Когда подниму я меч мой сверкающий и рука моя примет суд, то отмщу врагам моим и ненавидящим меня воздам. Господи, усади меня по правую руку и возведи в сан Твоих святых.
«Святые из Бундока», режиссёр — Трой Даффи.
I.
Ладони Анджело намокли от волнения и кончики пальцев прострелил электрический заряд, когда он пожал руку Ванно. До этого момента все планы о мести были лишь планами да бесплотными мечтами, но теперь Анджело чувствовал пьяное дыхание человека, который убил семью Лагуса, на своей коже. Со дня свадьбы Анджело внимательно изучал Ванно и пришёл к выводу о том, что он — простой человек. Обычный парень с дурной влюблённостью, тянущейся из детства, пристрастию к выпивке и молитвенником с потёртым корешком. Традиции, все дела, преданность семье. И ещё: Ванно был бы святым, если бы до этого не решил стать гангстером, хотя вряд ли в таких делах есть право голоса. «Неугомонный Клементе» — так звал друга Неро, и Ванно действительно был неугомонен, словно летний шторм. Он много грешил и много молился, постоянно вертясь между благодатью и пороками. Анджело была понятна такая набожность, но напускным раскаянием и пустыми молитвами не сбить с пути человека, потерявшего всех. Заря белела на тонком канте горизонта, но солнце ещё не прогрело воздуха. Если бы Анджело носил очки, стёкла бы непременно запотели от дыхания, срывающегося с губ, но он не носил очков и чётко — до мельчайших подробностей — видел спину Ванно, его чёрные волосы и ходящие желваки. Первый выстрел вспорол тишину, словно иголка — кружевную вуаль. «Все мы были бы святыми, если бы нам хватило воли заплатить за святость», — подумал Анджело, а вслух сказал: — Я — Анджело Лагуса, сын убитого тобой человека. И нажал на курок ещё раз.II.
Веснушки на щеках Фратти напоминали Анджело о брате. Младший сын дона ещё недавно был ребёнком — таким же, как Луче — но уже успел пристраститься к наркоте, и весь его нос был в кокаине высшего сорта — влияние Рональдо, не иначе. Дыхание у Фратти теперь сбивалось: он захлёбывался в собственном кашле, но продолжал лихорадочно говорить, пока речь не становилась нечленораздельной. Всегда найдутся силы, когда надо обвинить кого-то в своих несчастьях. «Фратти ещё мальчик», — как-то сказал Барберо. — «Но уже предатель». Анджело прекрасно знал, что делает, когда отдавал Фратти незаряженный ствол. Ангелы, будь они ангелами отмщения или ангелами милосердия, не дают грешникам второго шанса, поэтому угрызений совести особенно не было, но всё же хотелось, чтобы вся эта трагедия поскорее кончилась. И чтобы кашель в груди Фратти навсегда утих. Первые комья сырой земли ударились о крышку гроба. На семейном кладбище Ванетти скоро совсем не останется места, и мертвецов придётся хоронить за оградой, как самоубийц. Может, все мафиози самоубийцы в той или иной степени и ангелы Божьи лишь наказывают их за грех отчаяния? — Я Каин, — прошептал Неро, наблюдая за тем, как священник произносит молитву. — Я убил собственного брата. Анджело ковырнул носом туфли мокрую почву: лето подходило к концу и небо проливало дожди на бренный мир людей. Даже ветер стал хлёстким и влажным. Ему не хотелось поднимать глаза на посеревшего от скорби Неро. Барберо пепелил взором того, кого называл Авилио, и, не дождавшись слов утешения от него, заговорил сам: — Может, ты и Каин, но ты защищался. Фратти — всего лишь Сиф. Он занял место кого-то более достойного. Точнее, он попытался.III.
— Если бы Фио была парнем, — засмеялся Неро, разглаживая воротничок на рубашке, — Рональдо бы пришлось несладко. Я имею в виду, не похоже, чтобы Фио его любила и вряд ли она бы была такой компромиссной, имей она возможность сражаться с ним, как мужчина. Помоги-ка мне завязать галстук. Вчера они стирали одежду в реке, как дикари, и оставили её сушить на крыше машины. Рубашки были мятыми, а подтяжки, кажется, вообще не просохли, но Анджело вспоминал голодные времена в квартире, скорее напоминающей коробку, и не жаловался. Жалуются лишь те, кто чувствует вкус жизни и может отличить горькое от сладкого. Что касалось Фио, наверное, это было правдой. Анджело выронил сигарету изо рта, втоптал её в ещё мокрый после росы асфальт и подошёл к Неро, чтобы помочь с галстуком. — Я думаю, она бы прикончила его. А в итоге ей придётся с ним жить. — Без миссис Фио не было бы союза с семьёй Галассия, — Анджело пожал плечами. — Но если бы миссис Фио была мужчиной, она бы защитила семью. Он попытался вспомнить женщину, которая была спрятана среди кружева и рюшечек на свадьбе, но его разум не рисовал ничего, кроме огромных серо-зелёных глаз — как у Фратти — и золотой прядки. Она была напугана, но вела себя достойнее и Ванно, и собственного мужа. Если бы не Фио, разгорелась бы настоящая потасовка. «Она второй Барберо», — усмехнулся про себя Анджело, но в следующий раз, когда он увидел Фио, было уже не до смеха. Мясистое лицо Рональдо проступило из тьмы белой глыбой. Вблизи наследник Галассия был ещё уродливее, а тусклое освещение вносило свою лепту в его убогость. Анджело мазнул взглядом по грубым мужским чертам и вручил миссис Фио букет — «с наилучшими пожеланиями от Неро». Глаза у неё и правда были похожи на глаза Фратти. Тонкие пальцы смяли шуршащую обёртку. Прочитала, значит. Анджело откланялся и вышел. Он не мог ждать за дверью, но шёл медленно, шаркая и нервно теребя краешек пиджака. Сейчас. Сейчас. Она не смилостивится, её рука не дрогнет, и кровь Ванетти в конце концов прольётся после крови Галассия, как и было задумано. Выстрел настиг его эхом в коридоре. Анджело ничего не почувствовал. Если бы Фио была мужчиной, она бы защитила семью. Но Фио — всего лишь беременная вдовушка, и Анджело напоминает ей об этом своим шёпотом на платформе перед паровозом.IV.
У Барберо дрожали губы, когда он поднимал на Анджело круглое, словно донышко стакана, дуло пистолета. Он вопил о великом Неро, непогрешимом и честном, о Неро, которому вскружил голову мальчишка с янтарными радужками, о Неро, который всегда ценил свою правую руку, своего консильери, о Неро, о Неро, о Неро… «Как несдержанно и жалко, — подумал Анджело сквозь тупую боль. — И как небрежно». В первую их встречу Барберо баюкал шампанское в бокале на тонкой ножке и настырно следил за гостями пышной свадьбы. Ничто не ускользало от его стального взгляда. Он снижал накал страстей там, где закипали споры, занимал друзей невесты и жениха и постоянно шептался с Неро. Его губы не дрожали, нет, только чуть тряслись пальцы каждый раз, как Неро хвалил его или хлопал по плечу. Жалко. Это было просто жалко. И так человечно. Анджело кинул прощальный взор на по-рыбьи стылые глаза Барберо, на треснувшие очки и тонкие губы. Сейчас он был похож на ребёнка. Глупый, глупый консильери, обезумевший от любви. Анджело опустил ему веки из солидарности: в конце концов, Неро уничтожил их обоих.V.
Анджело надел на себя маску Авилио — мрачного друга бутлегера — и эта маска пришлась по вкусу сынку дона. Неро таскал его с собой на попойки и на встречи и даже пустился с ним колесить по Америке, сбегая от разящей руки собственного брата и озверевших кланов мафии. Был ли Авилио другом Неро? Может быть, но это ничего не значит, и Анджело повторял себе это снова и снова, глядя на беззащитного захмелевшего Неро. Сколько раз Анджело мог убить его? Пырнуть ножом, загнанным по самую ручку в окорок, или пристрелить, или отравить какой-нибудь дрянью? Много, много, безусловно — но он не убил. Ведь Неро нужен мне, чтобы подобраться к дону Винсенту — ещё не время, просто не время. Анджело ненавидел эту ложь, которую постоянно твердил, и ненавидел мысль о том, что прекрасно знает, что врёт сам себе. Ещё он ненавидел, когда молодцеватые щёки Неро краснели, словно спелые яблочки, после второго стакана виски. И когда он издавал этот визгливый звук, пригубив хорошего пойла. И когда закладывал руки за голову, и когда хрустел тостами, и, тем более, когда складывал пальцы в пистолетик. Анджело ненавидел его так сильно, так яростно, что совсем захлебнулся в чувствах, как в солёной морской воде, а потом, выкарабкавшись на берег, осознал… Что же он осознал? Песок скрипел под сапогами, и блёклое полуденное солнце сверкало на гребешках волн. Ветер подхватил слова, брошенные в пустоту — я не убил тебя, потому что не хотел твоей смерти — и кинул их к Югу, в сторону штатов, где на плодородной почве восходят ростки и лопаются хлопковые коробочки. Хребет жёг пронзительный взор, и ноги стали какими-то ватными — идти было так сложно. Анджело сломал жизни стольких людей, раскрошил кости семьи Ванетти, чтобы сейчас, под звук взводимого курка, понять, что он рад принять смерть лишь от рук Неро.