пустоту. — Что? — Температура. Ты уснул. Пришлось вынимать градусник. Миньярд поднимает голову обратно, тем самым являя Нилу лишь свой затылок. Тот совсем забыл, что прежде чем уснуть, мерил температуру. Ему все равно.  — А ты почему здесь? Вопрос логичный; Миньярд удивился, если бы Нил его не задал. Однако ответ никогда не станет достаточно емким и правильным, чтобы озвучивать его. Слова никогда не будут вмещать в себя все то, что следовало бы сказать. А Эндрю никогда не станет таким, чтобы хотя бы попробовать ответить. Джостен знал, что не услышит ничего, но почему-то ждал. Он точно хотел что-то получить взамен на свой вопрос. Но спроси его, что именно, он бы не смог дать вразумительный ответ. Наверное, стоит уже спросить, тогда, он поймет причину вечного молчания Эндрю. — Тебе удобно? — Отлично, — Миньярд чувствует, как бортик кровати больно впивается ему в спину, надавливая на позвоночник, оставляя красную горизонтальную линию. Он хлопает рядом с собой — Джостен медленно спускается с кровати, присаживаясь рядом. Вытягивая ноги, касаясь локтем руки Эндрю, осознавая, как умиротворенно тот складывает какую-то фигню из картонки насквозь пропитанную табаком, он понимает, что внизу на самом деле лучше. Тихо. Кажется сердце слышно, иначе он не может объяснить, почему Миньярд так неожиданно целует его. Впрочем, когда было «ожиданно», за исключением нескольких раз? Голова снова кружится, и вовсе не из-за того, что тот действительно хорошо целуется. Нил проклинает все на свете, когда понимает, как плохо ощущается возбуждение во время простуды. Миньярд отрывисто выдыхает, отстранившись, тянется рукой к своей же другой. Достает градусник, который теперь уже использовал сам. Хмурится, подносит ближе к лицу. Нил замечает на его щеках краску, кажется, впервые. Эндрю поворачивается к нему, вручая долгий тяжелый взгляд. Опускает руки, закрывает глаза: — Тридцать восемь и два. Нил схватывает на лету. — Пиздец. Кевин будет в ярости.