Я справлюсь

      Была Эллисон и был Айзек. А Эллисон и Айзека не было. Не было и никогда уже не будет.       Сменяют друг друга минуты и часы, перед глазами оказываются какие-то люди, и они тоже сменяют друг друга. Айзек даже разговаривает с ними – со всеми, кроме Скотта. Он пытался поговорить и с ним, но кто-то – Айзек не запомнил – его одёрнул. «Ему тяжело сейчас». Ему тяжело, а Айзеку, конечно, нет.       Он многих терял и, наверное, ещё больше потеряет, но эта смерть – первая, которая так выбивает почву из-под ног. Не только и не столько потому, что Эллисон ему так сильно дорога: потому что она умерла из-за него. Потому что она решила спасти от Они его, Айзека, и не заметила второго. Айзек очень хотел предупредить, защитить, закрыть собой; он предпочёл бы умереть, оставив Эллисон здесь, потому что после всего пережитого она заслужила хоть немного спокойной жизни. Наверное, она бы даже справилась с его гибелью, ведь рядом остался бы Скотт.       Айзек никогда не хотел оказаться на его месте. Слишком много ответственности, постоянное чувство вины, бесчисленные требования – но Эллисон. Которая никогда не видела в нём того, кого можно полюбить так же глубоко, как... как.       Разговоры в полицейском участке выматывают, вытягивают все оставшиеся силы, которых и так совсем не оставалось. Едва соображая, он пристраивается за Крисом Арджентом. Не зная почему, не понимая, просто идёт следом за ним к дому, из которого вышла Эллисон несколько жалких часов назад. Они, безусловно, прекрасно понимали вчера, к чему всё ведёт, но о гибели хоть одного из них не мелькало даже мысли. Если бы только Айзек знал.       Если бы. Он. Знал.       Он почти уверен, что в голове Криса – слово в слово то же самое. Он будто постарел враз лет на двадцать, лишился смысла жизни – дочери, которую он научил быть сильной. Он очень медленно переступает порог квартиры и вглядывается в тёмный коридор, Айзек уверен, ничего не замечая. А потом оборачивается через плечо и говорит:       — Иди. Я справлюсь. Мне уже доводилось переживать это раньше.       — Я не справлюсь, – так тихо говорит Айзек, что и сам себя не слышит.       Он уже не справляется. Он хочет выть. По-волчьи выть на луну от дикой тоски, чтобы хоть немного уменьшить эту боль, которая жрёт его изнутри.       Приходится задержать дыхание, когда Крис с неожиданной силой его обнимает, потому что волчье обоняние чует запах Эллисон. Запах, который всё равно проникает внутрь, опутывает всё, отравляет, будто аконит, и Айзек всё-таки сдаётся. Слабеет рука, сжимающая внутренности, ком в горле тает, и Айзек пытается наконец вдохнуть полной грудью, но не получается: всхлип перебивает.       Оказывается, он плачет.       — К этому привыкаешь, – глухо произносит Крис, крепче сжимая его плечо.       Айзек не хочет привыкать, но придётся. Потому что всё, чего он хочет на самом деле, – это вернуть вчерашний день. Никто этого не умеет.       Придётся.