5 утра

для донхёка, возвращаться домой зимним вечером – всегда было чем-то необычным. когда эмоции покинули его на добрую свою половину, он стал искать радости в мелочах и пытаться восстановиться, не понимая, что таким способом, это не сработает. он выдавливал из себя смех и слезы, а после укутывался в шарф, кажется, из синтетики и подскальзывался на кафеле около входа здания своей работы. ему было больно физически, а радость от чего-то теплого он испытывал морально, хоть на улице было около двадцати градусов мороза. вечером двадцать шестого декабря, когда спать хотелось неимоверно, а в руках был пакет с банкой мороженого и какими-то домашними острыми огурцами, он чувствовал себя по особенному. день в принципе от начала до конца ощущался по особенному, как будто донхёк живет первый день; как будто ему не в привычку вновь и вновь здороваться со своей соседкой по лестничной площадке в продуктовом магазине; как будто ему чуждо топтаться на месте, когда автобус задерживается на долгие четыре минуты; как будто ему впервые приходится пытаться размять холодные от мороза пальцы, которые уж совсем не слушаются. донхёк задумывается, что у каждого есть такие особенные дни, возможно и часы. у каждого есть тот промежуток, кусочек времени, когда так сильно испытываешь эмоции, что порой начинаешь плакать. донхёк не плачет, но, кажись, на грани. он понимает, что во время того, как он подходит к своему дому, заходит в лифт, вводит пинкод своей квартиры и входит внутрь, у других людей тоже что-то происходит. кто-то звонит своему любимому человеку, в надежде наконец таки признаться в своих чувствах, а после получить жесткий отказ; кто-то готовится к экзамену, который в будущем может решить всю твою судьбу; кто-то решает что приготовить на ужин, ведь мясо и рыбу хочется одинаково сильно; кто-то едет в аэропорт и понимает, что с этой секунды начнется новая глава в его жизни; кто-то гладит кота и не понимает, что ему делать дальше; а кто-то, например донхёк, впервые забывает о том, что он, вообще-то, все еще влюблен. и впервые не звучит на светлую и теплую квартиру, домашнее и громкое «я дома», потому что донхёк думает о том, что марк ведь и так слышал, как открылась входная дверь, как скинул с себя промокшие насквозь кроссовки младший, и как тихо он прошел на кухню с шуршащими пакетами. и марк действительно все это слышит, только вот впервые не выходит на шум шуршащих пакетов, впервые не целует и не обнимает донхёка спустя столько часов разлуки, и он впервые надевает наушники дома полностью, именно оба, потому что знает, что донхёк больше не будет звать к себе по мелочам. и донхёк впервые за двоих что-то чувствует, и это, кажись, не похоже на зимний вечер после работы. это, скорее, похоже на осознание. ли вертит эти слово и понимание на языке, перебирает и представляет еще раз, когда понимает, что это не похоже на то странное «боль». теперь донхёк готовит на ужин рыбу, потому что почувствовал, что захотелось ему именно так. доедает и впервые не зовет марка поесть даже после него. он знает, что марк чувствует запах ужина и точно скоро придет, только вот младшему впервые не хочется его терпеливо ждать на кухне, он впервые уходит в гостиную, включает итальянский сериал с субтитрами и открывает банку мороженого с ванилью, впервые не надеясь, что завтра у него не заболит горло. банка мороженого затягивается до четырех часов утра и пятидесяти трех минут. итальянский сериал хочет закончиться уже два раза, вот только донхёк не дает, продолжая включать новые серии по очереди и думая, что все как обычно. потому что он так чувствует. он слышал, как марк забрал с кухни подогретую рыбу и ушел в их спальню, закрыв дверь на замок, кажись. донхек не знает, зачем он так с ним, но понимает, что поступил бы точно так же. донхёк выключает телевизор через четыре минуты и трет глаза, после пялясь в узорчатую стену. он помнит, как они ругались с марком, когда выбирали эти обои. донхёк как всегда оказался победителем. даже сейчас, когда он подходит к закрытой двери и буквально дышит в нее, не совершая ни единого движения, он чувствует, что остался свыше марка. он чувствует, когда марк открывает ему дверь спустя две минуты и дает пройти внутрь, сам усаживаясь напротив открытого нараспашку окна. ему в лицо дует мороз, а марк смотрит в телефон и почему-то не спит. спрашивать почему так донхёку не хочется. он садится рядом и улыбается, когда замечает фотографию ренджуна — друга донхёка — на обоях марка. и он чувствует, как ничего не чувствует. марк убирает телефон и смотрит на его лицо, впервые не желая расцеловать его до заметных следов. он лишь снова кидает взгляд на часы около кровати и выдыхает. пять утра. у них, наверное, соулмейтство внутри проснулось, раз они буквально читают мысли друг друга. донхёк рассказывает ему про это волшебное время, когда он впервые почувствовал себя по особенному и чувствует тепло, когда марк начинает улыбаться. марк же ему пересказывает его мысли о том, что могут делать люди в это время, как же все-таки это — чувствовать себя по особенному. они оба решают разобраться.  — а что будем делать мы? в голосе донхёка не слышится ничего, кроме чувств, которые когда-то давно он зарыл в себе глубоко и надолго. марк это ощущает, но не берет донхёка за руку.  — мы будем учиться отпускать. и донхёк с ним согласен. согласен настолько, что ему хочется прямо сейчас начать учиться, ведь ему это надо. надо понять, в чем главная суть этого действия. только есть еще одно «но».  — а что если у нас не получится? марк снова поворачивает голову в сторону младшего и теперь уже видит ответный взгляд на себе. уголки губ обоих чуть приподнимаются и находятся близко к друг другу, когда начинает ощущаться общее равномерное дыхание.  — получится. точнее, у тебя уже получилось, донхёк. младший слышит это так, будто сказал это сам, чувствуя это на собственных губах. он прикрывает глаза и улыбается, ощущая тепло на устах, ощущая то, к чему он так долго стремился. донхёк открывает глаза и видит свою спальную комнату, только теперь уже с однотонными обоями, но с теми же часами около кровати в виде львенка. 05:01 марк не соврал, у донхёка получилось.