Эшу снится сон

Эшу снится такой прекрасный сон. Эшу снится Токио. Его темное небо, изрезанное небоскребами, совсем не такими, как в Нью-Йорке. Японские небоскребы выше, острее, ярче. Красивее. Эшу снится океан. Лазурно-голубой, с тихим шелестом прохладных волн и криком чаек. Его за руку держит брат и беззаботно улыбается, прищурив глаза. Эшу так хорошо. Внутри разливается тепло, а на душе спокойно и радостно. Эшу снится гора Килиманджаро. Ветер завывает, закручивая снежные вихри, но все равно не может сбить сильное тело леопарда, взбирающегося к самой вершине. Эшу страшно, Эш так волнуется за этого волевого, упрямого, дикого зверя. Эш видит солнце, выглянувшее из-за туч, и сверкающий в его лучах пик. Эш хочет смеяться от радости, потому что леопард добрался до своей цели и теперь смотрит на восход. Эшу снится темнота и странный нарастающий гул. Словно поезд приближается. Эш пытается найти источник звука, но не может. Эш в замешательстве. Эш в метро. В глубине тоннеля брезжит свет, стремительно приближаясь. Мимо проносятся обшарпанные вагоны, но его не обдает сухим и душным воздухом подземки. Его пробирает до костей холод. В окнах мелькают знакомые лица. Шотер улыбается так же самоуверенно, как запомнил Эш, Скип машет ему своей маленькой ручкой, Женя испуганно смотрит, будто призрака увидела, отец… отец сдержанно кивает, брат смотрит осмысленно и тепло, девочка, которая нравилась ему в четырнадцать, смущенно отворачивается, а потом лиц становится слишком много, мелькают знакомые и незнакомые черты, убийцы, убитые, знакомые, случайные, все — мертвые. Эш дрожит. Эш не видит маму. Эшу снится свет. Он яркий, почти слепит. Эш слышит чей-то плач, как будто рыдает младенец. Эш чувствует запах молока и дерева. Эшу так тепло. Сквозь детский плач слышен нежный, но сильный голос. Голос напевает какую-то песню. Эш не может разобрать слов, но голос такой прекрасный, убаюкивающий. Эш чувствует прохладные руки. Чьи-то пальцы нежно перебирают его челку. Лба касается что-то теплое и мягкое. Губы? Кому понадобилось целовать его в лоб? Эшу снится мама. Эш не хочет просыпаться. Эш чувствует притупленную боль, сухость во рту и тяжесть в голове. Эш слышит мерный писк и свое хриплое дыхание. Эш вдыхает приевшийся запах больницы и еле уловимый — Эйджи. Эш думает, что он все еще спит или у него окончательно поехала крыша и начались галлюцинации, потому что Эйджи далеко, Эйджи не для него, Эйджи в Японии с семьей и наверняка не жалеет, что наконец уехал. Наконец вернулся домой, туда, где и должен быть, туда, куда идеально вписывается. Туда, куда Эшу с его поломанным телом и душой путь заказан. Там нет места для его боли. Но Эшу почему-то впервые за долгое время не больно. Так было только давным-давно в детстве, так было с Шотером и Скипом, так было с Эйджи. Он пытается отринуть эти по-детски наивные мысли, задушить глупую надежду на корню, надежду, что Окумура остался здесь, в Америке, с ним, чтобы и дальше забирать его от боли, прятать от прошлого и дарить настоящее. У Эша немного затекла рука, но он боится ею пошевелить, чтобы не спугнуть робкое тепло, расползающееся по телу от кисти. Кто-то сжимает ее. Эш с трудом разлепляет веки и медленно, спросонья скашивает взгляд вбок. Видит темную макушку и мягкий профиль. Даже если это сон или галлюцинация, Эш просит всех богов, чтобы это не заканчивалось. Чтобы Эйджи не отпускал его ладонь и продолжал тихо и так умиротворенно дышать, иногда морщась, и смешно тереться носом о больничные простыни. У Эша спирает и так неровное дыхание, сердце ускоряет свой ритм, из-за чего кардиограмма приходит в почти безумие, а рука начинает отчаянно дрожать. Эш пытается успокоиться, чтобы не разбудить такого расслабленного, такого уютного, такого нереально близкого Эйджи, но ему не удается справиться со своим телом. Оно опять предает его в самый неподходящий момент и перестает слушаться: ладонь дергается и пальцы сжимают теплую руку Эйджи. Переплетаются с его пальцами. Держат крепко. Эйджи вздрагивает и разлепляет глаза, трет их свободной рукой и как только что прозревший котенок смотрит на Эша. Удивленно и доверчиво. Вдруг в его взгляде мелькает понимание, и он улыбается так широко и ярко, что у Эша в груди все сжимается и горит, а губы сами собой растягиваются в ответной улыбке. Немного скованной. Всегда искренней. Всегда для него. Эйджи подается вперед и аккуратно, почти невесомо обнимает Линкса, боясь потревожить рану на животе, но Эшу достаточно и такого легкого касания, чтобы ощутить тепло. Ощутить надежность и безопасность. Ощутить спокойствие и трогательность. Ощутить любовь. И раствориться в этих ощущениях. — Как хорошо, что ты проснулся, Эш… — шепчет Окумура, и его голос предательски надламывается. Эш не отвечает. Эш жмурит глаза, закусывает губу и зарывается лицом в плечо Эйджи. Стискивает его так крепко, как может, и замирает. Эйджи медленно гладит его по спине и волосам. Эйджи все понимает. Им никогда не были нужны слова, чтобы знать, что это не сон.