Мосты

«Вкус — это судьба.» — Евгений Николаевич Понасенков

***

      Непривычная слуху музыка, веселящиеся люди, замершие в глазах Невзорова в разных непонятных позах, яркий красно-синий свет, бокалы с шампанским и душное помещение сменились резко дунувшим в лицо ветром и прохладой летнего вечера. Оперевшись рукой на Евгения в оранжевом пиджаке, журналист щурил глаза и часто-часто моргал, пытаясь прийти в себя после резкой смены обстановки. Когда зрение окончательно восстановилось, а разноцветные блики перед глазами разом схлынули, Александр понял, что чуть ли не вешается на стоящего рядом Понасенкова.       Он не был сильно пьян. Невзоров вообще не любил напиваться до обморочного состояния, чтобы потом просыпаться в окружении цветов в одном из парков Гатчины. Всему виной атмосфера клуба, подействовавшая на мужчину расслабляюще, а алкоголь только поспособствовал тому, чтобы он сейчас самозабвенно стоял вместе с коллегой, глядя на тёмную набережную впереди, и чувствовал себя самым свободным человеком в мире. — Почему мы вышли? — вдруг спросил Александр, слегка отстраняясь от Евгения. — Может, вернёмся? Было довольно весело. — Мне лучше поехать домой, но вы можете вернуться, если хотите, — в свою очередь заметил Понасенков. — Как только музыка стала совсем уж убогой, я собрался уходить, а вы зачем-то пошли за мной. — Я думал, мы вместе держимся.       Услышав в ответ молчание, журналист сделал небольшой шаг в сторону, одёрнул пиджак и неловко кашлянул: — Тогда и вправду лучше поехать домой. Пожалуй, вызову такси. — Зачем ждать машину? Я могу вас подвезти. Будет ехать полчаса, как обычно, а мой водитель уже здесь.       Александр увидел чёрный «Мерседес», припаркованный неподалёку, почти около моста. На улице становилось порядком прохладно, бриз дул в спину, мутил воду реке и выбивал из причёски Евгения ровные пряди. Они немного поспорили. Невзоров для приличия отказался несколько раз, считая своим долгом сыграть с коллегой в своеобразную вежливую игру, чтобы потом, в конце концов, всё равно сесть в уютный салон. Евгений, по привычке многозначительно оглядев гуляющее по парапету быдло, сел рядом с журналистом и закрыл дверь. — Поехали.       В городе было ещё светло от многочисленных огней, а вода в реке казалась чёрной, будто растворённая сажа. В окне мелькали, проносясь с бешеной скоростью, деревья, оборудованные подсветкой; люди казались призраками, принимающими разные обличия и формы. Водитель молчал. «Мерседес» величаво и плавно ехал по Пироговской по направлению к мосту, а Александр, предвкушающий скорое возвращение домой, неожиданно для себя и совсем бесцеремонно положил голову на плечо ничего не подозревающего Понасенкова. Его всё больше и больше распаляло — хотелось сделать хоть что-то для продолжения вечера, чтобы этот день не закончился так рано, в два часа ночи. Вообще журналист даже не совсем в трезвом состоянии не забывал про манеры, а за нож хвататься и причинять кому-то вред (особенно Евгению Николаевичу!) было точно не в его стиле, поэтому старая добрая импровизация, которой их учили ещё в институте, пошла в ход. — Же-ень, — устав от раздражающих мельтешащих объектов за окном, протянул мужчина, прикрыл глаза и взял руку коллеги, — а, Жень? Тебе понравилось то игристое, что мы пили? — К чему вопрос, Александр Глебович? — Историк не обратил на выходку Невзорова никакого внимания, ведь знал, что Невзоров иногда, когда слегка выпьет, бывает чересчур общительным и может приставать. — Себе заказать хотел. — Первое — нет, ни в коем случае. А вот второе было очень даже ничего. «Маркезе», кажется, да? — Что-то такое там было в названии.       На самом деле Александр помнил всё, а спрашивал лишь ради продолжения беседы с Понасенковым. Тот снисходительно отвечал на реплики «пьяного» коллеги и спорил лениво, по инерции — всё-таки Невзоров ему хоть немного симпатизировал. «Мерседес» начал поворачивать, и вдруг Евгений обеспокоенно заметил: — А время-то! Мосты ведь давно развели! Что ж мы, с вами так задержались и даже про часы забыли?       В самом деле, когда они подъехали к Сампсониевскому мосту, тот уже был поднят. Гуляющие туристы фотографировались на его фоне и, кажется, довольно беззаботно проводили время, в отличие от тех, кто здесь жил, и хотел попасть домой на другой берег. — Там Литейный недалеко ещё, — заметил вконец развеселившийся Невзоров. — Может, повезёт… — Скажете тоже. Их почти все разводят в два часа. — Ну тогда оставьте меня здесь, на улице. А потом, часов эдак в пять, я уже как-нибудь доберусь сам. Мне сравнительно недалеко. — Не могу, Александр Глебович, вы же мой друг как-никак! Оставить вас ночью, одного, да и ещё в таком состоянии, чтоб вы благополучно утопли в Неве?       Словно в подтверждение его слов, снаружи какой-то парень, будто почуяв жажду приключений, в одной футболке под громкий визг подруг спрыгнул в воду, окатив холодными брызгами всех, кто стоял рядом. — Ну и как вы предлагаете решить эту проблему, Евгений? Может, всё же вернёмся в клуб, а? — У меня есть идея получше. Поедем ко мне.       Водитель молча ждал указаний. Невзоров постарался скрыть ухмылку за кашлем и снова «включил» актёра: — К вам домой? Ни в коем случае! Я не хочу вас обременять… — А я не люблю, когда со мной спорят, — Евгений нахмурился. — Если я что-то сказал, значит так и будет. Не стану же я предлагать, если мне неудобно! — Судя по вашим рассказам, у вас там не дом, а исторический музей. Вдруг я что-то сломаю и вы меня потом убьёте? — Как вы могли о таком подумать? Не волнуйтесь, я за вами пригляжу. Едем!       Отговаривать коллегу журналист больше не решился. Они уже мчали по ночному Петербургу, а ветер, дуя через открытое окно, гулял по салону и безнадёжно портил причёску Понасенкова. Настроение было замечательное. Жизнь, казалось, только начиналась, а впереди были все выходные. Ещё гулять и гулять! Евгений мечтательно прикрыл глаза. Деньги есть, время есть, он ещё так молод и полон сил. А Невзоров, сидящий рядом, пусть порой его и раздражал, но (историк нехотя признавался сам себе) был хорошим собеседником и спутником, хоть и старше аж на двадцать четыре года. — Александр Глебович, приехали.       А Александр Глебович уже клевал носом. Дорогой пиджак журналиста слегка помялся в некоторых местах, а на рубашке темнело небольшое пятно от вина. Ещё раз убедившись в том, что поступил правильно, не оставив его одного, Евгений принялся будить своего визави. Невзоров отмахнулся, ворча, что не спит, а просто устал, и вылез из машины, хлопнув дверью.       Пройдя через чистую парадную, они поднялись на этаж и попали в конечный пункт сегодняшней ночи. Квартира (одна из нескольких в имении Понасенкова) представляла собой светлое, просторное, богато убранное помещение. Разумеется, здесь были и предметы, представлявшие собой культурную ценность и скорее всего стоившие немало денег. Историк взял спутника за локоть и вкрадчиво объяснил, ведя его через коридор, периодически останавливаясь, чтобы тот рассмотрел экспонаты ну как в музее, честное слово!: — Вон та японская фаянсовая ваза начала двадцатого века стоит бешеных денег. Я приобрёл её на аукционе в Милане. Редкая вещица, между прочим! А трость времён второй империи видите? Подарил один коллекционер. Тоже желательно руками не трогать, смотреть, так и быть, разрешаю. А вон та картина…       У Невзорова уже реально слипались глаза. Если раньше он ещё профессионально притворялся, то сейчас ему было уже невмоготу слушать про картины эпохи возрождения, японские вазы, китайские гравюры и турецкие сабли. Нет, не то, чтобы он был невеждой и не ценителем всего этого, просто в данный момент он хотел лишь одного — наконец-таки лечь спать, поэтому вдохновлённые рассказы юного коллекционера были направлены в никуда. Ноги сами брели куда-то, а на руке чувствовалась лишь ладонь Понасенкова, держащая его за пиджак. — Жень, ты меня прости, конечно, но мы что, на экскурсии в музее? Я вообще не в состоянии сейчас воспринимать такую информацию. Ты как вообще всё это помнишь? Аж вместе со всеми датами! — Я историк, Александр Глебович. Это моя жизнь и работа — помнить и знать историю. Но раз вам неинтересно, то я больше вообще ничего рассказывать не буду.       Обиделся. Невзоров тяжело вздохнул: — Я не говорил, что мне неинтересно — лишь сказал, что не могу сейчас вообще ничего воспринимать. Ну хотите, завтра сходим в музей? За мой счёт. Будете мне экскурсоводом, я же вообще тёмный, в таких вещах не разбираюсь. — Не стоит оправдываться, — довольно холодно заметил Евгений. — А насчёт музея — я, кажется, уже везде был. Сходите один, если будет время и желание.       Чёрт, ну как знал, что стоило промолчать! Журналист мысленно обругал себя за глупость и поджал губы. Тем временем, коллега привёл его в гостевую спальню, буркнул, что весь дом в его распоряжении, и уже хотел уходить. — Что, даже спокойной ночи не пожелаешь? — с наигранной обидой бросил вслед юноше Александр. — Спокойной ночи, — с убийственной учтивостью ответил на это Понасенков и взялся за ручку двери.       Терять момент было нельзя. Невзоров выдохнул, пару раз сжал руки в кулаки и вдруг сделал несколько шагов вперёд, стремительно преодолев расстояние между ними. Всё произошло настолько быстро, что Евгений не успел что-либо сообразить.       Журналист схватил его тонкие пальцы и со всей искренностью, на которую только был способен, вымолвил: — Ладно! Прости меня, Женя! Да, признаю, дурак я! Ты ко мне со всей душой — и погостить разрешил и решил поделиться тем, что любишь, а я, идиот этакий, не оценил твоего радушного жеста и теперь молю о прощении, как холоп… — Я и не обижался на вас. Что уж тут говорить, просто забудьте и ложитесь спать спокойно, не стоит унижаться просто так. А утром уже поедете.       Упомянул о том, что скоро нужно уходить. Ну да, как же, не обиделся он!       Невзоров выдохнул сквозь зубы и дёрнул Евгения на себя. Тот от неожиданности потерял равновесие, и упал на кровать, тут же попытавшись встать, но хитрый Глебыч был проворнее, и навис сверху, опередив его. — Хватит строить из себя барышню-недотрогу. Я же извинился! — А я сказал, что незачем извиняться! Отпустите меня! — Нет, я подожду!       Понасенков принялся выкручиваться и пытаться встать, но Александр шутливо толкал его обратно. Сама возможность вот так позлить этого нарцисса забавляла его, а факт того, что тот признает поражение, так вообще грел душу. — Насиловать будете? — отрешённо спросил историк, и журналист чуть не рассмеялся, но вовремя подавил улыбку, приняв серьёзный вид. — Это зависит от твоего ответа. — Да вы же пьяны! Вот наделаете глупостей и сядете за решётку! Я вас засужу, обещаю! И не посмотрю, что вы мой друг.       Тот молчал. Евгению было неохота делать то, чего не хочется, но, спустя около минуты, ему надоело лежать так, стараясь не встречаться взглядом с Невзоровым. И тогда юноша неохотно вымолвил: — Ну хорошо, так и быть! Я вас прощаю. Довольны? — Точно? Мир? — Да, точно-точно, слезьте же с меня наконец!       Александр перекатился на бок, удобно разлегшись на одеяле и наблюдая, как покрасневший и смущённый Евгений пулей вылетает из комнаты, оглушительно хлопнув дверью, наверное, всех соседей перебудив таким образом. Затем, посмеиваясь про себя, журналист всё же разделся и лёг нормально, почти мгновенно заснув.

***

      А утром уехал. Ещё до того, как историк встал. Не хотел смущать (или раздражать) ещё больше своим присутствием. Встать получилось на удивление рано, хотя голова, конечно, трещала с лёгкого похмелья, а вызвать такси уже не составило труда.       Понасенков же проснулся поздно, и первое, что ему вспомнилось со вчерашнего (ну или уже сегодняшнего) дня — словестная стычка с Невзоровым и то, как же близко он был. Вообще Евгений старался держать всех — и врагов и друзей — на расстоянии вытянутой руки и не подпускать к себе, а тут такой вопиющий случай! А ведь всему виной эти мосты, про которые они на удивление забыли, живя в Петербурге долгое время… — Ну просто феерическая наглость! — он аж сел в кровати, наконец вспомнив всё, и своё смущение в том числе. — Сейчас вот пойду и всё выскажу этому самодуру!       Но оказалось, что журналист уже уехал к себе. Пылая от раздражения, историк сел завтракать тем, что нашлось в холодильнике, но, кажется, и этому не суждено было завершиться спокойно — буквально через пять минут в дверь позвонили.       Думая, что Невзоров что-то забыл и вернулся, тут же обрадовавшись вновь появившейся возможности обругать хулигана, юноша вскочил и бросился открывать. Но это был курьер. Всего лишь курьер, который передал ему пакет, взял роспись с чаевыми за получение и умчался обратно работать. — Какие-то посылки с утра пораньше… Ещё и довольно тяжёлая для цветов и любовного письма.       Красивая обёртка была беспощадно разорвана и отброшена в сторону. — Ах ты ж…       Посылкой оказалось не что иное, как бутылка «Маркезе», о котором вчера как бы невзначай спрашивал журналист, а также записка, привязанная около горлышка. «Женя, ещё раз извини за события этой ночи. К сожалению, сейчас я вынужден срочно уехать по делам в Москву, вернусь через неделю. С меня поход в ресторан! Скоро встретимся.

Саша.»

— Каков выпендрёжник! Мог ведь просто позвонить! Нет, он лучше вино пришлёт и парад организует с салютом…       При этом Понасенков не скрывал улыбки. Отчего-то страшно довольный, он ещё раз перечитал записку и убрал бутылку в холодильник. Ругать Невзорова ему больше не хотелось, разве что чуть-чуть. «Прощаю», — про себя думал он, — «Так уж и быть, прощаю. Но в следующий раз одним рестораном не ограничится…»       День только начинался. Петербург жил своей жизнью: люди шли по своим делам, машины стояли в пробках, самолёты летали в облаках, а небо было такое чистое и голубое… Евгению ещё больше казалось, что всё по итогу будет прекрасно.       Конечно, они с Невзоровым стоили друг друга. Оба упрямцы, каких свет не видывал, нарциссы, эксцентричные и самоуверенные. Наверное, поэтому у них получалось до этих пор дружить. Как они с Глебычем познакомились, юноша тоже помнил, и, признаться, хранил этот момент в памяти, потому что ему казалось, что та встреча была неспроста и имела важность и значимость в его жизни. Так и случилось — вместе они с тех пор повидали и сделали немало. Всё же Александр был коллегой для Евгения — они ведь работали в схожих областях. Но только ли коллегой? Да и только другом ли? Оба даже сами до конца не понимали. Может, мосты даже были и не виноваты… «Встретимся. Мир тесен, Саша», — с ухмылкой думал Понасенков, глядя в окно на то, как в небо со стороны аэропорта взмывает самолёт в Москву. — «Обязательно скоро встретимся».

27.10.2021