***
Не выдерживает примерно на половине пути. Похвально. Был уверен, что он начнет якобы ничего не значащую беседу ещё на выезде с парковки. - Как там Москва? Оригинально. - Вроде, ещё стоит, - отвечаю, дружелюбно улыбаясь. Думаю, ещё годик назад моя интонация кардинально отличалась бы. - Возвращаться не собираешься? - безразличие в голосе точно напускное, - Ты, вроде, никогда не любил, когда людей слишком много. - А в Питере уже все вымерли что ли? - пытаюсь шутить. - Разница есть, - говорит важно. - Не переживай. Заработаю много денег в Москве, - выделяю голосом название города, - и куплю себе остров. Буду жить с крабами. - Дан, - вздрагиваю, услышав это прозвище, - мне тебя не хватает. Пытаюсь унять раздражение. Нужно сохранять спокойствие, чтобы ничего не натворить. Мысленно считаю до трёх. Что он там сказал? Не хватает меня? Как можно более равнодушно отвечаю: - Значит, ничего не изменилось. Три года назад тебе меня тоже не хватало. Напрягается, понимая игру слов. - Я ошибался. Все это было ошибкой. Ничего не отвечаю. Не хочу об этом разговаривать. Тот эпизод часто снился мне в кошмарах. Как там в анекдоте? Возвращается доминант из командировки раньше, а дома саб валяется почти без сознания. Весь в синяках, царапинах и кровоподтеках. И с разорванной задницей. Сейчас есть силы на то, чтобы с юмором оглядываться на прошлое. Тогда же я чуть с ума от страха не сошел. Хотел вызывать скорую, но Игорь отказался. Я отмывал его в ванной, пытаясь понять, кто это с ним сделал и за что. Выглядело, как жесткое изнасилование. Пришлось ненадолго отключить эмоции, чтобы все отмыть и обработать. Игорь молча наблюдал за моим действиями, иногда шипел и поскуливал. Когда я закончил и решил мягко задать вопрос, то услышал то, что вкупе с видом любимого человека, на котором живого места не было, буквально сломало меня: - Дан, нам нужно расстаться. Я был ошарашен. Неужели урод, который это с ним сделал, угрожал ему? Или произошло что-то другое? Увидев мое недоумение на лице, Игорь продолжил: - Я нашел доминанта. Настоящего. Он даёт мне гораздо больше боли, чем ты. Было ощущение, будто меня ударили в солнечное сплетение. Сил что-то ответить я не находил. Получилось только как-то жалко выдавить: - То есть это... - взглядом указал на его травмы. - Это было по моему желанию. Дан, я никогда так ярко не кончал, - от гримасы удовольствия на его лице меня начало подташнивать, - Прости, но ты слишком нежный. Я не думаю, что ты истинный доминант. Мне недостаточно той боли, которую ты мне даешь. После этого пришлось пережить много дерьма. Переехать в Москву и устроиться на работу. Найти в себе силы и спокойствие. И в какой-то момент обрести настоящее счастье - свою Птичку. Как говорится, вспомнишь солнышко - вот и лучик. Телефон булькает, и я наконец-то вижу сообщение: Птичка (14:25): Ок. От этого холодного ответа снова становится не по себе. Убеждаю себя, что он просто занят. К счастью, стоим на светофоре, поэтому успеваю напечатать ответ: Вы (14:26): А где радость и поздравления?) Не замечаю, что глупо улыбаюсь. Зато замечает Осеев. - Что за Птичка? Твой новый саб? Игорь лезет не в своё дело, и я начинаю беситься. Моя Птичка - это моя Птичка. Никто не должен про него знать. Хочется спрятать его от всего мира, просто постоянно трогать его, заботиться о нем, защищать его... - Это тебя не касается, - равнодушие получается изображать все хуже. К счастью, мы уже заезжаем во двор его дома. Дома, который когда-то был и моим. Понимаю, что подвозить его было очень плохой идеей. - Дан, прости меня, пожалуйста. Я был таким глупым. Я не понимал, что мы идеально подходим друг другу. Ты действительно чувствовал меня и не давал наделать глупостей. Просто идеально держал меня на грани. Пожалуйста, забери меня к себе, - тараторит он жалко, а я рулю к четвертому подъезду, пытаясь все хладнокровно проанализировать. Кошусь на него - от самодовольства и уверенности ничего не осталось. Выглядит побитым котенком, и мне даже на секунду становится его жалко. Не поддаюсь. Убеждаюсь, что машина никому не помешает, и на всякий случай глушу двигатель. Предстоит неприятный разговор. - Что случилось? - спрашиваю коротко, но он понимает. - Сломанная рука и сотрясение мозга, - вздыхает и закрывает глаза. Становится не по себе. По-человечески сочувствую ему. Игорь - адреналиновый наркоман. Его часто клинило, и мне всегда приходилось сдерживать его желание буквально играться со смертью. Я чувствовал, что он хочет жестче, но действовал разумно, стараясь обходиться без членовредительства. Эта забота мне и аукнулась. - А стоп-слово? - спрашиваю устало, хотя знаю ответ. Игорь никогда не называл его во время игр. - Мы его не использовали. Мои глаза поневоле расширяются в удивлении. - Вообще? - Я был уверен, что оно не нужно. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Этот человек давно уже не мой, но почему-то ощущаю за него ответственность. Глупый мальчик. - Психотерапевт? - Пришлось. Нужно было это сделать, еще когда ты просил. Не наделал бы глупостей. Выдыхаю с облегчением. Он хотя бы обратился за помощью. Лучше поздно, чем никогда. - Сейчас все хорошо? - хочется просто убедиться в этом и со спокойной душой попрощаться навсегда. - Нет, - слабо отвечает. Твою мать. Проблем мне было мало? - Что не так? - за заботливым тоном пытаюсь скрыть раздражение. - Меня никто не понимает так, как ты. Сейчас с одним ещё более или менее... Но не то. К сожалению, все познается в сравнении. Да, детка, все действительно познается в сравнении. Поэтому и не хочется возвращаться к тебе, виляя хвостом, едва ты поманишь. Я больше не хочу спасать тебя от твоих демонов. - Гор, - вырывается слишком личное прозвище, - прошло три года. Я уже другой человек. Ты уже другой человек. Как ты говорил, мы друг другу не подходим. - Но... Осекается, когда мой телефон снова булькает. На экран всплывает уведомление. Птичка (14:31): Ура. Поздравляю. Черт, ну почему так холодно? Птичка, конкретно сейчас мне очень нужна твоя поддержка. - Видишь, тебе плохо из-за него. Ты от одного сообщения киснешь. Дан, я идеален для тебя так же, как и ты для меня. Я буду делать все, что ты только захочешь. Исполнять каждый приказ. Терпеть любое наказание. Только возьми меня к себе, - от отчаяния в его голосе становится нехорошо. Не успеваю ничего ответить, как он делает немыслимое. Просто берёт и нагло впивается в мои губы. Ошарашенный, я просто не могу двигаться. Только когда он пытается языком проникнуть в мой рот, я взрываюсь. В бешенстве хватаю его шею, сжимаю и отрываю от себя. Меня буквально колотит от злости, а он... Возбужденно стонет. Конечно, кое-кому же нравится асфиксия. Так, что смотрит на меня раболепно и похотливо. На инстинктах сжимаю горло чуть сильнее, сразу же проклиная себя за то, что мне нравится последующий хриплый стон. - Какого хуя? - рычу, а по его телу пробегают мурашки. От греха подальше убираю руку. В таком состоянии я могу не рассчитать силы и получить уголовку. Хочется действительно наказать его. За то, что мне пришлось пережить тогда. За то, что сейчас пытается залезть в мою жизнь. Останавливает лишь то, что ему это понравится. - Дан, ты же тоже скучал. Я уверен, что эта Синичка - покорный женоподобный мальчик, который смотрит тебе в рот и обожает женское белье. Так же, как и я выбираю тех, кто хоть как-то похож на тебя. Но мы не сможем заменить ими друг друга. Мне почему-то становится очень смешно. От напряжения и абсурдности того, что он только что сказал. Мой смех задевает его, не заметить это невозможно. Обида сменяется решимостью. Нагло смотря в глаза, выдает: - Проведи со мной сессию. Чем дальше в лес... - Если тебе так важен твой Воробей, - сука, хватит коверкать, - можем обойтись без секса. Просто сессия. Я напомню, на что я готов ради удовлетворения твоих потребностей. А он уверен в том, что я соглашусь. Смог бы я отказаться ещё год назад? Возможно. А два года? Точно нет. Я бы целовал ему ноги и радовался тому, что он снова обратил на меня внимание. Противно. - Гор, нет, - отвечаю жестко. - Это все из-за него? - спрашивает ревниво. Устал. Как же я устал. - Это все из-за нас. Мы не подходим друг другу, - повторяю, как умственно-отсталому. Сейчас он мне кажется именно таким. Он не слышит. Капризно продолжает: - Расскажи мне о нём. Почему-то поддаюсь. Ощущаю необходимость сделать ему больно. - Он самый лучший. Невероятно красивый. Настолько, что я иногда просто залипаю на нём, - вспоминая свою Птичку, прихожу в душевное равновесие. Настроение начинает подниматься. - Умный и самодостаточный. Уверенный в себе. Он всегда знает, чего хочет. Строптивый, вспыльчивый, но со мной - очень нежный и ласковый. Наши желания почти всегда совпадают. В противном случае мы легко находим компромиссы. - Хватит, - перебивает резко. - Просто сессия. Одна. Без секса. Мне даже становится его жалко. Злости нет - мысли о Птичке полностью её искоренили. - Игорь, знаешь, в чем мы точно не подходим друг другу? - В чем? - Я никогда не изменил бы своему партнеру. Бью точно в цель. Его мучает совесть, хотя и поздно. - Это не измена. Я же говорил, что се... - Для меня - измена. Не хочется распыляться на тему того, что сессии для меня гораздо интимнее секса. Что даже из-за его неожиданного поцелуя у меня до сих пор ощущение неприятного раздражения на губах и ужасное чувство вины. Все мое тело, все мои чувства принадлежат Птичке. И я не променяю его на призрачное прошлое ни за какие деньги. Чтобы наконец-то вразумить бывшего, говорю спокойно и властно: - Слушай меня. Сейчас ты выходишь из моей машины и возвращаешься домой. Записываешься на прием к психотерапевту и нормально, через рот, разговариваешь со своим партнёром на тему желаний и границ. Разбираешься со своими проблемами и живешь счастливую жизнь. А я спокойно уезжаю и больше тебя не вижу. Злится, но мирится. Уже тянется к ручке двери, но в один момент оборачивается: - Хорошо, но сегодня лучше тебе не уезжать. Поднимаю бровь, молчаливо ожидая объяснений. - У вас в филиале гадюшник. Ещё чуть-чуть - и вам придется закрыться. Мы подписывали контракт на условиях того, что будем сотрудничать конкретно с Москвой. На твоем месте я бы все проверил. Судя по тону, он не пытается наврать и задеть меня. Смотрит как-то обреченно. - Хорошо, - вздыхаю, - спасибо. За все. - вкладываю в эти слова гораздо больше, чем они могут значить. И он это понимает. Улыбается нежно и заглядывает мне в глаза. - И тебе, Дан. За все. Прощай. Вылезает из машины и спокойно идет к подъезду. Что-то вдруг дергает меня, и я вскакиваю за ним, догоняю и хватаю за плечо, поворачивая к себе. Не обращая внимания на удивление на его лице, произношу, смотря в глаза: - Гор, пожалуйста, живи счастливо, хорошо? И долго. Улыбается и непринужденно поправляет воротник моей рубашки. - Обещаю, - говорит лукаво, - пожелал бы тебе того же, но ты уже счастлив. Не дай ему тебя проебать. С облегчением смеюсь и крепко его обнимаю. Стоим так с минуту и молча расходимся по разным сторонам. Уже без обид и навсегда. Теперь точно отпустило.***
Настроение катится к ебеням, когда понимаю весь масштаб пиздеца в филиале. Нужно проверять всю документацию и, похоже, нахрен увольнять тех, кто стоит за этими косяками. Уже к вечеру, когда без сил возвращаюсь в номер, пишу своему ненаглядному. Вы (21:17): Птичка, мне придется задержаться. В филиале бардак, нужно понять, куда сливаются бюджеты. Скучаю по нему безумно. Главное - успеть вернуться к нашему дню. Почти засыпаю, когда получаю ответ. Птичка (21:59): Ок. Сука, приеду и выпорю. Понимаю, что у него завал, но бесит неимоверно. Ладно, это всего лишь ломка. Как только окажусь в Москве, затискаю его. Но сначала выпорю. Вы (22:00): Завал? Птичка (22:00): Угу Вы (22:01): Бедняжка. Отдохни, пожалуйста. Приеду и украду тебя за город. И никакая работа тебя не найдёт. Птичка (22:02): Посмотрим Вдох-выдох. Жестко выпорю.***
- Андрей Григорьевич на месте? - Где же еще ему быть в рабочее время, - отвечает Леночка, скривившись, и начинает еще более остервенело стучать по клавиатуре. - Не в духе? - Мое заявление ждет свой звездный час. Видимо, босс снова выпил всю кровь своим сотрудникам. Казалось бы, стоило привыкнуть, но нет - каждый раз он умело выводит любого собеседника из себя. Вот и милая Леночка, чудесный секретарь, профессионал своего дела, вынуждена держать руку на пульсе, а заявление на увольнение - в верхнем ящике стола. Андрей Григорьевич Орлов - личность поистине легендарная. Количество мифов о нём поражает своей величиной, а их содержание - разнообразием. Поговаривают, что в его генеалогическом древе затесались Грозный, Сталин и почему-то Гоголь, своего успеха он добился, насмерть запугивая конкурентов, а спит он, определенно, в склепе. У возникновения этих мифов есть свои причины. Андрей Григорьевич наравне с внушительным капиталом, харизмой и идеальной внешностью обладает очень скверным характером. Это оправданно, учитывая, что он является основателем и генеральным директором компании, которая имеет свои филиалы в нескольких городах страны. Ежедневно ему приходится управлять прямо или косвенно тысячами людей, поэтому без жесткости обойтись невозможно. Тем не менее, иногда нервы сдают и он перегибает палку. - Ой, Данечка, ты вернулся? - в приемную заходит Алина из отдела кадров. Девушка довольно умная, но работу выбрала явно по принципу концентрации большого количества обеспеченных холостяков в одном месте. - Как командировка? Не успеваю ответить, как она подходит ко мне слишком близко, прижимается немаленькой грудью, наклоняется к уху и шепчет: - Орел как с цепи сорвался. Две недели зверствует, с каждым днем все хуже. Лучше к нему не заходи пока. Ты такой нежный и хороший, он тебя поедом съест. Леночка, увидев сию картину, раздраженно вмешивается: - Алина, тебе через час нужно быть на собеседовании в третьем филиале. Ты почему ещё здесь? Алина вздыхает и нехотя отходит от меня. - Мне нужно распечатать... - Распечатай в бухгалтерии, - перебивает Леночка. Алина закатывает глаза и, цокая каблуками, уходит. Лена устало откидывается на спинку стула. - Может, чая ромашкового? - улыбаюсь Леночке, пытаясь разрядить обстановку. - Лучше яду. - хрипло отвечает она и закрывает глаза. - Отдохни чуть-чуть, я пока приму удар на себя. - Ради Бога, сделай что-нибудь, - Леночка смотрит с мольбой. - Я же реально не выдержу и уйду. Считывая состояние девушки, понимаю, что в этот раз все действительно слишком плохо. Обычно она стойко выносит закидоны начальника и идеально выполняет свою работу. Андрей Григорьевич вряд ли сможет когда-нибудь найти ей достойную замену. - Постараюсь. Не впускай никого полчасика. - Хоть целый день. Только успокой его, пожалуйста, - шепчет она. Как лучший секретарь на свете, Леночка замечает то, на что другие даже не посмотрят. И, что самое главное, она умеет молчать. Киваю ей и стучусь в кабинет гендира. Подождав пару секунд, захожу. - Я же просил никого... - недовольно кричит Орлов со своего кресла, поднимает голову и, увидев меня, как-то неприятно скалится, - О, Лабин, нагулялся, - издевательски произносит он. Немного теряюсь от такого тона. Пока думаю, что ответить, он продолжает: - Хорошо, что ты все-таки соизволил наведаться к нам. Как раз сейчас напишешь заявление по собственному. Чего, блять?! - Могу ли я узнать причину? - невольно перенимаю его тон и злобу. Я всегда слишком сильно резонирую с ним. Чувствую его эмоции и заражаюсь. Обычно это только играет на руку, но сейчас нужно срочно приходить в себя. - Утрата доверия со стороны работодателя, - ядовито выплевывает он. Словно нож в спину. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Собираюсь с силами и холодно спрашиваю: - И почему мой работодатель перестал мне доверять? - смотрю ему в глаза и вижу, как за яростью скрывается обида и... боль? - Из-за затянувшегося путешествия в Питер. - Андрей Григорьевич, а ничего, что вы сами отправили меня в эту командировку? Более того, вы знаете причины моей задержки. - Конечно, я знаю, - отвечает с приторной улыбочкой, - эту причину зовут Осеев Игорь Владимирович, не так ли? Так вот, откуда ноги растут. Больно, обидно и почему-то смешно. Буквально пара шагов - и я у его кресла. Хватаю за отросшие волосы, грубо тяну голову назад и произношу рядом с ухом со сталью в голосе: - Разве я давал тебе хоть один повод во мне усомниться?! Зло смеется и пытается вырваться, но я не отпускаю. Явно ощущает боль из-за натяжения волос, поэтому перестает. - Дай подумать... Может быть, когда после подписания контракта укатил с ним на машине? Чем отрабатывал успешную сделку? Членом или задницей? Хотя у вас было много времени для смены ролей. Ты же еще на целую неделю там остался. Да и повод удачный подвернулся... Не даю ему договорить, просто хлестко бью ладонью по щеке. Пары секунд его остолбенения хватает на то, чтобы коленом опереться на его пах на случай, если снова начнет вырываться. Спокойствие, только спокойствие. Хочется рвать и метать, но так я проиграю. - Выговорился? А теперь слушай мою версию, - благодаря выключенным эмоциям начинаю вести. Он все еще в бешенстве, но заметно, что собирается меня выслушать. - Итак, глубоко уважаемый Андрей Григорьевич. Вы правы, что после подписания контракта я подвозил представителя наших новых клиентов, Осеева Игоря Владимировича, до дома. Но вы ошибаетесь, предполагая, что наше общение затянулось. В качестве доказательства могу предоставить запись с видеорегистратора. На ней точно будет отражено, что сразу после доставки Осеева на дом я отправился прямиком в питерский филиал, где исполнительный директор оказался не чист на руку. Более того, камера точно записала наш диалог, в процессе которого мы с ним расставили все точки над i. Если вам хочется потешить своё самолюбие, можете также прослушать оды, которые я вам пел, убеждая Игоря Владимировича в том, что он даже в подметки вам не годится. Делаю паузу, чтобы посмотреть на его реакцию. Замешательство и облегчение. Перевожу дух и чуть ослабляю хватку на волосах. Так, чтобы тянущая боль была приятной. Убираю ногу с паха и присаживаюсь к нему на колени. Учитывая разницу в наших габаритах, я могу вполне сойти за чуть переросшего ребенка на ручках у родителя. Моя птичка - ещё тот громила. Гора мышц ростом почти в два метра. Я со своими 176 сантиметрами дотягиваюсь до его губ, только когда сижу на нём. Буря миновала. Говорю чуть тише и теплее: - Птичка, какого хрена? Я так заебался во время поездки. Я, блять, каждую секунду по тебе скучал. Мечтал оказаться рядом. Мне вымотали нервы все. Чертов Игорь, который три года назад чуть меня не сломал. Компания его, которая подписала контракт только после миллиона правок. Ещё и филиал этот. Я вообще не понимаю, как такое дерьмо могло твориться в Питере. В Питере, блять! Не в каком-то зажопинске. Мне пришлось перепроверить все документы. Пообщаться с кучей сотрудников. И все ради того, чтобы ты в итоге не был в убытке на миллионы и не разгребал это постфактум. Мне просто хотелось, чтобы у тебя было больше времени на отдых. Ты и так почти живешь на своей работе. Он окончательно расслабляется, а я расстегиваю браслет на его руке, который волшебным образом превращается в ошейник, и завязываю его на его шее. Тяну к себе за этот кожаный ремешок и в губы уже шепчу: - Птичка, я ехал сюда почти девять часов из-за чертовых пробок. Даже домой не зашел - летел к тебе. Хотел выпороть тебя за твои равнодушные сообщения вперемешку с игнором и расцеловать, потому что пиздец как соскучился. Тем более, я не мог пропустить нашу годовщину. В Питере почти не спал, чтобы успеть. - У нас годовщина ещё только через месяц, - наконец, находит, на какую тему может поспорить, но говорит виновато. Моя вредная Птичка. - Ровно год назад я разложил тебя в этом кабинете и отшлепал за плохое поведение, - улыбаюсь, уже почти касаясь его губ, - то, что ты тупил и предложил мне встречаться только через двадцать шесть дней - твои проблемы. Мои отношения с тобой начались год назад. Моя чувствительная Птичка не выдерживает первой. Наконец, смыкает наши губы и целует отчаянно. Сразу же отвечаю со всей страстью - не могу по-другому. Мы больно кусаемся и боремся языками. Выплескиваем всю злость и всю боль, которые пережили из-за этой командировки. Он трогает мое тело, словно пытается вспомнить, каково это. Я тяну его за ошейник, чуть придушивая, радуясь, что он наконец-то в моих руках. В моей власти. Мой. Пытается расстегнуть мою рубашку, но я, опомнившись, бью его по рукам. Да, я хочу его сейчас, невозможно оставаться равнодушным после двух недель ломки, ощущая под собой его твёрдый член. Но если все будет так просто, мы оба не отпустим себя. Эмоции не найдут свой выход. С Птичкой можно совладать, только чередуя нежность с грубостью. Сейчас необходимо второе. - Птичка, - отстраняюсь, и голос срывается, когда вижу в его глазах желание и полное доверие, - ты же заслужил наказание? - Да, - говорит, не раздумывая. От его тона мой член дергается. Блять, Птичка, ты меня с ума сведешь. - За что мне тебя наказать? - никакой теплоты в голосе. Она сейчас лишняя. - Я сомневался в своём хозяине, - опускает глаза. - А ещё? - требовательно. - Не писал ему, хотя очень хотел. - Я рад, что ты осознаешь свою вину и готов отвечать за свои поступки, - говорю спокойно. - Я накажу тебя, но дома. Сейчас я выйду, а ты отменишь все дела на сегодня, завтра и пятницу. Через десять минут жду тебя на парковке. Ты все понял? - Да, хозяин. - Умница. Дыши глубоко. Послушно выравнивает дыхание. Взгляд становится чуть более осмысленным. Убедившись, что могу оставить его одного, встаю с его удобных колен и, не оглядываясь, выхожу из кабинета. Посмотрев на меня, Леночка вздыхает с облегчением и расслабляется. Самая лучшая секретарша. - Дань, лучше пройди через запасный выход, - она взглядом указывает на мои губы. Видимо, Птичка опять перестарался со страстью. Мой собственник. Улыбаюсь ей тепло. - Спасибо. Можете расслабить булки, шефа не будет до понедельника. - Ты наш герой, - хихикает она. - Служу отечеству, - шутливо отдаю честь и заруливаю в сторону запасной лестницы. Благодаря сообразительности Леночки действительно остаюсь незамеченным. Сажусь в машину и смотрю на себя в зеркало заднего вида. Да, видок ещё тот. Уже к вечеру губы посинеют, зато моя Птичка будет довольна. Хорошо, что я выбил для нас аж четыре с половиной дня уединения. Увезу Птичку из города и не выпущу из своей клетки. Пусть отрабатывает за эти две недели. Оказывается у моей машины ровно через десять минут. Похвальная дисциплина. - Дань, поехали на моей. Ты девять часов за рулем. - Думаешь, мою машину, торчащую на парковке несколько дней, никто не заметит? - Похуй. Скажем, что ты устал после командировки и я довез, чтобы ты не уснул за рулем. Да и какая, вообще, разница. Я генеральный директор, ты директор по развитию. Ещё не хватало перед кем-то оправдываться. Прячу ликующую улыбку. Моя Птичка наконец-то начинает выстраивать личные границы. Ещё недавно его паранойя доходила до смешного: "Дань, не заходи ко мне в кабинет больше двух раз в день", "Дань, если кто-то увидит тебя около моей машины, пойдут разговоры", "Дань, давай я тебя отвезу, но ты выйдешь на остановке в пяти минутах от работы"... Доказывать ему, что он начальник и буквально каждый сотрудник зависит от охрененных условий за зарплату выше среднего, которые он предоставляет, не имело никакого смысла. А тут, видимо, что-то изменилось. Стоило только на две недели уехать, как по мне соскучились. Шагаю к его машине и залезаю во внедорожник. Он уже за рулем - смотрится невероятно органично. Большому человеку - большая машина. В моей он выглядит так, словно она ему мала. Ведет уверенно и спокойно. Залипаю на нём и в один момент от усталости и долгожданного ощущения спокойствия засыпаю. Открываю глаза уже отдохнувшим, когда заезжаем на территорию его загородного дома. Это такое место силы. У него есть квартира недалеко от офиса, здесь же мы иногда проводим выходные. Конечно, очень расточительно - иметь загородный двухэтажный коттедж и проводить в нём от силы четыре раза в месяц. Но начальник может себе это позволить. Глушит двигатель и нежно целует меня в губы. Вылезаю и потягиваюсь. Пахнет лесом и свободой. Открывает дверь и запускает меня внутрь. Включает свет. Тут довольно прохладно - самое то жарким летом. Смотрю ему в глаза - приходится поднимать голову вверх - и атмосфера сразу меняется: сгущается вокруг нас и словно обдает жаром. Он тоже это ощущает - не теряя зрительного контакта, разувается и медленно опускается на колени. Хороший мальчик. Снимает с меня обувь и ждет дальнейших указаний. - Птичка, я в ванную, ты - в душ. Растяни себя, вставь пробку, подготовь наручники и плетку. Жди меня в спальне. На коленях. Голым. Все запомнил? - говорю размеренно и проникновенно, отчего нас обоих начинает вести. - Да, хозяин, - в его голосе слышу назревающее возбуждение и сразу же резонирую с ним. Чертова Птичка, я же сейчас не выдержу. Как можно скорее поднимаюсь наверх, чтобы не сорваться. Ощущение предвкушения только подогреет нас. Набираю ванную, уже находясь в ней. Теплая вода смывает напряжение и весь негатив поездки. На смену им возвращается нарастающее возбуждение. Хочется успокоиться, но это просто невозможно. Сейчас на первом этаже моя любимая Птичка готовит себя к наказанию. И к тому, чтобы принять меня. Обычно сверху он, несмотря на то что доминирую я. Мы никогда не прочь поменяться, но я просто обожаю ощущать его в себе. Тем не менее, после всего пережитого стресса я хочу обладать им целиком и полностью. Член уже почти болит от возбуждения, но я к нему не прикасаюсь. Вместо этого растягиваю себя - когда Птичку отпустит, на смену придет гордый и жесткий Орёл. Орлов Андрей Григорьевич, властный, грубый и уверенный в себе мужчина, о котором мечтают почти все его сотрудницы. Но только они не знают одного - он мой. Примерно через двадцать минут вылезаю из ванной и не утруждаю себя упаковыванием хоть в какие-то тряпки. Хочется быть с Птичкой обнажённым душой и телом. Чуть расслабившийся член снова приходит в полную боевую готовность, когда захожу в спальню. Птичка стоит на четвереньках спиной ко мне, и я прекрасно вижу игриво сверкающий камень на основании пробки. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Несмотря на то, что подхожу бесшумно, Птичка замечает мое присутствие. Начинает дышать чаще. С благоговением провожу по его мышцам спины. Немного завидую его физической подготовке: сколько я бы ни пытался подкачаться, таких результатов мне не добиться. Ну ничего, главное, что у меня есть своя собственная ходячая гора мышц, которую я могу лапать сколько угодно. На мои прикосновения сразу реагирует остро: прогибает спину со стоном. Господи, какой же он чувствительный. Спускаюсь кончиками пальцев по позвоночнику. Стонет еще громче, по его телу пробегают мурашки. Блять. Тише, Даня, держись. Ты же не зверь какой-то, чтобы набрасываться после пары стонов. Дразня и его, и себя, спускаюсь еще ниже через ложбинку между ягодицами, задевая пробку, и чуть сжимаю мошонку. У него подгибаются локти, и Птичка почти падает, но я вовремя придерживаю за живот. Хочется что-то приказать, чтобы он был более собранным, но во рту уже пересохло, и слова просто не идут на ум. Вместо этого хлестко бью ладонью по ягодице. Птичка скулит, и я не сдерживаю ответного стона. Твою мать, мы слишком перевозбуждены, чтобы выдержать эту сессию. Слишком долго я не касался его. Слишком давно не слышал его отдачу. Стоило все же подрочить в ванной. От мошонки спускаюсь рукой к члену. Господи-боже, он уже течёт. В принципе, как и я. Резко отхожу на негнущихся ногах и сажусь на кровать. Пытаюсь думать о чем-то нейтральном, но это просто невозможно, когда перед глазами стоящий на четвереньках Орлов, у которого просто охуенно отсутствующий затуманенный взгляд. Он пытается сфокусироваться на мне и дрожит от возбуждения. Ещё чуть-чуть, и его локти снова его подведут. Мозги отключаются - прекрасно знаю, что на интуитивном уровне сделаю так, что Птичке - и мне - будет охуительно хорошо. Медленно хлопаю руками по коленям, и он, как завороженный, подползает ко мне и ложится так, как нам обоим нужно. Он очень тяжёлый, но почти весь его вес распределен по кровати, на моих ногах же его бедра, а его член - между ними. Смыкаю ноги, зажимая его стояк. Его дрожь передается мне. Чтобы чуть остыть, смотрю на девайсы, которые он приготовил по моему приказу. Плетка и наручники лежат рядом, на кровати. - Руки за спину, - выходит слишком хрипло, но вполне уверенно. Послушно выполняет приказ, и я защелкиваю железные браслеты. Чувствую, как дергается его член. Мой уже оставляет мокрый след на животе. Уже тянусь к плети, как в один момент передумываю. Нахуй плетку, хочу ощущать его кожей. От ударов рукой ему не станет нестерпимо больно, но мы оба почувствуем, что все наконец-то возвращается на круги своя. Ощущая его тело на себе, смотря на обездвиженные руки и задницу, которая так и просит стать красной, наконец-то ловлю нужное состояние, когда возбуждение отходит на второй план, а на первом остаётся жажда обладать и управлять пороками моего мальчика. Спокойствие накрывает приятной волной. - Птичка, сейчас твоя попка будет гореть под моей рукой. Для более жестких методов наказания у нас с тобой три выходных впереди, - говорю тем-самым-тоном, от которого Птичке даже в самые неподходящие моменты и в самом неподходящем настроении хочется вставать на колени и покорно следовать всем моим командам, - Стоп-слово? - знаю, что оно, скорее всего, не понадобится, все же я чувствую его язык тела, но никто не отменял правила безопасности. - Г-гроза. Рад, что он ещё в сознании. Обманчиво мягко глажу ладонью его напряжённые ягодицы, он инстинктивно ластится к моей руке. Ловлю момент, когда мышцы расслабляются, и делаю сильный шлепок. - А-ах, - вырывается у него сразу же. Как же я счастлив, что моя Птичка никогда не скрывает своих реакций. Следующий удар - симметрично на другой ягодице. Ладонь приятно покалывает. Равномерно украшаю его нежную кожу розовыми следами, попеременно ускоряясь и замедляясь. Слежу за его реакцией, чтобы каждый удар был для него долгожданным и непредсказуемым. Чертова Птичка сводит с ума своими всхлипами, стонами и вскриками. Извивается на моих коленях, задевая боком мой стояк, и - якобы беспалевно - трется своим членом между моих ног, буквально трахая мои бедра. Делаю удары сильнее - уже по покрасневшим ягодицам. Ладонь немеет, а он уже скулит, но я не останавливаюсь, терпеливо дожидаюсь просьбы: - По... Ааа! - вскрик после очередного шлепка, - Пожа-а-луйста, - его голос уже почти нечеловеческий. Ещё чуть-чуть. Обманчиво мягко глажу покрасневшие следы, даря ласку, приправленную горячей ноющей болью. - Пожалуйста что? - удивлен, что смог сказать почти безучастно. - Можно... - он всхлипывает, - кончить? - Не слышу, - требовательно. Пару секунд он словно собирается с силами, чтобы построить целое предложение, но его голос все равно срывается: - Господин, пожалуйста, разрешите мне кончить. От его умоляющего тона меня накрывает оглушающей волной чувств: щемящая сердце нежность, сносящее башню возбуждение и всепоглощающая любовь к моей Птичке. - Десять ударов. На десятом - кончай. - С-спасибо, Господин. Раз - стон и трение члена о ноги. Два, три - по разным ягодицам. Трется, как обезумевший. Четыре, пять - почти хаотично. Чувствую его предэякулянт бедрами. Шесть, семь - задевая пробку. Снова всхлипывает. Ещё чуть-чуть, и он задохнется. Ещё чуть-чуть, и задохнусь я. Восемь, девять - и его вскрики. Десять - точно по основанию пробки, одновременно с хриплым приказом: - Кончай, - и он послушно изливается с обессиленным стоном. Горячая сперма пачкает ноги и, наверное, пол. Пока он ещё не пришел в себя, резко вылезаю из под него и двигаю расслабленное тело так, чтобы его колени были на полу, а корпус - на диване. Вытаскиваю пробку почти нежно, пока остались крупицы самообладания. Их хватает ещё на то, чтобы пальцами проверить внутри, насколько хорошо он себя подготовил. Стону с восхищением - Птичка постарался на славу. Не в силах больше держаться, вгоняю в него член на всю длину. Птичке больно - член больше пробки - но он не сжимается. Блять, как же я его обожаю. Внутри так узко и горячо, что мне становится ещё труднее сдерживать себя, чтобы не слить за пару секунд. Медлю, даю ему насладиться тянущей болью - знаю, что сейчас она ему нужна. Чтобы прочувствовать, что я рядом. Чтобы искупить вину за то, что мотал нам обоим нервы две недели. Мои бедра шлепаются о его красные и чувствительные в данный момент ягодицы, заставляя его чуть постанывать. Сам еле сдерживаю стоны - с моей Птичкой это всегда очень сложно. Андрей окончательно расслабляется, и я наконец-то позволяю себе ускориться. Чуть меняю угол, дожидаясь его вскрика - отлично, так и оставим. У меня от удовольствия уже сжимаются пальцы на ногах. Как же хорошо быть с ним, в нём. Толкаюсь в него бешено, совсем не жалея. Уже почти не думаю о его удовольствии - хочется просто кончить, залить его своей спермой, словно по-животному пометить. Лапаю его, тискаю, не переставая двигать бедрами. Забираюсь руками под лежащую на кровати грудную клетку и терзаю соски. Птичка нетерпеливо подмахивает мне - даже не видя его член, я уже знаю, что он снова стоит. Я чувствую, что уже близко, и через пелену перед глазами замечаю, что Птичка выворачивает руки в наручниках, желая себя приласкать. "На его руках останутся следы" - последняя адекватная мысль перед тем, как оргазм накрывает меня с головой, выбивая весь воздух из лёгких. Дрожу и буквально улетаю, но рука уже инстинктивно лезет к его члену и за пару движений доводит и его. Не выхожу из него, просто падаю на его руки на спине и наслаждаюсь моментом. Я в нем, моя сперма в нем. А он - в моей власти, в моем сердце, в каждой моей мысли, он словно у меня под кожей. Чуть отдышавшись, беру себя в руки и выхожу из него, стараясь не смотреть, как из его чудесной дырочки льется моё семя. Мне нельзя сейчас снова терять голову - это подтверждается, когда я расстегиваю наручники и проверяю его пульс - замедленный. Наклоняюсь, чтобы посмотреть в глаза - взгляд расфокусирован. Улыбаюсь сам себе. Любовь к этому прекрасному существу накрывает с еще большей силой. Нежно растираю его запястья, стараясь не тревожить. Сажусь на кровать и аккуратно тяну его к себе. Он слушается, ложится на спину, но я понимаю, что сейчас он не со мной. Птичку пока не знобит, поэтому я спокойно беру с прикроватной тумбочки влажные салфетки, достаю одну и нежно вытираю с его тела сперму. Его опавший мокрый член выглядит невероятно мило - я ловлю себя на этой мысли и чуть не хихикаю от того, что это пришло мне в голову. Птичка делает меня сумасшедшим. Просто помешаным. Зависимым. И это совсем не кажется чем-то неправильным.***
Когда моя Птичка становится совсем чистой (хотя сперма потом еще будет вытекать, но не время думать об этом), протираю уже себя. В душ идти откровенно лень, да и с Птичкой в трансе это проблематично. Убираю салфетки и ложусь рядом с ним. Вижу мурашки на его теле и накрываю нас одеялом. Прижимаюсь к нему и зарываюсь пальцами в волосы, нежно поглаживая затылок. Наслаждаюсь его теплом и слушаю дыхание - чуть замедленное, но в пределах нормы, так что беспокоиться не о чем. Когда он в первый раз ушел в сабспейс, я даже немного испугался. Я читал о нём до того момента, но Осеев всегда оставался со мной, поэтому свидетелем подобного я не был. Птичка же как-то доверился мне, хотя сам не понимал, что с ним случилось. Сейчас это происходит довольно часто, и это делает меня невероятно счастливым. Поглаживаю его, вдыхаю запах его тела - пот и парфюм с ноткой цитруса. Мне тепло и уютно. Вспоминаю тот роковой день год назад. Орлов тогда позвал меня к себе в кабинет и орал из-за какого-то огреха моего отдела. Я понимал тогда, что этот косяк не стоит того ушата говна, который на меня льется, и очень сильно бесился. В какой-то момент моя злость достигла точки невозврата, и я словно с цепи сорвался. Каким-то не поддающимся объяснениям образом я смог толкнуть эту махину на стол, нагнув тело и обездвижив. Он, видимо от неожиданности, даже не сопротивлялся. Пока гендир не пришёл в себя, я быстро стянул с себя галстук и связал его руки. Почувствовав это, он наконец-то начал вырываться, но я давил на него всем телом, и с завязанными руками что-то сделать было проблематично. Чувство вседозволенности опьянило меня, и я, не думая о последствиях, расстегнул его брюки и рывком спустил их до бедер. Открывшийся вид на голую задницу директора тогда окончательно снес мне крышу - уже полгода, как я дрочил, представляя его голым, но даже не надеялся, что это может осуществиться. Мигом вставший член не отвлёк меня от единственной мысли, которая осталась в голове: "Наказать". Было похуй, что он не саб. Похуй, что мы даже не обговорили стоп-слово, и вряд ли он даже знал, что это такое. Желание наказать его за отвратительное поведение со своими подчиненными правило мной, я был одержим этим. Я даже не осознал, как начал пороть его, это было состояние аффекта. Я не чувствовал, что ладонь бьется о голые ягодицы, лишь с садистким удовольствием наблюдал, как они становятся красными. Не слышал, что говорю ему все, что о нем думаю, хотя там был откровенный бред, вроде "у тебя охуенное тело, ты сам охуенно красивый, но ведешь себя, как мудила". Чуть пришел в себя я только наконец-то услышав через шум в ушах его стон. И блять, это был стон удовольствия. Убедился я в этом, когда моя рука сама по себе нагло полезла к его члену - черт возьми, он стоял, и с него уже на тот момент сильно натекло. Ощущения вернулись ко мне - ладонь ныла. Злость и агрессия ушли, осталось желание контролировать. Заметив его стояк, я понял, что это наказание действительно нужно ему. И я, будто по щелчку пальцев, из взбешенного подчинённого превратился в осознанного Дома. Теперь я уже бил не так сильно, наблюдая за его реакцией. Когда рука начала отваливаться, почти вслепую нащупал линейку на столе. - Сейчас будет больнее. Но ты же понимаешь, что тебе нужно наказание? - голос мой был спокойным, я наконец-то почувствовал себя в своей тарелке. - Иди нахуй, - хрипло огрызнулся он, и я, почему-то чувствуя, что он борется с собой, терпеливо ждал, не трогая его. Ощутив, что я его больше не касаюсь, он, видимо, принял решение: - Чего ждем?! - меня даже умиляло, как он пытался огрызаться и делать вид, что все под его контролем. - Когда попросишь, - я сказал это так невозмутимо, будто это было самим собой разумеющимся. - Охуел?! Я в ответ на это лишь красноречиво промолчал и снова терпеливо ждал. Примерно через минуту метаний, он тихо и слабо сказал: - Пожалуйста... И этого хватило, чтобы я, стараясь не теряться в ощущениях, начал бить линейкой покрасневшие от ладони ягодицы. Я был максимально сосредоточен, чтобы не оставлять следов. Спокойно и властно я сопровождал удары словами о том, чем он заслужил это наказание. Говорил, что ему нужно следить за своими эмоциями и лучше контролировать их. Задавал вопросы о том, осознает ли он, что неоправданно ведёт себя, как последний мудак, незаслуженно оскорбляя людей. А он только с жаром отвечал "да-а", не в силах сопротивляться. Почувствовав, что с него хватит, я снова взялся за его член. И он не упал - наоборот, предэякулянта было еще больше. Буквально три движения - вниз-вверх-вниз, и он излился мне на руку и на стол с криком. Переведя дыхание, я отложил линейку, погладил напоследок красную кожу, развязал галстук и растер следы на запястьях. Он разогнулся и, чуть пошатываясь, дошёл до шкафа и достал из него влажные салфетки. Я молча наблюдал за ним, пытаясь понять, не переусердствовал ли я и можно ли оставлять его одного. Вытерев кожу, он натянул трусы, чуть зашипев, когда они коснулись наверняка саднившей задницы, а затем и брюки, невозмутимо их застегивая. Уже полностью одетый, он посмотрел на меня, как на букашку, и спокойно сказал: - Свободен. Выходя из его кабинета, я радовался тому, что на беседу меня пригласили уже под конец рабочего дня - к тому моменту, как я устроил этот пиздец с директором, из офиса, скорее всего, все уже ушли. Возбуждение не отпускало, и я занырнул в туалет. Хватило минуты и пары воспоминаний, чтобы оглушительно кончить. Словно в трансе, я выходил из здания, не думая ни о чем. Уже на подъезде к дому меня накрыло осознанием того, что я натворил и чем это может обернуться. На следующий день я был готов к увольнению, но в офисе было удивительно спокойно. Начальник светился, удивляя всех своим хорошим расположением духа. Ещё неделю офис жил без страха, что попадется на глаза гендиру, но потом наступил пиздец. Сорвалась очень важная сделка, и накосячили при этом почти все отделы. Шеф собрал всех главнюков на планерку и снова плевался на всех ядом. Когда всех распустили, я на последок посмотрел шефу в глаза, и на секунду через злость увидел там просьбу. Не отреагировать на неё я не мог, поэтому, когда все, понуро опустив головы ушли, я задержался. - Лабин, собрание закончено, - снова начал на меня наезжать шеф. Но я уже знал, как с ним себя вести. Пошел к двери, но не для того, чтобы выйти, а чтобы закрыть её. Шеф взбесился ещё больше: - Лабин, съебитесь из моего кабинета! Я невозмутимо подошел к нему и тихо, но уверенно сказал: - На колени. - Чего, блять?! - На колени, - с нажимом повторил я чуть громче. Он взбешенно смотрел мне в глаза, готовый бороться, а я спокойно держал этот взгляд. В один момент что-то изменилось, он вздохнул и действительно встал со стула, отошел на пару шагов и неуверенно опустился на пол. Посмотрев на него, я окончательно убедился в том, что неделю варилось в моей голове. Начальник просто по-человечески заебался. Он не вывозил. - Андрей Григорьевич, - обратился к нему тихо, хотя во время прошлого ремонта ответственная за него Леночка, уставшая слушать крики в соседнем кабинете, в проект включила звукоизоляцию, - в ближайшие несколько минут у вас не будет ни за кого ответственности, - я подбирал слова и смотрел на его реакцию, убеждаясь, что попадаю в яблочко, - Сейчас я помогу вам выпустить негативные эмоции. Когда вы от них избавитесь, вам легко будет разрулить проблему, которая вас беспокоит. Вы очень хороши в своём деле, и я уверен, что вы быстро найдете решение. Хорошо? - Да, - тихо ответил он, чуть подумав. Услышав его согласие, я начал снимать ремень, одновременно с этим продолжая: - Вам будет очень больно, но мы оба знаем, что вам сейчас это нужно. Но необходимо обговорить правила. Вы сами знаете свой болевой порог, я его не знаю. Придумайте какое-нибудь нейтральное стоп-слово, которое покажет мне, что нужно прекратить. Это не должно быть словами "нет" или "остановись", потому что они могут вырваться у вас бездумно. Мне нужно, чтобы вы остановили меня именно осознанно. Это понятно? - Да... Гроза. - Я вас услышал. Скажите, мне снова сделать это рукой, или вы хотите попробовать ремнем? Это больнее. Он сомневался, это было видно на его лице. Я терпеливо ждал. - Ремнем. - Хорошо. Помните, что в любой момент вы можете меня остановить, сказав "гроза". Если удары ремнем будут невыносимыми, мы снова можем перейти на ладонь. Вы в безопасности, и ничего вам не угрожает. Я не желаю навредить, только хочу помочь. В ответ на это он лишь кивнул, но я заметил, что его мышцы расслабились. - А теперь снимите брюки, обувь и пиджак, встаньте на четвереньки и обопритесь о руки. Если удобнее на локти, то лучше на них. Он, нервничая, выполнил указание, оставаясь в трусах и рубашке. От вида шефа на четвереньках я мгновенно завелся, но проигнорировал свои желания. - Готов? - не замечая, перешел на "ты". - Да. Пытаясь унять дрожь в руках, спустил его трусы, стараясь не смотреть на член. Судя по тому, что это получилось не очень просто, у него уже стоял. Первый удар на пробу - и он с криком выгнулся. Подождав, когда он переведет дыхание, спросил: - Продолжаем? - Продолжаем. Ещё пять ударов он принял, стараясь не кричать - все-таки звукоизоляция вряд ли работает, как заклинания в Хогвартсе. Замечая, что он почти дошёл до грани того, что может принять, спросил: - Ещё два сможешь? - Да-а, - сказал он, почти не задумываясь. Ударив по разу на каждую ягодицу, убрал ремень и начал гладить отметины. После этого, скорее всего, задница шефа болела ещё пару дней. - Хватило? - Думаю, пока да, - ответил он как-то пристыженно. А я от этого "пока" с новой силой завелся, и мои загребущие ручки потянулись к члену шефа. Он стоял. Меня от этого словно током ударило, и я с силой начал ему дрочить. Скорее всего, ему было почти больно, но кончил он быстро. Я понимал, что aftercare в данной непонятной ситуации не уместен, хотя и нужен, поэтому ограничился лишь тем, что нашел в том же ящике влажные салфетки, протер свою руку, а потом и тело все еще стоявшего на четвереньках шефа. - У вас все хорошо? - Да. - Тогда одевайтесь. Подождав, когда он молча оденется, я подошел к двери, повернул ручку замка и, напоследок обернувшись, сказал: - Андрей Григорьевич, у вас все получится. Вы сможете. Ещё через пять дней, в которые я тщетно пытался запрещать себе думать о шефе, но все равно не мог не дрочить на воспоминания о наших "сессиях", Орлов позвал меня сам. Под конец рабочего дня вызвал меня к себе, чуть помолчал и как-то неуверенно сказал: - Я очень устал. И все по старой схеме: порка - дрочка - мой нетронутый стояк. Я уже собирался уйти, как оказалось, что у него настроение поговорить: - Торопишься? Хотелось ответить: "Да, срочно нужно подрочить", но остановил себя: - Не особо. - Будешь кофе? - Давайте. - Лабин, ты мне только что дрочил, давай не будем "выкать". Садись пока. Я в ответ только хмыкнул и сел за стол. Напиток он варил сам, причем оказалось, что я никогда не обращал внимание на стоящую здесь кофе-машину. - Обычно кофе просят у секретарей, - прокомментировал я. - У Леночки и так дел выше крыши, да и не люблю лишний раз с людьми видеться. Даже с приятными. Мне от этого стало очень смешно. Его отношение к людям знали все. Когда две ароматные чашки были уже на столе и Андрей Григорьевич принёс из мини холодильника, тоже мной не замеченного, молоко и какие-то пирожные, мы так и не начали разговаривать. Пили молча, пирожные были вкусными. Я наслаждался тишиной, пока Орлов, видимо, что-то обдумывал. В какой-то момент он вдруг задал вопрос, смотря куда-то в даль, поэтому я даже не знал, стоит ли мне на это отвечать: - Почему мне это нравится? Я неуверенно молчал, пока он наконец-то не посмотрел на меня. Видимо, это не было риторическим обращением. - Не знаю. Мне кажется, ты на себя слишком много берешь. От этого все очень устают. Во время сессии ты полностью в моих руках, хотя спокоен, что я не наврежу тебе. Ответственным за тебя становлюсь я. Но я могу и ошибаться, не знаю, что на самом деле у тебя в голове. Пока он обдумывает мои слова, выдвигаю вторую причину: - Ещё физическая боль помогает бороться с внутренней. Тело поболело - мозг опустошился. С проблемами в себе трудно бороться, но можно их перенести на физическое воздействие. Еще, возможно, ты чувствуешь вину перед кем-то за что-то и наказываешь себя ментально. Это пиздец, как утомляет, так как без какого-либо выхода может длиться вечно. Если же наказание ограничить несколькими ударами, то создастся впечатление разрешенности внутреннего конфликта. Я не знаю, что из этого тебе подходит. Возможно, ещё какие-то причины есть. Может, ты просто по своей натуре мазохист. В любом случае, тебе не нужно думать, почему это так. Тебе следует просто принять, что это так. И не думать, что это ненормально. Как минимум, ты точно не один такой. - Ты... Часто занимаешься этим? - В последнее время, Андрей Григорьевич, вы меня затрахали своей работой, так что на личную жизнь времени не особо много, - попытался пошутить, - но вообще, да. Я, можно сказать, живу так. - Ты получаешь удовольствие от того, что бьешь людей? - в его голосе не было осуждения, только интерес, поэтому я ответил честно. - Садизма во мне не очень много. Мне нравится причинять боль, только если я знаю, что партнеру она нравится и нужна. Мне нравится доминировать. Контролировать удовольствие человека. Понимать, что я могу сделать ему очень хорошо. - Ты это делаешь с мужчинами? - Да, я гей, но вам не стоит переживать по этому поводу. На вашу честь я покушаться не буду. Я просто рад, что могу вам помочь и поднять настроение. - Ты действительно встречаешься с парнями? - ноток осуждения так и не появилось. - Ну, да. Они меня возбуждают, они мне нравятся. - Если честно, я мало это понимаю. Девушки же такие... Ну, не знаю. Сексуальные. Не представляю, как их можно променять на партнеров своего пола. Я не осуждаю, но не понимаю. Тем более, природа сделала секс с девушками простым. Не знаю, что приятного в сексе с мужчинами. Конечно, тот, кто сверху, явно получает удовольствие от проникновения во что-то более узкое. Но вот те, кто снизу... Неужели любовь такая сильная, что они готовы терпеть постоянную боль? От рассуждений шефа о сексе мой член снова начал давить на брюки. Ну еб твою мать, только же успокоился. - Почему ты уверен, что это постоянная боль? - Я был у проктолога, это не самые приятные воспоминания. - Ну, девушки у гинекологов тоже не кончают. Чуть подумав, он задал следующий вопрос: - А ты? - Что я? Кажется, он даже покраснел. - Сверху или снизу? - По настроению. Мне нравятся обе позиции. - Прямо нравятся? - Знаешь, это не то признание, которое в России можно сказать в шутку. Так что да, правда. В какой-то момент мое возбуждение окончательно лишило меня разума, и я, не контролируя себя, ляпнул: - Если хочешь, могу показать, что в этом приятного. Его глаза мигом расширились в испуге, поэтому я поспешил его успокоить: - Я говорил тебе, что на твою честь я покушаться не буду. Я не собираюсь тебя трахать. Просто покажу, что это может быть приятно. Рукой. Точнее, одним пальцем. Ты знаешь, что в любой момент можешь сказать стоп-слово. Геем ты от этого не станешь. Можешь представить, что ты у проктолога. Он думал довольно долго, не забывая пить кофе. Все сомнения читались на его лице, но сам факт того, что он это действительно обдумывал, а не сразу послал, меня радовал. В какой-то момент он несмело кивнул. Я обвел кабинет взглядом. Диванчик в углу - чудесное место для экспериментов. Без слов я кивнул на него. Он понял и поплелся туда, словно на каторгу. - У тебя есть что-то типа смазки? Может, крем? - Детский крем в верхнем ящике стола. Мне приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не испугать его своим напором. К счастью, длинный пиджак скрывал уже болезненный стояк. Нашел его я быстро, делал вид, что долго копаюсь, чтобы у него было время успокоиться. Посмотрев на него, понял, что все тщетно - он сидел на диване и чуть ли не дрожал от страха, и взгляд его бегал от окна к двери и обратно. Видимо, искал пути бегства. - Андрей, я ещё раз повторюсь, что не сделаю тебе больно. По крайней мере, это будет не больнее, чем порка ремнем, а её ты выдерживал. Доверься мне. У тебя есть стоп-слово. Стоит тебе только произнести его, и мы закончим. Я буду использовать только руки и сделаю все возможное, чтобы тебе было приятно. Этот эксперимент ничего не изменит, и никто никогда про него не узнает. Видимо, я говорил достаточно убедительно, потому что он чуть расслабился. - Снимай штаны, трусы лучше тоже снять, так будет удобнее Дрожащими руками он выполнил просьбу. Член - ожидаемо - грустно болтался, даже не думая подниматься. - Ложись и согни ноги в коленях, чуть раздвинь их. Я стоял в трёх шагах от дивана и от вида беспомощного шефа, одетого только в пиджак и рубашку, буквально тек. Какой же он все-таки красивый. Когда я подсел к нему, снова увидел его страх. - Андрей, мы можем сейчас остановиться, но ты никогда не узнаешь, как это может быть приятно. А это правда приятно. Несколько раз я кончал от стимуляции простаты, вообще не прикасаясь к члену. Его взгляд стал удивленным, снова появилась заинтересованность. Он кивнул. - Сейчас я немного подрочу тебе, просто чтобы настроить на нужный лад. Я это уже делал, тебе нравилось. Если хочешь, можешь закрыть глаза и представить, что тебя трогает сексуальная девушка. Девушки, кстати, тоже нередко делают парням приятно таким способом. Он послушно зажмурился, хотя я бы очень хотел, чтобы он видел меня и тащился именно от того, что это делаю с ним именно я. Но что поделать, натуралы есть натуралы. Уже то, что мне было позволено его трогать - невиданная щедрость. Но с каждым разом его хотелось все больше. Наконец-то я мог трогать его член, смотря на него - все прошлые разы приходилось делать это на ощупь. Сжимал его я довольно нежно, и, как ребёнок, радовался тому, что он твердел. Когда он пришёл в полную боевую готовность, у меня буквально потекли слюни. Он идеальный. Не слишком большой, но больше среднего. И очень толстый - рука еле обхватывает. Все, как я люблю. А венки! Черт, как же хотелось провести по ним языком. И, видимо, я действительно одурел от этого всего, потому что в один момент спросил: - Можно я тебе отсосу? Блять. Еб твою мать. Сука. Ну кто меня за язык тянул. Он ожидаемо напрягся и резко распахнул глаза. - Не помню, чтобы проктолог так делал, - попытался отшутиться он. Но меня уже несло: - Андрей Григорьевич, вам предлагают бесплатный минет. Правила те же - если не понравится, остановите стоп-словом. Можете закрыть глаза и представлять, что это делает девушка. - Но... - Тебе противно? - Нет, просто... Вместо того, чтобы слушать дальше, я просто обхватил ртом головку. Стоп-слова не было, был стон. Охуенный стон, который завел еще больше. Начал вбирать глубже, и он выгнулся. Господи, какая чувствительность. У меня буквально снесло тормоза. Единственное, что получалось держать в голове - "он натурал, он натурал, не переходи границы". Я сосал так, будто это было смыслом моей жизни, и я готов был поклясться, что это действительно на тот момент было правдой. Лизал уздечку, отчего член подрагивал, проходился кончиком языка по венкам, дразня. И, наконец, спрятав зубы, вбирал его, насколько хватало глубины моего рта. Директор сдавленно стонал, будто пытался сдержаться, но я хотел, чтобы он отпустил себя, поэтому в один момент наконец-то взял его в горло, до самого основания. - Бляяяядь, - это было просто музыкой для моих ушей. Я понял, что ещё чуть-чуть, и он кончит, но этого нельзя было допустить, поэтому со чпоканием выпустил член изо рта. Продолжить хотелось нереально, это казалось почти жизненной необходимостью, но я нащупал тюбик с кремом и, чуть успокаиваясь, выдавил себе на руку. От прикосновения пальцев к его дырочке он вздрогнул и снова весь сжался. Не обращая на это внимания, я уверенно и почти невесомо гладил её, не пытаясь нажимать. Растирал крем, скользил по нему, массируя. Посмотрел на член - не упал. Отлично. - Тебе приятно? - голос был хриплым. - Да, - выдохнул он. Господи, ну почему натуралы такие сексуальные? В какой-то момент я поймал медитативную волну, почти забыв про собственное возбуждение. Гладил плавно, следя за его реакцией. Когда понял, что он расслабился, начал чуть давить, все ещё не пытаясь вставить. Я знал, как сделать так, чтобы это было приятно. И он действительно начинал в этом убеждаться. Его дыхание учащалось, и в какой-то момент он даже начал сам прижиматься к моему пальцу. Крема я выдавил достаточно, палец - даже не один - был очень хорошо смазан. Поэтому, когда я понял, что он готов, я почти без сопротивления вставил его внутрь. Он сразу сжался, обхватив меня. - Блять, это действительно больно, - услышал я от него. - Чуточку потерпи. Обещаю, что это ненадолго, - свой голос я уже не узнавал. Я был почти в трансе. Блять, мой палец был в заднице шефа. Ещё чуть-чуть, и я бы кончил просто от переизбытка эмоций. Действенное средство отвлечь от боли в заднице - сделать приятно в другом месте. Поэтому мои губы снова обхватили головку. Я не брал глубже, просто держал его во рту и двигал языком по кругу. Шеф снова начал стонать и чуть расслабился, чем я и воспользовался, продвигая палец дальше. Сопротивления не последовало. Я уже хотел по привычке начать расстягивать, но вспомнил цель. Нужно было только найти простату. Я уже начал двигать головой вверх и вниз, пробираясь пальцем глубже и чуть проводя им по кругу, как в один момент шеф вскрикнул и дернулся вверх. Если бы мой рот не был занят, я бы обязательно победно улыбнулся. Но в итоге получилось только застонать. Манящими движениями я ласкал простату своего шефа, чуть не теряя сознание от возбуждения. Член пришлось вынуть изо рта. - Сейчас я буду трогать только ее, чтобы ты понял, что это приятно само по себе. И он действительно понял. Он уже не сдерживал стонов, и с каждым моим движением у него выделялась капелька предэякулята. Очень хотелось слизать, насладиться вкусом, но я не мог себе этого позволить. Ощущать, как внутри него тесно и горячо, было невыносимо хорошо. Хотелось растянуть его, вставить хотя бы еще один палец, а лучше - подготовить его к моему члену, но я себя тормозил. Не в силах больше сдерживаться, я начал незаметно тереться бедрами о диван, и это приносило почти болезненное удовольствие. Я был сам близок к оргазму, когда он простонал: - Пожаааалуйста... И я, как обезумевший, снова взял в рот, сразу насаживаясь на всю длину. Еще чуть-чуть и я... - Блять, я сейчас... - и он кончил мне в рот, когда я двигался наверх. Горячая сперма чуть не ударила в горло, благо я вовремя начал отстраняться. Я смаковал её на языке, не выпуская головку изо рта, но и не стимулируя. Глотал все до капли и не переставал, блять, трахать диван, как в один момент кончил прямо в трусы. Еще минуту мы, ошеломленные, пытались отдышаться. Я почти с сожалением выпустил его изо рта. Думал, что это был первый и последний раз, поэтому смаковал момент, пытаясь запомнить все детали. - Прости, - нарушил он тишину. - За что? - хрипло отозвался я. - Я предупредил слишком поздно... Просто... - Все хорошо, не думай об этом. Ты в порядке? - Более чем, - несмотря на его слова, выглядел он так, будто уже начинал жалеть. Я почти был готов к этому, так что, несмотря на внутренний протест и почти нестерпимое желание сделать его своим, сказал: - Не думай ни о чём. Это был всего лишь удачный эксперимент, - "который разобьет мне сердце", - теперь ты знаешь о своём теле больше. От этого почти ничего не изменится, но ты сможешь практиковать это сам или с раскрепощенной девушкой. Я никому об этом не расскажу, можешь не переживать, никто не узнает. То, что тебе это понравилось, абсолютно нормально. Простата - эрогенная зона у мужчин, и те, кто не мыслит узколобо и позволяет себе получать наслаждение любыми способами, стимулируют её. Даже натуралы. В наших отношениях тоже из-за этого ничего не изменится. Ты всё ещё мой начальник, а я - твой подчиненный, который может выпороть тебя, когда тебе это нужно, не более. Хорошо? В его глазах все ещё плескались сомнения, он нервно кусал губы и молчал, а я уже не мог этого терпеть. Грудную клетку сдавливало, эти слова, которые диктовал мне здравый смысл, ранили меня самого, но они были необходимы ему. - До свидания, Андрей Григорьевич. Спасибо за кофе. Пожалуйста, езжайте домой и отдохните. Вы действительно очень устали, вам необходим здоровый сон. И я ушёл, почти сбежал, и это было очень больно. Но больнее стало на следующий день. Поспать хорошо так и не удалось. Я вспоминал каждую деталь того вечера, каждый стон начальника и корил себя за то, что дал слабину и позволил этому случиться. Знал же, что меня затянет. Мне всегда нравились такие же мальчики, как я, мы с Игорем и остальными моими любовниками были очень похожи - жилистые, невысокого роста, с почти андрогинной внешностью. Орлов же - полная противоположность, но увидев его в первый раз, я понял, что мне нужно держаться от него подальше, ибо не влюбиться не вышло бы. Полтора года это получалось, в основном из-за недавнего расставания. Потом были полгода, во время которых мысли о начальнике не покидали меня, а подсознание подкидывало сны с его участием. Ну и пик - первая порка, и её последствия. После минета с петтингом меня окончательно закоротило. А утро меня встретило разбивающей сердце картиной - на кухне в офисе начальник целовал Лидию - девушку из другого филиала. Так страстно и первобытно, как я мог только мечтать. - Извините, - смущенно сказал я тогда и быстрым шагом ушёл обратно к себе в кабинет. Пришлось закрыться, не хотелось никого видеть. Знал же, что связываться с натуралами - самая ужасная идея. Но удержаться не смог и в результате снова нырял в болото страданий. Что удивительно, больно было так же, как и при расставании с Игорем, хотя с ним мы спали и любили друг друга несколько лет. Но брать себя в руки, а, точнее, делать вид, что у меня все хорошо, я давно научился. Поэтому спокойно выполнял свои обязанности и при виде начальника даже не вздрагивал, разговаривал спокойно. Я же обещал ему, что ничего не изменится. Был вторник, а, значит терпеть и изображать довольного жизнью человека оставалось три с половиной рабочих дня. В пятницу он снова позвал меня к себе, а я опять выпорол его без лишних слов, иногда давая указания. В конце молча отдрочил, вытер его салфетками и, ровным голосом попрощавшись, уехал домой. Дрочить уже не хотелось, я просто игнорировал стояк, дожидаясь, когда он сам успокоится. На следующей неделе он вызывал меня два раза. Все снова повторялось. Без лишних слов и эмоций. В какой-то момент я понял, что продолжать это невозможно. Слишком плохо мне было с ним - а без него ещё хуже. Поэтому на двадцать шестой день после первой порки я пришёл с заявлением на увольнение по собственному желанию. - Это из-за меня? - он выглядел расстроенным и растерянным. - Нет, Андрей Григорьевич, я просто окончательно понял, что Москва - не мое место. Думаю вернуться в Питер. - И где я, по-твоему, буду искать такого же хорошего сотрудника на твое место?! - он снова начал злиться. Конечно, мы же всегда думаем только о работе. Понимая, что ничего не теряю, я пошутил: - Попробуйте в тематическом клубе. Могу даже посоветовать несколько отличных доминантов. И его прорвало. Рывком он встал с кресла и оказался около меня, сделав буквально один шаг. Я был готов к тому, что он меня ударит, но он вытворил то, что я ожидал меньше всего на свете. Он схватил меня за галстук, дёрнул на себя и резко впился в мои губы. Так, как я мечтал. Яростно, больно, кусаясь почти до крови и сразу же зализывая. А я отвечал, ничуть ему не проигрывая в силе. Он посадил меня на стол, не разрывая поцелуя, а я обхватил его ногами, прижимая к себе. Когда дыхания стало не хватать, он отстранился, но не ушёл, а просто начал кусать мою шею, оставляя засосы. Я же тяжело дышал и нервно расстегивал ему брюки, рукой пробираясь к члену. Это была самая охуенная взаимная дрочка в моей жизни. Возможно, от новизны ощущений. Возможно, из-за того, что, когда мы оба кончили, он прижался к моему лбу своим и тихо сказал: - Не уезжай, пожалуйста. Останься со мной. Я хотел верить в то, что ему действительно это нужно, что для него это не просто очередной эксперимент для разнообразия сексуальной жизни, но было слишком страшно. - Андрей, ты же натурал. - Если я натурал, значит ты женщина. Иначе как объяснить, что от тебя у меня башню сносит? И он нежно чмокнул меня в нос. Такой дурак! Я посмотрел ему в глаза. Он выглядел так беззащитно, смотрел с такой надеждой, что мне почему-то показалось, что он не гордый, дикий, страшный Орёл, которого боятся все подчинённые, а маленькая ласковая птичка, которая устала жить в дикой природе и хочет, чтобы её просто приручили: любили, кормили и никому не отдавали. - Хорошо, - ответил я срывающимся голосом, - но если я ещё раз увижу, что ты с кем-то целуешься, выпорю тебя так, что ты месяц сидеть не сможешь. А потом привяжу тебя к своей кровати и не буду никуда выпускать. На его лице вместо испуга вдруг отразилась желание. Он быстро облизал губы, и вдруг спросил умоляющим тоном: - А можешь сейчас... привязать и выпороть? Я могу отменить все дела на сегодня. И на завтра. Пожа-а-алуйста... И в тот момент я понял, что пропал окончательно.***
Птичка начинает приходить в себя, пульс чуть учащается, как и дыхание. Взгляд фокусируется на мне, и он нежно улыбается. Я не знаю, что я люблю больше - сессии с моей Птичкой или aftercare, во время которого он превращается в нечто воздушное, пушистое и очень обнимательное. Он сжимает меня своими лапищами крепко-крепко, и мы тискаемся ещё, наверное, час, гладим друг друга, чмокаемся и тремся носами. Я наслаждаюсь каждым мигом и дарю Птичке всю нежность, на которую я, вообще, способен. Обдумываю все, что произошло сегодня, и начинаю немного грузиться. Решаюсь задать вопрос: - Птичка, ты... во мне сомневаешься? Он хмурится и прячет глаза, отчего я напрягаюсь ещё больше. Наконец, он тихо отвечает, прижимая меня к себе крепче, будто боясь, что я убегу: - Нет, я сомневаюсь в себе. У меня перехватывает дыхание. Грудную клетку щемит. - Почему? - Я не такой послушный, как Игорь. И как те, кто был у тебя после него, - я вижу, как сложно ему об этом говорить, - и я вряд ли смогу таким стать. Я боюсь, что однажды ты найдешь кого-то, кто будет беспрекословно тебе подчиняться, и просто уйдешь от меня. Что ты устанешь терпеть мой характер. - Птичка, ты такой у меня дурак, - в приливе нежности и щемящей жалости к моему птенчику я прижимаюсь к нему ещё крепче. Я наклоняюсь к его уху и говорю тихо, но уверенно: - Птичка, мне нахрен не нужны послушные куклы. Мне нужен ты. Живой, иногда бесячий. Мне нравится, что ты выводишь меня из себя. Нравится, что ты можешь оказать мне сопротивление. И больше всего я обожаю, что ты доверяешь мне свои пороки и слабости. Что ты можешь быть со мной разным в зависимости от настроения, но, самое главное, всегда искренним. Я просто обожаю, когда в моих руках ты успокаиваешься, отдаешь мне ответственность за себя и становишься послушным. Но ещё я обожаю, когда ты показываешь свой характер, свою силу. Ты всегда разный, Птичка. И я люблю тебя во всех твоих состояниях, даже когда ты невыносим. Он вздрагивает. Я ощущаю это своим телом, потому что прижат к нему так, будто пытаюсь приклеиться. - Правда любишь? - переспрашивает так неуверенно, что у меня почти разрывается сердце. - Конечно, люблю. Как тебя можно не любить? Ты же идеальный для меня. И он целует меня. Нежно и отчаянно. Вкладывает в поцелуй и свою неуверенность, и свою любовь. Я знаю, что любит. Хотя он ни разу мне об этом не говорил. Но я же чувствую его, почти как себя. - Дань, я тебя тоже. Так, что чуть не сдох, когда ты уехал. Я так боялся. Как же хорошо, что ты рядом. Прости за истерику, я хотел наплевать на все дела и писать тебе каждую секунду. Или бросить все и приехать к тебе. - Теперь все хорошо. Не сомневайся в моих чувствах, ладно? Если вдруг начнешь к кому-то ревновать, просто скажи мне, и мы все обсудим. - Тогда ты меня точно бросишь, - говорит он расстроенно. - Почему же? - Дань, я ревную тебя буквально к каждому столбу. Половину офиса убить хочется просто из-за того, что ты им улыбаешься. Если я буду говорить тебе про каждого, ты заебешься и начнешь считать меня ревнивым долбоебом. - М-м... Тогда, наверное, придется убить весь отдел. К половине ревнуешь меня ты. К половине - я тебя. Если какие-то люди совпадут, то, возможно, несколько человек у тебя и останутся работать, - улыбаюсь ему. Ну честное слово, не могу терпеть, когда с ним кто-то трется, он мой! - Ладно, составим список и подумаем, что с этим делать. Возможно, ситуация критична, и без них работать не выйдет, придется оставить в живых. Мы смеемся, и снова начинаем целоваться. Лениво двигая губами, просто наслаждаемся друг другом. Но сомнения снова начинают лезть в мою голову. - Птичка, а я достаточно жёсткий с тобой во время сессий? - Угу, ты настоящий тиран, - довольно мурлычет он. - Птич, я серьёзно... Тебя все устраивает? Он прижимает меня к себе крепче и отвечает хриплым полусонным голосом: - Дань, мы же обсуждали с тобой границы миллион раз. Я ни с кем в отношениях ещё так много не пиздел, как с тобой, я даже уже привык сообщать тебе сразу, если что-то не так. Но, как ты заметил, говорю я это очень редко. Просто потому что ты каким-то необъяснимым образом всегда держишь меня на грани того, что я могу выдержать. Кажется, что ещё чуть-чуть, и я назову стоп-слово, но именно в этот момент ты прекращаешь. И меня это заводит. От этих слов у меня будто гора с плеч падает. Гештальт с бывшим закрывается. Я нашел человека, с которым мы действительно друг другу подходим. - К чему такие вопросы? - Птичка гладит меня по спине и спускается все ниже и ниже. - Да просто поездка эта в Питер... Птичка в миг напрягается: - Да, кстати, что было в Питере? Жду все в подробностях. В мельчайших. Вздохнув, я понимаю, что лучше все рассказать. И рассказать сейчас, чтобы потом мое молчание не казалось попыткой скрыть. И я рассказываю, а Птичка в это время нагло лапает меня. Я отвечаю тем же. Когда он слышит о поцелуе, в его глазах вспыхивает злой огонек, и он даже перестает двигаться. Услышав развязку того эпизода, ощутимо расслабляется, но не до конца. - Он. Тебя. Поцеловал, - рычит мой Орёл, а у меня мурашки по коже бегут. - То есть из всего рассказа ты вычленил только это? - хихикаю я. - Я же сказал, что все это время говорил и думал о тебе. - Он! Тебя! Поцеловал! - ещё больше звереет он и почти до боли сжимает мои ягодицы. А я даже как-то съеживаюсь, но от такого собственничества моей Птички мгновенно завожусь. И даже оправдываться и успокаивать его не хочется. Хочется флиртовать, кокетничать и давать моему Орлу заявлять на меня права. - Ммм... - смотрю на него лукаво, - Мой Орёл же знает, что я принадлежу только ему? И он взрывается. Грубо целует губы-шею-язык-соски-всё, а мне остаётся только поддаваться. Поговорим об этом после. Я обязательно расскажу ему ещё раз, как я его люблю. Обязательно докажу, что никто мне больше не нужен. Но это все потом. Сейчас моей Птичке нужно показать свою власть, а я ему обязательно подыграю. Не зря я растягивался.