The Taste Of Red

— Будь так добра, на обратном пути забери для нас заказ в «Башне». Там не должно быть много, ты управишься. — Да, матушка. Пейстри чувствовала себя Красной Шапочкой, которую, минуя избу Бабушки, отправили прямиком в логово к Волку. Вот только Волку этому ни к чему была бы её корзинка с пирожками. У него хватало собственных сластей. Полдень выдался необычайно ясным, точно таким, какими всегда бывают дни после самых тяжёлых боевых операций. А быть может, Пейстри просто так казалось после мрака заброшенных коридоров и серости отстрелянных гильз. Хотя нужно ли удивляться, что мир стал чуточку светлее, когда очередное зло было истреблено? Специальный военизированный отряд Ордена, «Тетраграмматон», прошлой ночью потрудился на славу. Путь к кондитерской лежал мимо луна-парка. Большинство детей сейчас были на уроках, и почти пустое колесо обозрения неспешно вращалось на фоне ментолового неба. Его лаковые кабинки и сами напоминали разноцветные леденцы. Луна-парк не был исключением: весь город за прошедшую ночь будто обильно раскрасили цветастой карамелью волшебные сахарные гномики. Яркие вывески походили на жевательные конфеты, светлые колонны городской ратуши — на брусья ягодной пастилы, поджаристая кровля — на хрустящие пласты шоколадного печенья. Даже дым, что струился к безоблачному небу из труб заводов и небольших мастерских, был ни дать ни взять сахарной ватой. Воистину, свет божий творил с миром чудеса. Жаль, что Пейстри не любила сладкое. Возможно, поэтому мать-настоятельница и отправляла в кондитерскую раз за разом именно её. К чему ввергать пристрастных к выпечке сестёр в искушение, когда есть равнодушная к подобной мирской радости Пейстри? Пожалуй, пресные церковные просфоры всегда были ей ближе и понятнее, не опаляли язык излишней приторностью, не лишали прочих вкусов мира. Впрочем, сейчас вкус на языке Пейстри был лишь один, и не самый приятный. Вчера вечером во время сражения один из низших демонов сумел заставить её потерять равновесие, проскользнув прямо под укороченным синим подолом боевой монашеской экипировки. Пейстри не сразу сориентировалась и поздно выхватила пистолет, за что и поплатилась ударом в челюсть. Отёк спал за пару часов, не потребовалось даже медицинской помощи. Зубам тоже повезло остаться на месте, но вот солоновато-металлический привкус во рту монахини не спешил никуда исчезать. Кондитерская «Башня сладкого хаоса» была вычурна не только названием. Она багровым пятном алела среди глянцево-конфетных домишек и молочно-пастельных книжных лавочек. Витрина бесстыдно хвасталась многослойными тортами неприлично огромных размеров. Их пёстрый декор то цвёл пышными кремовыми розами, то торчал карамельными конусами, напоминающими когти. Не то, чтобы Пейстри не привыкла. У входа она старательно вытерла ноги в надежде избавиться от ощущения скверны, по-прежнему налипшей на её подошвы жидкой лакрицей. Колокольчик над дверью звякнул. Дзын-нь. Не то, чтобы Пейстри не любила красный цвет. Она, в целом, не имела нелюбимых оттенков. Однако когда столь тяжёлого цвета было так много, что-то словно сдавливало со всех сторон. Рубиново-белый кафель на полу, обтянутые бордовым кожзамом кресла и резные столики из красного дерева казались взгляду неподъёмными. «Ничего страшного, — успокоила себя Пейстри, — я ненадолго». Она и правда не планировала задерживаться, пока не вышло самое красное из всего, что было в интерьере кондитерской. Высокий и широкоплечий, с кровавыми прожилками в тёмно-алых волосах и красным оттенком загорелой кожи, Ред Вельвет совершенно не подходил этому заведению и одновременно вписывался в него как нельзя лучше. Владельцем, а уж тем более пекарем здесь Пейстри ожидала бы увидеть приятную пожилую леди или старомодного мужичка средних лет, а никак не молодого мужчину с внешностью рок-звезды. Уже не первый раз она подмечала, что Ред Вельвет больше похож на торт с витрины, чем сам этот торт. Хотя ничего удивительного: всё же то кондитерское недоразумение — его рук дело. — Сестра! Вы, наверное, забрать заказ для Ордена, — Вельвет энергично улыбнулся и сделал жест указательным пальцем, прося подождать. Пейстри лишь кивнула. Пока владелец суетился между кухней и нагруженным сладостями прилавком, посетительница окинула взглядом маленький продолговатый зал, убеждаясь, что других гостей нет. Это принесло внезапное облегчение: в прошлый раз к ней пристал с болтовнёй странный тип в длинном бежевом плаще. Без конца хлебал кофе и докучал совершенно бесполезными для монашки сведениями, вроде того, что цианид пахнет миндалем, поэтому так опасно принимать из чужих рук миндальные угощения. В этот раз помех ожиданию не было, и Вельвет вскоре поставил на прилавок перед Пейстри внушительный крафтовый пакет из толстой бумаги. — Проверяйте, — развёл руками он и с занятым видом отвернулся к кофе-машине. Какая удача, подумала Пейстри. Ред Вельвет, к её беде, тоже был из болтливых, а говорить с ним ей отчего-то казалось непозволительным, всё равно как слопать шоколадное пирожное в пост. Она отнесла пакет на ближайший столик и заглянула внутрь. Там, за прозрачной пластиковой упаковкой в серебристых лентах, возвышался ярусный торт парадно-белого цвета, увенчанный хрустальным изомальтовым всплеском. Скромно, лаконично: ведь может же, когда хочет! Впрочем, хвалить за задумку стоило скорее не самого кондитера, а мать-настоятельницу: именно она наверняка передала инструкции. И всё же навыкам Вельвета стоило отдать должное: церковной кухне подобный шедевр был не по силам, а накрыть стол на ужине с высшими военными чинами требовалось. Как-никак, обсуждали перспективы развития и расширения «Тетраграмматона». Пейстри удовлетворённо кивнула самой себе и собиралась было взять пакет за ручки, как заметила в его углу кое-что ещё. Совсем небольшую непрозрачную коробочку. Пейстри не помнила, чтобы мать-настоятельница говорила о чём-то, кроме торта. Стоило проверить. Белая коробка умещалась у Пейстри на ладони. В ней обнаружился небольшой кирпичик пористых красных бисквитов, промазанных густым сливочным кремом. Не успела Пейстри поднять голову в недоумении, как на её столике рядом с пакетом оказалась чашечка кофе на аккуратном овальном блюдце. — Это вам, сестра, — сказал Вельвет. — А… — Пейстри проглотила разом все слова, протянув кондитеру коробочку с красным пирожным. — Это тоже вам, сестра. В подарок, — утвердительно кивнул Вельвет и жестом пригласил её сесть. Пейстри опустилась в кресло под тяжестью то ли его наглости, то ли своего изумления. Она не смела вымолвить ни слова, потому что по долгу службы должна была проявлять смирение, однако ничего смиренного на ум не приходило. Боже, помоги. Пользуясь замешательством посетительницы, Вельвет неспешно снял перчатки, развязал на шее малиновый фартук, дал ему повиснуть на бёдрах и, оставшись в одной чёрной рубашке, распустил длинные — до пояса — волосы. Пейстри при виде него сейчас пришло в голову только одно: «Да, в церковь он не ходит». Она сама не знала, к чему была эта мысль, очевидная и дурацкая, но для самой Пейстри в ней не ощущалось никакого осуждения. В конце концов, она не Господь, чтобы судить. — Вы только не обижайтесь, сестра, — Вельвет по-хозяйски шаркнул стулом, украденным из-за соседнего столика, и присоединился к клиентке. — Я решил, что оно вам надо. Выглядите так, будто ночь не спали. Пейстри сжала обтянутые перчатками руки на своих коленях. В отряде её считали метким стрелком, но этому кондитеру меткости было у неё не занимать. Она действительно не спала всю ночь после задания, хоть командир и настаивал на её отдыхе. Пейстри с детства было тяжело вставать по утрам, поэтому когда у неё не было возможности лечь до рассвета, она предпочитала не спать вовсе, иначе потом не поднимется. — Я вам признательна, — наконец заговорила она, глядя мимо, в кухню, на дверь или витрину, куда угодно, только не на него. Так странно. Её монашеское одеяние не раскрывало ни участка кожи, ни одной части её тела, кроме лица и укрывающей лоб огромной чёлки, однако часть души её была каким-то образом обнажена для него. Для этого едва знакомого ей мужчины. И эту часть он рассматривал с упоением. — Вам сколько кубиков сахара? Два? Три? — Вельвет всё рвался о ней позаботиться, и это казалось почти столь же приятным, сколь и непривычным. Будто не с ней. Будто её перепутали с кем-то, кому такой уход положен. — Право же, не стоит, — Пейстри ответила жестом приподнятой ладони. — Я могу поесть дома. — А чем плохо здесь посидеть? В Ордене наверняка скука смертная, а так хоть расслабитесь. Пейстри потребовалась сила воли, чтобы сдержать саркастичный смешок. — По-вашему, служба в Ордене — это скука? — А вы разве не со скуки ко мне в кондитерскую зачастили? Или вас просто тянет на сладенькое? — Никогда не любила сладкое! — выпалила Пейстри с упрёком. Прозвучало так себе, но она решила не извиняться. Бесстыдник заслужил. Вельвет на миг нахмурился, а потом вновь взбодрился, весело стукнув ладонью по столу: — Тогда я не могу отпустить вас, пока это не исправлю. Пейстри сглотнула. Похоже, выбора у неё нет. Да и чашка кофе бы не помешала, честно говоря. В её обычно смиренных глазах блеснул азарт. — Как называется пирожное? — Красный бархат. По составу то же, что и торт на большой витрине. Авторское. Пейстри кивнула. Красный бархат. Она слышала такое название, но у этого блюда есть и другое. «Дьявольская еда». Что ж, значит, перед ней — офицером специального противодемонического подразделения — ещё один «монстр», которого необходимо уничтожить. Пистолета на сей раз с собой нет, но есть кое-что не менее эффективное. Пейстри привычным движением выудила из наплечной сумки резную вилку из чистого серебра. Вельвет впечатлённо приподнял бровь. — Особая священная вилка? — поинтересовался он на всякий случай. — Что-то вроде талисмана, — пояснила Пейстри. В ответ ей кивнули, давая понять, что разговоры — потом, а первым делом — еда. Зубчики вилки легко прошли сквозь кремовые розочки и отделили скромный кусочек влажного коржа. Бог наградил Пейстри особой чувствительностью ко вкусам и ароматам, но сейчас, похоже, само восприятие реальности изменяло ей. От красной мякоти Пейстри ожидала какого угодно ягодно-фруктового вкуса: клубники, малины, вишни… но никак не шоколада. Пока она сидела в ступоре, сочное облачко коржа растаяло на её языке, и Пейстри пришлось отковырнуть ещё порцию, чтобы убедиться. В этот раз она хорошенько прожевала кусок, чтобы дать высвободиться каждой капле вкуса. Ошибки быть не могло: броский красный цвет был лишь ловкой маскировкой, за которой крылись густые нотки какао. Вторым открытием для монахини стало то, что ожидаемо приторный тортик оказался не таким уж и сладким. Оттенки шоколадной горечи строго держали в узде кремово-сахарную пропитку. Воистину, идеальные вещи под силу создавать не одному лишь Господу. Под выжидающим взглядом владельца пекарни Пейстри откинула за плечо золотую прозрачную вуаль и пригубила чашку горького кофе с молоком. Строгость и нежность, которые она любила. — Откуда вы узнали, что мне такое будет по вкусу? — задала наконец Пейстри беспокоящий её вопрос. — Если я скажу «магия», сестра мне не поверит, ведь так? — Вельвет ухмыльнулся. Без издёвки, но всё равно хотелось праведно кольнуть его вилкой. Пейстри сдержалась. — Тогда ответьте, — продолжил он, — что вы подумали, когда впервые сюда попали? Только честно. Честно? Что ж… — Подумала, что это место оставлено Богом. — Как грубо, сестра… — Вы сами попросили. Я лишь честна, — Пейстри и в самом деле не ощутила неловкости от колкого ответа. Если быть ещё честнее, её начинало это забавлять, вот только кондитеру о таком знать ни к чему. — Ну, а вы? Вы что обо мне подумали? Вельвет покачал головой, предвосхищая её реакцию. — Из-за вашего головного убора решил, что вы невеста и пришли заказать торт себе на свадьбу, — он пожал широкими плечами в знак немого извинения. Пейстри едва слышно фыркнула: — Подумать только… — Я быстро понял, что ошибся: глазомер у меня с некоторых пор неважный. Вот и решил понаблюдать за вами. А дальше — немного кондитерского чутья, вот и угадал ваши вкусы. Дело техники, — Вельвет, пока говорил, сложил красную салфетку вчетверо и оставил на столе, придавив ладонью. Повисло неловкое молчание. Где-то далеко зазвенели знакомые церковные колокола, а поблизости, наперебой им, запела весёлая мелодия из парка развлечений. Пейстри склонила голову вперёд, надеясь скрыть свой взгляд под массивной светло-лавандовой чёлкой. Может быть, тогда Вельвет не заметил бы, что она позволяет себе разглядывать его лежащую на столе правую руку. Впервые она видела его без перчаток, но всё равно ощущала иррациональную вину за то, что не знала. Хоть и не могла знать. В отличие от абсолютно здоровой левой руки кондитера правая от предплечья до кончиков пальцев была изъедена красными ожогами. Кожа на ней грубо топорщилась, кое-где шла бело-розовыми крапинками. В груди у Пейстри что-то кольнуло. Оставив вилку на блюдце, она осторожно потянулась, чтобы коснуться синими перчатками чужой боли. Опомнившись, отдёрнула руки, напуганная собственной беспардонностью. Сжала свой подол на коленях. Поняла, сколь неуважительным был её последний жест. Разве милосердно для монахини шарахаться от живого человека, как от нечестивого? Бережно сложенные тёмно-синие перчатки легли на подлокотник кресла. Пожалуй, ей было не положено их снимать, но она ощущала в этом совершенную необходимость. Смуглые ручки догнали ладонь Вельвета, которую тот думал было убрать, и сжали с мягкой настойчивостью. Теперь они были равны, обнажённые своими слабыми местами. — Неужели… — Пейстри едва нашла, как сформулировать, — неужели выпечка — такой опасный труд? — Да боже вас упаси, — возразил Вельвет. Говорил он спокойно, без напускной бодрости, — это я раньше в войсках служил. Лет семь был профессиональным военным, там и заработал эту красоту. Как раз после этой травмы ушёл. С тех пор пеку пироги да дрессирую собачек. Он указал обожжённым пальцем на стену, где Пейстри только теперь заметила фото в рамочке. Точнее, заметила-то она его давным-давно, вот только никогда не разглядывала — настолько оно слилось для неё с интерьером. Теперь же, присмотревшись, она увидела на ярком фото лично владельца «Башни» на корточках, в окружении многочисленных псов. Собаки были самых разных пород, размеров и расцветок, но все дружно липли к хозяину, передавая свою собачью любовь даже через объектив фотокамеры. Один небольшой щенок, белый с бурыми торчащими ушками, даже сумел взгромоздиться Вельвету на макушку, откуда и смотрел на фотографа, радостно высунув язык. Сам Вельвет улыбался с фото открыто и дерзко, как обычно. Обычно, но не сегодня. Сейчас в его полуулыбке читалась горько-сладкая грусть. Пейстри позволила себе принять её всю. Впервые за всё время их знакомства она разрешала себе глядеть на его красивое лицо прямо, а не боковым зрением и не украдкой. Впервые со дня их первой встречи она без неловкости встречала взгляд обоих его глаз: и здорового левого, и пугающего правого — с потемневшим белком, выцветшими ресницами и неестественно голубой радужкой, за которой почти не виднелось зрачка. — Это тоже в войсках? — Пейстри не стала уточнять и без того понятное. Вельвет утвердительно сжал её руку. — Это тоже. Больным глазом я почти не вижу. Ужасно выглядит, да? — он сверкнул белоснежными зубами. — Ужасно… — выдохнула Пейстри в нелепом, но таком желанном смешке. — А вы наконец улыбнулись. Правда? Вот этого-то никак нельзя было допустить. Пирожные у Вельвета, может быть, и отменные, но не следовало дать ему понять, что он затронул в Пейстри нечто глубже вкусовых рецепторов. А он затронул. Пейстри смущённо кашлянула, прикрыв рот рукой, и вновь взялась за любимую вилку. — Будет жаль, если кофе остынет, — пояснила она. — Простите, сестра. Совсем вас заболтал, — Вельвет тотчас же встал и распрямился, будто по стойке смирно. Да, армейская выправка в нём чувствовалась. — А где всё-таки служили? — не удержалась обычно немногословная Пейстри. Она сама себя не узнавала. Что, ради всего святого, было в этом пирожном? Вельвет взглянул на неё снисходительно. Повязал верхнюю часть фартука обратно на шею, затянул волосы в высокий хвост. Ответил: — Божьим людям ни к чему слышать об ужасах войны. Ах, если бы он только знал! Если бы только она могла сказать ему… В комоде её кельи покоится Беретта 92 °F/FS с освящёнными пулями из серебра. Но мирским людям ни к чему слышать о том, что демоны иногда пробираются в этот прянично-светлый мир под карамельным небом. Закончив трапезу, Пейстри тщательно вытерла губы и завернула вилку в салфетку перед тем, как убрать её в сумочку. Мать-настоятельница не ставила ей срока, и всё же неправильно было заставлять её долго ждать. На пороге кондитерской Пейстри надевала перчатки дольше обычного. И это вовсе не потому, нет-нет, не потому, что она ждала, когда грохот на кухне прекратится и владелец вновь выйдет к прилавку. Но он всё-таки вышел, и ему ультимативно заявили: — В следующий раз с вас чай! — Неужели? — Вельвет изобразил изумление. — Так точно, сестра. Какой предпочитаете? — Удивите меня. Колокольчик над входной дверью прощально прозвенел. Мир, в который вышла Пейстри, остался прежним и вместе с тем изменился. Идеально чистое небо теперь усеяли перистые облака. Воздух вился лёгким ветерком, принося с собой детский смех и аромат попкорна из луна-парка. Под ласковым светом солнца конфетный городок отдавал миру все самые сочные краски и яркие оттенки. Но, пожалуй, во всём этом радужном разнообразии как-то не хватало красного. До того не хватало, что аж резало глаза. Пейстри поморщилась. Что ж, в этом не было ничего удивительного: ведь это только кажется, что красный цвет не слишком располагает к смирению. Но какого всё же благородного оттенка он может быть в рубиновом вине, что пьют на Причастии! Тяжёлый пакет приятно тяготил руку, которая ещё хранила чужое тепло. Пейстри коротко провела языком по губам, отмечая ещё одну небольшую, но приятную перемену: солёно-металлический привкус во рту наконец исчез. Его сменила густая и тёплая пелена шоколада.