Так себе сюрприз (но Джинни лукавит)

      Магловский будильник в доме двух магов – явление скорее исключительное, чем обычное. Джинни, выросшая в семье чистокровных магов, привыкала довольно долго к тому, что все её проклятия и угрозы бездушным куском металла и стекла игнорируются, а потом даже оценила. Не с первым будильником и даже не с пятым, но тем не менее.       Уж чего она совсем не ожидала, так это того, что сегодня он зазвонит среди ночи. Но он звонит – стоит на другом конце комнаты (Гарри предусмотрительно отнёс его туда, заявив, что, чтобы будильник будил, его нужно ставить не на пять минут пораньше, а на шкаф) и оглушает своим звоном. Недолго, впрочем: Гарри почти сразу прицельно кидает в него заглушающее, а потом заговорщицким шёпотом сообщает:       — Джинни, пора вставать!       — Ну куда ещё, – недовольно бубнит она и только натягивает выше одеяло. – Гарри, сейчас август, дети на каникулах, у меня отпуск, у тебя в теории тоже, но ты ненормальный. Или тебе на работу прямо сейчас? – вмиг проснувшись, подрывается на кровати она и трёт глаза. – Ты в своём уме?! Гарри, я всё понимаю, но этого...       — Тихо! – тем же шёпотом обрывает её он. – Детей разбудишь, ну.       — Сказал мне человек, который завёл будильник на, – она подсвечивает часы на тумбочке, – два часа ночи? Поттер, ты шутишь?       — Не шучу, вставай. Вот твой халат, одевайся, я жду тебя на первом этаже.       И уходит. Просто уходит, оставив Джинни в недоумении смотреть в темноту.       — Угораздило же выскочить замуж, – бурчит она себе под нос, просовывая всё же руки в рукава халата и пытаясь нашарить у кровати тапки. – Говорила я маме: нам бы просто вместе пожить, познакомиться поближе, так нет! Тут тебе и свадьба в двадцать один, и старший ребёнок в двадцать три, никакого уважения к личным границам!       — Мы три года вместе жили до свадьбы вообще-то, ты Хогвартс закончила, сразу и съехались, – напоминает ей Гарри, сворачивая очередной Удлинитель ушей, когда она спускается в коридор первого этажа.       — Гарри, я ведь и этот зачарую, – прищуривается она.       — Джордж продаст мне ещё, – отмахивается он, и Джинни закатывает глаза. – Пошли.       — Да куда пошли, ты можешь мне объяснить. А ну-ка стой! – резко командует она и утыкает ему в спину волшебную палочку. – Почему второе имя нашей дочери Луна? Живо!       — Потому что хорошо звучит в сочетании с Лили и это первое имя живого человека, которое пришло мне на ум, – медленно отвечает Гарри и, когда она опускает палочку, так же медленно поворачивается. – Я тебя напугал?       — Мирное время. Август. Среди ночи в доме звонит будильник, муж бросает в меня халат и говорит: «Некогда объяснять, бросай детей и пошли вон из дома» – естественно, ты меня напугал, Гарри! – обвиняюще произносит она, но выдыхает и убирает палочку. – Чертовски напугал.       — Прости! – искренне просит он и прижимает её к себе. – Клянусь, я не хотел. Просто решил устроить тебе сюрприз.       — Дожить бы до векового юбилея с твоими сюрпризами, – мрачно шутит она и целует Гарри в челюсть. – Стрессоустойчивость ни к чёрту.       — И слава Мерлину, – Гарри целует её в висок и, скользнув по плечу рукой, сплетает их пальцы. – Веришь мне?       — Конечно, – без малейших раздумий отвечает она.       Разве может ответить иначе? Разве может не доверять человеку, которого любит наверняка больше, чем любого из существующих? Сильнее, чем родителей и братьев? И, иногда кажется, даже сильнее, чем детей: после рождения каждого из них её любовь трансформировалась в поистине огромное чувство, которое затопило её целиком. Как бы они иногда ни ругались, как бы ни спорили – её жизнь без Гарри не стоит и кната. Кто бы мог подумать об этом в тот день, когда он впервые оказался в «Норе».       Они аппарируют прямо с порога дома на Гриммо, 12 в чистое поле. Гарри вынимает из незримо расширенного кармана большой плед, стелет его на землю и говорит:       — Ложись.       — Ты что удумал? – ахает она.       — Уловка «Гарри, здесь же дети!» не сработает, – предупреждает он. – Я всё продумал. Мне нравится ход твоих мыслей, но ложись, пока мы не опоздали.       Джинни хотела бы поспорить, но они уже столько лет вместе, что спорить хочется уже совсем редко. Поэтому она послушно ложится, а Гарри укладывается рядом, макушкой на её плечо.       — Смотри и слушай.        Джинни не сразу понимает, куда смотреть и что слушать. Но он не издаёт больше не звука, только спокойно, размеренно дышит, поглаживая большим пальцем её ладонь, и Джинни погружается в эту тишину. Слышно, как неподалёку шумят деревья, а в траве стрекочут кузнечики. Где-то неподалёку, видимо, водоём, потому что иногда в эту идиллию вклинивается кваканье. Она впитывает в себя эти мгновения неожиданной, давно забытой гармонии, и вдруг небо рассекает короткая вспышка.       — Звезда упала, – шепчет Джинни, лишь сейчас замечая, насколько ясное и звёздное над ними небо.       Они падают буквально одна за другой: не успевает погаснуть одна, как в другом конце неба мелькает другая, и тут же – третья, четвёртая... У Джинни кружится голова от восторга и захватывает дух – настолько это красиво. Они с Гарри будто одни на всём белом свете. Только он, она и это спокойствие.       — Я люблю тебя, – негромко говорит она.       Гарри поворачивается к ней и, дождавшись, пока она посмотрит на него, целует.

* * *

      Они возвращаются домой через час или полтора, держась за руки и смеясь. Настроение, правда, меняется сразу же, как только в коридоре их встречают все трое детей. Лили и Альбус смотрят немного испуганно, а Джеймс – с подозрением, тут же бросая выразительный взгляд на часы.       — Чур, колыбельная с тебя, – быстро проговаривает Гарри и скрывается на лестнице, оставляя Джинни с ними наедине.       С неё так с неё, она совершенно не против. Но наказание Поттеру она всё равно ещё придумает. Завтра. Или, может быть, послезавтра.