***
Шаг за шагом, потихоньку вечерело. Солнце уже не было таким беспощадным, но всё еще давало о себе знать, а выйди ребята чуть пораньше — точно бы надавало всем по шапке. До ближайшего пляжа не так уж далеко, какая-то пара-тройка километров по горячему асфальту и забивающимся в сандалии камушкам. По пути Винсент чувствовал, как неспокойно Кеннеди, несмотря на все его отшучивания. Он что, правда испугался от разговора об акулах? А может, он вообще плавать не умеет? Нет, исключено. Должно быть, ему просто очень… — Фух, жарко, хоть сдохни, — в какой-то момент выдохнула императрица, стирая пот со лба задернутым краем майки. Она почти сразу остановилась и решила облегчить себе жизнь — просто снять проклятущую майку и остаться в одном бюсте. — Катерин, ты что… — Винс по-немногу уже начинал вливаться в простодушную компашку, сам того не осознавая. Он не чувствовал смущения, но хотел убедиться, какие у этих ребят нормы. — Какая разница? Я всё равно в купальнике считай, — закатила девушка глаза и закинула одежку на плечо, — Лаврушка тоже снял, и вам советую, если не хотите зажариться. — Лавр-…Ох, поверь, мне абсолютно плевать. Я художник, я уже привык. — Значит, не изжаримся и не станем главным блюдом на столе у акулы. — Да блять, вас заело, что ли? — шутливо дала Екатерина оплеуху своему парню, — От вас так потом шманит, что все акулы за километр расплывутся. — Ага, и сама как с помойки вылезла, — закатил глаза Кеннеди и улыбался так, как только мог сейчас улыбаться, — Но правда, лучше бы там никого не плавало. — Не волнуйся, твои кости обглодают пираньи. Невероятно убедительно звучало это из уст подкравшегося к Джону Ван Гога. Если бы не спокойный тембр голоса и не этот театральный заскок на интригу, он бы не прозвучал настолько тревожаще. Кеннеди резко вдохнул воздуха: — Они у нас не водятся. Вы все херню какую-то несёте. — А ты что, боишься? — беззлобно ухмыльнувшись, поинтересовался Цезарь. — Да ну! — Екатерина прозвучала куда громче, чем планировала, — Кеннеди! И боится?! Ты что-о-о? — Вот именно! — вздернув нос, Джон самодовольно прикрыл глаза (а еще солнечный свет попал прямо в них). Сарказма он не понял, но для себя же лихо извернул всё в свою сторону. Как обычно с себя скидывают футболки чемпионы на спортивных играх, так и Кеннеди тоже наконец перестал терпеть жару. Винсент готов был поклясться, что он хотел подойти к Джону и ободрить его, мол, ничего страшного, если ты боишься, так и так. И сразу отмел эту милосердную идею, в которой президент не нуждался. А пока размышлял, совсем не заметил, что уже как с минуту пялится на обнаженный торс Кеннеди. Невооруженным глазом, и даже с одеждой ясно, что Джон — крепко сложенный и спортивный молодой человек, но Ван Гог давно перестал заострять на этом внимание. А сейчас от чего-то заострил. «Ты о чем вообще думаешь?! — мысленно выругался Винсент сам на себя и резко отвел взгляд. Ну вот, теперь все как обычно… — А художник-то не ко всему привык. Всего лишь в полголоса произнесла Екатерина фразу с усмешкой, а Ван Гогу показалось, что услышал это только что весь мир. Девушка шла прямо рядом с ним, и сказанное адресовано только ему, пока два обалдуя играли камешками в «футбол» по пути. В горле запершило. И тревожнее становилось от того, что глядя на Екатерину Винсент не испытывал даже доли неловкости. И на Юлия. А у Джона красивая линия изгиба на спине… — Ты ниже смотри, — уже почти шепотом и с явным издевательством внемлила Катерина, словно знала, о чем говорит. Ни смущенно-обозленный взгляд художника, ни его ласковое пожелание заткнуться, ни даже то, что он чуть не споткнулся не заставили девушку испытывать вину ни на какие проценты.***
— И чему вы удивляетесь? Я вот бы удивился, если бы здесь было как-то иначе. Много народу. Много следов на песке и мусора, летящего мимо заполненных до предела урн. Откровенно говоря, местечко не самое популярное, но всё же обустроено вполне цивильно. Есть куда ступить, есть где плавать и дышать, однако даже такое количество людей бросило Ван Гога в холодный пот (что, казалось бы, очень кстати, но увы). Юлий с Катериной уже побросали свои вещи неподалеку на горячий песок, наслаждались летней духотой в ожидании проблемной парочки. — Джон…я, наверное, пойду домой. — М? — с заинтересованным взглядом повернул Кеннеди голову в сторону своего друга, и всё никак не желал встретиться с ним глазами, — Это еще почему? — Ам…- потирая затылок, Винсент старался придумать наиболее убедительную отговорку, да еще такую, на которую Джон точно глаза не закатит, — Мы не взяли полотенца. И Кеннеди закатил глаза. Не прокатило. — Меня твои отговорки уже достали, слушай. Попробуй хотя бы один раз просто повеселиться с людьми! — Стой, — Ван Гог вдруг сделался хмурым, а жестом рук заставил собеседника притормозить, — Я изначально на пляж вообще не настраивался, какие, нахрен, отговорки? Кеннеди оглядел его с головы до ног. «Боже, какой же он всё-таки мелкий» — мысль перебила собой предыдущую, и так получилось, что вместо ответа на вопрос Винсент получил смешок. Едва уголки рта Джона приподнялись в мягкой, а скорее даже ехидной улыбочке, художник осознал: никуда не испарилось это чувство, словно в груди всё выворачивалось наизнанку. — Джон? — Э-э, ну-у… Забываю про твою натуру неудачника. Тебя хоть за год предупреди, всё равно не настроишься. Тебе просто слабо. В один мощный удар внутри почти все встало на свои места. По крайней мере у Винсента. Уже после первой строчки Ван Гог перестал воспринимать слова президента и одарил его равнодушным взглядом, потирал переносицу: — Ах, да, я и забыл. Джон, сука, Кеннеди. Больше Винсент ничего не сказал. Однако же, на его лице Джон разглядел решимость, и не удивительно. Пускай он специально озвучил свои неактуальные мысли, зато получилось заставить Винса самому идти к парочке императоров. «Эй, я с вами!» — слышался скрипучий голос художника. Кеннеди же ощутил малоприятный осадок того момента, когда пришлось остаться позади. — Если его социальность зависит от «слабо», то…- рассуждал Джон сам с собой, и так и не смог найти нужного ответа. Вместо этого отмел грустные сомнения в сторону и скорее побежал к своим товарищам. А точнее прыгнул с вышки прямо к ним в воду (никакого мастерства или эффектности, главное — что на него обратили внимание). Ни Катя, ни Юлий долго на суше не оставались. Громкий всплеск — девушка с разбегу плюхнулась в прохладную воду; возмущенные вскрики — аккуратно заходящего в море Цезаря она окатила водяными брызгами. Та же участь ждала и Винсента, едва он приблизился к вечно мокрой и липкой линии песка. Но Катерина, сделав такую подлость один раз, сразу же остановилась: — Ван Гог, ты почему до сих пор в одежде?! Джон недалеко отплыл и сразу услышал, о чем там говорят его друзья. А Винсент стоял, скрестив руки, и ногой водил туда-сюда, тормоша и без того беспокойно приливающее и уходящее море. В его улыбке только Кеннеди не понравилось совершенно ничего. — Мне и так нормально. — О-о, да лезь прям так! — поддержал его Юлий так, словно совершил гениальное открытие. В следующий миг его едва не хватил удар — чьи-то руки резко подхватили и едва ли приподняли к поверхности. Екатерина, глядя на изумленное выражение лица парня, была невероятно горда своей силищей, так резко возникшей в воде. Чудеса! «Нет уж» — промелькнуло в голове у не сводящего взгляда с Винсента Джона. — Слабо без одежды поплавать? Ты серьезно сейчас? Ван Гог презрительно сморщил нос. До этого момента он старательно делал вид, что никакого Кеннеди рядом с ними нет, но увы, очередная фразочка этого подстрекателя никак не смогла остаться без внимания художника. — Нисколько, — бросил он, когда встретился с Кеннеди глазами. И тут же устремил свой взор в противоположную сторону. Уверенно развернулся, ноги будто сами ступали по вязкому песку. Лишь немного погодя Джон осознал — Винсент направляется прямиком к самой внушающей вышке на пляже, а если говорить точнее, то это было что-то навроде скалистого пригорка. «Он это не серьезно» — от чего-то Джона пробрал холодок, хотя к воде он уже точно привык. Вся троица смекнула, что задумал учудить художник. — Он решил вдохновение поискать или типа того? — Нет, — спокойно поправила Катя своего парня, — Вы его до суицида довели. — Мы?! — резко переполошился Кеннеди, — Нет, он не…э-э… Блять! Винсент! На какой-то миг обладатель имени притормозил, словно пытался понять, послышалось ему или нет. Даже хотел развернуться, но патологическое упрямство не дало ему этого сделать. До самого края травянистого пригорка Ван Гог был настроен решительно. Да и после тоже — недовольно скрестив руки, глядел на ожидающую внизу троицу. Ожидающую чего? Юлий посчитал забавным крикнуть «сделай сальто!»; Екатерина же скорее поспорила сама с собой, прыгнет Винсент или нет, и эти мысли старательно ломали ей голову. А вот на Джоне лица не было. Если бы Винсент сейчас был рядом, то убедился бы в беспокойстве друга и наверняка передумал прыгать. Но свысока, увы, сложно прочитать чужие эмоции. Старая майка синим флагом развевалась на ветру, пока по злому року судьбы летела прямо в море. На самом деле, Винс этого не планировал, но порывы воздуха сами выбили её из рук. Ладно, плевать; хотя бы шорты остались небрежной тряпкой валяться на осухающей траве. Парня до глубины души удивил факт — даже в столь знойный день можно почувствовать холод, если приложить усилия. Не то, чтобы в этом был виноват только ветерок, но и мысли о предстоящем прыжке. И о том, что Ван Гог остался в одном лишь нижнем белье и головной повязке. Отсюда его никто не видит. Целый ком негативных, неловких мыслей спал с плеч художника. — Пошел нахуй, Кеннеди! — раздался боевой клич. С разбегу сиганул Винсент прямо вниз и, как по заказу, сделал случайное сальто перед самым падением в воду. Падать оказалось больно — стоило ему только приводниться, как все тело словно нашпиговали тысячами иголок. Повсюду расстилалась одна лишь соленая вода, она была везде, даже попала в нос и прожигала художнику носоглотку. Во рту чувствовался неприятный металлический привкус. Всяческие звуки с поверхности заглушала толща воды. Тут-то Ван Гог и запаниковал: «На какой я глубине?!», а плотно зажмуренные глаза позволили ему совсем дезориентироваться в пространстве. По телу разливалась тягучая усталость, как бы парень не старался продвигаться куда-то в сторону поверхности. Воздуха в лёгких катастрофически не хватало. Резко и до боли схватила его за плечо крупная рука, решительно потянула за собой вверх. Винсент понял, что можно открывать глаза, как только закашлялся от резкого притока свежего воздуха, до ушей донеслись ничем не заглушаемые ругательства, а холодные руки машинально обхватили массивную шею. — Ебанутый, блять, — не скупился на выражения Кеннеди, отчитывая и вместе с тем прижимая экстремала к себе, — Ты нос себе разбил, придурок! Ван Гог не до конца соображал, что сейчас происходит. Кровь смешалась с водой, и что же стекает у него по подбородку тоже он осознал лишь когда красные капельки упали на кожу спасителя. В голове всё ещё главенствовали усталость и безмятежность, пока парень старательно переваривал всё сказанное товарищем. «Как ты вообще держишься?» — вопрос отпал, когда оказалось, что Джон всё ещё ровно стоит на дне, а вода едва ли закрывает ему половину шеи. Такой Винс, оказывается, невысокий… «А как я держусь?..» — лишь сейчас художник почувствовал приток бодрости и энергии. Нужно поскорее освободиться и перестать чувствовать чужие руки…вокруг талии. — Отпусти меня! — всё еще хрипло, но решительно требовал Винсент, руками упираясь непрошеному спасителю о плечи. Как бы не старался оттолкнуться, Кеннеди словно нарочно крепче его прижимал к себе. У Ван Гога закружилась голова. — Я бы сам справился! А если бы сдох, то хотя бы не неудачником! — Все, кто сдох, уже неудачники! — не прекращал спорить клон президента, пыхтя и задним ходом продвигаясь к берегу. Это оказалось сложнее, чем он предполагал (с таким-то «кактусом» на руках), но совсем немного времени прошло, и оба уже развалились на горячем песке. Старались поскорее отдышаться, чтобы всё друг другу высказать. А пока парочка приходила в себя, атмосферку быстро удалось разрядить подоспевшим Кате и Юлию. — Слышь, Винсент? — беспардонно плюхнулся Цезарь рядом с ним, — Это было круче, чем когда ты плакал во время вечеринки. Ван Гог пропустил сомнительный комплимент мимо ушей. Только утомленный взгляд на Цезаря перевел, чтобы уж совсем не игнорировать, но голова была забита одним лишь Джоном Кеннеди и фразами, которые не терпелось ему высказать. Ждал только, может, и Катерина словечко вставит. К удивлению, она решила пока что держаться поодаль, и если и хотела что-то сказать, то точно не сейчас. Резко перешел Кеннеди в положение сидя: — Поднимайся и дай мне свою повязку. — Могу по ебалу тебе дать. Джон лишь закатил глаза и, на страх и риск, решился самостоятельно снять повязку с художника. Тот сразу же пресёк такую беспардонную выходку — Кеннеди даже мизинцем её не коснулся, зато мог быть уверен — Вэнго его сейчас уничтожит к чертовой матери. Он явно не в полную силу сжал запястье Джона. Оба молчали в ступоре. Президент всё мозговал, как бы ему добиться желаемого в такой ситуации, а Винсент думал о том, что сделает бесполезной любую его попытку. — Блять, ребята, нам уйти? — больше с сарказмом, чем с обидой поинтересовалась скрестившая руки Екатерина. Цезарь же, в свою очередь, даже не подозревал, что они тут могут быть не в тему. — Нет, — звучно и твердо ответил Ван Гог. — Да, — проявил бестактность и самоуверенность Кеннеди, хмуро глядя попеременно то на тень подруги, то на такого же хмурого пострадавшего. Услышав обоих, Кате стало дурно. Она наморщила нос в принятии сложного решения, по итогу же просто махнула рукой: — Короче, мы с лаврушкой идём на горки, а вы идите нахуй. Сами разберутся. — Кать…- лениво проскрипел Цезарь, прикрыв глаза, явно не желая подниматься с теплого песочка, — Может, не пойдем? — Я тебя под зад пну. Давай, давай, вставай! И быстро же удалось девушке поднять его, просто потянув за руки. Видимо, силища из воды никуда не делась. А может, Цезарю просто не хотелось расстраивать свою императрицу. И парни остались один на один. Даже народу вокруг будто специально стало поменьше. — Что за день, а-а? Все друг друга посылают. Да, Вэнго? Стиснув зубы, Ван Гог осуждающе промолчал в ожидании. «Надеюсь, одного раза тебе хватило» — затаилась мысль в подсознании художника, так и не озвученная. Джон не дождался ответа на риторический вопрос. Медленно вздохнул. Винс даже немного подрасслабился, когда выражение лица Кеннеди приняло спокойный оттенок. Зря. Он не сразу заметил, что Джон смотрит будто сквозь него. Зато сразу ощутил, как его крупная ладонь коснулась разгоряченной щеки и медленно-медленно поднималась до скулы, до виска… — Винсент… У художника сердце ушло в пятки. В грудь невыносимой тяжестью забивали гвозди неловкости, мнительности, а хуже всего то, что Ван Гог хоть и чувствовал всё это, но прерывать не торопился. Хотя в обычной ситуации он бы уже давно его оттолкнул. — Ты опять. — Что опять? — Назвал меня по имени. — Ага. И что? В самом деле. И что? Это не влияет ровным счетом ни на что, кроме как на эго Винсента. И на то, что он не заметил, как остался без хваленой повязки. Пока Джон её добивался, кровь у товарища почти полностью остановилась. Это не помешало заново намочить тряпку и вытереть хотя бы оставшиеся кровавые дорожки с губ и щёк. — С Гогеном так же было. Только вместо крови была краска. Художник совершенно не понял, к чему это он сейчас ляпнул. Может, просто ситуация показалась ему знакомой? Однако, не очень-то легко о чем-то подобном думать, когда над тобой нависает первый красавец школы. В голове одни лишь бессвязные панические мысли. — Гоген…а-а, тот выебщик, с которым ты целовался. — Редкостный выебщик. — Вы с ним общались после этого? — Джон выглядел на удивление сосредоточенно и серьёзно, словно старался вчитаться в мимику лица Винсента (что получалось у него, мягко говоря, не очень). — Да так, — отмахнулся Ван Гог, — Переписывались пару раз, ну, и в школе просто здороваемся. — Ага, понял. А тебе, э-э… Понравилось целоваться с ним? Боже, если бы сейчас Винсент что-нибудь пил, то определенно выплюнул это, как в комичных сценах из сериалов, когда героев застают врасплох. Вместо этого он приподнял верхнюю губу с одной стороны, а во взгляде читалось абсолютное недоумение: — Э-эм… Джон, два месяца прошло. «Да знаю я» — хотел ответить Кеннеди, но от чего-то не стал. Он облизнул пересохшие губы и прочистил горло. Выиграл немного времени, когда отошел сполоснуть повязку от крови (и всё равно на ней остались видны тусклые оранжево-красные пятна). — Ответь на вопрос. — Сам с ним поцелуйся, а мне скажешь, — приподнялся и всё-таки нашел силы съязвить Ван Гог, рассматривая необычайно скучный песок под ногами. Больше ничего не стал добавлять. Ему показалось, что Джон и без того неправильно его понимает. Как и он Джона. «Ребят!» — раздался зов неподалеку. С большой надувной горки махала рукой Екатерина, и быстренько скатилась в воду, когда на неё обратили внимание. И вот она, опять вся мокрая, вернулась к друзьям, развеивать неловкое молчание. — Я думаю, мы с лаврушкой пойдем уже. Скоро начнется марафон нашего сериала, так что, — с недвусмысленной ухмылочкой девушка пожала плечами. И внезапно-умоляющие взгляды парочки, так и говорящие «нет, останьтесь», лишь подкрепили её желание поскорее уйти. — Может, мы все вместе тогда по домам пойдем, а? — скрестив руки, старался Винсент держаться как можно естественнее. — Неа, не успеем. Знаешь, Ван Гог, я думала ты куда страннее, но… Хах, теперь понимаю, что такого Джон в тебе нашел, вы чем-то даже похожи. — Э-э…спасибо? Девушка бойко протянула ему кулачок. Растерявшись, Винс ничего лучше не придумал, кроме как дать «пять». Всё, надо меньше падать с большой высоты. Юлий собрался куда быстрее, чем обычно. Видать он тоже помнил про планы с Екатериной на вечер, и изо всех сил старался поспеть за ней. Хотя бы с ним художник обошелся простым рукопожатием, даже мысли о произошедшем на вечеринке любезно отодвинулись на третий план. Джон же распрощался с ними куда более радушно, что и неудивительно. А вот друг с другом парни еще прощаться не собирались. — На, надень, — бесцеремонно всучил прямо в руки художнику Джон собственную футболку. Между дискомфортом без одежды и дискомфортом в чужой одежде, Винсент предпочел второе. Совсем не из-за владельца кофты. И если у последнего футболка чуть ли не обтягивала мускулистые формы, то на Винсенте она просто висела мешком. Хотел бы Джон ему сказать, что оверсайз тому к лицу, но нет, выглядел художник просто нелепо. Тем не менее, ему даже польстило, что друг не стал препираться и задавать лишних вопросов. — Мы идём? Сначала Кеннеди его не услышал. Всё смотрел и смотрел на рыжего гремлина, и что-то его невероятно злило. Но это была не та злость, которая нахлынивала во время драк с неугодными одноклассниками, и не та, что заставляла лезть в спорные авантюры. Джон был уверен, что впервые чувствует нечто подобное, и от этого лишь сильнее разгорался огонь предвкушения. — Нет, я, э-э, хочу ещё здесь посидеть. — Ладно. Сиди. — Стой, — резко схватил президент Винсента за запястье, точно прочитав его мысль смыться отсюда поскорее, и сразу же отпустил. — Я имел ввиду, с тобой посидеть. Останься, ладно? У художника было такое выражение лица, словно он не спал целую ночь. Хмурая маска, скрывающая любопытство и обиду в одно и то же время. Винсент стеснённо скрестил руки, ногой на песке оставлял незаметные полосы. А затем молча плюхнулся на песок рядом с Кеннеди. Время близилось к закату. Уже нет той катастрофической жары, как и доброй части людей на пляже. Пара-тройка выпивает здесь, пара-тройка купается там, а президент и художник полностью предоставлены друг другу. — Как…твой нос? — Нормально, — сухо ответил ему Винсент. Снова молчание. — Как думаешь, — первым подал голос Кеннеди спустя долгую минуту-полторы, — Что Катя имела ввиду, когда сказала, что мы, э-э… Похожи? Винсент задумчиво пожал плечами: — Не знаю. Наверное, что мы оба упрямые и нуждаемся во внимании. — Эй, по-твоему, я нуждаюсь во внимании? Молчание Ван Гога оказалось более чем красноречивым ответом. Собеседник откашлялся: — Значит, ты из-за этого меня послал. — Нет, — признался Ван Гог, неосознанно сильнее кутаясь в пропахшую потом и приятным одеколоном футболку, — Вовсе нет. — А что тогда? Джон чуть ближе придвинулся к собеседнику, поглядывая на него чаще, чем на розовеющее море. Но Винсент наоборот, вдруг снова сделался хмурым, сжал ткань в кулаках: — Ты меня неудачником назвал, вообще-то. Снова. — Вэнго, да я же… — Блять, мы без лишнего год знакомы! Я не слышал этого от тебя уже очень давно, а сегодня было пиздец, как обидно! До сих пор помню, как ты зарекался не дружить со мной, да и я не заставлял; я и так ни на что никогда не надеялся. Ты просто…ты… Джон Кеннеди. Расчувствовавшийся художник всем телом развернулся к Джону; дышал глубоко и часто, искренне желая погасить нарастающий гнев и не сорваться на этом придурке еще раз. На этот раз получалось очень даже неплохо. А от осторожно лёгшей ему на спину крупной ладони побежали мурашки. — Это сложно. Мне трудно всегда, когда появляются новые люди в жизни — они все непостоянные, отталкивают меня, а я отталкиваю их, и только ты каким-то чудом остался. Только тебе я почему-то решился доверять. С каждым выпаленным словом художник яснее понимал, что будет жалеть обо всём, что сейчас велит выговаривать ему сердце. Фразы отдавались пульсацией в голове. Всё это время рука Кеннеди медленно поглаживала то спину Ван Гога, то плечи, то поднималась выше и до щекочущих ощущений касалась рыжих волосков на затылке. Винсент чувствовал, как сходит с ума. В лучах морского заката профиль художника выглядел еще более выразительно, а в едва подсохших волосах поблескивали оставшиеся капельки воды. В этот самый момент любования Кеннеди и осознал, что же его так злит, и почему он не может оторвать взгляд от Ван Гога. «В тебе нет ничего, что мне обычно нравится в людях, и поэтому ты привлекаешь меня больше всех.» От собственных мыслей Джон неожиданно дернулся. Боже, он ведь не сказал этого вслух? Иначе почему Винс с таким пристальным непониманием наблюдает за ним? Вся надежда была на то, что Ван Гог не обладает даром телепатии. — Спасибо тебе за доверие, — мягко улыбнулся Кеннеди, стараясь формулировать мысли как можно правильнее, — Знаешь, я никогда ни о ком вот так не заботился. Мне не трудно, просто… Не знаю, с тобой просто интересно. Извини за «неудачника». Ты уже давно мне доказал, что крут по-своему. «Я хочу, чтобы тебе было лучше. Веселись, прыгай с вышек, сходи с ума. Давай в следующий раз поедем куда-нибудь и разъебем тачку моих отцов. Давай курить до утра под Элтона Джона. Давай смотреть бредовые сериалы с Катей и Юлием. Давай…» С небес на землю президента вернул взволнованный шепот: — Ладно, я тебя услышал, я тебя прощаю, только… Винсент не спускал с него глаз и боялся лишний раз пошевелиться. Руками оперся о песок и не сильно опрокинулся назад, в то время как Кеннеди наоборот, неосознанно подался чуть ближе. — Я хочу поцеловаться с тобой. Ван Гог чувствовал, как разливается жар по всему телу. Из-за наступающего захода солнца не было заметно покрасневшего лица и шеи, ровно как и у Джона. Правда, в отличие от Винсента, тот держался намного, намного увереннее. Складывалось ощущение, что Ван Гог его скорее укусит и собственноручно бросит в море куда подальше. Но одно прикосновение до уха без мочки, и «страшный зверь» усмирён. — Джон, с тобой в-всё в порядке?.. Больше нельзя терять время. Кеннеди провёл ладонью по затылку Винсента, слегка оттянул прядь волос. Старался сидеть как можно ближе к нему, дабы в любой момент подхватить Винса за талию. Он был уверен, что поцеловать Ван Гога будет легче легкого, и из-за этого слишком рано парень закрыл глаза. Вместо чужих губ на своих он почувствовал ладонь с неуспевшими отпасть песчинками. Сложно было скрыть удивление. Ровно как и Винсенту сложно скрыть своё раздражение. — Ты просто издеваешься надо мной. Плечи его напряглись, хрипловатый голос заметно походил на рычание. Все мысли художника слились в одну противную кашу, лишь две вещи он всё еще понимал ясно и четко: первое — он не верит в происходящее ни на минуточку; второе — он, блять, тоже хочет поцеловать Кеннеди. — Винсент…- начал Джон вполголоса, неумело стараясь убрать с лица умиленную улыбку. — Ты правда думаешь, что я тоже хочу с тобой поцеловаться? — последний козырь в рукаве Винс постарался подать как можно убедительнее, с усмешкой. Получилось…как получилось. — Все хотят. У Ван Гога от негодования дернулась бровь. Паранойя кричала ему, что все это подстава, что сейчас его как лоха обведут вокруг пальца, а где-нибудь в сторонке заливаются смехом друзья президента. Никогда не представлял он с ним подобной ситуации. А пока Винсент погрузился в опасения и думал, как лучше сказать об этом Кеннеди, тот умело воспользовался ситуацией. На миг художник почувствовал, как его сердце будто остановилось, похолодело. Губы Джона оказались гораздо мягче, чем его собственные. Винсент понятия не имел, что теперь делать с этим фактом. Пара секунд, а Джон по прежнему его целует. Чувствует извечный, хоть и невесомый запах краски. Рукой елозит под футболкой, настойчиво надавливая на вспотевшие рёбра и тощие бёдра. Кожа Винсента буквально сгорала изнутри от чужих прикосновений. Как и он сам уже горел от нетерпения ответить — неумело и чувственно, одними подрагивающими пальцами придерживаясь за шею спортсмена. Так и хотелось искусать чужие губы, однако этого демона Винсент усмирил самостоятельно. «Это ужасно возбуждает» — только промелькнула мысль в голове Ван Гога, как тут же поцелуй был резко разорван. Джон не умел читать мысли, нет, просто у него было хорошее зрение. Он держался за края футболки и уже намеревался стянуть её с художника. Оголил только бледный живот, прежде чем Винсент опять остановил напористого парня. — Не хочешь торопить события? — с досадой усмехнулся Джон. А Винс всё ещё не мог прийти в себя после поцелуя. Глубоко дышал, очень старался успокоить бешено стучащее сердце. — Знаешь, Джон, даже если это ничего для тебя не значит, я хочу… — и резко художник запнулся. Под выжидающим взглядом Кеннеди со стыдом для себя осознал, что не может закончить предложение. От досады он поморщился, с ругательством ударил неповинный песок кулаком. — Остынь уже. Когда тебя целует Джон Кеннеди, это уже что-то значит. И вообще, ты сам был не против, не понимаю, почему ты на меня злишься. — Я не злюсь на тебя! — прорычал ван Гог, зарываясь пальцами в собственные волосы, — Я просто не знаю, как себя вести! Не сразу он понял, что его резко повалили на спину и сжали запястья, фактически обездвижив. Взволнованно Винсент вглядывался в черты лица нависшего над ним Кеннеди. — Как, э-э, обычно себя ведёшь, так и веди. Ты же вредный…упрямый…сердишься по мелочам… — Дурак, и плачу мастерски, — вполголоса дополнил Винсент нелестную характеристику тем, что ему сказали днём. И не сопротивлялся он лишь потому, что на каждое такое слово Джон настойчиво касался губами скул, щек, шеи ван Гога… — Вот именно. Но сегодня, уверяю, ты заплачешь разве что от удовольствия, детка. Неожиданно громко прыснул Винсент от смеха, что Джон аж дернулся: — Ты это мне сейчас?! — Э-эм, ну, да. Вроде только с тобой сексом собрался заняться. — Боже мой… Извини, это очень смешно было. Хах-ха…всё, ладно, не называй меня так больше. Серьёзно. Никогда. И ещё… — Что «ещё»? — Пошли домой, — на выдохе потребовал Винс, — Я не собираюсь подобным заниматься в общественном месте. — Блять, Винсент…- устало выдохнул Кеннеди, слегка запрокидывая голову, — Ты ведь шутишь, правда? — Н-нет, просто…- не выдерживая давления, ван Гог отвернулся от парня. Ему просто необходимо было побороть монстров смущения и раздражения, чтобы спокойно всё обдумать с самим собой. С риском того, что Винсент сейчас на него опять рассердится, Кеннеди решился вмешаться в мозговой штурм своего друга: — Уже темнеет, нас никто не увидит, — шептал он ему на ушко, аккуратно покусывая (видимо, чтобы Ван Гог уж точно ничего не соображал). — Нет, — несмотря на табун мурашек по телу, он настойчиво давал понять, что решение своё не изменит: — Пойдём домой. — Мы же уже, э-э… Здесь же так атмосферно. — Нахрен такую атмосферу. Либо в один дом идем, либо расходимся по двум. Или ты уже передумал? После такого ультиматума Джон сначала порадовался, что Винс не имел ввиду «расходимся на сегодня». Зато потом закатил глаза и на выдохе убрал выбившуюся прядку со лба. Чем сложнее, тем больше Кеннеди нравилось добиваться чужого расположения. — Тогда ко мне, там хоть выпить найдется. Но ты сначала…скажи, что я лучше Гогена целуюсь. Художник не смог сдержать смеха: — Ты придурок, Кеннеди.***
За окном становилось всё темнее. Только от настольной лампы всё еще лился теплый свет. Ван Гог держал себя в руках очень старательно. Раньше он уже гостил в этом доме, в этой комнате и лежал на широкой кровати Джона. Разница в том, что сейчас всё ощущалось чем-то странным и нереальным. Особенно когда Винс звездочкой разлегся на его постели. Может, Джон по-дружески пригласил посмотреть фильмы, как обычно? Нет, точно не фильмы. У вошедшего в комнату Кеннеди в руках была не только бутылка с алкоголем, и всё это он поставил рядом с ножкой кровати. — Пива нет, — без капли досады заверил Джон и присел на край постели. В одной руке он держал стеклянный стакан, и сладко пахнущий ликёр налил в него так, словно это был обыкновенный сок. И совсем его не тревожил факт, что без спросу он взял алкоголь из родительского шкафчика. — Ликёр не так пьют, — Винсент старался звучать как можно менее заумно. «Какая разница? Его пьют ртом» — послышался насмешливый ответ. И вместо того, чтобы принять от Кеннеди несчастный стакан, Ван Гог отпил немного жидкости прямо с горла. Джон не успел даже поставить посуду на пол. Раздался звон битого стекла. Винсент так решился на вторую необдуманную махинацию за день — резко притянув к себе Джона, он с остервенелостью накрыл его губы своими так, чтобы жгучий конфетный вкус почувствовали оба. Струйкой стекал алкоголь по их подбородкам. Это даже поцелуем нельзя было назвать, скорее просто порыв. Винсент всё ждал, когда же Кеннеди оттолкнет его или скажет «всё, шутка затянулась». Но его ожидания не оправдались — Джон в мгновение ока занял главенствующую позицию, повалил художника обратно, крепко сжимая и вдавливая его запястья в постель. — Кажется, в моей футболке теперь жарковато, да? — с опьяняющей улыбочкой произнес Кеннеди, нехотя отстраняясь от партнера. Никогда бы Винсент не подумал, что однажды будет смотреть на друга вот с такого положения. И сейчас, лежа прямо под ним, чувствовал, как бешено стучит кровь в висках. Полуобнаженный Джон сидит прямо на нём и стягивает с него бесполезную футболку. Только сейчас Джон смог увидеть, насколько Винсент был худым. Не до болезненности, но и изящества, как у стройной девушки у него не было. У Кеннеди никогда ещё не появлялось опасения ненароком сломать что-то партнёру во время секса. Юному ван Гогу не понравилось, как на миг потухла искра уверенности в его взгляде: — Постой, э-э… Ничего, что я на тебе сижу? В смысле, тебе не тяжело? Пока его никто не держит, художник воспользовался моментом и положил руки на крупные бёдра Кеннеди. Сжав чуть сильнее, он придвинул парня на себя, тот в свою очередь непроизвольно выгнулся в спине: — Я не хрупкая девушка, вдруг ты не заметил. — Вот так, детка, — непроизвольно ухмыльнулся парень, и полный упрёка взгляд ван Гога его лишь сильнее раззадорил. Прежде, чем тот успел сказать хоть слово, Кеннеди прижался губами к его шее, всё еще липкой из-за пота и ликёра, и провёл языком по кадыку, посылая волну мурашек по всему телу. Перехватило дыхание, рука легла на торс и скользящим движением поднималась до груди. Намеренно Джон задевал пальцами соски, но не добился этим ничего, кроме того, что Винсент поморщил носом. — Не нравится, когда я так касаюсь? Ван Гог поджал губы и многозначительно помотал головой. Он знал, что надо говорить, но язык будто отсох. Знал, что нужно что-то делать, но это казалось невозможным, когда чужие пальцы уже поглаживают кожу под резинкой нижнего белья. От волнения тошнило. Винсент изо всех сил держал себя в руках, лишь бы сейчас не проявить те качества, что сказал ему Джон на пляже. — Винсент. — Что?! — слишком громко и резко ответил художник, и тут же испуганно закрыл рот ладонью, — Извини. — Выдохни, расслабься, — спокойно ответил Кеннеди, словно был готов к такой реакции, — Я знаю, для тебя это не просто, но мне это сейчас нужно. И тебе тоже. После этих слов ван Гог глубоко вздохнул. Осмелел, подушечками пальцев провёл по накачанному прессу партнёра, вверх и вниз… Случайно поцарапал. Шумно втянул в себя воздух и медленно выдыхал. Джон тихо зашипел, но ему это даже понравилось. Он хотел такой реакции. — А так? — наклонился он к самому уху художника, настойчиво двигая рукой по стояку, — Приятнее? «Заткнись, заткнись, заткнись» — так и вертелось на языке Винса, но он чувствовал, что если откроет рот, то велика вероятность застонать. Он сильно поджимал губы, кусал изнутри щеки и жмурился, особенно когда Джон водил одними пальцами. А еще то, что он старался и Джону доставить удовольствие. Хоть всё еще сковывал страх дотрагиваться до него, тихие постанывания Кеннеди давали понять, что всё Винс делает правильно. Неумело, зато действенно. Чем больше Винсент чувствовал, что вот-вот окажется на грани, тем сильнее непроизвольно двигал бедрами и упрямо закрывал рот ладонью, вздрагивал. В какой-то момент Джону это надоело, и он сам не спеша убрал руку ван Гога, судорожно выдохнул. — Открой рот, — большим пальцем провел Кеннеди по колючему подбородку Винсента и дотронулся до его губ, — Меня уже начинает бесить твоё молчание. — Я стону, как умирающая крыса, — быстро прошептал ван Гог, чтобы вдруг не сорваться. — Откуда ты знаешь? Своевременный вопрос. Кеннеди ни за что не поверил бы, что у Винсента до этого хоть раз был секс. И правильно делал. — Просто знаю. — А-а, значит, у тебя с Гогеном не только поцелуй был, — звучало с заметной издевкой. В ту же секунду, едва Кеннеди произнес злосчастную фамилию, в глазах ван Гога вспыхнула привычная гневливая искорка. Жар, казалось, разлился по всему телу, кроме вечно холодных кончиков пальцев. С большей уверенностью Винсент сжал в кулаке член партнёра, заставляя того прогнуться в спине. — Да что ты ко мне с этим Гогеном привя-за…ха…х-ха… Как мог Винсент стискивал зубы, но не получалось больше сдерживаться, одновременно он этого ждал и боялся. Губы Джона расплылись в победной улыбке. Стоны ван Гога вообще больше походили на всхлипы и судорожные вздохи, и Кеннеди (к удивлению), поймал себя на том, что они заводят его намного больше, чем обычные стоны девушек. Но резко всё переменилось, когда Джон принялся разминать разгоряченного до предела парня. «Постой» — и Кеннеди почувствовал, что на продолжение можно не рассчитывать. Он ничего не ответил, лишь вопросительно приподнял бровь. — У тебя ведь есть презерватив? Несколько секунд Джон, как идиот, смотрел в одну точку на стене. Потом на Винсента. А потом с тяжелым вздохом уткнулся тому в плоскую грудь. Чувствовал, как быстро бьётся чужое сердце: — Мне уже не смешно. — А я и не смеялся, — ответил ван Гог с толикой удивления. Он был на сто процентов уверен, что у такого, как Джон, точно всё должно было быть при себе. С другой стороны, у такого, как Джон, подобные вещи надолго не задерживаются. — Зачем тебе-то? Ты же парень, — бубнил Кеннеди, легонько щекоча губами кожу Винса, — Кюри своими агитациями мозги промыла? — Просто я не настолько поехавший, чтобы с бабником без защиты трахаться, — взволнованно ответил художник. — Заебись, — неторопливо Кеннеди поднялся и присел на противоположную сторону кровати, — Ты реально, блять, уникальный. Не секс, а русская рулетка. Даже с Катей было… — Даже с Гогеном было лучше, — резко выпалил помрачневший Винсент. Подступающий к горлу ком не позволял ему даже немного взглянуть на Джона. Так быстро вскочил с кровати, и тут же с коротким вскриком уселся обратно. Закинул ногу на ногу — острый кусочек разбитого стакана быстро вызвал ручей крови. Непроизвольно полились и слезы. Не от боли, просто это была последняя капля. «Блять, сиди и не вставай» — натянув на себя хотя бы бельё, Джон быстро сходил в соседнюю комнату за перекисью и ватными дисками. — Давай сюда, — парень уселся перед художником на колени, подальше от осколков, но ван Гог на того лишь зашипел: — Отвали, просто отвали. Ты с самого утра проёбываешься, просто не трогай меня. Дёрнулся, когда Кеннеди схватил его за лодыжку пострадавшей ноги, и грубо отпихнул его. На полу уже лужица крови. — Да?! А я твою душноту терплю с самого утра! — Какой ты, блять, благородный, — рычаще ответил Винсент, щурился, пока вытаскивал из ступни осколок. — Наверняка рассчитывал, что всё пройдёт, как в порнухе. Морщинка недовольства на переносице Джона стала более отчетливой: — В том и дело, что ни на что не рассчитывал, но я хотя бы пытался. Вечно ты закрываешься… — Не говори, что не видел и мои попытки. Едва ван Гог подрасслабился, как Джон настойчиво притянул раненую конечность к себе. Сильно защипало, но художник и бровью не повел, только чуть запрокинул голову назад. Кеннеди осторожно стирал кровь со ступни, надавливал ваткой на рану. Поднял взгляд, когда что-то капнуло ему на плечо. Винсент глядел в пол, и на лице его не было ни грамма эмоций. Абсолютно монотонное разочарование. В обычное время Кеннеди всегда переводил тему, если Винсент вдруг начинал плакать. Да и сам Винс предупреждал, чтобы Джон не обращал на это внимание, у него просто такая защитная реакция. Но вот именно сейчас, глядя на безрадостное лицо Винсента, у Джона всё внутри сжалось. Пронёсся перед глазами весь сегодняшний день. У обоих он оказался тяжелым. Вместо кротких жестов и комплиментов вспоминались лишь травмы и маты. Накопившееся цунами чувств. И последняя глупая ссора. Джон в неловкости закусил губу. Оставив парню чистую ватку с перекисью, велел прижать, а сам в скором порядке подмёл битое стекло. Такая небольшая фора, чтобы Винсент немного успокоился и точно не прогнал подсевшего рядом Кеннеди. — Можем поговорить? — У тебя плохо получается, — глухо ответил ван Гог. Ему не ответили. Джону показалось, что заключить бедолагу в объятия будет более чем красноречиво. Винсент дернул плечом, Кеннеди успешно проигнорировал этот жест. — Прости, я правда вёл себя сегодня…э-э… Нехорошо по отношению к тебе. Ты мне просто очень нравишься. — Я заметил, — не без сарказма выдал Винсент. — Правда. С тобой сложно, и это привлекает, но иногда ты невыносим. Сам же сказал, ты не хрупкая девушка, а вот с ними легче. Ну, ты понял меня. Ван Гог в ступоре глядел куда-то вперед себя. Уже высыхали потихоньку слёзы, сам он не чувствовал ничего, кроме гадливого спокойствия от поглаживаний по плечам: — Всё равно мы не будем встречаться. — А ты думал об этом? — Ну-у…- Винсент пожал плечами, — Боюсь, это станет ударом для моей репутации. — А, ну да, для моей тоже. Стоп, ты же пошутил? — Ага, а ты, видимо, нет. — Засранец, — улыбнувшись, Джон игриво провёл дорожку из поцелуев вдоль шеи, что у Винсента от неожиданности вырвался тонкий смешок, и он пытался освободиться, однако Кеннеди хотелось расцеловать его полностью. На короткий миг Винс даже улыбнулся, но быстро сжал челюсть в невозмутимости. Их отвлёк звонок уведомления с телефона Винса. — Кто это? Винсент пробежался взглядом по тексту сообщения и удивленно захлопал ресницами: — Катерина. — Э-эм…- недоверчиво Джон потянулся подглядеть в экран, но ему не позволили, — Эй, да ладно, она же моя подруга! — Ага, да, я верю, что с ней лучше, — колко припомнил художник слова президента и ухмыльнулся, когда щёки того зардели. Удивительно, что только сейчас. — Тц-ц… На счёт этого, ха-ха… — Забей, я знал про эту историю. — Знал? Винсент скучающе угукнул в ответ. — Э-э… Ладно. Так что она пишет? — Ничего такого, просто хочет заказать у меня двадцать картин. — Что-о?! — не удержался Кеннеди и подсмотрел всё-таки в чужую переписку. — Так говоришь, будто привычное дело! — Н-ну, пока мне платят, и удивляться н-нечему, — старался ван Гог держаться как можно более серьёзно, на самом же деле разрывался от желания закричать от переполнявшего восторга. — Только зачем ей? — глубоко выдохнул Винсент, усмиряя дрожь в пальцах. «я просто жадная :) гены! что ж взять» Джон тихо фыркнул, утыкаясь носом в плечо ван Гога: — Вот для неё — это уж точно привычно. — А ты и сам такой, — вскользь подметил Винс. — Какой? Жадный? — Весь день про Гогена спрашивал. — Э-э, может быть. И еще спрошу, — пробубнил Кеннеди, старательно пряча ревность за самодовольной маской. — Не надо. — С Гогеном правда было лучше? — Не надо, блять, Кеннеди, иначе я точно тебя уничтожу.