Если вглядываться в бездну

Приходит в себя он уже на Луаньцзане, не понимая, как вообще мог выжить. Поначалу кажется, и не выжил, а стал мстительным призраком, как обещал. Но стоит пошевелиться, и в теле просыпается боль, грызет острыми зубами отбитые внутренности и переломанные кости. Боль слишком живая, вряд ли призрак может чувствовать себя так. А если может — то он не хочет такого посмертия. Темная энергия здесь повсюду: в земле, воздухе, острых скалах. Кажется, будто этот мир насквозь пропитан ею. Легкий, почти прозрачный туман, показавшийся сперва пеленой перед глазами, уплотняется, прижимая к земле, и он понимает, что этот мир не просто состоит из тьмы, она — главный его обитатель. Плотная темная энергия держит, словно множеством маленьких сильных ладоней обхватывая руки и ноги, — в какой-то момент Вэй Ину начинает казаться, будто он чувствует каждый палец, впивающийся в плоть, пробирающийся внутрь и сжимающий сердце. Тьма радостно шелестит. «Новая игрушка». Одежда остается на месте, но сзади что-то проникает в тело, сначала осторожно, потом распирая все сильнее. Ощущение незнакомое, неестественное, неприятное. Он не понимает, что это и зачем, но уверен: он не хочет, чтобы это с ним делали. Тьма знает о его желаниях, но ей интересны только ее собственные. То, что заполняет его, начинает двигаться, и становится еще хуже. Темная ладонь проводит по плечам и груди, пытается сплестись с ним тонкими костистыми пальцами, а когда он не дается, обхватывают его кисть, поглаживает и сжимает скорее ласково. На плечо ложится острый подбородок, и Вэй Ин в ужасе пытается оглянуться, но краем глаза видит только светящиеся красным глаза на черном лице. «Не сопротивляйся. Это все равно бесполезно». Холодные руки приподнимают его, рывком разворачивают и снова бросают на землю. Темные волокна оплетают ноги, раздвигают их непристойно и унизительно. Движение внутри становится размереннее, проникает глубоко, короткими рывками, заставляя мышцы сжиматься, пытаться вытолкнуть из себя, а выходит плавно, и ненадолго тело остается пустым и легким. Он наконец понимает, что делает с ним тьма, но никакого удовольствия это не приносит. Вэй Ин запрокидывает голову, собираясь закричать, и темная энергия проникает в рот, заполняет горло и легкие. Сквозь дурноту и накатывающую слабость он отчетливо чувствует прикосновения темной энергии там, где раньше находилось золотое ядро, словно сквозняк, гуляющий по пустым комнатам. «Так даже лучше». Это все не прекращается: тьма вечна, она не замечает времени и берет столько, сколько хочет. Рассвет он встречает все так же лежа на спине с разведенными ногами, уже почти не дергаясь, когда онемевшее от боли и холода нутро таранят черные отростки. Тьме мало его тела, она хочет играть, как кошка с мышью, добивается реакции, встряхивая и снова вжимая в острые камни, или наоборот — пытаясь приласкать по-своему, как умеет. Тьма — не живое существо, она не понимает, что нельзя получить то, чего она хочет, от настолько поврежденного и измученного тела. Она пробирается и в мысли: просачивается по капле и уже не уходит, заставляет снова вспоминать дом и счастливые моменты — и они словно выцветают, становятся такими же тусклыми и безрадостными, как небо над Луаньцзаном. Тьма все-таки умеет добиться ответа от кого угодно. Ее бесчисленные руки вздергивают его выше, ставят на колени, нагибают, удерживая за плечи. Когда на сухой земле появляются мокрые пятна, он не сразу понимает, что это его слезы — проливаются из глаз, скатываются по носу и падают на землю, — и сам удивляется, что способен еще плакать, что-то чувствовать. Тьма слизывает их шершавым языком и почти урчит от жадности. И резкое разрывающее движение внутри начинается снова. В шорохе все различимее становятся голоса — призраков и темных тварей, всех умерших на этой горе. Все они хотят прикоснуться к еще живому прежде, чем он пополнит их ряды. Вэй Ину кажется, что через него уже прошла целая армия, но поток желающих все не иссякает. Иногда он думает, что это и есть темная энергия — говорит с ним на разные голоса, берет каждый раз одинаково. Тьма показывает ему смерти: уже случившиеся и те, которых не было, — до тех пор, пока не начинает казаться, что все это тоже часть прошлого и больше у него не осталось никого. А потом и эти воспоминания, настоящие и внушенные насильно, покрываются пылью забвения, и вот уже не о чем жалеть и вспоминать. Он не понимает, почему еще не умер, видимо, тьма заботится о своих игрушках. «Рано. Еще не время». Он пытается считать дни по чередованию тусклого света и полной темноты, в которой мелькают красные глаза тварей, но они сливаются, и скоро он перестает соображать, как долго все длится. Кажется, что годы, — но он и сам понимает, что это невозможно, даже тьма не способна так долго удерживать кого-то у самой грани. Спустя мнимую вечность неподвижности, неприятных ощущений во всем теле и унижения тьма перестает только брать. Теперь она дает: совсем немного, гораздо меньше, чем уже взяла, но с ее стороны и это — великая милость. Сложно сказать, в какой момент он сдается, сам разводит ноги, принимая тьму в себя. И кричит отвыкшим от слов горлом — теперь от страшного извращенного наслаждения. «Да, так хорошо». Ему кажется, что его со всех сторон заливают волны кровавого моря, и он непроизвольно пытается держать голову над ними, хотя до этого хотел умереть. Похоже, у него еще достаточно жажды жизни, несмотря ни на что. Черные руки тьмы поднимают его выше, держат над густыми красными водами. «Я дам тебе силу». Тьма внутри сворачивается в холодный ком с острыми гранями, тело наливается давно забытым ощущением жизни. Не совсем жизни, но оно ничуть не хуже. Тьма подталкивает, помогая подняться, снова показывает — на это раз не воспоминания, но будущее, со слишком сладостными картинами мести, чтобы можно было отказаться от ее дара. Голос в голове звучит ласково и вкрадчиво. «Ты еще вернешься. Я буду ждать». Зачем? Он и так всегда будет нести в себе тьму, отмечен ею снаружи и изнутри. На подходах к деревне он наклоняется над гладкой озерной поверхностью, чтобы умыться, и видит в отражении горящие красным глаза. Достаточно сосредоточиться, чтобы они снова стали черными, скрывая от всех его новую сущность. Уже в Илине, достаточно далеко от горы, он засыпает в кровати, но во сне снова видит серое небо Луаньцзана, чувствует шарящие по телу невидимые руки и болезненно-приятное движение внутри. Тьма остается с ним.