Bloodflood

dead man’s bones – lose your soul

             Настойчивый ливень барабанил в окно пулеметной очередью, стремясь пробить оконное стекло, ворваться в комнату и залить все, чего только сможет коснуться, ледяными осенними каплями. Время от времени со стороны улицы доносился протяжный, почти рокочущий скрип оказавшихся во власти ветра ветвей деревьев, однако помочь им представлялось невозможным. Сплетаясь друг с другом, звуки напоминали заунывную похоронную песню, болезненное подобие траурного марша, желающего навеки остаться в подсознании.              Сквозь покрывшееся изнутри конденсатом панорамное окно чернеющим пятном смазывался Верхний Ист-Сайд, периодически вспыхивая во влажном мраке яркими желтыми и оранжевыми огнями. Непредвиденный дождь, чьи первые признаки можно было различить в утреннем тумане, явно затянулся, заполонив собой Пятую авеню и мысли людей.              Плотная завеса капель, будто задаваясь целью изолировать жителей друг от друга, нарушала привычный и удобный ритм существования, подтапливая нижние этажи домов и проезжую часть.              Тем не менее, Изуку буйство природы практически не коснулось.              Склонившись над мраморным обеденным столом, Мидория продолжал игнорировать всю окружающую его вселенную. Одетый в короткие домашние шорты, испещренные крохотными пятнами ручки, и серую футболку Шото, он запустил правую руку в вихры волос, тем самым создавая настоящий хаос прядей.              Время от времени Изуку лишь бросал усталые взгляды на электронные часы, изящно вписавшиеся в кухонный гарнитур из красного дуба, после чего терпеливо возвращался к набившей оскомину работе.              Нужно найти хоть одну ниточку.              Скопившаяся бумажная мозаика на столе почти вызывала нервный тик, сдерживаемый лишь посредством силы воли. Из желания поскорее прочесть доступные полиции материалы дела Мидория сел за подробное изучение еще в девять утра, однако не продвинулся за безвозвратно утерянные десять часов даже на половину. Стоило ожидать, что пропавших без вести граждан по всей территории Америки будет приличное количество – и это при условии сходств между обстоятельствами исчезновения.              Но, боги, сколько же здесь информации!              Наиболее похожим представлялся случай, найденный вчера в «висяках» Департамента Полиции: дело Дерека Мэйсона, штат Теннеси. Шестилетний и, судя по оставленным характеристикам, спокойный мальчик вместе со своими отцом и сестрой отправились на экскурсию в лес Национального парка Грейт-Смоки-Маунтинс. Играя с местными детьми в прятки, Дерек тихо скрылся за деревом, стоящим неподалеку от главной тропы, всего на пять минут покинув свою группу.              Больше его никто не видел.              Пропажу мальчика обнаружили практически сразу, но ни тщательные и многодневные поиски, ни опрос свидетелей, также находившихся неподалеку в тот день в Национальном Парке, не принесли полезных сведений. Лишь одна семья по фамилии Уильямс призналась, что слышала детский крик, однако у них не было возможности проверить источник самостоятельно: звук раздался слишком далеко, чтобы вычислить даже его примерное местоположение.              Как результат, тело Дерека так и не было обнаружено, а единственной, но слабой уликой был след от ботинка ребенка, оставленный возле ручья.              На исчезновение Рене Бауман также потребовалось пять минут.              Единственным смущающим фактором являлось местоположение: горы Аппалачи, где располагается «Грейт-Смоки-Маунтинс», малолюдный в разгар туристического сезона за счет своей площади, в то время как лес Центрального парка буквально переполнен прохожими в любой период года.              Тем не менее, очевидные сходства были налицо.              Отправившаяся с двумя подругами на утреннюю пробежку Рене Бауман лишь ненадолго скрылась из поля зрения своих спутниц, замедлив бег, чтобы ответить бойфренду, Джо Брауну, на звонок. Гулявшие неподалеку владельцы собак слышали женский крик, однако на этом список зацепок заканчивался. В случае с Дереком Мэйсоном у детективов был хотя бы след – здесь же зияла ужасающая фактическая пустота, наводящая на самые разнообразные мысли.              И что прикажете делать с такими скудными данными?              – Все еще работаешь?              Глухой звон материализовал перед Изуку чашку кофе на блюдце.              – Спасибо, Шото, – со слабой улыбкой Мидория поднял на заботливого Тодороки благодарный взгляд. – Да, я все пытаюсь сопоставить дело Бауман с остальными, но пока у меня лишь набор необоснованных догадок.              За время их общения Изуку уже привык к внезапным появлениям Шото.              К его мрачному очарованию привыкнуть невозможно.              Классические ониксовые штаны, слегка укороченные и издевательски, почти дьявольски, подчеркивающие бедра, были личным, тайным проклятием Мидории. Сегодня Шото решил совместить их с синим свитером под горло, с точностью до миллиметра скользящим по каждой мышце, при этом скрывая данное национальное достояние твидовым слоем смоляного пиджака.              Нервно сглатывая слюну, Изуку вернулся к бумагам.              У тебя есть работа. У тебя есть работа. У тебя есть работа.              Если не считать дня рождения Киришимы, за последние осенние недели они с Тодороки проводили крайне мало времени вместе.              Заваленный отчетами и предположениями криминалистов Мидория почти все часы бодрствования тратил на по-прежнему тщетные попытки вычислить виновника исчезновений жителей штата Нью-Йорк. Создавалось впечатление, будто преступник почти всегда знал, где именно будет искать зацепки полиция, только усложняя и без того затруднительный поиск решения таинственной задачи.              К сожалению, беспокойство Изуку за других пересиливало его эгоизм.              Давно не виделись, любимые грабли самобичевания!              Сколько можно одно и то же?              Тем не менее, Мидория втайне злился и ненавидел себя не только за явно отсутствующие свежие мысли касательно дела, но и за невозможность уделять достаточно внимания Тодороки. Погруженный в собственные мысли сутками напролет Изуку понятия не имел, каким образом сумел заслужить столь трезво оценивающую ситуацию личность в качестве парня. За многочисленные дни, проведенные под лозунгом «мы так близко, однако так далеко», Шото ни разу не продемонстрировал и намека на возмущение, понимая и принимая аспекты существующего положения.              От соучастия становится только хуже.              Собрав остатки здравого смысла в кулак, Мидория всерьез запланировал продвинуться в расследовании за время дополнительной работы и, наконец, провести свободный вечер с Тодороки. Как бы там ни было, Шото заслуживал внимания Изуку гораздо больше, чем выученное от корки до корки дело, даже если затем придется совсем забросить идею полноценного сна.              К сожалению, пускай Мидория и основательно подготовился к их совместному наслаждению обществом друг друга, он не смог теоретически предугадать неожиданного и весьма осложняющего реализацию плана обстоятельства.              Именно сегодня Тодороки был непривычно раздражительным.              У Шото явно не все в порядке, но он опять держит все в себе.              – Ты по-прежнему считаешь, что Рене исчезла по вине кого-то из наших?              – Да, я даже поговорил с Каччаном, – утвердительно кивнув, Изуку взял чашку в руки и сделал глоток кофе. – Если бы это был оборотень, он бы точно оставил следы или, как минимум, заявил о своем присутствии запахом. Только на месте исчезновения нет ничего, как будто Рене Бауман просто испарилась.              – Звучит так, словно у вас слишком мало улик, – Тодороки едва заметно нахмурился.              – Это тоже.              – А что со свидетелями?              – Можно пересчитать по пальцам, – невольный, тяжелый вздох вырвался из груди Мидории. – Знаешь, хоть я и сижу над этим делом уже почти неделю, мне все никак не удается понять мотив, а без него и строить догадки несколько бессмысленно.              Неприятно признавать, однако силы Изуку были на исходе.              – Ты ел сегодня? – в голосе Шото звучало неприкрытое подозрение.              – Целых два сэндвича и даже сходил в душ минут пятнадцать назад, – в ожидании очевидных нотаций Мидория поспешил сменить тему. – А как твой день? Успел все, что запланировал?              – Нет, – казалось, раздражение Тодороки лишь усилилось от заданного вопроса. – Сэро заперт в клинике, а вся дорога перекрыта из-за затопления.              Черт возьми, у Шото ведь почти закончились пакеты с кровью.              – Сколько осталось?              – Мне хватит, – теперь настал черед Тодороки избегать темы разговора.              Нет, такой ответ меня явно не устраивает.              – А если честно?              – Половина пакета, – нервно отвернувшись, Шото направился в сторону панорамного окна. – Как я и сказал: мне хватит, не стоит беспокоиться.              Этого же очень мало!              Удручающий паззл сложился вместе, ознаменовав грустное крушение выверенного до деталей плана Изуку. Подобные ситуации изредка возникали в качестве темной тени, напоминая о подлинном естестве Тодороки, однако у Мидории не возникало и мысли упрекать за очевидную озлобленность голода. Если у бурчащего желудком Изуку была круглосуточная возможность сходить в ближайший супермаркет или на худой конец при отсутствии сил заказать еду навынос, то Шото подобного современного блага был напрочь лишен.              Решение проблемы являлось одновременно очевидным и зыбким.              Логичная мысль о том, чтобы поделиться с Тодороки своей собственной кровью, почти сразу посетила Мидорию, но он слишком хорошо знал партнера с его принципами: Шото ни за что не согласился бы. Еще на начальных этапах их тогда дружеского взаимодействия гуманная сторона современного вампира показала себя во всей красе, устроив целую лекцию о возможностях заместить процесс получения крови путем укуса жертвы. В те минуты любопытному от природы Изуку было невероятно интересно слушать информацию о теневой стороне привычного мира и его подлинном устройстве, однако теперь каждый обозначенный факт играл против.              Боже, я так соскучился по Шото.              – Какие планы на вечер? – иногда они с Мидорией бывали невероятно похожи, особенно в манере вести диалог.              – Буду работать, – пожав плечами, Изуку поставил кофе на край стола. – А что еще мне остается в такой ситуации?              Прояви понимание, какое проявлял Шото все это время.              Спина Мидории резко соприкоснулась с бумажной россыпью.              Трепещущее сердце часто забилось где-то в районе гортани.              Загнав в ловушку из собственного тела, Тодороки навис над удивленно замершим на месте Изуку, устроив ладони на столе по обе стороны от его плеч. Поглощенный странной дымкой, таинственным туманом взгляд Шото почти немигающе смотрел в упор, вызывая волны непроизвольных мурашек. Тем не менее, в противовес собственному, пускай и чисто рефлекторному, страху у Мидории не было и мысли о сопротивлении или побеге из тюрьмы чужих рук.              Как же он устал и оголодал, раз его эмоции так скачут.              – Шото? – растерянный голос прозвучал лишь едва испуганно.              – Изуку, – беспристрастное лицо Тодороки приблизилось до расстояния в считанные миллиметры. – Ты меня больше не любишь?              Внутри Мидории болезненным спазмом сжались ребра.              Это такая шутка дня?              – Что? – вопрос вырвался раньше, чем он успел сообразить.              – Ты поздно возвращаешься домой, а потом сразу уходишь работать в одиночестве, будто избегаешь меня, – сквозь безразличные черты выступила искренняя печаль. – В свои выходные ты тоже работаешь. Я знаю, что для тебя очень важно дело, которое сейчас расследует Департамент, а романтические отношения со мной, вампиром, в текущих обстоятельствах, вероятно, кажутся тебе лицемерием…              – Шото, погоди.              – Я понимаю также, что, возможно, в связи с этой серией исчезновений ты уже иначе воспринимаешь свою собственную жизнь, – набирая воздуха, Тодороки уткнулся лбом во впадину между ключиц Мидории. – Но я готов постараться, правда, пожалуйста, только скажи мне, что нужно сделать и как тебе помочь? У меня нет твоего дара понимать других, однако есть умение слушать. Скажи, и я сделаю все, что угодно, иначе окончательно сойду с ума от своих догадок.              Господи, и как он только пришел к этой версии событий?              В груди одновременно смешались нежность и праведный гнев.              Однако приз за идиотизм сегодня определенно достается мне.              – Я люблю тебя больше, чем свою работу, – бережно коснувшись волос Шото, перебирая мягкие пряди, Изуку принялся гладить его по голове. – Да я, черт возьми, люблю тебя больше, чем что угодно или кого угодно!              Холодные руки Тодороки мягко обвились вокруг талии Мидории.              – А ты, теоретик проклятый, отчего-то решил, будто я тебя не люблю, однако сам при этом даже не поинтересовался моим мнением, – встречные и аккуратные объятия Изуку противоречили злости в возмущенном голосе. – Ты спрашивал меня, скучаю ли я по нашим совместным вечерам? По марафонам кино в выходные дни? Да я, дьявол его побери, уже ненавижу это дело, смотрю на него часами, хотя мог бы вместо этого смотреть на тебя!              На уровне ключиц раздался короткий, но веселый смешок.              – Думаю, смотреть на меня не особенно интересно, – довольный бурной реакцией Шото чуть ли не мурлыкал от удовольствия.              – Конечно! – ядовито выплюнул Мидория. – Именно поэтому я смотрю на трупы, вместо того чтобы любоваться самым красивым парнем на свете!              В районе ребер Изуку почувствовал слабую вибрацию.              – Этот парень, кстати, тоже труп.              – Он еще и смеется надо мной! – слегка щипая Тодороки за левый бок, возмутился Мидория. – Разозлил своим абсурдом, а теперь смеется!              – Именно так.              От смущения и обиды кровь Изуку резко прилила к щекам.              – Шото, я точно тебя убью!              – А как именно ты собираешься убить того, кто уже мертв? – продолжил гнуть линию собственной шутки Тодороки, глубоко втягивая носом воздух.              – Иди к черту! – уже откровенно пылая лицом, взорвался Мидория.              – Я тоже люблю тебя больше, чем что угодно и кого угодно.              Кипящая в Изуку злость мгновенно остыла, садня предательское сердце.              Разве можно использовать подобные трюки в такой момент?              Бессмертный засранец явно знает доступные ему точки нажима.              – Это был нечестный прием, – обезоруженный Мидория насупился.              – Почему?              Стоило Шото приподнять голову, как Изуку встретился с насыщенными переливами нежности в его глазах. На безупречном лице отражалось чистое и определенное выражение восхищения, не замутненное даже едва и намеком на ехидство. Разомлевший от облегчения Тодороки представлял собой самое настоящее воплощение беззаветной любви, которая выдает себя с головой.              Подавляя в себе стеснение, Мидория не мог оторваться.              – Ты правда самый красивый.              – И это ответ? – разные по цвету брови Шото удивленно приподнялись.              – Знаешь, ты всегда так на меня смотришь…              – Но я не могу на тебя не смотреть.              Как ты можешь произносить это, словно самый очевидный факт?              – Обещаю, когда-нибудь я перестану испытывать смущение от каждого подобного заявления, – искренне и лучезарно улыбаясь, Изуку отрицательно покачал головой, словно сам не верил в жизнеспособность своих слов.              Неожиданно на сгибе шеи возникло неприятное жжение.              Реагируя исключительно инстинктивно, Мидория провел по саднящему участку рукой, обвиняя во всех смертных грехах новые листы бумаги с их до отвращения острыми краями. Суетливому Изуку пришлось даже потратиться на упаковку пластырей, когда он только пришел работать в Департамент, где его, как «зеленого», отправили работать в архив – различные документы часто оставляли на пальцах порезы. Бывалые сослуживцы даже прозвали Мидорию «Призрак в заплатках», прекрасно осознавая неблагодарность и откровенную бессмысленность подвальных трудов молодого коллеги.              Папиллярные линии оказались покрыты красными разводами.              Острая боль пронзила мышцу раньше, чем он успел сделать вдох.              Левой рукой придерживая шею, а правой прижимая плечо к столу, Шото жадно впился острыми, как заточенная бритва, клыками в кожу Изуку. Первые несколько секунд Мидория пытался оттолкнуть его, после чего по венам ярко и насыщенно разлилось наслаждение ощущением. Плененному ядом Изуку с неподдельным восторгом начало казаться, будто он никогда и не испытывал ничего приятнее, чем вызывающий сладкую истому укус вампира.              Слегка запрокинув голову, Мидория медленно прикрыл глаза.              Личное предназначение, данное по праву рождения, наконец стало ясно Изуку: он всегда должен был принадлежать Шото, разделяя с ним бегущую по венам, стучащую вместе с сердцем кровь. Каждая частичка, каждая клеточка Мидории изначально создана лишь для того, чтобы ей мог воспользоваться и, что самое главное, насладиться Тодороки. Лишь для него одного вздымается от тяжелых вздохов грудь, сокращаются и расслабляются мышцы Изуку.              Я люблю тебя больше собственной жизни, Шото.              – Знаешь, если из-за тебя я потеряю душу, то буду счастлив.              Одурманенный Мидория даже не понял, что произнес мысли вслух.              Блядский боже, как же хорошо!              Больше ничего в огромном мире с его многообразием не имело совсем никакого значения, потому что более ценного, более важного, нежели Тодороки реальность предложить не могла в принципе. Самым главным и, как ни парадоксально, самым таинственным для Изуку воспоминанием так навеки и останется мгновение их первой встречи со сковавшим любовью Шото. Если бы даже Мидории предложили, он бы ничего не стал меня в своей судьбе, раз она привела его именно к этому способу счастливого исчезновения.              Сопровождаемая тихим, влажным звуком боль прекратилась.              – Пожалуйста, прости меня, – широкими мазками язык Тодороки начал очерчивать линии спонтанного укуса.              – Все в порядке, – не узнавая своего слабого голоса, отозвался Изуку.              – Черт бы побрал этот проклятый ливень, – тревожный Шото продолжал осыпать жизнь оскорблениями, с осторожностью зализывая рану. – И меня заодно с ним.              – Эй, иди сюда.              Испачканное кровью лицо Тодороки казалось немного смазанным.              – Изуку, ты слышишь меня?              – Да, Шото, – неровным движением Мидория коснулся его прохладной щеки, поглаживая костяшками пальцев. – Я же сказал, что со мной все хорошо.              Ласково и аккуратно Тодороки поцеловал тыльную сторону ладони.              – Я выпил слишком много, но ты не чувствуешь из-за яда клыков.              – То есть мой план провести с тобой сегодняшний вечер окончательно пошел прахом? – Изуку лучезарно улыбнулся. – Черт, вся подготовка коту под хвост!              – О чем ты? – непонимающе переспросил Шото.              – Я соскучился так, что хотелось лезть на стену, поэтому решил заняться работой днем, – расфокусированный взгляд Мидории начал приобретать свою привычную резкость. – Но ты пришел непривычно раздраженный, так что я не стал тебе ничего говорить.              – Ох, Изуку…              Вглядываясь в ласковое лицо Мидории, Тодороки наклонился ближе.              – Вот ты и попался, Шото!              – Что…              Резкий поцелуй вышел мягким, хоть Изуку и потратил на него все силы.              Осторожно проскальзывая вдоль втягивающихся клыков Тодороки, сам Мидория почувствовал металлический привкус собственной крови. Неверная рука едва заметно подрагивала, но Изуку приподнялся на ней, чтобы углубить поцелуй, не тратить больше ни минуты драгоценного времени. Такое влажное и нужное прикосновение губ требовало продолжения, способствовало самому ощущению крайней необходимости существовать.              Распалившийся Шото полностью резонировал с состоянием партнера, вдавливая его обратно в стол, обхватывая чужие теплые ладони своими. Даже от едва ощутимого соприкосновения кожа к коже у Мидории по позвоночнику пробегали мурашки, а расслабленные мышцы прошибала насквозь ярчайшая судорога. Когда же, зажимая еще сильнее, Тодороки прошелся языком по краю губ, задыхающийся от ощущений Изуку был готов забыть, как его зовут.              Не тормози, дурак, действуй!              Непослушными пальцами, отчаянно стараясь сохранять остатки разума, Мидория вытащил презерватив из кармана шорт. Меж тем Шото явно решил взять от долгожданного поцелуя все, что только в принципе может, блуждая руками по телу Изуку, забираясь скользящими движениями под одежду, едва царапая нежную кожу ногтями. Соскучившееся по ласкам тело отказывалось упрощать задачу, полностью подчиняясь любому движению Тодороки, совсем недвусмысленно накаллясь жаром в области паха.              Даруя легким воздух, Изуку резко накрыл рот Шото ладонью.              – Только не говори, – с намеком он потряс презервативом в другой руке, стараясь произносить слова связно. – Что мы на этом остановимся.              Нежный поцелуй коснулся ребра ладони, сменяясь легким укусом.              – Изуку, ты уверен, что нормально себя чувствуешь? – в мутных глазах Тодороки загорелись огоньки серьезности. – Я, если ты не заметил, только что выпил достаточное количество твоей крови.              – И что с того?              – Поужинал тобой, если хочешь, – разные по цвету брови Шото слегка приподнялись вверх, вновь выдавая, только теперь уже затаенное, удивление.              Давай, Изуку, ты, мать твою, справишься!              – Тогда… – проклиная собственное смущение, Мидория заставил себя договорить точно продуманную фразу. – Тогда не хочешь… десерт?              Красивое лицо Тодороки практически мгновенно обратилось в камень.              – Блять.              Обдав лицо коротким порывом воздуха, Тодороки мгновенно исчез.              Боже, Изуку, ты действительно это сказал.              Изо рта Мидории непроизвольно вырвался сдержанный смешок.              Схватившись за края футболки, он начал стягивать ее через голову, изо всех сил игнорируя отчаянную слабость в руках. Преодолеть линию плеч ему удалось без особого труда, однако собственное тело подвело его в который раз за вечер, стоило лишь дойти до уровня бицепсов. Сделав несколько попыток сдвинуть проклятую ткань дальше, Изуку пришлось признаться самому себе в абсолютном поражении и обессиленно лечь в ожидании Шото.              Запутавшись в футболке, Мидория окончательно застрял.              – Изуку?              – Только не смейся.              – И не подумал бы, – краем глаза Мидория увидел на лице Тодороки едва заметный намек на улыбку. – Тебе помочь?              – Пожалуйста, да.              – Не передумал? – ловким рукам Шото футболка сдавалась без боя.              – Ни за что!              У заведенного Тодороки оставались силы лишь на вежливость.              Проведя рукой вдоль обнаженного торса Изуку, он завел руку под ткань шорт и медленно миновал боксеры, словно желая раззадорить и без того уже изнемогающего партнера. Непроизвольным движением Мидория едва поднял вверх бедра, сдержанно напрашиваясь на прохладные прикосновения. Во рту Изуку все пересохло от зудящего и ноющего желания, распространившегося на каждую клеточку тела.              Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.              Как бы невзначай задев крайнюю плоть, Тодороки одним плавным, до стиснутых зубов медленным движением снял сразу два мешающих предмета одежды. Участившееся сердцебиение Мидории отдавалось в висках, оглушая и заглушая собой все звуки вокруг. Стараясь дышать глубже, Изуку закусил губу, про себя читая богохульные молитвы личному божеству по имени Шото.              Резким движением Тодороки оказался в миллиметрах от Мидории.              – Ты слишком напряжен.              – А ты в рубашке, – нервно выпалил Изуку, очевидно задыхаясь.              – Верно, я совсем забыл, – и без того низкий баритон Шото начал звучать вкрадчиво. – Ты же считаешь меня красивым, да?              Загипнотизированный Мидория готов был кончить лишь от этого тона.              Ебанный Тодороки Шото!              Расслабленно прикрыв глаза, Изуку медленно раздвинул ноги.              – Ты страдал из-за меня, да? – решился спросить он.              – О чем ты? – до слуха доносилось шуршание одежды.              – За то, что был занят работой и не обращал на тебя внимания, – на деле Мидория и сам не представлял, насколько же сильно в глубине души он скучал по Тодороки. – Прости меня, правда, я тот еще идиот-трудоголик.              – Изуку, ты не должен за это извиняться.              – Нет, должен! – удивительно громко произнес Мидория. – Нужно быть полным идиотом, чтобы встречаться с кем-то, а затем просто… Ах!              Неожиданно Изуку почувствовал внутри влажное прикосновение Шото.              – Я тоже тебя укусил.              Господи Иисусе, как же этого не хватало!              Потому что, какой бы праведный образ жизни Мидория не вел, силясь быть героем своего времени, именно с Тодороки, который не раз напоминал о своем демоническом естестве, все становилось правильным. Каждое грешное прикосновение губ к изогнутым линиям ребер, каждое встречное движение с надрывом в недрах груди, заставляя чувствовать себя действительно живым. Думая о Шото в любое свободное мгновение, Изуку был твердо уверен, что в его случае ядовитый секрет клыков всего лишь катализатор чувств, потому как сейчас, отходя от эффекта, он испытывал и осознавал то же самое.              Если у Тодороки нет души, то он запросто отдаст ему свою.              Я уже потерял ее, когда только встретил тебя.              Слегка приподняв голову, Изуку со всей нежностью поцеловал Шото.              Второй палец мгновенно сменился звоном пряжки ремня, в то время как Тодороки тяжело дышал в шею Мидории, попеременно прикасаясь к ямке за ухом губами. Дрожащими руками Изуку принялся рвать упаковку несчастного презерватива, чуть ли не сброшенного в страстном порыве со стола. Даже не успев преодолеть половину обозначенного шва, Мидория упустил серебряный край.              – Я сам, – грудной голос Шото уже больше походил на рычание.              Когда медленным, плавным движением член Тодороки оказался внутри, Мидория забыл о мире вокруг окончательно, как будто он никогда и не был в принципе важен. Во всей вселенной остались только ритмичные движения их тел, влажные шлепки кожи о кожу, поцелуи Шото везде и всюду, куда он лишь мог дотянуться. Холодные пальцы, двигающиеся по стволу Мидории в сходном ритме, окончательно стирали любые границы реальности, оставляя наедине с ощущениями.              Постепенно ускоряя темп, прикосновения становились грубее.              Похрабревший Изуку неожиданно провел языком вдоль шеи Шото, едва заметно прикусывая кожу зубами, откровенно копируя его поведение. Тем не менее, реакция, последовавшая за этим действием, превзошла все ожидания.              Впервые на памяти Мидории у Тодороки вырвался столь громкий стон.              – Ох, блять, Изуку...              Осознав свою временную власть, Мидория принялся покрывать своими слабыми укусами плечи и шею Тодороки, тут же зализывая их, вслушиваясь в откровенные стоны, чувствуя, как медленно подводит его к грани. Аккуратно и нежно он покрывал своим присутствием каждый доступный ему миллиметр кожи Шото, при этом стараясь сдерживать собственные порывистые выдохи. Ощущая подступающий оргазм, Изуку прикусил мочку уха одними губами, а затем медленно провел языком вдоль кромки.              – Боже праведный…              Глубоким толчком Тодороки кончил внутрь, доведя Мидорию рукой.              На замершее мгновение Изуку прекратил свое существование.              Почувствовав тяжесть Шото плечом, у него даже не было сил на объятия или хотя бы слова. Онемевшее от истомы тело отчаянно отказывалось вновь возвращаться к реальности, наслаждаясь воцарившейся в голове спокойной и расслабляющей темнотой, посреди которой яркой луной светил Тодороки.              Черт, а если это клан вампиров из Чикаго?              – Шото, – язык отказывался слушаться.              – Что? – урчащий голос Тодороки звучал сонно.              – У меня появилась идея насчет дела, – соприкасаясь с Шото плечом, Изуку на себе ощутил, как напряглось тело рядом. – Но она, пожалуй, подождет до утра.              – Слава Иисусу.