Сrescendo. Нарастая.

А в самом конце он торжественно произносит: — Это не мне больше нужно было, это тебе. В душе смеется. Все они моя семья. А то, что кровью твари обливались — это лишнее. Я, знаешь, все равно собак не люблю. Пей-ешь внутриутробный суп, прославляя Уорхола. Вари себя в кипятке, засовывай луковицу во влагалище, тычь в пизду спицей, чтобы ни в коем случае не родить, сидя на унитазе. Вообще не родить Просовывая руку глубоко внутрь, хочется вырвать его из себя: твоего Стивена или малышку Доузи, двойняшек Нила и Марка. Твое будущее. Твою надежду. Твое говно и сопли в одном сплошном бесконечном орущем, блюющем и отрыгивающем флаконе. Лежа там, на мокром и холодном бетонном полу, ты вдыхаешь глубоко, надеясь получить воспаление легких, туберкулез, бронхит, да хотя бы насморк письки. Слизывая воду или чьи-то (надейся) ссаки, ты мечтаешь о глистах, кишечной палочке — гарантии желтухи для твоего плода, возможно, тениаринхозе с последующей смертью от прогрызания сорокаметровым паразитом стенки кишечника, кто знает, вдруг солитер действительно оставил тут пару своих личинок. Господи, ну дай же мамочке помечтать! Тот, кому придется умереть, так и не родившись. Перевернувшись на живот, ты яростно его колотишь руками. Что еще можно сделать со своим телом? Скрюченный, скукоженный, ненавистный зародыш должен там, внутри, обрести Бога через страдания. Ты представляешь, как оторвешь ручки и ножки — будто креветку почистить. Представляешь, да, ты, далекая от анатомии глупая давалка, как сдавишь головку — и потечет мозг. Изо рта, ушей, маленького носика и капельками — из глазных отверстий. Вкусный, наверняка, очевидно розовый и только сформировавшийся. Глубоко засовывая пальцы в рот, ты слизываешь розовое лакомство, по привычке надавив на корень языка (проклятая анорексичка, больная булимией страшила с черными зубами), вызывая рвотный рефлекс, чтобы насладиться вкусом человеческого мозга повторно. Замирая на секунду перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение, ты вдруг заметишь позади себя человека без зрачков, который расскажет тебе, что завтра умрут еще больше ваших, прости, наших детей. Недоделанный Тед Банди, — подумаешь. Скажешь: — Подсмотрел, — и прикусишь язык. Он не умеет. Отбрасывая головку эмбриона, будто пустую жестяную банку, ты скажешь: «Привет, я твоя мама!» — и, наступив на нее, развезешь ногой по полу, выписываю кончиками пальцев кровью «лол». Я твоя мама, Стивен, привет! Здравствуй, малышка Доузи, какое у тебя теперь смешное выражение лица.лол Знаешь. Ты знаешь, что еще можно сделать со своим телом. И ты воешь, будто хуев ржавый водопроводный кран или ебучая труба. Стоковая яма, в которую сливают говно, льющееся из жирных и прыщавых черных задниц бывших рабов из криминальных районов, примет и твоего ребенка тоже. Пойди набери кипятку. Полную ванну. Чтобы ни разу не родить, сидя на унитазе. Но это сегодня, а завтра умрет еще больше ваших детей.