Хорошее слово

***

—...Красиво тут? Тебе нравится? — спросил Чистяков, тяжело дыша. — Ну конечно, нравится. Что, не ожидала, что не то место будет? Не ожидала. Не то место, другое! Его переполняло торжество. Это же надо! Сама следователь из СК дала ему себя провести. Ну, теперь-то она за всё поплатится! И за свою наглость, и за догадливость, и за эти три удара на тренировке, что должны были чувствоваться ещё как минимум несколько дней. И за унижение перед целым строем "сестричек", что было намного болезненнее. За то, что она помешала ему наказать эту маленькую шлюху, затесавшуюся в их ряды... И за то, что делала вид, будто ни хрена никого не боится! Наверняка, недавняя облава в парке тоже — её рук дело. Если бы не наивная болтовня Алёнки, он мог угодить в ловушку. Хорошо, фотороботы, что за один день появились на каждом столбе, натолкнули его на мысль устроить встречу с той утопленницей в другом месте... Проклятье! Ну точно, с появлением этой черноволосой сучки и начались всё проблемы! Маскировка прогорела, менты сели на хвост, а жертвы стали осмотрительнее и осторожнее. И каждая белокурая рыбка, что срывалась с крючка, вызывала у него приступ бешенства и всё более жгучее желание поймать хоть одну. Раньше такой проблемы не возникало никогда. А теперь злость и жажда копились, копились и только ждали удобного случая. Ну теперь-то их можно будет выплеснуть сполна! И наконец-то получить облегчение... Не удержавшись, тело жертвы поползло вниз и мягко упало в траву. — Ой! А ты куда побежала? — засмеялся маньяк. Он взвалил её обратно на капот и привязал за руки, зажав каждый конец подъёмным стеклом окна. Надавил на кнопку, верёвки натянулись, остро врезаясь в запястья. Есеня застонала. — Что, говоришь? — насмешливо поинтересовался Вадим. Прихрамывая, шагнул к ней, прислушался. — Ты их всех спасаешь, а спасти не можешь, — слабым голосом повторила та. Он кивнул, залез в машину с пассажирской стороны. А Есеня заставила себя не думать о лодыжках, что подворачивались на неудобных чужих каблучках, и тем же волевым усилием старалась погасить нарастающую в душе панику. Покручивая запястья, попробовала вырваться. Потом попыталась расслабить мышцы и высвободить хоть одну руку. Но без толку. В отличие от Кукольника, этот маньяк умел фиксировать своих жертв. Хорошо ещё, пальцы оконным стеклом не прищемил. — Понимаешь, не всех надо спасать, — нервно пыхтел тот, роясь в бардачке и, судя по звукам, вываливая пластиковые пакетики с содержимым прямо на сиденье. — Не все же шлюхи. Иных и наказать надо! Как тебя... Сейчас. Сейчас ты всё узнаешь. Я всё тебе расскажу... Всё... Ты же хотела? Ты всё почувствуешь... Всё поймёшь... "Глупо" — думала Есеня, бессильно сжимая зубы и кулачки. Безрассудно и смертельно опасно было даже соваться сюда, без следственной группы, без Быкова, понадеявшись только на воспитанниц клуба. И что теперь? Где они? Явно отстали, а может, и вовсе не поехали? Испугались? Не захотели разрушать свой синеглазый идол или как-то вредить красавцу Вадиму Георгиевичу, "строгому, но справедливому", изворотливому убийце-расчленителю? — Я же не говорю, что все — шлюхи, — доносилось из машины. — Я говорю, что вы сами совершаете свой выбор. Вы сами себя убиваете. Я никого не убиваю, никого. Я всего-навсего, являюсь конечным пунктом назначения. И если ты шлюха, то рано или поздно упрёшься в меня... Запястья жгли верёвки, но страх —животный страх, — обжигал сильнее. И с чего она вдруг решила, что могла справиться с маньяком в одиночку? Он показался ей невысоким трусливым и слабым? Сперва, даже были сомнения, насчёт его причастности? Что ж. Теперь сомнений больше не оставалось. Равно, как и сомнений в том, что ей в принципе — каюк. Надо быть осторожнее со своими желаниями. Как когда-то говорил наставник, кто призывает смерть, рано или поздно, добивается её внимания... Совсем рядом сухо грохнула дверца. Стук, шуршание и шорохи, какой-то скрип, — все опасные свидетельства подготовки к её гибели. Чёрт, чёрт, чёрт... — Место новое, — пыхтел Вадим, тщательно разглаживая на пальцах одноразовые перчатки. — Тебе понравится. Никто тебя здесь не найдёт! "Чёрт, а ведь он — прав", - подумала Есеня. Она же совершенно не представляла себе, куда её привезли. Лесополоса? Поле? Парк? Не видно же ни зги! Ещё и обеднённый кислородом мозг наотрез отказывался анализировать происходящее. Вместо него истошно вопила от ужаса подкорка. «Бежать»? Как? Куда? "Кричать"? Да кто её здесь услышит! Сзади послышались неровные качающиеся шаги. И с чего это она решила, что в случае такой ограниченной мобильности, он не сможет от неё убежать, как и не сможет её догнать? Знать бы заранее, насколько следовало быть осмотрительнее ещё в салоне этой проклятой машины! Не отвлекаться на телефон, не провоцировать маньяка ещё больше раньше времени! Всегда ожидать нападения, всегда! Всегда сохранять страх, что показывал грань, где кончалась безопасность и начинался обрыв! Да в конце-концов!! Восприятие обострилось донельзя. Казалось, можно было различить, как под тяжёлой подошвой приминалась каждая маленькая травинка... Ой, мамочка! Ну вот и всё! Вот и пришёл конец капитану СК, Стекловой Е.А. Как глупо! Как чертовски глупо! Меглин раньше за такое выгнал бы её с позором, в шею! И был бы прав. Прячась за его спиной, она расслабилась, потеряла всяческий инстинкт самосохранения и напрочь позабыла о том, насколько была велика цена ошибки в их ремесле. И теперь — это не сон. Место — безлюдное и глухое, "уточек" не видать. Наставник — в могиле, а начальство, ни местное, ни столичное, даже не подозревало о том, где она. И в сотне километров отсюда, Женя, наверное, до сих пор напрасно обрывал разбитый телефон... "Кто испытание прошёл, кто достоин, — тех спасает", — отстранённо вспомнился ей рокот знакомого баритона. — "А кто нет — всё. Сами виноваты". Да, точно так... И больше ей никто не поможет... Допрыгалась. Рядом совсем близко раздалось тяжёлое дыхание и громкий характерный шелест. Есеня напрягла все остатки сил, зажмурилась и рванулась, сама не представляя, куда — хоть куда-нибудь! Но конечно, и с места не сдвинулась, только по запястьям как будто резануло лезвием. Вдруг, резко стало нечем дышать, и всё её существо завопило и задёргалось в единственной жажде воздуха. Чистяков подрагивающими руками затянул пакет у неё на голове, а она беззвучно закричала, жертвуя последними остатками кислорода... И в тот же миг сильный удар свалил его на траву. От неожиданности, Вадим позабыл все приёмы, которым учил своих «сестричек» и вскочить на ноги тотчас же не сумел. Мощный пинок следом вышиб у него из лёгких весь воздух и заставил скорчиться на земле, беззвучно разевая рот и вытаращив глаза. — Ты кто? — прохрипел он. Но вместо ответа, получил новый удар и изумлённо ощутил на губах солёный привкус крови. — Ах ты, мразь! — воскликнула Марина, появившись, словно из ниоткуда, вместе с четвёркой подруг. Подскочив к Есене, она сдёрнула с её головы пакет, окликнула, потормошила, но та была без сознания. Не решаясь вдохнуть, Вадим оторопело смотрел на воспитанниц. Но более всего, — на яростного незнакомца перед собой. Тусклые отсветы частями освещали его напряжённый силуэт в распахнутом плаще, выхватывая из темноты отдельные неясные детали. За его спиной замер целый строй "сестричек", одинаково хмурых и напряжённых. Неизвестный упёрся руками в колени, склонился над поверженным противником. Бородатое лицо приблизилось, обжигая взглядом блестящих пронзающих глаз из-под козырька кепки. — Ну что, — насмешливо произнёс он. — Ты сестру убил? — Да вы что! — возмутился Вадим. И попытался привстать, но подоспевшая Алёна пинком свалила его на землю. Хотела добавить ещё, но человек в плаще взглянул на неё выразительно и строго. Она фыркнула, отступила к товаркам. — А чё так? — продолжал тот. — Столько лет страдал, школу её именем назвал. На похоронах громче всех плакал. Любил её, да? Любил... А она выросла. И что? Получается, всем можно, а тебе — нельзя? Так? — Нет! — завопил Чистяков, извиваясь на траве как в припадке. — Нет! Всё не так! — Не так, значит, — пророкотал бородач и сузил глаза. — Родители ваши умерли. Ты был совершеннолетний, она — нет. Потом выросла. Потом загуляла. Потом за деньги начала. Так? — Нет! — воскликнул маньяк. — Я никого не хотел убивать! Она сама виновата! Сама! Шлюха! Участницы клуба самообороны в полном составе обступили машину, и над своей головой убийца видел их гневные перекошенные лица. И глаза, в которых не было пощады. — Да нет, — спокойно возразил незнакомец. — Ты убил. Ты. И жертвой потом прикинулся, чтоб на похоронах громче плакать. Да только, похороны прошли, а чесотка-то — нет. Понравилось тебе. Искать начал, да? Искать. Убивать. Спасать, — он хмыкнул и насмешливо посмотрел на "сестричек". — Дурочек — таких же, как она. Светленьких, молодых. Наглых... Кто правила соблюдает — тому спасение. А кто нет — чего? Те сами виноваты. Да? Тех уже спасать надо от самих себя, пока не замарались... Пока не стали такими же, у тебя на глазах... Маньяк застонал как от боли. А его обличитель усмехнулся. И опустился на корточки, доверительно понизил голос: — Ручки-ножки мы нашли, а тела — где закапывал? Покажешь? Не удержавшись, Вадим всхлипнул и согласно закивал головой. — Вот и молодец, — вздохнул бородатый. Он обвёл свой белокурый строй внимательным взглядом с видимым удовольствием. Поднялся на ноги, заложил руки в карманы и обратился к "сестричкам": — Ну чё, девицы-красавицы? Что делать с ним будем, а? Чистяков заметно побледнел. В такой позе, в лучах фар собственной машины и в центре разгневанного круга, он вдруг почувствовал себя пациентом на операционном столе, в окружении безжалостного врача и его верных ассистенток. Взгляд затравленно метался от одного знакомого личика к другому, но встречал одинаково суровое и непримиримое выражение, поджатые губы. А Алёна — его Алёнка, — смотрела в ответ с подлинной ненавистью. И держала в руках его собственный серый сундучок для инструментов... — А то же, что и он делал, — заявила она. Другие согласно промолчали. — Ух, ты, — протянул бородатый и подмигнул ошеломлённому преступнику. — Я тебе не завидую. Зря баб драться научил, — неровен час, и тебя самого отделают. Злая баба, она ведь сто очков вперёд мужику даст. Ещё и по части фантазии... Узнайте только у него, где тела закопал, — предупредил он "сестричек". — Полиции потом расскажете. Да, и ещё кое-что... С этими словами, Вадим получил такой пинок по причинному месту, что взвыл и сложился пополам. — Это тебе за неё, — холодно процедил незнакомец. Обернувшись, он окинул жертву на капоте беглым взглядом. Закусил губу. Фыркнул. Развернулся и пошёл прочь. А орущего Вадима подхватили под руки самые крепкие из его учениц и поволокли в кусты. За ними со зловещим сундучком в руках и прочим скарбом из его бардачка поспешили остальные. Одна Марина не пошла с подругами. С трудом опустив стекло, она освободила Есеню, что уже начала понемногу приходить в себя. Поморщилась от истошного вопля где-то за кустами, вздрогнула. После, опомнившись, усадила её у переднего бампера и присела рядом на корточки. Похлопала Есеню по щекам, потянулась к бутылочке воды на своём поясе: — Подруга! Ты как? Живая? — Кто это был? — сухими губами прошептала та. — Кто был... вместе с вами?..