«Не уходи, прошу».
И он стремительно срывается прямиком к дому Чонина. Когда Ян открывает дверь, Ёнбок стоит ещё с минуту. Позволяя каплям стекать на пол с подола его рубашки и в упор смотря на Чонина, что скромно придерживает дверь, чтобы от сквозняка не хлопнула. Чонин переодеться даже успел: видно, пытался прийти в себя, и на фоне бежевых обоев, горшков с цветами и выжженных солнцем фото на стене он выглядит каким-то своим, родным, в синих пижамных штанах, заплаканный и дрожащий от холода. Ещё мгновение Ёнбок уговаривает себя постоять на месте, возможно, больше ради приличия, затем падает на пол промокший насквозь зонт. И, раскрывая дверь так сильно, что она хлопает по стене, он набрасывается на Чонина в объятии. Хочется во все лёгкие закричать: «Придурок ты, Ян Чонин, какого чёрта меня волноваться заставил!»… а на деле Ёнбок бы и звука не произнёс. Нет, он бы… Он бы не смог… Его пальцы сжимают локоны Чонина, вот эти, спутанные, липкие, испачканные дождевой водой, и носом он утыкается Яну в шею, стуча, стуча, с силой стуча по спине кулаком. Чонин подхватывает его под талию и к себе притягивает, и тело Ёнбока уже не слушается: он растекается солёной лужицей в его больших ладонях. «Да почему ты такой! — только и сипит Ли, чувствуя, как безнадёжно льнёт к нему младший, наивно прижимаясь бёдрами да хватаясь пальцами за кончики белоснежных волос. — Почему мне в голову только пришло о тебе заботиться, да что в тебе такого вообще, ты же обыкновенный глупый подросток, который не в силах даже с чувствами совладать!» И Ёнбоку хочется схватить Чонина за плечо, развернуть с силой, прокричать, да хватит смотреть на этого Хёнджина, обернись, господи, открой глаза, рядом с тобой есть я, который так тебя любит, и он кричит, в общем-то, только голос его скрывает июльский дождь — а точнее то, что всегда с этим июльским дождём ассоциировалось. А когда голос у Ёнбока окончательно пропадает, Чонин принимается гладить его макушку и позволяет старшему уткнуться горячим кончиком носа в сгиб на шее, щекоча растрёпанными прядями мочку уха. «Не знаю, почему, хён, — смеётся Чонин. — Но спасибо тебе, спасибо большое. Если бы не ты, я бы так и свалился в обморок под этим мостом, не дождавшись его». «Да ну тебя, — обиженно лепечет Ёнбок. — Хван Хёнджин тебя даже не ценит, а ты увязался за ним, как собачка дворовая!» Он ударяет его по груди. Но Чонин, вместо того, чтобы обидеться, падает лицом Ёнбоку на плечо и делает последний всхлип — глубокий вдох перед тем, как окончательно успокоиться. «Да я с ума сошёл, как только увидел его. Кажется, больше никого в жизни любить так сильно не смогу. Он же моя звезда с неба, хён. Такая же недосягаемая и сияющая». К чертям звёзды. Выглядят, как камни, а камней и на побережье полно. Ёнбок хочет позвать его прогуляться по морской кромке, держась за руки, но тогда всё будет очевидно, а ещё, а ещё, что очевидно-то? Не влюбился же Ёнбок в Чонина, ну в самом деле. Просто… дорожит Яном этим, как котяра одинокий, привязавшийся к человеку. В ту ночь они засыпают вместе. «Как думаешь, стоит ему признаваться?» Чонин теснится на полутороспальной кровати напротив Ёнбока, скрещивая руки на груди. Тучи разошлись. Февральская луна скромно прокралась в комнату продолговатыми прямоугольниками по потолку. В полутени, что отбрасывали примятые подушки, Ёнбок выглядел как-то по-особенному родным и пушистым — без укладки, с влажными после душа волнистыми волосами. Чонину хочется спросить, давно ли у хёна веснушки вокруг глаз и курносого носа и всегда ли он смотрел на него так меланхолично и внимательно, словно исследуя карту его лица с острой линией челюсти, медовыми раскосыми глазами и высоким лбом. Чонину хочется спросить, почему у Ёнбока до сих пор нет девушки и почему он не популярен в школе, узнать, отчего он, такой одинокий, шатается за Яном и предлагает свою помощь, когда в его распоряжении целый мир. Чонину хочется протянуть руку вперёд и… «Только ты можешь решить это». … коснуться его скулы. Ёнбок-хён непозволительно близко к нему сейчас; они касаются коленами под пуховым одеялом, временами вздрагивая от сквозняка, и тогда Ёнбок задевает сжатыми от холода пальчиками ступни Чонина, а Чонин едва заметно приближается ближе, и… «У тебя ведь остаётся один день, правда? Один день до его отъезда». … и Ёнбок опускает взгляд, с ухмылкой замечая, как младший медленно приближается к нему. «Я несколько лет мечтал об этом. Мечтал, вот признаюсь, подарю ему красивое украшение или несчастную валентинку, он обнимет меня, ответит взаимностью, я даже готов был ждать, если потребуется, но с каждым днём уверенное и какое-то не по годам взрослое осознание било отчётливее и больнее, и я понимал, что не ровня ему. Сколько раз ни пытался уверить себя, что я тоже достоин счастья, даже несмотря на то, что не такой же красивый, харизматичный и талантливый, как он, а всё себе отказывал. Такое ощущение, что я боялся начать встречаться с кем-то». Ёнбок придвигается навстречу ему и накрывает скрещённые на груди Чонина ладони. Он говорит с ним почти неслышно, бархатной хрипотцой, подобно снегу в рождественскую ночь или шуму прибоя, что остужает побережье поздним вечером. Перебирает его пальцы, косится исподлобья, медленно опускает ресницы, чёлка прикрывает его глаза, и когда Ёнбок очередной раз поднимает взгляд на Чонина, у того что-то громко в груди щёлкает — и лёгкие на мгновение закрываются. «Я думал, ты спал и видел, как вы с ним становитесь парой». «Я сомневался, что смогу прожить с ним целую жизнь». Горшок с крокусом, который Ёнбок отдавал Чонину испачканными землёй руками, в его воображении с треском разбивается о кафель. «Я не много знаю о любви, — сипло проговаривает Чонин, прикрывая глаза от усталости. — Но уж если любить, то так сильно, чтобы на всю жизнь». Чонин опускается в кровати, так, чтобы оказаться лицом на одном уровне с лицом Ёнбока. Ищет с ним зрительного контакта и спрашивает себя, какого чёрта так приятно чувствовать, как Ли прячет его ладони в своих и доверчиво касается ляжками его бёдер. «Если так подумать, ты всегда был рядом, когда я умирал от любви к Хёнджину, — с горечью бормочет Ян. — Как будто знал, где я в очередной раз буду плакать с пакетиком шоколадного молока в руках, и приходил заранее. Сидел на подоконнике, на скамейках спортивного стадиона, смеялся, что-то писал в блокнот. И даже сейчас, когда я пытался дозвониться ему, чтобы признаться. А мы даже не друзья. Мы с самого начала старшей школы даже не разговаривали. Ты случайно… — Ёнбок сейчас так близко, что Чонин может вдохнуть аромат шампуня с ароматом ванили и корицы. — Не мой ангел-хранитель, хён?» И, чтобы случайно не влюбиться в Ёнбока, закрывает глаза, утыкаясь губами в край подушки. «Нет, Чонини, — смеётся Ёнбок, целуя его в лоб. Достаточно тихо, чтобы не нарушить общую тишину спальни, но достаточно громко, чтобы в душе у Чонина что-то надломилось. — Спи спокойно, не думай об этом. А завтра поговоришь с Хёнджином». Чонин издаёт протяжное и печальное «у-гу». «Луна сегодня красивая, правда?» — Ёнбок накрывает ладонями его волосы и прижимается к груди. Чонин кивает. И засыпает. Они оба в эту ночь засыпают. Две вещи, которые Ян Чонин так сильно любил: шоколадное молоко и Хван Хёнджин, и Ёнбок очень часто задумывался, достоин ли войти в список, но когда Чонин падал ему на колени и вновь начинал плакать, Ли понимал, что сердце младшего не готово любить никого без пресловутых длинных шёлковых локонов, тёплого смеха и влюблённых глаз, которые никогда на него не смотрели. Перебирая чужие чёрные волосы, Ёнбок прислушивался к шуму дождя за окном. Сегодня был выпускной Хёнджина-сонбэ. А Чонин так и не дозвонился. «Почему он даже не смотрел в мою сторону?» «Всё в порядке, Чонини. Первая влюблённость редко создана для взаимности». После выпускного Чонин снова забежал в супермаркет, попросив Ёнбока подождать его снаружи. Когда он вышел, то с поникшим взглядом и опущенной головой протянул старшему пакет арбузного молока. «Спасибо. Спасибо, что был со мной, хён, когда я сам с самим собой не был». Хёнджин исчез из их жизни, прошли весенние каникулы, и март с апрелем украсили их безответную любовь листьями недоспелой вишни. Когда Ёнбок вошёл в класс, Чонин поглаживал упаковку шоколадного молока большим пальцем и равнодушно смотрел в окно. Улыбка медленно сошла с лица Ли. Подобно тому, как надеяться, что боль утихнет после долгого сна, он прожил эти недели, мечтая о том, что Чонин его забудет, а когда набрался храбрости, чтобы взглянуть в его глаза, нашёл в их отражении осточертевшие шёлковые локоны и долбаный смех с нотками июльского дождя. Рюкзак полетел на пол. А Ёнбок возненавидел себя за то, что влюбился в того, кто совсем потерял надежду. Они не разговаривают. Не общаются, не смеются вместе, и на уроках живописи Ёнбок даже не смотрит в сторону его холста. Такое ощущение, что жизнь складывалась маленькими кирпичиками вокруг Хван Хёнджина — они строили этот дом вместе, но стоило главному камню исчезнуть, стены стали рушиться, и ничего, кроме красно-серой пыли, у них не осталось. Как верно подметил Чонин, они не были даже друзьями. Да и ангелом-хранителем Ёнбок тоже, к сожалению, не был. Засыпая головой на рюкзаке поздним вечером за столом библиотеки, Ёнбок понимал, что недалеко ушёл от Яна. И тоже влюбился в того, с кем быть, похоже, не суждено. Так же, как и Хван Хёнджин, Ян Чонин немного знал о любви и даже мог её испытывать. Правда, не к тому, с кем хотелось бы. Ведь точно так же, как Хван Хёнджин исчез вместе с Ли Минхо, Ян Чонин остался с образом Хёнджина. Этих чувств вполне хватало, чтобы согревать ему сердце. И он перестал стараться избавиться от них. Ёнбоку оставалось скрести пальцем по деревянному столу и коситься в сторону книжных стеллажей, надеясь в пустоте меж книг отыскать лицо скучающего по нему Чонина. Это их выпускной год, думал он. Да и прошло уже достаточно много времени в их игре в молчанку. А в списке любимых вещей Ян Чонина всё ещё грустно пылились прошлогодние пункты. Вся эта затея со списком с самого начала была провальной. Ёнбоку хочется обидеться за то, как паскудно с ним поступил Чонин: ведь они однажды засыпали вместе так, словно завтрашнего дня не существует, а в итоге Ян перестал смотреть в сторону старшего, будто тот был нужен ему, только когда становилось плохо. Но Ли знал, что на это есть свои причины. И Чонину плохо до сих пор. Он не обижался. Всё, врёт он себе, в порядке, всё хорошо, Чонин не обязан становиться ему другом. Да и Ёнбок другом ему быть не хочет. Парнем хочет быть.Но это совсем другой разговор.
Чонин остаётся в классе живописи до самого вечера. Из разговоров одноклассников Ёнбок узнает, что Ян собирается поступать на художественный факультет, а Хван Хёнджин окончательно переехал в Испанию. И вроде бы так здорово, что у меланхоличного и робкого Чонина наконец появилась мотивация, а с другой стороны… Ёнбок наблюдает за тем, как кисть в запястье Чонина плавно двигается по влажному холсту и из-под его руки появляется портрет. Потягивая арбузное молоко, Ёнбок заведомо ожидает увидеть шелковистые локоны оттенка закатного солнца и ямочки на щеках в виде полумесяцев, и вроде бы они даже появляются, но когда очертания добрых глаз бывшей любви прорисовываются на холсте, Чонин со злостью портит портрет жирными мазками нелепой синей краски. Пустая коробка молока падает из рук Ёнбока, когда Чонин прячет в ладонях бледное лицо. В голове ничего, кроме ругательств. «Как же ты мне надоел». Ёнбок хватает его за руку и поднимает со стула — заплаканного и измотанного. «Серьёзно, сколько можно, Ян Чонин!» Чонин не в силах даже руку одёрнуть — просто падает ему на грудь, понимая, что без Хёнджина ещё как-то можно, а без Ёнбока — уже никак. «Как же мне надоело присматривать за тобой, как за ребёнком, — шепчет Ли, обнимая его за спину и зарываясь подбородком в пушистые кудри на макушке. — Надоело бегать и всегда оказываться там, где ты, особенно такой влюблённый в этого сонбэ. Надоело утешать твои слёзы и говорить, что всё будет хорошо, — Ли ныряет пальцами в волнистые от влаги кончики волос и, позволяя себе слишком много, утыкается носом ему в висок. — Надоело, что у нас с тобой всё могло бы быть хорошо, а ты даже не смотришь на меня. Надоело чувствовать себя тобой, когда ты смотрел на Хёнджина, пока я смотрю в твои глаза, красивые, как целая Вселенная, — высокий стон на выдохе ударяется о сгиб шеи Ёнбока. — Надоело, что я пытаюсь узнать вещи, которые ты любишь, чтобы впечатлить тебя, но это больше похоже на твоё молоко, безнадёжное и бесполезное, ведь его всегда только ты любил, а не Хёнджин. И я думал, может, мне удастся прокрасться в твоё сердце, если я дам тебе то, что ты любишь, — волосы у Чонина такие мягкие и воздушные, что Ёнбоку хочется не только щекой к ним ластиться, а целовать уже хочется, каждый локон, каждую прядь, целый вечер, пока рассвет не взойдёт. Забирать поцелуями каждую выплаканную и невыплаканную слезу, каждую жгучую боль невзаимной детской любви, Ёнбок хочет забрать это всё из сердца Чонина и пережить самому, лишь бы тот страдать уже перестал. — Надоело, что ты мне так сильно нравишься, что я уже не могу тебя отпустить». Чонин сжимает руки у него на талии и, ненадолго отрываясь, жалостливо смотрит на острые и горячие губы Ёнбока. «Нравлюсь?» Ёнбок качает головой. «Видишь, как признаваться надо. А не как ты, бегать несколько лет и в молчанку играть». Уголки губ у Чонина поднимаются. «Я тебе нравлюсь?» Сердце биться перестаёт, зато в бёдрах кровь активно пульсирует. «Нравишься, — Ёнбок не замечает, как томно его взгляд, мутнея, опускается — он прикрывает глаза, чтобы не посмотреть туда, куда не положено. — Очень сильно нравишься. Можешь хоть раз… взглянуть на меня как на мужчину, а не как одноклассника?» «Могу, — шепчет Чонин. — Только мне потребуется… немного времени, хён». Хён. Его «хён» звучало так надрывно и трагично, что у Ёнбока появилась одна мечта — заставить его улыбаться, когда Ли рядом. Они стали дружить поздним апрелем, когда под падающими листьями вишни Чонин начинал осознавать, что с ветром убегает его прежняя любовь, а новая появляется в уютном шарфе, клетчатом пальто и сером берете, подставляя крохотные ладони лиловым, будто акварельным лепесткам. Вечно спрашивая себя, что же он такое испытывает от парня с глубоким голосом и сияющей улыбкой, Чонин смотрел издалека, как в парке у ручья Ёнбок, ожидая его, влюблённо смотрит на пурпурный закат. Чонин подходил всегда тихо и неожиданно, обнимая его со спины и утыкаясь носом в ухо. «Эй, ты чего делаешь!» — восклицал Ли, но зарывался ему в грудь. Ладони Ёнбока помещались в ладони Чонина, как будто были сделаны прямо для них. Ян поднимал их запястья — и лист вишнёвого дерева приземлялся прямо на их переплетённые пальцы. Им было по восемнадцать. Чонин снял брекеты и прибавил в росте. У Ёнбока округлые щёки превратились в острые скулы. И палитру их школьной жизни из вечного асфальтного серого разбавили сахарно-розовым да рассветным сиреневым. Каждый, кто смотрел на то, как Ёнбок накладывает Чонину в тарелку жареную курочку, а Чонин заплетает тонкие косички в волосах Ёнбока, думал, что они встречаются. Но нет. Они были обыкновенными друзьями. Влюблёнными друзьями. Ёнбок думал, что свой блокнот на спирали с коалой ему придётся выбросить. Но очередным апрелем тот пополнился на два пункта. Вишня. И коты. Чонин обожал котов. Особенно тех, что громко мяукали возле дома Ёнбока, когда Ян провожал его после прогулки вечером. «Их мама погибла, — опустив плечи, сообщил Ли. — Они живут в коробках, которые выкинули соседи». Они купили кошачий корм и немного лакомств, а Чонин принёс из дома старые игрушки — в детстве у них в семье жила кошка. Они сидели на бордюре и кормили котят из мисок, гладили по жёсткой шёрстке и мечтали о том, как однажды родители разрешат их приютить. На карманные деньги купили шампунь, отмыли котов от грязи и отвели к ветеринару. Одного назвали Солнцем, а второго — Луной. Чонин прижимал второго к груди, чесал его серое ушко, целовал в нос, поворачивался к Ёнбоку и говорил: «Он похож на тебя». Тогда Ёнбок выпрашивал поцелуи в макушку, падал Чонину на колени, и тот, робко поглаживая его по ладоням, касался губами растрёпанных золотистых локонов. С каждым таким вечерним поцелуем и смехом Ли Ёнбока любовь к Хван Хёнджину почему-то исчезала. «Как он там, в своей Испании?» — периодически спрашивал Ёнбок, а Чонин пожимал плечами. Он только слышал, что Хёнджин учится в известной студии. В очередной раз заглянув на его страницу, Ян попросту отписался. И удалил контакт. Ёнбок горестно вздохнул. Теперь страшно и в глаза друг другу взглянуть. Чонин ведь волен влюбляться в кого угодно, а рядом — только он, его хён. В июне классный руководитель объявил о школьной поездке в горы. Много времени не понадобилось, чтобы собраться. А ещё у Ёнбока и Чонина всё было настолько хорошо и приторно, что первый уже давно думал, мол, в горы они поедут как парочка, а второй всё ждал, когда чувства станут настолько невыносимы в груди, что он признается — и надеялся, что свежий воздух и звёздная ночь пробудят в нём прекрасную и изящную влюблённость. Проблема в том, что с Ёнбоком было совсем не так, как с Хёнджином — никаких бабочек в животе, никакого трепета и пропажи аппетита, с ним тёплый чай, объятия под пледом, котёночье урчание, треск камина, совместная домашка за узким столом, бежевые резиночки в косичках Боки, духи с ароматом пряностей и ванили и терпкое доверие. Ёнбок всегда рассказывал обо всяких мелочах, смеясь и активно жестикулируя, и если случайно задевал запястьем нос Чонина, спешил извиниться и поцеловать. Чонину хочется добавить в этот список нежные, без языка, поцелуи под солнцем на балконе, ладони, обнимающие за талию, и тяжёлое дыхание, когда оба окажутся в постели. Рисуя это в воображении, он приходил к выводу, что Ёнбок-хён — бойфренд его мечты. Возможно, это именно то, что надо испытывать, когда ты влюблён. Безо всяких нелепых волнений, суеты и отчаянного желания понравиться. Чонин уже знал, что нравится Ёнбоку. И поэтому понемногу становился собой. В автобусе они слушали музыку через одни наушники, Ёнбок заснул у Чонина на плече, и Ян гладил его по волнистым от косичек волос. «Ну так вы встречаетесь?» — спрашивали в классе, а Чонин косился на своего мальчика по имени Счастье и думал лишь о том, что слово «встречаться» — слишком простое для того, что они испытывают друг к другу. Если можно было бы сказать, что они любят друг друга —если можно было бы сказать, что они жизнь друг за друга отдадут —
он бы ответил «да». Но на вопрос, встречаются ли они, Чонин лишь качал головой. Во время поездки они купили парные браслеты, побаловали себя фисташковым мороженым в кофейне с видом на озеро и сделали миллионы фотографий на телефон. Гуляли за ручки, оторвавшись от группы, и тихо, никому не мешая, влюблялись. «Никогда бы не подумал, но, кажется, я очень люблю горы, — признался Ян. — Была бы возможность, переехал бы сюда, знаешь, в одноэтажный домик прямо на побережье, завёл бы котов и каждый день пил бы шоколадное молоко, — взял Ёнбока за руку и как-то неожиданно для себя самого, взглянув на безоблачное небо, произнёс: — а ещё попросил бы тебя остаться со мной здесь на всю жизнь». В палатках засыпали по четыре человека. И те два парня, что утром кричали о том, что с этой сладкой парочкой ложиться не хотят, а слушать их милашничества перспектива так вообще занудная, отрубились сразу после ужина у костра. Чонин и Ёнбок даже доказывать не хотели, что они практически никогда не говорят друг другу те самые «милашничества». Им достаточно молча лежать напротив и гладить мягкие волосы. Всё остальное добавят за них мысли. Ёнбок перестал быть ворчливым и вечно чем-то недовольным. Маска одноклассника с холодной агрессивной заботой уступила место тёплой солнечной улыбке и смеющимся глазам. И почему только Чонин с первого года старшей школы его не замечал? У него под боком светило ненавязчивое майское солнце, а он даже греться не хотел — предпочитал свой июльский дождь. Но мешать одноклассникам они не хотели — Чонин накинул на плечи Ёнбока клетчатый плед, и они вышли наружу, к стрекочущему и нашёптывающему что-то таинственное лесу. «Я знаю: ты хочешь узнать всё, что я люблю, верно? — произнёс Ян, переплетая их пальцы. Ёнбок кивнул. — Этих вещей как будто слишком много, но в то же время практически и нет. Каждый день я думаю, о, наверное, я так люблю карамельный латте, или гулять по крыше, пока остальные не видят, или смотреть рождественские аниме, но иногда эти вещи кажутся такими незначительными. Незначительными оттого, что я не могу ни с кем их разделить, а когда ты появился в моей жизни, мне показалось, что я могу подарить тебе их все, чтобы отблагодарить за ту заботу, что ты давал мне бескорыстно. Но… дело даже не в этом». Ёнбок просовывает ладони в рукава его свитера и прижимается подбородком к ключице. Его Чонини уже стал таким высоким. И большим. Ян замирает. Ёнбок умный, наверняка знает, что младшенький хочет сказать. Или сделать. Да, возможно, лучше бы это сделать. «Хён, посмотри на меня, — просит Чонин. Ёнбок поднимает голову. — Знаешь, я очень люблю звёзды, что отражаются в твоих глазах». Его большие пальцы ложатся на скулы Ёнбоку, и тот усмехается, приоткрывая губы. Чонин наклоняется. Спрашивает себя, происходит ли это на самом деле. Хён пахнет полевыми цветами, из которых Чонин утром сплёл ему венок, и фисташковым десертом. Всё по-прежнему тепло и драгоценно. Чонин дарит ему поцелуй в губы. Неловкий такой, мягкий, всё так, как он мечтал, не хватало лишь утреннего солнца — а может, это тот самый долгий поцелуй перед совместной ночью. Ёнбок привстаёт на носочки, огибая губы Чонина своими, и тихо смеётся. Поглаживает дрожащие запястья Яна, отвечает медленно, сладко, тягуче, как мёд. Чонину отрываться вообще не хочется — хочется исцеловывать Ёнбока всю ночь, пока никто не видит их на крохотной опушке под высокими хвойными ветвями. Но, к сожалению, он такой неопытный, и, наверное, он сжимает лицо хёна слишком сильно, раз тот накрывает его ладони и вновь переплетает пальцы, шепча в поцелуй заботливое «не волнуйся, малыш, всё хорошо». У Чонина в груди что-то опускается. И он плачет. Первая слеза скатывается с ресниц по щеке, достигая губ Ёнбока. Хён разрывает поцелуй. Но губы его касаются горячих ресниц, так поспешно и бережливо, чтобы хвойные ветви и звёздная ночь не успели увидеть, как его возлюбленный плачет. «Наверное, ты уже понял, что мне тяжело признаваться в любви, — говорит Чонин, соединяя их лбы. — Но будет здорово, если ты почувствуешь, как сильно я хочу быть с тобой». Ёнбок чувствовал. Всем сердцем чувствовал. Они начинают встречаться в эту же ночь, когда Ёнбок сплетает пальцы у Чонина на шее и уже в более смелый поцелуй обещает никогда его не покидать. И всё хорошо. Утром — гуляют по школьному двору, взявшись за руки, после обеда — сидят, касаясь друг друга коленками, в библиотеке над учебниками, вечером — ещё немного занимаются у кого-нибудь дома, ведь до экзаменов совсем недолго осталось, а ночью смотрят аниме или фильмы на ноутбуке, и Ёнбок засыпает, обнимая Чонина за талию. По выходным они отправляются гулять к берегу реки на пикник, Ян рисует портреты Ли в скетчбуке, выбираются с родителями в супермаркет за город и, когда те не видят, держатся за руки. В кофейне Чонин всегда берет творожный десерт и горячий шоколад, а Ёнбок потягивает холодный американо и грызёт вафли. И Ёнбок вроде бы счастлив. Только всё кажется каким-то искусственным. Эта шаблонность начинает его пугать, и клубок тревоги заматывается в груди с каждым днём, а особенно с каждым взмахом испачканной масляной краской кисти. Вплоть до того момента, когда Чонин произносит то, чего они оба боялись.«Давай возьмём перерыв».
«Не пойми неправильно, — Чонин опускает глаза, — это не потому, что я не люблю тебя», — а у Ёнбока уже слёзы на ресницах, и распахнутые и пухлые после поцелуя губы шепчут: «Я не хочу тебе верить». «Хён, — умоляет Чонин, держа его за руки. — Прости, это ненадолго. Мне придётся уехать, и я не знаю, сможем ли мы преодолеть расстояние». Ёнбок смотрит жалостливо, так, будто его только что предали, жмурит режущие болью глаза. «Куда ты уезжать ещё собрался?» Чонин разбивает ему сердце спустя месяцы счастливых ночей в объятиях. «Хёнджин-сонбэ…» У Ёнбока весь мир под ногами рушится. С треском и грохотом земля проваливается, а ему даже не за что зацепиться, и поэтому он, хватаясь за сердце, стремительно падает ко дну. Чонин же не должен любить Хёнджина. Паразитирующий эгоизм, впиваясь в клетки тела, нашёптывает:Не должен.
Не должен!
Не должен…
Но Хёнджин всё ещё в списке любимых вещей Ян Чонина, а вот Ли Ёнбока там никогда не было. «Хёнджин-сонбэ сказал, что в студии, где он учится, открывают льготные места для иностранных студентов, — произносит Чонин так, будто уже и документы поданы, и билеты в Барселону эту несчастную куплены. — Он сказал, что замолвит за меня словечко профессору, если я захочу приехать. Просто эта академия — настоящая мечта. Выпускникам дают постоянных клиентов, и я смогу зарабатывать на жизнь живописью. Заработаю достаточно — и ты сможешь приехать ко мне, начнём жить вместе, я смогу нас обеспечить». Но все логичные доводы, как портрет Хёнджина синей краской однажды, перечёркнулись этим до чёртиков надоевшим «сонбэ». Ёнбок утирает слёзы, тяжело выдыхает и оставляет Чонина одного в квартире. «Мы расстаёмся. Если тебе так сложно было полюбить меня, я не хочу, чтобы ты заставлял себя испытывать ко мне что-то сильное на расстоянии». И целует его в щёку. «Прощай. Удачи тебе, мой художник». Перерыв длился семь лет, триста девятнадцать дней и две тысячи восемьсот семьдесят шесть ночей умирающего в темноте сердца. В Испании Чонин нашёл себя: освоил классическую живопись, выбился в подмастерье пожилого пейзажиста, выставил свои первые произведения в Бильбао и добился признания. В списке любимых вещей появляются новые цветы, новые побережья, городские центры, просёлочные дороги и новые звёзды над головой. Хёнджин маячил где-то на горизонте, временами поддерживая когда-то влюблённого в него хубэ. «Этой зимой нашей студии дают под заказ роспись купола в храме, — сообщает сонбэ с хвостиком чёрных волос и круглыми очками на глазах. У Хёнджина появляются морщинки от недосыпа, но он всё так же прекрасен — и ямочки на щеках до сих пор милыми полумесяцами сияют. Вот только у Чонина чувства уже пропали. — Хочешь с нами?» «Конечно, сонбэ». Конечно, хочет. А затем возвращается к себе в просторную студию на последнем этаже в центре города и дописывает портрет светловолосого мальчика, который любил его даже в те моменты, когда Чонин ненавидел себя сильнее всего. Чонин нашёл себя. Снова влюблённым в Ли Ёнбока. Ёнбок себя не находил в принципе. Отучился кое-как на культурологии, три года работал бариста, после чего решил, что с мыслями о Ян Чонине надо покончить, устроился на работу в музей, пять через два с девяти до шести занимался документами и куплей артефактов, и в каждом написанном маслом лепестке вишни в пейзажах галереи он слышал голос, предательски нашёптывающий о перерыве. Иногда казалось, что Ёнбок действительно на перерыве: попросту ждёт, когда этот кошмар закончится, а непостоянный Ян Чонин со своим инфантильным сердцем объявится на его пороге, но, видимо, ни черта это не перерыв, раз, потягивая дорогое вино, что позволяет себе раз в полгода, он вспоминает, как целовал кого-то в первый раз под хвойными ветвями. Рождество праздновать не с кем, и случайный незнакомец сбегает после такого же случайного секса, когда Ёнбок на пьяную голову по ошибке называет его Чонином. Двадцатого декабря начальник говорит, что Ёнбок отправляется в Испанию для покупки и перевоза какой-то офигенно древней вазы. Двадцать третьего декабря Ёнбок уже стоит на выходе из аэропорта Барселоны и смотрит, как некогда солнечную Испанию укутывают низкие сугробы. В сочельник барселонские храмы были укрыты тонким слоем изморози, а из-под готических сводов доносились священные пения. Ёнбок бродил по холодным улицам, спрятав руки в карманы, и снежинки изредка приземлялись на его растрёпанные ветром локоны. Он всегда мечтал путешествовать. Откладывать понемногу в жестяную копилку, покупать билеты вместе с любимым человеком и целоваться где-нибудь на вершине Эйфелевой башни. Банально, зато он был бы взаимно влюблён — и разделял эту Вселенную вместе с тем, кто держал бы его в своих руках. В итоге в копилке лежало не больше нескольких тысяч вон, которые иногда хотелось потратить на корн-дог в первом попавшемся прилавке, любимый человек даже не думал появляться на горизонте, а может, Ёнбок попросту не понимал, где начинается его горизонт, и кто бы знал, что первое путешествие произойдёт в одиночестве, снегопаде и за какой-то просто обосраться древней вазой. Ему аж смешно становится. Единственный свободный храм в Барселоне стоит недостроенным — но портал не загорожен, и Ёнбок, ни одной чёрточкой души не религиозный, пожимает плечами, решаясь зайти. Всё равно эту ночь праздновать ему не с кем. Внутри — сплошные строительные леса, банки с краской и макеты скульптур. Какой-то художник трудится над алтарём. Дописывает фигуры ангелов. Ёнбок опускается на невысокую скамейку, поднимает взгляд и выдыхает. Миленько. Очень миленько. Алтарь тоже, в принципе, неплохой — красочный такой, в жёлтых, бордовых, насыщенных хвойных тонах. А ангелочки на нём… — С каких пор у ангелов косички? — усмехается он и качает головой. Его голос раздаётся эхом по округлым сводам, и он на мгновение вздрагивает. — С тех самых пор, как я влюбился в тебя. Художник оборачивается. В руке у него кисть со слоем жёлтой краски, на глазах — огромные защитные очки, а стройное тело скрывает рабочий костюм. А вздох всё такой же тяжёлый и надрывный. Так Чонин дышал, когда смотрел на Хёнджина. Ёнбок поднимает взгляд блестящих глаз — и сердце снова разбивается на острые крошки. Его сейчас разбить слишком легко. Недолеченного легко заразить снова. Непочиненное запросто сломать. А он так и не оправился после перерыва. Они проводят ночь вместе. Уезжают к Чонину в квартиру — ту самую студию с высокими окнами и накрытым драпировкой портретом Ёнбока. С самого порога Ян обхватывает его тонкую талию и в слезах умоляет остаться с ним, хотя бы пока не наступит Рождество. «Я буду с тобой даже после того, как оно уйдёт, — отвечает Ли, обхватывая его скулы и прижимаясь к ключице дрожащими губами. — Как растает снег и как набухнут почки на деревьях. Я буду с тобой даже после того, как ветер унесёт наши печальные воспоминания о любви, которая очень много лет назад имела шанс, — а затем оказывается нагим в чужой постели и всё ещё до смерти влюблённым. — Только если ты попросишь меня об этом». В полночь снег идти перестаёт, и облака исчезают, оставляя место величественной Луне, что вместе со звёздами прокрадывается в спальню к двум неспокойным сердцам. Она освещает неровные силуэты бледных тел да тусклым одеялом укрывает звуки тоскливых поцелуев в слезах, что сдерживать невозможно от глупости своей, от переизбытка желания стать чьим-то целиком и полностью, а ещё — единственным, и когда губы Чонина касаются обнажённой груди Ёнбока, Ли закрывает глаза и истошно произносит его имя. «Прошу, — шепчет Ян, опускаясь ниже, — я прошу тебя. Никуда не уходи, хён. Я без тебя уже не выдержу». Ёнбок пропускает ладони сквозь его волосы и дарит поцелуй в губы, принимая его в себе. «Хорошо, — улыбается он, утирая пальцами слезинки с ресниц Чонина. — Хорошо, малыш». Рождество приходит вместе с прохладным северным ветром, блуждающими по талии Ёнбока руками Чонина, его растрёпанными волосами, опухшими от поцелуев губами, тихими стонами —и неисправимым желанием жить.
А затем они лежат друг напротив друга в горячей смятой постели чуть ближе, чем положено людям, поклявшимся расстаться, и ловят робкие да застенчивые взгляды, пытаясь сказать всё, что накопилось за эти семь с половиной лет. Но, вспоминая, как Ёнбок покрывал Чонина матом в своих мыслях, хотелось лишь молчать. Потому что, целуя его на пуховых подушках, Ли мечтал только о том, чтобы называть его своим до конца жизни. «Было тяжело не думать о тебе, когда я видел твоё отражение в каждом взгляде незнакомца, — шепчет Ян, касаясь длинными пальцами золотистых локонов. — Тяжело думать, что я столько раз ошибался, что ты, возможно, возненавидишь меня за все слова, что разбивали тебе сердце». И, не сдерживаясь, целовал уголки его губ, будто умоляя принять его обратно. Ёнбок томно прикрывал глаза и огибал его спину ладонями, Чонин приподнимался на локтях — и поцелуй в очередной раз становился глубже, а руки пробирались ниже; и они снова прощают друг друга за разлуку с гораздо более непростительной, чем оба рассчитывали, страстью. Ёнбоку кажется, что он никогда не насытится его прикосновениями. Каждый поцелуй заставлял его хотеть чувствовать Чонина всё глубже и сильнее, а от каждого произнесённого шёпотом слова он поднимался в кровати и кусал его кожу на шее, острой ключице, плечах — да тихо рычал от удовольствия. Всё тело обдавало ледяным ознобом и пылающей лихорадкой, и когда всё заканчивалось, он прижимал Чонина к себе, обещая остаться рядом. Тот держал его, смотря в глаза исподлобья, и целовал подбородок, длинные локоны, кадык. Ёнбок улетал в небеса. «Не знаю, зачем, — лунный свет падает на их переплетённые ладони и касавшиеся кончики носов, — но я люблю тебя слишком сильно, чтобы просто так забыть». Ёнбок остаётся на ночь. И впервые за долгое время засыпает так, как правильно — прижавшись к груди Ян Чонина. Наутро тот показывает ему портрет. Его, с веснушками на лбу и носу, родинкой под ушком и маленькими, но изящными пальцами. А ещё — взглядом влюблённого старшеклассника, того самого, у которого на губах след от фисташкового мороженого, в волосах венок из крокусов, а в сердце — одноклассник с копной чёрных вьющихся волос. У Ёнбока уже и скулы острее, и волосы длиннее, и в глазах больше нет той подростковой наивности, но когда рассветное солнце падает ему на лицо, пока он держит драпировку дрожащим запястьем, они как будто возвращаются назад — в хвойный лес и первый поцелуй под луной. Рядом с Чонином он до сих пор чувствует себя самым безрассудным романтиком на свете. Ёнбок уезжает вечером. После долгого свидания в Барселоне — горячо целуя на прощание, а затем садится в самолёт. И скрывает слёзы, с сожалением смотря, как уплывает в облаках мерцающий город. Каждый раз, когда они обещают не покидать друг друга, расставание находит их неизбежно. На следующий день Ёнбок выселяется из съёмной однокомнатной. Забирает остатки накопленных денег, наспех собирает чемодан и снова уезжает в Барселону. Приближаясь к заветной квартире, он вспоминает, что забыл дома только одну важную вещь. Список вещей, которые любит Ян Чонин. — Ты чего в ступор встал, хён? Ёнбок глотает тяжело, и из рук с шорохом падает дорожная сумка. — Список… Список вещей, которые ты любишь. Чонин смеётся. Обнимает его, подхватывает за бёдра и заносит внутрь вместе с вещами. — Глупый, — он смеётся в поцелуй. Достаёт новенький блокнот, открывает первую страницу и наскоро делает запись.Вещи, которые любит Ян Чонин:
1. Ли Ёнбок.
Конец