В Петербурге — любить

Тем летом июль выдался невыносимо жаркий, что сильно ударило по жителям не только Москвы, но и всей России. Люди старались как можно больше времени проводить дома, за плотными тёмными шторами, закрытыми дверьми и окнами, прячась от раздражающего солнца. Карамельно-золотые лучи проникали всюду, оставляя горячие веснушки на детских лицах, покрывая кожу отчаянных дачников ровным бронзовым загаром, согревая (а вернее сжигая) всех и вся. В Настоящей Московской Библиотеке жару переносили не сказать, чтобы стойко. Саша Алиновский почти выл, расплавляясь на ярком солнце и в Библиотеке старался не появляться вовсе: в их с Соловьём квартире намного прохладнее чем в душных учебных помещениях. (Душно там было из-за жары или из-за преподавателей и студентов — Саша не уточнял). Ужасно тактильный Соловей тоже эту жару вынести не мог, хотя ни тепла, ни холода, персонаж не чувствовал. Просто в +35 Шура не горел желанием обниматься и даже спать в обнимку отказывался, что Артура по-детски расстраивало. Изредка книгочей тянулся к возлюбленному, долго и глубоко целуя, в качестве компенсации, так сказать. Антон Варчук особенно раздражался солнцу: то ли потому что оно было горячее его, чем задевало его самолюбие, то ли и так жаркий, в буквальном смысле огненный, Антон от жары ещё сильнее расплавлялся. Матвей, справляющийся с жарой с помощью полётов вокруг Библиотеки (всё-таки, когда ветер бьёт в лицо и всё быстро-быстро проносится мимо, становится чуть лучше), считал, что верный вариант всё-таки первый. Инга совсем была на себя не похожа: пряталась целый день в комнате или в прохладных подвалах (куда почти переехали все студенты и студентки, чтобы пережить жару). Никто Шелковиц и не осуждал. Кому захочется бегать во время почти апокалипсиса? Женя, Зоя и Рита, кстати, в этих подвалах целыми днями сидели, а что на улице делать-то? Часто к ним присоединялась Тама, которой всё-таки иногда приходилось возвращаться к семье. Девочки играли в карты, настольные игры, смотрели сериалы и фильмы, таская холодный лимонад и мороженное. Казалось, они были единственными по-настоящему счастливыми в моменты адового пекла. Для Тамы вообще жара была счастливым временем, потому что плесень на разных продуктах, предметах, в разных местах, развивается быстрее. Зоя уже вообще ничему не удивлялась, поддерживая любой заскок и любое желание своей девушки. Умилённо целовала Тамару в висок и шла на поиски ещё одного экземпляра для коллекции. Ангелина вскипала: с приходом таких запредельных температур, в Библиотеке всё почти остановилось. Книгочеев из Библиотеки выгоняли с огромным трудом и скандалами. Ну никто же не будет гоняться за каким-нибудь сошедшим с ума единорогом, когда солнце жарит как в аду. Сама Ангелина Евгеньевна сменила строгие костюмы на лёгкие длинные платья, что, надо признать, делало её ещё более очаровательной. Однако, работала она исправно и поэтому не ломалась из-за нытья её подопечных, безжалостно заставляя их работать, работать и работать. Но вот когда на пороге её кабинета появились Соловей и Шура, с подозрительно сладкими выражениями лица, Ангелина уже была готова сквозь землю провалиться. С остальными проблем было достаточно, а эти герои-любовники из-за своего конфетно-букетного периода совсем позиции сдали. Были (и оставались) сильнейшими книгочеями, а теперь в их, вроде как, светлых головах мысли только о том, как бы поскорее прийти домой и остаться наедине, поцеловаться в каком-нибудь укромном уголке Библиотеки, сходить на свидание и вообще о чём угодно кроме дежурств. —Ну? Чего замерли-то? Проходите, чем ещё меня хотите «обрадовать»? —проговорила Ангелина голосом таким же нежным, как звук молотка, бьющего по наковальне. Очень сильно хотелось закурить или выпить, но в девять утра пить не положено, а курить перед почти-сыном и его парнем — дело гиблое. Поэтому ни закурить, ни выпить Ангелина не могла и грустно вздохнула, устало потирая пальцами виски. Артур и Саша — первый вприпрыжку, второй будто стесняясь — прошли к креслам и уселись, под тоскливым внимательным взглядом главы Библиотеки. —Мы тут с Шурой подумали, — начал как-то чересчур смело и бодро (даже для самого себя) Соловей, вызвав лёгкое недоумение на лице собеседницы — мы хотим в Петербург на недельку съездить. —Вы, прости господи, что? — Ангелина подавилась воздухом и резко выпрямила спину, хлопнув рукой по столу. Вопиющая наглость! Они мало того, что не работают, постоянно или просыпают, или уходят раньше времени. Да они больше заняты друг другом, чем безопасностью, а теперь ещё и хотят в отпуск на «недельку»! Это всё гневной тирадой Ангелина выдала испуганно дёрнувшимся голубкам. Саша и Соловей переглянулись и изобразили жалобные моськи. — Ангелина Евгеньевна, ну отпустите нас пожалуйста, — наконец голос подал и Александр. Надо заметить, он всегда был очень убедительным, уговорить кого-то Саше было легко, но он этим никогда не пользовался. Однако эту Шурину особенность Ангелина прекрасно знала и потому, была полностью готова отражать все аргументы и атаки — Я так давно в родном городе не был. А Соловушка вообще никогда Петербург не видел. Ну хотя бы несколько дней, мы потом будем исправно работать, обещаем! — Ангелин, ну ты будто сама никогда молодой не была, — с усмешкой и иронической улыбкой проговорил Артур. Да, он как никто знает, что там у Ангелины в молодости было. Она презрительно изогнула бровь — вот, когда ты с тем мужчиной, Владимиром, если я не ошиба— — Ой, да ну вас, — краснея, прервала эту невероятную историю Ангелина — езжайте в своё свадебное путешествие, четыре дня вам даю. Всё мне потом отработаете, лодыри, — Соловей радостно вскочил со стула и поцеловал женщину в щёку, перегнувшись через стол. Саша же только тепло улыбнулся, благодарно смотря на директрису. — Спасибо, о, прекраснейшая! — Артур отвесил шутливый поклон и почти пританцовывал на месте. Ангелина поднялась из-за стола, намереваясь выпроводить сладкую парочку за дверь, Шура подошёл и осторожно пожал ей руку, почему-то этот жест у Ангелины и Саши проскакивал очень часто. Наверное, им обоим нужно было время, чтобы смириться друг с другом, а рукопожатие в этом как раз помогало. — Спасибо, Ангелина Евгеньевна. Мы всё отработаем, я лично вам обещаю, — Саша улыбался редко, при Ангелине — почти никогда. Однако в тот момент, на его лице играла счастливая улыбка. Ангелина слабо улыбнулась в ответ, немного притянув книгочея к себе и обняв за плечи. — Верю, Шура, — она чуть взлохматила седую чёлку и снова вернулась за стол, под недоумённый взгляд Александра — Всё идите, мужья несчастные, пока не передумала! Артур отправил Ангелине воздушный поцелуй и счастливый скрылся в коридоре. Алиновский, всё ещё ошарашенный действиями Ангелины, не спеша двинулся к выходу, тепло улыбнулся и махнул женщине на прощание, быстро закрывая дверь. По коридору шёл медленно, пока рядом подпрыгивал от переполняющих его эмоций Соловей, в голове крутилась только одна мысль. Вернее теплившаяся надежда на то, что их взаимоотношения с Ангелиной начали налаживаться. Отъезд был назначен на две недели вперёд, чтобы успеть билеты на поезд купить. Проходить через двери и Саша, и Соловей наотрез отказались. Первый, потому что предпочитал традиционные методы и хотел отдохнуть от книгочейства хотя бы пару дней, второй, потому что хотелось почувствовать эту романтику («— Соловей, какая в «Сапсане» может быть романтика? —Самая настоящая, Ангелина!») и сладость от предвкушения прибытия, надежд на хорошую поездку и море воспоминаний. Провожать нерадивых путешественников поехала сама Ангелина. Знает ведь их, может быть Соловей и прожил на земле больше пятидесяти лет, может быть Саше и минуло двадцать два на прошлой неделе, но всё-таки, их ментальный возраст сумарно составлял лет семь, никак не больше. На вокзале было многолюдно и шумно. Кто-то встречал друзей, кто-то прощался. Вокзалы всегда вызывали у Александра какую-то непонятную светлую тоску. Люди расстаются, но ведь разлука обязательно кончится встречей. Или наоборот, встреча приближает время расставания, так и к чему тогда весь этот круговорот? Видеть счастливых людей Саше нравилось, разглядывать их, видеть радостные слёзы. Вот перед ними девушка с парнем обнимаются и плачут. Может они встретились после длинной командировки, отпуска или учебы? Может парень просто уезжал на выходные к родителям в другой город? Кто там их знает, но следы от помады на смуглой щеке, блестящие светлые глаза, любовь в каждом прикосновении! Саша рад за них, а ещё рад, что ему с Соловьём никуда расставаться не надо. Вот он — чувственный и настоящий, сидит рядом, держит Шуру за руку, увлечённо разглядывая всё вокруг. Смотреть на такого Артура крышесносно, Саше хотелось выбросить голову в окно, а может быть даже и сердце. Хотя, второе, выбросить он, конечно, не мог, потому что Сашино сердце уже давно было у Соловья и тот хранил его как самую главную драгоценность в его жизни. Время неумолимо приближалось к отбытию, поэтому небольшая компания двинулась к поезду, в поисках нужного им вагона. Эти самые вагоны казались бесконечными, Саша заметно так напрягся, когда понял, что нужный им почти в самом конце. Люди мельтешили туда-сюда, задевая друг друга сумками и чемоданами, под ногами путались дети, все куда-то торопились, пытаясь не опоздать «куда-то». Да, где там это «куда-то»? Для каждого это «куда-то» своё и несомненно самое важное во всём мире. Артур первый добрался до вагона, занимая место в небольшой очереди, образовавшейся на входе. Ангелина ещё раз обняла своих путешественников, поцеловала Соловья в висок и даже Шуру не оставила без нежностей, одарив его коротким поцелуем в макушку и смешливым взглядом. И разумеется, попросила позвонить, когда они прибудут на съемную квартиру. —И магнитики нам привезите! — крикнула она в след. Ангелина ещё долго стояла, пока поезд не исчез из виду, посылая воздушные поцелуи и улыбаясь. Да, в конце концов, пусть отдохнут. И Саше, после того инцидента, и Соловью, работающему на износ столько лет, этого отдыха явно не хватало. «К тому же, — думала Ангелина — может отдохнувшие они лучше работать начнут?». Уходила почти последняя из провожающих и почему-то заплакала в такси. Мысленно ругала сама себя: ну они же вернутся скоро, это же не навсегда! На самом деле смириться не могла, что её Соловей уже взрослый, уже сам путешествует, уже отдельно живёт, уже у него есть молодой человек и они по настоящему счастливы. Ангелина Артура любила безмерно и вот это «взрослый» почему-то выглядело как крест на могиле их совместного прошлого. А ведь и Ангелина давно не девочка, ей уже слишком давно не девять и на висках проступает седина. Для неё Соловей как сын, они семья, самая настоящая. А теперь в эту семью надо было принимать ещё и Сашу. Странного, непонятного, по-началу такого чужого. Если бы год назад Ангелине сказали, что Саша будет для неё почти таким же сыном и родным человеком, как Артур, она бы рассмеялась в лицо. А ведь дело было в том, что Ангелина и Шура слишком похожи. Они одинаково разбиты и одинаково одиноки. И у неё и у него не было семьи до появления Соловья, а теперь они все появились друг у друга и наверное, стоило держаться всем вместе. Ангелина шмыгнула носом, вытирая слезу. Водитель, не обращая внимания на женщину на заднем сиденье, подъезжал к Библиотеке. Поезд стремительно набирал скорость, оставляя позади громкую и шумную Москву, пролетая леса и населенные пункты, позволяя вдоволь насладиться красотами нашей большой и необъятной. Соловей, стоило только поезду тронуться, оставил ярко-зелёные шлёпки на полу и поджал ноги под себя, едва уместившись в тесном кресле. Саша на эту картину смотрел с невообразимым и чарующим умилением. Надо же было так сильно влюбиться? Да и в кого, боже мой! В персонажа, даже не в настоящего человека! — Шура-а, — глупо протянул Артур стараясь одновременно быть ближе к Алиновскому и любоваться видами за окном. Шура убрал подлокотник, разделяющий их и позволил Артуру улечься себе на колени, подкладывая ему под голову свою толстовку (чтобы было мягче и удобнее). Соловей от счастья почти замурлыкал — А расскажи как там… в Петербурге? Саша на мгновение задумался. Что он скажет? Как можно объяснить эту красоту словами? — Знаешь, Соловушка, его лучше один раз увидеть, чем миллион раз услышать. Ты же знаешь, я всё детство в детском доме провёл и смотрел на город, так сказать, с низу, с самых страшных и грязных его углов. Но люблю я Питер так сильно и за его архитектуру, историю и искусство, и за грязные многоэтажки и за погоду. Вот мы приедем, ты сам убедишься, что невозможно любить его меньше. — Проведешь мне экскурсию? — Артур зажмурился от яркого солнца, лучи которого мягко щекотали его светлую кожу и такого настоящего, открытого Шуре почему-то ужасно хотелось поцеловать. Он почти сделал это, но вовремя опомнился, вспоминая, что в родной России-матушке люди разные живут и по-разному к поцелую «Александра и Артура» отнестись могут. Приходится сдерживать свою страшную влюблённость. Всю дорогу Соловей глядел в окно, иногда радостно указывая Саше на какие-нибудь домики, заборы, растения или животных, особо захвативших внимания персонажа. По очереди они рассказывали истории, которые почему-то вспоминали. Саша про жизнь в Питере и знакомство с Ингой. Артур про детство Ангелины и о том как вообще было жить рядом с «русской принцессой». Шура смеялся, проникаясь к Ангелине всё большей и большей нежностью. В глубине души, ему очень хотелось, стать с ними настоящей семьёй. Ходить вместе отдыхать, в кино или театр, пить чай вечерами, рассказывая последние новости и делясь секретами. Очень хотелось, чтобы можно было доверять кому-то наконец, чтоб без осуждения и придирок. Саше ужасно хотелось семью и осознание, что она у него постепенно, аккуратно, кирпичик за кирпичиком, выстраивались, разливало счастье и тепло по его телу. К концу поездки Соловей даже немного задремал и Саше пришлось его будить любимым Артуровским методом: —Проснись и пой, солнышко! — чуть громче чем следовало бы сказал Саша. Какой-то мужчина сидевший на соседнем кресле косо взглянул на пару, покачав головой. Алиновский этого не заметил, целуя возлюбленного в нос — Солове-е-ей, вставай, мы уже почти приехали. Соловей подскочил мгновенно, всматриваясь в окно, думая, что же там покажет ему Петербург. Постепенно люди вокруг начали собирать свои вещи, готовясь к выходу. У Саши и Соловья всего одна сумка на двоих, чего еще надо на четыре дня? Поэтому они не сильно волновались о ней, но вылезти из поезда уже хочется как можно скорее. Саше встретить родной город не терпелось, радость отдавалась громким звоном в ушах и «тудух-тудух» в груди, наверное, Алиновский ещё и побледнел, потому что стоило им подняться со своих мест и двинуться к выходу из вагона, как Соловей подхватил друг под руку: —Шур? Шура? Ты в порядке, — Алиновский расплылся в счастливой улыбке. Он в порядке. Он великолепно. Он в самом прекрасном городе на планете с любимым, самым драгоценным, человеком (даже если не совсем человеком, то что с того?). Саше хотелось смеяться и танцевать, целовать Соловья в нос, щёки, ловить его губы и зарываться в золотые волосы. От счастья хотелось плакать или выпить и Саша, обычно такой сдержанный, набросился на Артура с крепкими объятиями, стоило им только выйти из вагона. Соловей сдавленно ойкнул, но позволил Александру покрепче притянуть его за шею, а сам сомкнул руки на Сашиной талии. Московский вокзал был куда лучше Ленинградского, Соловью он больше понравился. Гораздо спокойнее, люди улыбаются, жизнь как будто другая, не такая как в Москве. Саша отстранился и виновато улыбнулся глядя в золотые глаза Артура, только рассмеявшегося подобной выходки своего парня. Одной рукой Александр взял сумку, второй ухватил Соловья под руку покрепче и они вдвоём двинулись к выходу. Саша и Артур уверенно лавировали между людей, пассажиров и провожающих, хмурых охранников. Солнце палило будто по-другому, не так, как в Москве. И ощущение, что солнце там было вообще другое, своё отдельное, и воздух тоже казался другим. В голове у Саши уже давно начал выстраиваться план, куда пойти. Конечно за четыре неполных дня всё ухватить не успеешь. Особенно Александр жалел, что они в Петергоф съездить не смогут, Соловью наверняка так понравилась бы эта красота, фонтаны, сады, хотелось показать финский залив. Саша улыбнулся, думая о том, что Артур наверняка бы провёл несколько часов около фонтанов-шутих, бегая туда-сюда по скользким камням, и в попытках накормить белок орехами. Самому Саше уж очень хотелось в Александрию, этот парк у Алиновского всегда вызывал особые чувства, навевал какую-то грустную радость. Очень хотелось показать Соловью Кронштадт и корабли, хотя Саше вся это военно-морская тематика не сильно нравилась, он уверен был, что Артуру было бы интересно, всеми этими плавающими громадинами он бы восхитился. Вот куда точно съездить стоило — это в Царское село. Поглазеть на Екатерининский, погулять по парку, заглянуть в Лицей, где учился горячо любимый Соловьем Пушкин! Саша вздохнул: придётся отложить это всё до следующего раза. В конце концов, прогулки по Александровскому саду или, скажем, по Михайловскому или Летнему паркам, тоже никто не отменял. А на крейсер «Аврора» полюбоваться надо обязательно. Помимо парков и крейсера, Саша твёрдо решил показать Эрмитаж и Петропавловскую крепость, потому что нельзя побывать в Петербурге и не увидеть Эрмитаж и «Петропавловку». Также как нельзя побывать в Петербурге и не увидеть разводные мосты. Саша мысленно поругал себя: надо было тоже поспать в поезде, а то велика вероятность уснуть раньше времени, так и не показать Артуру сияющий разведённый Дворцовый, кучу людей улюлюкающих, смеющихся, громких, самых разных, но одинаково радостных. —Шур-р? Чего задумался? — Соловей наклонился к самому уху друга, заставив мурашки пробежать по спине, заставив почти перестать дышать. Они уже вышли с Вокзала и у Саши воздух выбило из лёгких. Петербург! Старые коричнево-серые домики, серо-голубые крыши, почему-то блестящие на ярком солнце, старенькие оконные рамы в домах и всевозможные рельефы и украшения зданий. Вот он родной, такой настоящий. Площадь восстания как всегда гудела, Шуру она почему-то пугала всегда до невозможности, но в тот момент, он был даже рад увидеть её. Вообще за любой кусочек Петербурга Саша был рад ухватиться. — Да, думаю куда бы нам пойти в первую очередь, что тебе показать. Думаю, сначала неплохо было бы оставить вещи и переодеться, — Саша быстро кивнул, на его лице всё ещё светилась довольная улыбка. Сторговавшись с первым попавшимся таксистом и со смехом и переговорами усевшись на заднее сиденье, они двинулись к своему временному месту жительства. — Приехали к нам в город от жары спрятаться? — поинтересовался хмурый таксист, дедушка с большими седыми усами и быстрыми серыми глазками — зря вы, у нас в этом году рекордно высокие температуры. — Нет, приехали город навестить, — вступил в диалог обычно неприветливый Саша, который обычно с незнакомцами не разговаривал, но, видимо, Петербург действовал на него по-особенному — Я тут родился и вырос, а вот друг мой не был тут никогда, хочу показать ему наш чудесный град. Таксист улыбнулся, как-то искоса смотря на улыбающегося во все тридцать два Артура, лежащего у Шуры на плече. Саша смутился. —Друг? Ну-ну, — дедушка рассмеялся — это вы правильно, что город навещаете. Особенно с «друзьями». В Петербурге, как говорится, — любить! А что же вы в Москву-то переехали? На что променяли нашу северную столицу? —Воля судьбы, — пожал плечами Александр — Поступил в один университет, сейчас вот уже на втором курсе. Жизнь как-то закрутила, понимаете. Не знаю, надеюсь, что однажды смогу сюда вернуться. Но если бы не переехал в Москву, никогда бы не встретил этого «друга» и ещё множество потрясающих людей. — Везде есть свои плюсы, — кинул водитель. Дальше ехали молча, Артур отлип от Саши и с восторгом рассматривал дома и людей вокруг. Всё вокруг было такое необычное для него, совершенно уникальное, такого, казалось, нигде больше нет. Машина проехала по Аничкову мосту, заставив Соловья тихо ахнуть, глядя на скульптуры лошадей. Вода в Фонтанке насмешливо вила волны, поблёскивая на солнце, пока Шура вглядывался в её черноту. Всё такое близкое и такое знакомое! Будто не было никогда этих нескольких лет. —Там сейчас слева будет Екатерининский сад и Александринский театр, — восторженно улыбнулся Саша — тебе стоит увидеть, это великолепное зрелище. Соловей с готовностью повернулся и спустя пару секунд перед ним раскинулся этот «Екатерининский». От восторга Артур даже рассмеялся. Как же тут хорошо! Почему-то он сразу же почувствовал себя на своём месте в этом городе. Он потянулся к Саше, обнимая его и быстро целуя в краешек губ. —Вот сюда нам с тобой обязательно надо сходить, — указал Саша на «Дом Книги», когда они пересекли канал Грибоедова. Людей вокруг Казанского собора клубилась толпа. Туристы, прохожие, водители, стоявших тут же автобусов, эти люди в ростовых костюмах лошадей, от которых у Саши автоматически сжимались кулаки — Слушай, Соловей, только если к тебе вон те лошади будут подходить, ты с ними не разговаривай, ладно? И ни в коем случае не фотографируйся. —Но… —Не «но», Соловей, — Саша не злился, но что-то в его голосе было такое, что Артур не стал задавать вопросов. Да и желание подойти сфоткаться к Марти из «Мадагаскара» отпало само собой. Пару минут тишины, пока каждый из них восхищался красотами Петербурга, и вот он, горячо обожаемый Сашей Исаакиевский собор. Памятник Николаю Первому, если Саша правильно помнил, только недавно отреставрированный, и правда выглядел как новенький. —Почти приехали, — кинул водитель и Саша с Соловьём начали собираться на выход. Машина свернула в одну из маленьких улочек после того, как второй раз пересекла реку Мойку. Проспект Декабристов, совсем маленькая и узкая, почему то всегда особенно завлекала Сашу в детстве, а теперь, он мог остановиться и пожить тут несколько дней. Чудеса! Мальчики поблагодарил дедушку с седыми усами и вышли около таблички «П. Декабристов 6». Хозяин уже стоял и ждал их около ворот, обменявшись рукопожатиями они втроём прошли во двор-колодец, заставивший Соловья удивленно поднять голову вверх и простоять так пару секунд. Саша только по-доброму фыркнул, хватая друга под руку, пытаясь успеть за резвым хозяином квартиры. Квартира-студия была совсем маленькая, но зато светлая, с высоким потолком и большой кроватью, Саша и Соловей могли там уместиться без проблем и ещё место для половины студентов Настоящей Московской Библиотеки бы осталось. Первым делом после долгожданного ухода хозяина, Саша, как ответственный мальчик набрал Ангелине. «Да, мы в порядке. Да, ключи забрали. Да, переоделись. Да, сейчас пойдём гулять. Ага, целую, Ангелина Евгеньна». Гулять они правда собрались, только вот куда гулять? Это в Сашины планы не входило, однако маршрут в его голове родился очень быстро: —Пойдём на Невский, в тот Дом зайдём, который я тебе показывал и оттуда уже по паркам пойдём? Соловью в принципе было всё равно, что Саша ему покажет сначала, главное — они в Петербурге. Вдвоём. И всё у них хорошо. Они шли по улице, Саша держа Соловья под локоть, смеялись, кружились и почти плясали. Саша то и дело фотографировал Соловья, чтобы потом показать снимки Ангелине. Они говорили без умолку, а случайные прохожие на них оборачивались и тоже начинали улыбаться, поддерживая их радостное расположение духа. На Невском людей много и пробить через толпу едва получилось, однако результат того однозначно стоил. Перед ними раскинулся канал Грибоедова. От того, чтобы перегнуться через перила и свеситься вниз наполовину, Артура удерживал только Саша. Не хватало ещё вылавливать его потом, фыркнул книгочей. Они и правда зашли в дом книги, присмотреть сувениры для ребят, но наплыв посетителей заставил их быстро сориентироваться и выйти наружу поскорее. Они плавно брели по улице, улыбаясь уличным музыкантам и художникам, рассматривая товары в палатках, но даже не допуская мысли купить что-нибудь, ведь цены заоблачные и все это знают прекрасно. Через Михайловский сад, где хотя бы на несколько минут можно было спрятаться в тени деревьев, прошли на Марсово поле — оттуда на Троицкий мост. Соловей с восторгом рассматривал всё вокруг, пока Саша неспешно проводил мини-экскурсию для друга. Мол, здесь у нас Михайловский замок, там Павла Первого убили, знаешь, да, тут вот Летний сад, а та-а-ам вон видишь через Неву, Петропавловская крепость, там декабристы в казематах сидели, а Петропавловский собор — усыпальница дома Романовых. Соловей то и дело восхищенно вздыхал и непонятно было, восхищается он больше красотами города или Сашиными знаниями. День тянулся ровно, но как-то очень быстро: Соловей уговорил Сашу заглянуть в Крепость прямо сейчас, не выжидая следующего дня, сходили и в Собор и в Казематы, заплатив немало денег, вышли и сразу отправились обратно на Невский — с сувенирами хотелось закончить как можно скорее — и, когда уже пошли к Сашину любимому Исаакиевскому собору, начало темнеть. Соловей сначала разочаровано насупился, но, когда Саша радостно приобнял возлюбленного и напомнил про разводные мосты, Артур снова воспрял духом. Саша вдруг вспомнил, что он ничего не ел за день, пришлось искать продуктовый, теряться во дворах, но возвращаться домой, чтобы сделать элементарных бутербродов. Саша быстро жевал хлеб с колбасой, пока Артур пересказывал Ангелине всё, что он узнал сегодня от Саши. Ангелина кивала, угукала, по голосу было слышно, что она улыбается. Может и очень-очень уставшая, но улыбается. — Вы уже дома? — поинтересовалась она, слышно было, как она делает глоток чая — Саша и Артур надеялись, что чая. — Да, зашли, чтобы Саша перекусил, он целый день ничего не ел, — Соловей улыбался прикрывая глаза. Он полулежал на кровати, поставил телефон на «громкую связь», чтобы и Саша тоже мог Ангелину слышать, и теперь активно жестикулировал — потом пойдём смотреть на развод мостов. — Александр! — Голос стал построже, но было понятно, что Ангелина смеется — как это не ел ничего целый день? — Фот ем пфутрпроты, — ответил Саша с набитым ртом — не пферешифайте, Ангелина Епфгеньефна. Ангелина и Артур засмеялись. Жаль мальчики не могли видеть её в этот момент, Ангелина улыбалась тепло и в глазах было столько теплоты и столько любви к её мальчикам, Соловей и Саша расплавились бы в этом тепле. Она хотел спросить что-то ещё, но вдруг послышался звук открываемой двери и чьи-то невнятные голоса. Ангелина наскоро попрощалась, желая хорошей прогулки, и попросила перезвонить завтра вечером, сбросив звонок. Артур и Саша растеряно переглянулись — оставалось только гадать что там у них приключилось. Наевшись, Саша улегся на кровать, обнимая Соловья. Артур, конечно, настаивал, что пора уже идти и не надо терять время, но Шура говорил, что времени у них предостаточно. Соловей не сдавался тоже и в конечном итоге Саша, напялив толстовку и своё самое несчастное выражение лица, поднялся с кровати. Соловей расхохотался, почему-то такой нахохлившийся Саша очень походил на воробья. Артур ласково притянул его к себе, немного наклоняясь к любимым губам, поцеловал. Сначала Саша упорно делал вид, что обижен, но не выдержал, очень быстро сдался, отвечая на поцелуй, чуть притянув Соловья за шею. Они вдвоем, в самом прекрасном городе, хочется целовать и целовать Артура столько, сколько это вообще возможно. Да даже больше. Артур целовал постепенно, с невероятной точностью углубляя поцелуй и получая твердую уверенную отдачу. Соловей поднял Шуру, почти невесомого, и посадил на стол (про сам стол, конечно, никто в этот момент даже и не думает), вдыхал запах Александра, закрыв глаза. Отрываясь Саша нелепо вздохнул, раздвигая колени, обхватывая Артура ногами, тыкаясь носом в плечо, положил руки на плечи. Хорошо. Безопасно. Саша ловил губы Артура своими, целовал глубоко, хотя старался быть ещё глубже. — Так мы идём гулять? — оторвавшись поинтересовался Саша, в глазах блестели смешинки. Соловей пробурчав что-то вроде «Идём-идём» двинулся к выходу, держа Сашу за руку. Они довольно быстро добрались до Сенатской, чего тут идти — минут пять пешком максимум. А до развода мостов ещё ой как далеко, часы показывают всего лишь десять. Они прогулялись по набережной, Саша снова начал свою экскурсию, на этот раз про Эрмитаж и Дворцовую площадь, прошли Адмиралтейство и снова оказались около Исаакиевского. В темноте он подсвечивался золотыми огнями, Саша сделал пару фотографий, почему то Исаакиевский собор всегда вызывал у него совершенно особенные чувства. Вынуждены были коротать время на улицах, слушая уличных музыкантов, тихо подпевая и подтанцовывая, но больше всего Саша жалел, что не может прямо сейчас поцеловать Артура. Время, наконец, начало ползти быстрее и Саша, взяв под руку Артура, поспешил на набережную. Вокруг толпились люди, толкались, пытаясь занять место в первых рядах. А что Саше с Соловьём эти первые ряды? Им и так всё видно неплохо. Как всегда, несколько минут перед разводом мостов проводятся в молчаливом предвкушении, ожидании чего-то просто необыкновенного, волшебного. Соловей почти подпрыгивал на месте от нетерпения. Наконец, толпа восхищенно ахнула, наблюдая как медленно поднимаются крылья моста. Соловей привстал на носочки, широко открыв рот и заинтересовано распахнув глаза. Стыдно было бы признать, но большую часть времени Саша смотрел не на мост (чего он там не видел за свою долгую жизнь в Петербурге), а на восхищенного Соловья. Есть какая-то особая радость, трепет, в том, как любящий человек смотрит на любимого. Когда наконец Соловей оторвался от мостов и полными любви и восторга глазами посмотрел на Сашу, тот, поддавшись какому-то совершенно безумному порыву, встал на носочки и чмокнул Соловья в губы. Тот улыбнулся, яро желая ответить на поцелуй, прижать Сашу к себе, целовать-целовать-целовать, пока не станет невмоготу, но понимал, что не может этого сделать, поэтому просто прижал к себе, проводя руками по спине. Саша обвил руками Артура в ответ, уложив ледяные руки чуть ниже лопаток. Так и стояли. Прохожие тупо фыркали, раздраженно обходили их стороной, но Саше с Артуром было всё равно. — Пошли домой? — прошептал Артур, проводя рукой по Сашиным плечам. Тот слабо кивнул и, взяв, Артура под руку отправился к квартире. Они еще очень долго целовались, сбивали простыни, нежась в объятьях друг друга. Это безусловно была их поездка, на следующий день их ждали Эрмитаж, музеи, экскурсии и куча-куча всего, их ждал большой город, в котором Саша и Артур чувствовали себя на своём месте. А потом снова кипящие вокзалы, радостно встречающая их Ангелина и Ангелинина отработка. Станут ли они работать усерднее после поездки? Просто сделают вид, влюбляясь с каждым днём всё сильнее. Это несомненно была их поездка, это была их ночь, это была их жизнь, в которой им просто невероятно повезло встретить друг друга. Саша засыпал на плече Соловья, уткнувшись носом ему в шею, и почему-то, в этой полудрёме, он вспомнил слова того дяденьки таксиста, казалось бы, совершенно чужого человека. «В Петербурге — любить»