Ссора

Они ссорились далеко не в первый раз и уж точно не в последний. Так уж сложилось, что споры были неотъемлемой частью их отношений. В этом не было ничего хорошего, как впрочем, и плохого, потому что по-настоящему серьёзных ссор у парней практически не было, и самым ужасным исходом словесных перепалок обычно являлись десятиминутные обиды, а затем долгие и поистине прекрасные примирения. У обоих парней характер был не самый простой. Благо, никто из них сложностей не боялся. Тем более за столько лет, проведённых вместе, они давно уже свыклись и примирились со странностями друг друга, зная все их наизусть, точно как и способы совладения с ними. У Эла характер был мягко говоря пылким. Парень не упускал возможности отстоять свои права и никогда не молчал, если кому-то не посчастливилось задеть его гордость. Раскатом грома он обрушивался на каждого, кто по собственной глупости не смог разглядеть в улыбчивом молодом человеке реальную угрозу. Нет, конечно, Гусейнов никогда не прибегал к грубой силе в решении конфликтов — ему уже давно не 15 как-никак — но стоило ему повысить голос на кого-то, и человек тут же мог почувствовать звонкий удар пощёчины на своём лице. Крайне неприятный и крайне унизительный. Правда эти пощёчины своим голосом Эл раздавал намеренно, а вот Вова почти всегда случайно, по глупости и неосторожности. Он за словами своими не следит, хотя язык его резал точно нож, потому что парень всегда, хоть и неосознанно, но знал, как задеть по больному, и ему для этого даже голос повышать не приходилось. Эльдар никогда не блистал особой выдержкой и терпением, заводясь зачастую с любой мелочи, но при общении с Вовой ему приходилось делать усилия над собой, пропуская мимо ушей невзначай брошенные шутки, не смешные вовсе, а скорее обидные, или давить милую улыбку и спокойно объяснять парню, почему то, что он только что сказал, задело Гусейнова жутко и сделало больно так, что аж взвыть захотелось. Бухаров, конечно же, удивлялся словам друга, начинал извиняться или оправдываться, что мол, он вовсе не это имел в виду. И Эл сразу же прощал, улыбался, отшучивался и быстро менял тему. Вова это как должное принимал, совершенно не замечая, как сильно парню приходилось стараться, чтобы сохранить спокойствие и беспечную улыбку на губах. Самое обидное было то, что Бухаров зачастую и вовсе не замечал, когда делал другу больно. Вот и сейчас. Он продолжает говорить какую-то чушь, переплетая свои губы с плохо скрываемой насмешкой, а у Эла внутри ножи о сердце точатся, готовясь к нападению, но Гусейнов пытается держать себя в руках, потому что, видит бог, устраивать сцену прямо во время лайв подкаста он не хотел. Не хотел, но так уж получилось. Они снова говорят на разных языках. Эл не знает, как семнадцать лет до этого они умудрялись понимать друг друга, потому что на протяжении последнего часа, ему казалось, что он, сам того не замечая, разговаривал с другом на китайском, а Вова наугад отвечал ему на древнегреческом. Возможно для зрителей это общение выглядело как бессвязный набор непонятных фраз, впрочем как и для офигевающего Дани, который ненароком оказался втянут в супружеские распри. — Чего ты заводишься? — Я завожусь от того, что ты сказал, что я сразу завёлся. — Потому что ты сразу завёлся! Эльдар слышит это уже далеко не в первый раз, но каждый раз заводится все так же, возможно в этот раз даже чуточку сильнее. Он с китайского переходит на язык извержения вулкана, который вмиг становится понятен Вове, обжигая его кожу и гордость. Бухаров округляет свои глаза, приподнимает плечи и делает самый что ни на есть невинный вид, и это выводит ещё сильнее. Эл уже наизусть выучил все вовины приёмы, а от того играть в эту игру становится ещё более неприятно. Он, быть может, был бы рад поверить оправданиям парня, извиниться и дать на попятную, но слишком уж часто он это делал. Устал. Надоело. — Меня бесит что ты, мой друг, опять такой «ебать, я ничего не могу тебе сказать», — размахивая руками и выделяя голосом слова «мой друг» кричит Эл, выдирая из сердца все то, что так долго на него давило, выкидывая это на стол перед Вовой, надеясь, что хотя бы в этот раз парень его поймёт, наконец прислушается и займёт его сторону, — Я точно так же себя ощущаю, я тебе ничего сказать не могу. После крика, режущего глотку, становиться чуточку легче, но все равно мерзко. Мерзко и все так же больно. Хочется уйти. Выйти из комнаты прямо посреди этого чертового подкаста. Да много чего хочется на самом деле. Хочется сквозь землю провалиться, кожу содрать, отмотать время на несколько часов назад и не приходить на подкаст, сославшись на болезнь или дела. А ещё хочется извиниться перед Вовой, попросить все забыть и крепко обнять, снова приняв позицию проигравшего, просто потому что в отношениях соревноваться с партнером не хочется. Хочется любить и быть любимым, пускай и закрывая на многое глаза. У них же получалось так раньше, да? Ну и что за черт дёрнул Эла за язык сейчас? Терпел бы и дальше, делая вид, что все в порядке. Это же Вова, ему всегда все разрешается и все прощается. Пускай Гусейнову от его слов и поступков иногда очень больно и плохо, но ничего страшного, он потерпит, ведь любовь требует жертв, да? Так же говорится? Мерзко. На душе мерзко и почему-то немного страшно. Эл бросает быстрые взгляды на ведущего подкаста, который на парня даже не смотрит и не улыбается совсем, представляете? Не улыбается. Эльдару кажется, что он только что совершил самое ужасное преступление против всего человечества, забрав у солнечного мальчика его солнечную улыбку, чем определённо подверг опасности весь мир. Гусейнов пытается все исправить, склеить Солнце по лучикам, снова шутя и вливаясь обратно в разговор, но не получается. Лучи на клей не приклеиваются, только пальцы сцепляют моментом и все вокруг пачкают. Ставится ещё более мерзко. Более отвратительно. Эл говорит что-то своему улыбчивому мальчику, тянет руки к нему, пытаясь ухватиться за пылающую звезду, а та в ответ лишь тускло светит ему издалека, словно на прощание. Вова смотрит на друга сверху вниз, взглядом температуры абсолютного нуля и отворачивается. Звезда меркнет. Эл замерзает. Гусейнов не говорит ничего на прощание, его жалких извинений было достаточно, чтобы унизить себя окончательно, а потому ему кажется, что какие-либо слова тут уже излишни. Потом он наверное напишет Дане и извинится ещё раз, но не сейчас. Сейчас ему нужно побыстрее сбежать, потому что ещё один разочарованный взгляд Вовы и он точно не выдержит, закричит снова или упадёт на колени, вымаливая прощение. Пока не уверен, но оба варианта его не устраивают. В кармане только телефон и ключи, все остальные вещи разбросаны по квартире Бухарова — последние несколько дней Эл ночевал у него, да и сегодня тоже планировал остаться у парня, но видимо придётся обрадовать соседку, что ее услуги сиделки для кота пока что больше не требуются. Работать сегодня Эл все равно больше не собирался, поэтому вполне мог обойтись без ноута и всего остального. Обидно только за практически нетронутую бутылку коньяка, которая осталась стоять на кухне, потому что у Вовы разболелась голова после первой же рюмки. Сейчас Гусейнов бы запросто нашёл ей применение, но увы. На порог, жалобно мяукая, вбегает Стикер, который сразу же оказывается на руках у хозяина, чему поначалу пытается обиженно сопротивляться. — Да, да, понимаю, все мужики мудаки, полностью с тобой согласен, — нежно поглаживая кота, приговаривает Гусейнов, — Прости, что так бросаю тебя, но в ближайшие несколько дней я точно проведу с тобой. Хочешь есть? Да? Пойдём, я тоже проголодался. Из еды только хлопья и кошачий корм. Эл довольствуется этим. Все одноразки он тоже оставил у Бухарова, поэтому приходится достать из заначки сигареты, к которым он не притрагивался уже довольно давно. Но без них сейчас никак. Морозный ветер щиплет руки и щеки. На телефоне пропущенные звонки от каких-то знакомых и партнеров по работе, но ни одного сообщения от Вовы. Не то чтобы Эл проверял мобильник каждую минуту, но почти. Обычно после ссоры они мирились практически сразу же. На встречу всегда первым шёл Гусейнов, как и в этот раз, но почему-то сейчас Вове его обычных извинений было недостаточно, а Эл был не в силах предложить ему что-то большее. Ему вообще-то тоже обидно. Ему тоже неприятно, и он слишком устал делать первые шаги. — Я люблю его, а он любит меня, я это знаю, просто иногда все это сильно изматывает, понимаешь? — изливает свою душу коту Эльдар, туша сигарету и закрывая окно, напоследок несколько раз называя Вову «идиотом», «глупым мальчишкой», «ветреным эгоистом» и ещё кое-как нецензурно. А потом называя себя «психом», «сумасшедшим», «бешеным псом» и ещё кое-как нецензурно, вспоминая старые слова Бухарова, которыми тот незадумываясь разбрасывался, находясь на эмоциях. Чувство вины давит на черепную коробку. Эл не раздеваясь залезает под одеяло, словно в попытке спрятаться от него, но это не помогает. Несколько ударов по лбу рукой — тоже. Не помогает вообще ничего, он даже уснуть не может, сбежав от кошмара реальности в кошмар воображения. И он мог бы позвонить Вове, но сказать ему было нечего. Точнее было что, но Эл даже в голове у себя не мог связать все мысли воедино, а снова выдавливать из себя глупое «прости» не хотелось, поэтому оставалось ждать, что каким-то чудом все само собой разрешится. Чудо не заставило себя долго ждать. Слышится клацанье ключей, шум входной двери и протяжное мяуканье Стикера. А Эл внезапно понимает, что не съезжаться, но давать друг другу ключи от квартир — тупая идея, потому что вот он Вова на пороге его комнаты, а слова для разговора все ещё не найдены, поэтому Гусейнов принимает взрослое разумное решение накрыться одеялом с головой, потому что не вечно же ему играть роль ответственного старшего. Сейчас очередь Вовы. — Элыч, ну ты чего, — голос уставший, но очень мягкий. Эл с места не двигается, и, если честно, расплакаться хочется от собственной глупости и беспомощности, но ничего поделать с собой он не может. Вова садится на кровать и кладёт руку на лодыжку парня. — Давай все обсудим, мне лично вообще не в кайф ссориться из-за какой-то чуши, — Бухаров ждет ответа, но старший все так же молчит, — Я могу извиниться ещё раз, но я хочу понять за что. Поговори со мной, пожалуйста. Я правда не понимаю, что произошло. Эл высунул нос из-под одеяла, чтобы оценить состояние Вовы, который выглядел всё ещё довольно грустно, но уже явно не обижено и холод в его взгляде наконец-то исчез, что не могло не радовать Гусейнова. — Может быть, ты начнёшь? — предложил Эльдар. — Хорошо, — быстро кинул Вова, словно речь у него была заранее приготовлена. — Ты знаешь, что я не люблю, когда люди кричат, особенно когда кричат на меня, особенно во время прямого эфира на моем подкасте с приглашёнными гостями. Ты поставил меня в довольно отстойное положение, потому что я не мог защититься, ты не слушал меня, не слышал, а я не хотел кричать в ответ. В общем, мне было очень неприятно, но думаю, ты и сам это понимаешь, я знаю, что просто так ты бы не повысил на меня голос, поэтому я и хочу, чтобы ты объяснил мне, что случилось. — Прости, — Эл на какое-то время закрыл лицо ладонями, собираясь с мыслями, потому что говорить о своих чувствах ему всегда было очень тяжело, — Я знаю, что у меня проблемы с контролем агрессии и я пытаюсь с этим работать. Я понимаю, что со мной бывает сложно, но я не хочу, чтобы ты боялся что-то сказать мне, задать лишний вопрос. Я готов быть безумцем для всех, но не в твоих глазах. Мне невыносимо думать о том, что ты, мой самый близкий человек, будешь думать, что я какой-то псих, с которым и поговорить нормально нельзя. И возможно иногда я даю повод, чтобы так считать, но, блин, возможно сейчас это прозвучит очень эгоистично, но иногда мне просто хочется, чтобы ты всегда был на моей стороне. Пойми меня правильно, я ценю те моменты, когда ты остужаешь мои безумные идеи, споришь со мной, помогая посмотреть на ситуацию с разных сторон, но я хочу знать, что ты всегда поддержишь меня, ты всегда будешь со мной и за мной. И иногда становится так обидно, когда ты не понимаешь меня, не пытаешься понять и словно даже не слушаешь, потому что я хочу быть уверенным хотя бы в тебе, чтобы знать, что если все решат, что я сумасшедший, ты один останешься на моей стороне. Мне этого достаточно. Но только будь на моей стороне. Пожалуйста. Это все, о чем я прошу. — Я не спорил с тобой об нфт, просто пытался добраться до сути, говоря все так, как я думаю, потому что на мой взгляд… — Пожалуйста, давай не будем снова об этом, я так устал, — Эльдар сжал ладони Вовы в своих и умоляюще посмотрел на него. — Хорошо, — парень снова кивнул, — Я всегда на твоей стороне, Эл, и мне очень жаль, что ты этого не чувствуешь. Прости. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы исправить это. Гусейнов мягко улыбнулся, наконец-то расслабившись, и Вова, не теряя зря время, словно проворный кот, быстро залез к парню под одеяло, всем телом прижавшись к нему, так что Элу показалось, что он вот-вот затарахтит от радости из-за того, что все наконец закончилось, потому что кто-кто, а Вова любые конфликты переносил очень болезненно. — Ты знаешь, что я люблю тебя? — лениво спросил Эл, носом уткнувшись в макушку с длинными вьющимися волосами, которые едва уловимо пахли шоколадом. — Конечно знаю, — парень поднял голову, ослепительно улыбнувшись, и у Эльдара внутри все приятно сжалось от этого вида его солнечного мальчика, к которому снова вернулся тёплый пламенный блеск. Парень аккуратно запустил ладонь в мягкие волосы младшего и притянул его к себе для медленного и невероятно ласкового поцелуя, возможно даже чересчур слащавого для людей, которые были знакомы уже большую часть своей жизни. — Ты не голодный? — заботливо спрашивает Эл. — Хочешь приготовить свою фирменную пасту в сырном соусе? — смеётся Вова, но без всякой издевки в голосе. — А ты хочешь? — Я хочу, чтобы ты остался лежать здесь со мной, — парень устраивает голову на чужом плече и закрывает глаза. — Хорошо. — Завтра наготовишь мне много вкусной полезной еды. — У меня дома остался только кошачий корм, — рассеянно говорит Эл. — Я сгоняю в магазин, все равно мне нужно будет съездить на квартиру, взять кое-какие вещи. — Ты собираешься остаться у меня? — в голосе слышится ликование. — Думаю, да. — Стикер будет рад. — Он ненавидит меня. — Неправда, — фыркает Эл. — Правда. Он всех ненавидит. Ну, кроме тебя. — Тебя он ненавидит меньше всех остальных, будь уверен, — нежный поцелуй в макушку и крепкие руки обвивающие тело, и не поверить парню уже просто нельзя. — Хочешь пересмотрим Звездные войны? — Нет. — Может быть что-то другое? — Нет. — Хочешь поиграем в приставку? — Эл, расслабься, — короткий смешок и улыбка, которую Гусейнов может чувствовать своей кожей, — Мне кажется, нам обоим стоит отдохнуть. — Давай я достану второй комплект постельного белья, чтобы тебе было комфортнее. — Мне и так более чем комфортно, — Бухаров обнимает парня крепче в подтверждение своих слов. — Точно? — Точно. — Ты наверное не взял с собой никаких вещей, я тебе сейчас дам свои домашние шмотки, чтобы ты переоделся. — Только попробуй двинуться с места, я тебя убью, — грозит уже полусонный Вова. — Все, понял. Какое-то время они лежат молча, но Бухаров все же находит необходимым сказать: — Ты же понимаешь, что тебе не нужно заглаживать свою вину? — Не знаю, я чувствую, что должен это сделать, но не знаю как, — немного виновато и смущённо отвечает Эл. — Эй, я простил тебя, все, успокойся, ты ничего мне не должен, хорошо? — Хорошо. К ним в ноги ложится Стикер, который до этого несколько минут протяжно мяукал на кухне, но поняв, что никто не собирается идти к нему, решил сам пойти к парням, конечно же, очень недовольно. — Видишь, не ненавидит он тебя, — говорит Эл, но Вова его уже не слышит, провалившись в глубокий сон. Когда Гусейнов снова слышит скрежет в замочной скважине ему приходится громко прокричать: «Наталья Петровна, спасибо большое за помощь, но я уже вернулся, Стикер под присмотром», а затем часто-часто целовать что-то возмущённо ворчащего Вову, извиняясь за то, что пришлось его разбудить. — Спи, Солнце, спи, больше тебя ничего не потревожит, обещаю.