Не думать о завтра

Почти все пилоты обожают Гран-При Америки. И они не исключение. Здесь совсем другая атмосфера, бесконечное множество развлечений на любой вкус и цвет, а главное много штатов, городов и людей, среди которых легко затеряться. Здесь ничего не стоит сначала помахать публике в том месте, где тебя ожидают увидеть, а потом просто исчезнуть. А если всё хорошо рассчитать (а рассчитывать они научились виртуозно), то можно урвать для себя несколько драгоценных часов. От того они хватаются за возможность полететь на игру NBA. Остин переполнен болельщиками, их подстерегают на каждом углу, туда съехались со всех концов страны, в то время как в Милуоки вряд ли осталось много тех, кто знает их лицо, особенно в штатском, особенно в масках. Никто не делает из их присутствия на открытии чемпионата тайны, и та часть фанатов, которая лично постелила бы им постель, ликует, что они наконец-то появились где-то вместе. Это им на руку - любая публичность сейчас равна возможности скрыться потом. Игра им интересна, но Пьер все равно ловит себя на мысли, что постоянно смотрит на часы. А Шарль рядом с ним нервно теребит маску. Они оба уже не помнят, когда последний раз были вместе вне гоночного уикенда. Пьер позволяет себе немного отпустить ситуацию - словно подросток в кинотеатре протягивает руку на спинку соседнего кресла, пока все взгляды прикованы к баскетбольному матчу. Он мягко проводит пальцами вдоль линии шеи Шарля, чуть сжимает его плечо. В ответ получает пинок коленкой по коленке и подмигивание. Каждое движение длится лишь секунды, но буквально заменяет дыхание. И позволяет дождаться долгожданной свободы. Никто не знает, что после игры они берут такси за наличные и едут в самый обычный пригородный мотель. Место, где вряд ли кто-то поинтересуется их документами. Деньги решают многое. В машине их разделяет пара десятков сантиметров. Лицо Шарля освещает экран телефона, Гасли прекрасно знает - он общается с Шарлоттой. Она большая часть мира Шарля Леклера, и Пьер принимает эту часть вместе с ним. Мир автогонок - мир богатых успешных людей, которые толерантны, лишь когда это выгодно. Они оба убеждены - никто не будет готов сейчас поддержать их животрепещущий каминг-аут. Поэтому они лишь лучшие друзья, а личная жизнь у каждого своя. Разве что Шарлю гораздо легче это дается. Он как будто был рожден для того, чтобы блистать на идеальных фотографиях с идеальной девушкой. Пьер не ревнует. Ему вообще не до этого. У него сейчас цели только в гоночном мире. Вернуться в Ред Булл? Доказать, что Ред Булл вообще не достоен его? Он пока не определился. Но на романтику времени нет. Поэтому он не афиширует девушек, которые приходят и уходят, даже если о них начинают писать статьи. На ревность к Леклеру времени тоже нет. Да и повода нет. Они не принадлежат друг другу. Шарль, тем временем, убирает телефон и не глядя на Пьера касается его ладони, дожидаясь, пока он сожмет его пальцы. Впрочем никому другому они тоже не принадлежат. Номер мотеля большой, но пустой. Обои на стенах отклеиваются, на окнах занавески в цветочек. Телевизор огромный и квадратный. Кровати разделяет тумбочка (Шарль ухмыляется, доставая из нее Библию) - всё как в кино. Им требуется немного времени, чтобы заселиться - принять душ, сдвинуть кровати и открыть по бутылке пива. Всё это обыденно, словно и не было пандемийных месяцев, не позволявших им подобные вылазки. Словно нет вообще ничего, что мешает им быть вместе. Они давно уже не обсуждают то, что происходит между ними. Ментально они близки постоянно. Физически крайне редко. Оба не допускают лишнего там, где нельзя. Оба ищут способ найти, где можно. Пьеру нравится комфортная тишина и их безумный смех, и даже злость, тоска и обида, которые они разделяют. Он подозревает, что так должна выглядеть семейная жизнь. Иногда он думает, что для пилота гоночного болида это она и есть. После того, как они разделяют фаст-фудную трапезу (еще одно маленькое неповиновение реальной жизни), захваченную по пути в единственном на несколько километров кафе, Пьер валится на кровать и щелкает пультом, выбирая какое-то шоу про музыку и умеющих петь людей. Шарль ложится рядом, устраиваясь на его груди. Гасли касается его обнаженной кожи, ведет по ней кончиками пальцев, заставляя появиться мурашки. - Я устал, - шепчет Шарль, и непонятно, говорит он о сегодняшнем дне или общей ситуации. - Я знаю, - Пьер касается губами его виска. Низ живота сладко тянет, каждое лишнее прикосновение вызывает совершенно логичное и давно знакомое желание. Хочется просто повалить Шарля на спину и накрыть своим телом, но он сдерживается. Им нужно время, чтобы выдохнуть. - Поспи, - он накидывает на него тонкое одеяло. - Я люблю тебя, ты знаешь, - Шарль чмокает обнимающую его руку и засыпает почти мгновенно. Это признание давно не ново, на него не требуется ответа. Пьер совсем не хочет закрывать глаза. У них мало времени, и жаль терять его. Но он тоже очень устал. Он вспоминает, как поставить допотопный телевизор на таймер, и пытается вникнуть в то, кто и что поет. Пытается поверить, что это обычный вечер, в который любимый человек рядом, сопит на его груди. А завтра утром за чашкой кофе они обсудят, кто же прошел в следующий тур. Кажется, что картинка в голове меняется за секунду. Он почти ощущает жар, исходящий от болида, хотя сам в этот момент в гараже Альфатаури и ему ничего не угрожает. На трассе горит несколько машин, и никто не говорит ему, кто среди участников этой катастрофы. Следующим кадром его крепко держат за руки, не пуская выбежать на трассу. Он пытается дышать, но воздуха не хватает. Шарль теребит его за плечо. - Шшш, это просто сон. Пьеру требуется несколько мгновений, чтобы осознать, где он. Прохладный воздух развевает дурацкую цветочную занавеску. На видавшем виды столе горит лампа. Телевизор погашен. Он так и не узнал, кто вылетел из состязания. Он так и не узнал, кто горел на трассе. Шарль смотрит на него обеспокоено. - Просто сон, - повторяет он. - Да, - сердце все еще стучит слишком быстро, но страх уже полностью ушел. Он знает нескольких человек в паддоке, которых преследуют такие кошмары. Никто из них не боится своей смерти, но каждый боится чьей-то. - Прости, что разбудил. Шарль улыбается. И эту улыбку Пьер знает ну очень хорошо. - Да нет, ты вполне дал мне выспаться. - А ты мне видимо не дашь? - от одного предвкушения перехватывает дыхание. - Я дам тебе то, что захочешь, - в полутьме глаза Леклера совсем темные. Он прикусывает губу. В такие моменты у Пьера не остается никаких сомнений в том, почему юный принц Феррари так быстро собрал вокруг себя изобилие спонсорских брендов - он способен продать всё. Если придется, даже самого себя. Шарль воспринимает его молчание как призыв к действию - прикасается, долго влажно целует шею, мягко ведет пальцами по груди, касаясь сосков, и дальше вниз к выступающим косточкам. А затем ныряет ладонью под резинку трусов. Пьер удовлетворенно прикрывает глаза. Он не знает, что чувствует Шарль, но знает, что для него самого эти прикосновения не сравняться ни с чьими другими. Шарль ласкает его пальцами, а губы между тем отрываются от шеи и повторяют весь путь - грудь, косточки, лобок. - Я так соскучился, - выдыхает Пьер. Это еще одно утверждение, не требующее доказательств. Он инстинктивно подается навстречу, когда Шарль устраивается между его ног. Прикосновения его языка властные и удивительно точные, словно Леклер носит в памяти всю его анатомию. И Пьер позволяет себе запустить пальцы в его волосы, не направляет, просто ерошит. Он чувствует, что этого может быть вполне достаточно. Но Шарль, наигравшись с головой члена, выпускает его изо рта, облизывая губы. И Пьер делает то, чего так долго ждал - притягивает его к себе, а потом валит на спину. Он осторожен и бесконечно нежен. Он знает все уязвимые места любовника и задерживается на них максимально долго. Член Шарля подрагивает, и он нетерпеливо трется о простынь задницей, совершенно недвусмысленно намекая на более активные действия. Пьер знает, что он предпочел бы быть прижатым к стене. Собственно когда-то давно их столь редкий секс был всегда страстным, но со временем мягкость стала важнее, по крайней мере для Пьера. А поскольку сегодня Шарль выдает ему карт-бланш, он этим пользуется. Леклер с неохотой отпускает его с кровати. Он приподнимается на локте, застывая в откровенно прекрасной позе, и Пьер не без удовольствия разглядывает его. Смазка в рюкзаке находится легко, и он победно демонстрирует ее Шарлю. - На тебя всегда можно положиться, - улыбается тот. - Хотя могли бы и обойтись. Пьер фиксирует - в следующий раз нужно определенно прижать к стене. - Мне хочется позаботиться о тебе, - всё же отвечает он. И теперь уже замедляется более чем намеренно, растягивая Шарля медленно, заставляя насаживаться на собственные пальцы. Ему самому уже сложно сдерживаться, но слушать возмущения на родном языке - что может быть прекраснее? - Ты слишком заботишься, - цедит сквозь стоны Шарль. - Или хочешь, чтобы я так кончил? - Не сегодня. Пьер целует его во влажный от пота загривок, прежде чем наконец войти, и стонет сам от всего сразу - физической узости, стопроцентной близости и ощущения правильности. Шарль под ним на мгновенье затихает, позволяя Пьеру самому выбрать ритм, а затем обхватывает пальцами собственный член, подстраиваясь. Гасли вспоминает о том, как эти тонкие пальцы скользят по клавишам фортепьяно, и это трансформируется в какую-то новую сексуальную фантазию, которую он оставит на одинокие вечера. То есть на каждый вечер без Шарля и гонок. Но это не сейчас. Он не прекращает целовать шею и спину Леклер, пока с наслаждением толкается в него. Шарль пачкает простыни первым, и Пьеру хватает этого, чтобы кончить следом за ним. Они укутываются в одно одеяло, прижимаясь друг к другу. - Ты серьезно тащил из Остина смазку? - Вообще-то из дома. Шарль откровенно ржет. - Я сегодня уже говорил, что люблю тебя? Вот за это особенно. - Говорил, - Пьер улыбается, но чувствует, что глаза закрываются, и сильнее прижимается к Шарлю. - Я тоже тебя люблю, если вдруг надо напомнить. На грани сна Пьер радуется, что мир снова дарит им возможности быть вместе. Он засыпает крепким сном без сновидений и не слышит, как Шарль тянется к телефону, чтобы поставить будильник. Любой их побег заканчивается одинаково - они добровольно возвращаются в реальную жизнь. Чтобы начать планировать новый побег.