Снег не тает

— Как вы сейчас себя чувствуете? — спрашивает женщина, миловидно и спокойно улыбаясь. Отвратительно. Хуже и представить нельзя. Хоть вешайся. Но нельзя — он дал обещание. — Намного лучше. Вчера даже разобрался в квартире и выбросил парочку вещей! — уверенно улыбаясь и кивая, отвечает парень. И пытается лишний раз не дёрнуть какой-нибудь лицевой мышцей. Заметят — отправят ещё на один курс терапии. — Отлично. Это очень радует. Вы делаете большие успехи! — улыбаясь в ответ, дежурным голосом подбадривает женщина. — Скажите, вы уже нашли новое жильё? Да. Конечно. Ещё месяц назад, как сосед съехал, побежал к риелтору подыскивать однокомнатную студию. И обязательно с видом на парк. Чтобы пять минут ходьбы — и ты сидишь на мостике у пруда и кормишь уточек. Привязанность к старому дому и вещам? Да вы что? Да как! Да быть такого не может. — Ещё нет. Ищу подходящий вариант с риелтором, но большинство вещей уже упаковал, — он всё ещё продолжает добродушно улыбаться, мол, вот смотрите, со мной всё в полном порядке, и вообще, я к психиатру на чай зашёл. Какое лечение? Я абсолютно здоров. — Надеюсь, вы скоро найдёте хороший вариант. Скажите, а как насчёт кошмаров по ночам? Всё ещё принимаете снотворное? — Пока продолжаю пить, но уменьшаю дозировку. Кошмары... — Он замялся, дергая заусенцы на пальцах. — Бывают. Но уже намного реже и менее яркие. Думаю, ещё немного и пропадут совсем. Доктор напряжённо прищурилась, пытаясь разглядеть ложь под его улыбкой. И, стоит заметить, это было не так уж и сложно. Не бывает просто врать о том, что каждую ночь ты не просыпаешься в холодном поту, несмотря на уже давно перевалившую за дневную норму дозу снотворного. Не просто не видеть перед глазами образ холодного и кровавого, посиневшего от мороза декабрьской воды трупа. Не моргающего, с инеем на длинных ресницах и фиолетовым отливом на щеках. Ох, нет. Не просто улыбаться в лицо доктору, видя мертвеца за его спиной. — Надо будет пересмотреть ваш курс приёма лекарств. Слишком долгое употребление может отрицательно отразиться на вашем здоровье, — задумчиво проговорила женщина, что-то чиркая ручкой в блокноте. — Да, конечно, — кивнул он головой, нервно отведя взгляд в сторону. За окном шёл мягкий снег, падая крупными хлопьями на стекло, и постепенно таял. Снежинки всегда обращались в воду, стоило им хоть слегка коснуться чего-то теплого. Только руку протяни, и вот она уже растеклась в лужицу по ладони. Чудная погодка для начала февраля. Гулять да гулять. И уточек у озера кормить под нелепые истории с чаем в крышечке от теплого термоса. — У меня остался к вам только один вопрос, — вздохнула врач, расслабленно облокотившись на колени. — Сколько ещё вы будете врать? Её взгляд проницательно заглядывал ему в самую душу, высматривая все его потаенные страхи и секреты. — О-о чём это вы? — он напряжённо сглотнул, делая совершенно недоуменное лицо. — Бокуто-сан, у вас слёзы, — безэмоционально, с четкой констатацией факта комментировала врач. — Ах! — Котаро удивлённо подскочил, вытирая влагу с лица. — Может, снег залетел да растаял? Ха-ха, бывает же так, подумать только, — отшучивался он. Вот только ручейки скатывались с лица всё быстрее и обильнее. — Это... Это пройдёт. Вот т-только снег весь растает, и я... забуду. Правда, — Бокуто начал запинаться. Пытался уверить самого себя в этих словах. Придёт весна, он соберётся с силами и уедет в другой дом. Далеко, чтобы больше никогда не натыкаться ни на парки, ни на пруды. Чтобы в жизни больше не видеть снег. — Бокуто-сан, успокойтесь. Сядьте, выпейте воды, — женщина подошла к нему, пытаясь утешить и усадить обратно на диван. Она не была удивлена или напугана. Она привыкла к его постоянным срывам. К стоящему на месте прогрессу даже спустя месяц. И она понимала — после такой ситуации сложно восстановиться и начать жить дальше. А в его случае, может уже и просто невозможно. Бокуто дышал тяжело. Рвано, прерывая громкие вздохи всхлипами, срывая дрожащий голос. — Я не могу... Я пытаюсь! Изо всех сил пытаюсь! Но что вы прикажете мне делать, когда я даже на воду смотреть не могу?! Он везде, понимаете? Во снах, в отражении, в снегу — даже сейчас! Я вижу его и понимаю, что не спас. Как я могу жить после этого? Я обещал... Обещал ещё давно, что, чтобы не случилось, проживу долгую жизнь. Но как... Зачем оно всё теперь? — Слёзы градом лились и впитывались в одежду и наволочку дивана. Руки тряслись, а губы дрожали. Всё его тело колотило, а он зарывался себе в волосы, будто сам себя пытаясь удержать на плаву. Она стояла и смотрела, как Котаро терзался, терял контроль. И осознавала — он мёртв. Тут хоть годовой, хоть десятилетний курс — бессмысленно. Врачи не воскрешают. Сломанное однажды уже не починишь. Деталей не достает. Точнее, детали. Одной. Темноволосой, с зелёными глазами и всегда умиротворенным лицом. *** Прошло две недели с того последнего сеанса. Больше он туда не ходил — довольно с него. Толку от кромсания ещё свежих и не затянувшихся ран никакого. Только хуже становится, ведь заживать рана и не собирается. Он всё ещё почти не выходит из квартиры. Друзья пытались его вытащить. Как-то раз Куроо всерьёз решил силком вынести его за ноги за дверь, но всё бесполезно. Он сидит на кровати, укутавшись в их любимый парный плед и разглядывает его фотографии. Где он безэмоционально смотрит в объектив или вовсе отворачивается, реже — легко улыбается или сердится, а на одной, самой драгоценной, смеётся. Заливисто, звонко и искренне. Это можно услышать, можно почувствовать сквозь поларойдную бумагу. Бокуто улыбается ему в ответ. Но улыбается слабо. Мешают отекшие от постоянных слез красные глаза и уже не способное на другие эмоции лицо. Он часто прокручивает в голове картину того дня. Яркую, слишком перенасыщенную, врезающуюся в память каждой мимолетной деталью. Каждой мелочью, которую нельзя рассмотреть даже под микроскопом. Лёгкий кружевной снег, канун новогодних праздников и собирающийся вечером за продуктами Акааши. Одетый в своё классическое утонченное пальто, в элегантной блузке и идеально сидящих брюках. Такой наряд только на выставки да в картинную галерею, не иначе. А по телевизору идёт самый любимый фильм Бокуто — вроде растёт, а на Шоколадную фабрику Вилли Вонки попасть хочет не меньше, чем в школе. Рядом кружка кофе с маршмеллоу, уютный домашний плед и приглушенный свет — одним словом, идиллия. Сейчас должен вернуться Кейджи, начать заниматься домашними делами, а потом, под твёрдым натиском Бокуто, сдаться и лечь рядом с ним, приобнимая, уткнувшись лицом в тёплую крепкую шею. Вот только Акааши задерживается. Сначала проходит тридцать минут. Потом час. Потом семнадцать пропущенных от Котаро. Звонок полиции. Выход на улицу в одном свитере и тапках. Обход всех окрестностей по несколько раз. А потом крики в парке, около морозного, но не до конца заледеневшего прудика, мимо которого они всегда ходят в магазин. А рядом, прямо на земле возле берега лежит он — отдающий синевой, с инеем на ресницах и фиолетовым румянцем. С зияющим сквозь пальто красным пятном. Глаза закрыты, создаётся впечатление, что он просто уснул. Устал после похода по магазинам. Со всеми бывает. Но парящий по воздуху, танцем падающий снег его выдаёт — не тает. Остаётся первозданными снежинками на лице, покрывая тело будто узором. Бокуто стоит рядом на коленях, пытается разбудить, просит пойти домой — они ведь ещё не досмотрели фильм. Просит проснуться, открыть глаза — сделать хоть что-нибудь. Он слышит, как кто-то кричит снаружи, а потом срывает голос. И продолжает звать. Звать, звать, звать — умолять бога, лишь бы Акааши открыл глаза. Но он не проснулся. Не сказал последнего слова. Не попрощался, не обнял напоследок. Просто ушёл на десять минут и навсегда. Заключение по делу было таким: неизвестные, вероятно в нетрезвом виде, напали на мужчину двадцати семи лет, пырнули ножом в бок, задев жизненно важные органы, украли деньги и ценные вещи, после решили избавиться от тела в водоёме — следствие зашло в тупик, преступники не найдены, достоверных улик нет. Но заключения для Бокуто не было. Его невозможно написать. Нельзя просто взять и вручить документ "К дальнейшему существованию не пригоден. Сердце ремонту не подлежит". Его отправили на психологическое обследование. Даже прикрепили к психологу и психиатру. Даже провозились с ним почти два месяца. Но не помогло. И не поможет. Пройдут года, он наконец-то переедет в другой город по совету психиатра, найдёт новую работу, приведёт себя в порядок, только вот... Всё ещё будет смотреть в небо на летящий снег. Протягивать к нему руку и понимать, что капли на ладони — это не те растаявшие снежинки. Снег не тает. Он видел.