Бремя имени

— Сегодня мы хороним одного из прославленных героев Союза. Он пережил все события великой войны, был близким другом самому Яну Вэньли. И многие присутствующие скорбят сейчас вместе с членами его семьи. Алексис вздохнула и неловко поерзала в неудобной парадной форме. Конечно, она тоже скорбела по старому вояке и даже пролила немало слез в подушку, узнав о его смерти. Он был ее другом с самого детства, и мало кого на свете она любила так сильно. Но сейчас она не могла сосредоточиться на прощальной речи, в голове мешались всякие глупости. Скажем, почему военные должны носить парадную форму и на праздниках, и на похоронах? Как же это глупо! Неделю назад Алексис носила этот бледный китель на свадьбе одной из своих однокурсниц. Сейчас же она вынуждена торчать белой свечой среди толпы скорбящих, одетых в траур. Одно радовало: кроме нее тут и там встречались «белые пятна» — такие же военные в мундирах. К примеру, ее сестра и… та женщина. — Адмирал! — рыдал у могилы Минц. Его отчаянные слезы отвлекли Алексис от глупых мыслей. Она подошла к мальчику и положила руку ему на плечо. — Ну же, Уайетт, — попыталась она приободрить юного друга. — Да, очень жаль, что он ушел от нас, однако он прожил по-кошачьим меркам очень долгую жизнь. В человеческих годах ему было бы лет сто. Так что не стоит плак… Внезапно Алексис поймала взгляд Шарлотты-Филлис. Укоризненный. Сестра словно говорила: «Это не то, что ему сейчас нужно». Алексис подумалось, что теперь Шарлотта всегда на нее так смотрит — либо укоризненно, либо грустно. Чертыхнувшись про себя, она тут же добавила. — Я тоже по нему скучаю. И плакала почти всю ночь. — П-правда? — Уайетт Минц поднял на нее влажные карие глаза. Алексис изумилась тому, каким прекрасным он внезапно ей показался. До этого момента она воспринимал его лишь как сопливого пацана, скорее миленького, нежели красивого. Но сейчас в нем на мгновение промелькнула красота его родителей, давая представление, каким привлекательным мужчиной он станет в будущем. На секунду в Алексис всколыхнулась зависть, ведь с ней половое созревание поступило абсолютно противоположным образом — она из прелестной девочки превратилась в довольно невзрачную простушку. Но стоило Алексис мельком подумать об этом, как она тут же отогнала непрошенную мысль. В конце концов она искренне любила этого ребенка. — Да, это правда, — Алексис ободряюще улыбнулась ему. — Давай поплачем вместе. Всхлипывая, Уайетт кинулся к ней в объятья. Вздохнув, Алексис обняла мальчика и пригладила его непослушные рыжие кудри. Внезапно она осознала, что несет, как взрослая, за него некоторую ответственность. Удивительно, как быстро течет время. Казалось, совсем недавно оба были детьми и играли под присмотром взрослых. Потом она стала нянькой-подростком для мальчика, что был младше ее на шесть лет. Родители Уайета с каждым годом оказывались все более заняты, поэтому их сын проводил большую часть времени с Кассельнами, а не с ними. Но этот новый статус сделал дружбу детей лишь крепче, и после того, как Шарлотта отдалилась от семьи, посвятив все время учебе и поступлению в Академию, Уайетт стал Алексис фактически младшим братом. Вместе они с огромным удовольствием читали книжки про детективов, а потом сами играли в сыщиков. Мисс Алексис и доктор Уайетт — вот как звался их дуэт, распутавший немало сложных дел, включая пропажу колбасы на маминой кухне (преступника нашли, разоблачили, а вот сегодня его хоронят). И тут на Алексис навалилось осознание, что теперь между ними возникла пропасть. Ей девятнадцать, она кадет в Военной Академии, а Уайетт лишь тринадцатилетний мальчик, пусть и на пороге отрочества, но все еще ребенок. И снова Алексис почувствовала подленькую зависть. Она понимала, что не готова взрослеть. Несмотря на значительную разницу в возрасте, Алексис чувствовала крепкую связь с малышом Уайеттом. Помимо детских игр и увлечений их роднила невидимая другим ноша — оба несли бремя имени предков. Когда Алекс и Ортанс выбирали имя для своей второй дочери, им показалось очень забавной идея назвать ребенка словослиянием своих имен. Словно она не человек, а название для пары в архиве фанатских произведений. Правда, от имени матери Алексис осталось лишь окончание «с», и это предопределило ее судьбу папиной дочки. И хотя Алексис обожала отца и гордилась тем, что будет носить его имя до конца своих дней, иногда на задворках сознания шевелилась назойливая мысль о том, что отец в каком-то роде заклеймил ее этим именем, лишил самостоятельности и возложил ответственность продолжать свое дело, чем бы оно ни было. Уайетту повезло еще меньше. Его имя, очень редкое и древнее, напоминало детям о Диком Западе, ковбоях и одиноких хижинах в полях пшеницы. Лишь позднее они узнали, что Wyatt ,было не просто именем, а также портманто, составленное из имен «Walter», «Yang» и «Dwight». Маленькому Минцу повезло еще меньше, чем Алексис. Она хотя бы несла бремя имени лишь одного предка. Уайетт же тянул за собой наследие не только деда, но и двух некровных родственников, если их вообще можно назвать родственниками. И Уайетт тянул эту лямку как мог. От отца ему достался не по годам острый ум, а от матери — упрямство и безудержная жажда действий. На взгляд некоторых взрослых, последнего было в нем даже многовато. В их с Алексис играх в сыщиков именно мальчик часто выступал инициатором затей. Вот и сейчас, вдоволь наплакавшись, но не разжимая объятий, Уайетт прошептал: — Она тоже здесь, да? Наш план в силе? Алексис напряглась. Бремя имени внезапно надавило на нее с удвоенной силой, и она представила, что бы сказал отец, узнав, какое дело они замышляют. «Боже, Алексис, ты уже взрослая женщина!!! Прекрати эти детские игры». Но отступать было поздно. Алексис оглядела кладбище. Не они одни оплакивали Адмирала. Большинство присутствующих собрались парочками. Родители Алексис и Шарлотты держались вместе так, будто срослись наподобие сиамских близнецов. Так же и родители Уайетта — оба в белых военных кителях. Ради такого случая они снизошли до гражданской церемонии. Даже президент Гринхилл-Ян, одна из величайших героинь Союза, была сегодня не одна — ее сопровождал давний друг и соратник адмирал Аттенборо, тоже явно проливший немало слез по Адмиралу. И, конечно же Шарлотта-Филлис, а с ней… та женщина. Так уж повелось, что Алексис провела всю свою жизнь в тени Шарлотты. Долгое время друзья семьи, а потом и одноклассники и однокурсники даже не утруждались запомнить имя Алексис. Она была лишь «сестрой Шарлотты». «Давайте пригласим на вечеринку Шарлотту и ее сестру» — «Передайте конспекты сестре Шарлотты» —«А сестра Шарлотты будет сегодня на танцах?» Неудивительно, ведь Шарлотта-Филлис выделялась во всем. Старше, красивее, умнее, популярнее. Как ни странно, Алексис устраивало такое положение дел. Она обожала сестру почти до исступления. И быть в ее тени ничуть не напрягало девочку. Она была бы рада хоть всю свою жизнь оставаться «сестрой Шарлотты», если бы это значило, что их связь останется неизменной. Поэтому, когда внезапно все стали обращаться к ней как к «Алексис», она почти запаниковала. Неожиданно оказалось, что нет больше «Шарлотты и ее сестры». Есть «Шарлотта и Пегги» и где-то вдалеке, отдельно от них, «Алексис». Пегги Бендлинг. Главный специалист по боевым операциям на «Спартанцах» в Академии. Златокудрая красавица, бывшая наставница Шарлотты. И вот теперь — ее девушка. От одной мысли об этом у Алексис к горлу подступал комок. Вот они, стоят вместе, оплакивают старого кота. Светло-русая голова Шарлотты лежит на плече высокой блондинки. Само зрелище выводило Алексис из себя. — Да, — прошептала она, прижимая Уайетта к себе. — План в силе. Пегги была одним из лучших пилотов «Спартанцев» Нового Союза. Шарлотта была лучшим пилотом Академии в своем выпуске. Вот только Алексис не волновало пилотное дело. Да, она тоже решила идти в Военную Академию вслед за отцом и сестрой. Но космические пострелушки не были ей интересны. Алексис еще в детстве, во время их глупых игр с Уайеттом, выбрала для себя путь. Она станет военным полицейским. И первым ее настоящим делом будет разоблачение преступницы, похитившей сердце ее сестры и задумавшей погубить Новый Союз. *** Все началось примерно за полгода до похорон Адмирала. Тогда семья Кассельн собралась за семейным ужином. В последнее время это случалось редко, Алексис проводила каждую свободную минуту в Академии, а Шарлотта-Филлис уже выпустилась и переехала в снятое жилье. Алексис не могла нарадоваться тому, что вот они все снова вместе, как в детстве. Но блаженный момент единения испортило неожиданная новость, которую, заметно нервничая, сообщила Шарлотта-Филлис. Она рассказала, что состоит в отношениях с Пегги Бендлинг, ее бывшим инструктором, что они начали встречаться через год после того, как она окончила академию, и теперь они будут жить вместе. Мама захлопала в ладоши и обняла Шарлотту. К ней присоединилась и Алексис, с трудом нацепив на лицо улыбку. На самом деле ее съедала ревность и мучило понимание, что теперь сестренка совсем от них отдалится. А еще Алексис мучила досада, что она не догадалась обо всем сама. Но вот отец воспринял эту новость явно не так, как надеялась Шарлотта-Филлис. Он сидел, словно громом пораженный, тупо раскрыв рот. Наконец он неуверенно заметил: — Детка, ты же знаешь, я всегда буду уважать твой выбор. Но ты уверена, что эти отношения — хорошая идея? Может, стоит обдумать все еще раз? Шарлотту словно ударили. — Неужели ты против, папа? — Нет, нет, что ты!.. — Алекс попытался изобразить веселость, но не слишком удачно. — Просто… ты так молода. Мне кажется, не стоит принимать скоропалительных решений. Мать попыталась вернуть разговор за семейным ужином в прежнее русло, но не удалось — с воцарившимся молчанием было трудно бороться. Прошло совсем немного времени, прежде чем Шарлотта извинилась и ушла, сославшись на плохое самочувствие и отклонив предложение родителей переночевать в своей детской спальне. Алексис же это предложение радостно приняла. Не только потому, что родные стены дарили ей спокойствие и чувство защищенности, но и потому, что так она могла немного пошпионить за родителями, как иногда делала в детстве, пока они с Уайеттом играли в сыщиков. Вот и сейчас, притворившись, что идет спать, она на самом деле проскользнула в смежную с гостиной комнату и стала слушать, о чем говорят отец с матерью. — Поверить не могу! — говорила мама тихо, но очень строго. Алексис хорошо знала этот ее «я-на-тебя-очень-сердита» тон. — Неужели ты повел себя так лишь из-за того, что любовь нашей дочери — женщина? Тебе что, так сильно нужны внуки? Так знай, с современными технологиями вполне возможно… — Ортанс, ради всего святого! — возмутившись, воскликнул отец. — Ты же знаешь, я просто образец толерантности. Да если бы я не женился на тебе, то вышел бы замуж за Яна, и мы бы вместе растили Юлиана!.. Ладно, это, конечно, была шутка, но я всегда выступал за полное равенство. И у меня много друзей… — Ой, ладно, я все это и так помню, — замахала руками мама. — Если не в этом дело, то почему ты так напрягся? — Ну… У Шарлотты и этой женщины очень большая разница в возрасте. Неужели тебя это не смущает? — Что-то ты не сильно заботился об этом, когда сватал Шарлотту Юлиану Минцу, — ехидно парировала мама. — А ведь у них разница в возрасте еще больше. Отец закашлялся. Потом прочистил горло и гордо ответствовал: — Это другое! Лейтенант Бендлинг выше Шарлотты по званию, а также была ее инструктором в Академии. Она воспользовалась своим положением! — Не помню, чтобы ты был против брака Яна и Фредерики, — вздохнула мама. — Да и Шарлотта же сказала, что они начали встречаться только после ее выпуска. Алекс, расскажи уже наконец, что на самом деле тебя гложет? Алексис услышала, как отец вздохнул. Наступила долгая пауза. — Я не могу, милая, — с трудом выдавил он. – Я в самом деле знаю кое-что о Бендлинг. Но не могу об этом распространяться. Я не думаю, что она опасна для Шарлотты, вовсе нет! Но… в ее прошлом было кое-что, и это может сказаться однажды на благополучии нашей дочери. Хотел бы я поговорить с тобой об этом, но не могу. — Это связано с работой? — участливо спросила мама. В ее голосе уже не было строгости, только тихая грусть. Снова повисла пауза, но Алексис как-то подсознательно поняла, что отец кивнул. — Ох, дорогой… — выдохнула мама. Алексис услышала шаги, какой-то шорох — наверняка они обнялись. — Я не буду спрашивать, если у тебя из-за этого могут быть неприятности на работе. Но очень надеюсь, что однажды ты сможешь мне все рассказать. Родители ушли из гостиной, а Алексис все сидела на полу у двери, обдумывая услышанное. Кем же была Пегги Бендлинг? Какую опасность она могла представлять для Шарлотты? Алексис поставила себе задачу — разузнать все. Но хотя она и убила несколько последующих дней на поиск в Сети, узнать что-либо важное не удалось. Жизнь этой женщины была окутана тайной. Лейтенант Пегги Бендлинг, двадцать девять лет, герой Союза, но неизвестный герой, гораздо менее заметный, чем прославленные «спартанцы» вроде Оливера Поплана и Ивана Конева. Большую часть той большой войны она провела в патруле. О ее прошлом осталось мало сведений, лишь то, что в десять лет она осиротела. После смерти родителей до пятнадцатилетнего возраста ее воспитывал дальний родственник, лейтенант Бендлинг, тоже погибший на войне. Вслед за ним и сама Пегги пошла в пилоты. После войны некоторое время она работала в патруле Нового Союза, но очень скоро подалась в инструкторы в Академию, где заработала отличную репутацию как первоклассный преподаватель. Неприятная сцена во время обеда скоро забылась. Шарлотта несколько раз приглашала Пегги на семейные встречи, и родители общались с ними безо всяких проблем, изо всех сил стараясь показать радушие и принятие. Алексис тоже изображала гостеприимство, но одновременно старательно приглядывалась к гостье. Пегги виделась ей какой-то… неправильной. Все в ней казалось слишком уж идеальным. Ровный хорошо поставленный голос, вежливые фразы, каждая из которых как будто готовилась для собеседника. Прекрасное лицо, фигура, золотые кудри, изумрудно-зеленые глаза. Но ее взгляд всегда блуждал где-то, она никогда не смотрела собеседникам в лицо (если не считать Шарлотты). Пегги постоянно глядела на Шарлотту, держала ее за руку и шептала ей что-то на ухо. У Алексис нутро сжималось и скручивалось от этого зрелища. Ей казалось, что к Шарлотте, а через нее и ко всей семье, присосался какой-то паразит. Но Пегги не давала никаких поводов придраться к ней ни в ту встречу, ни в последующие. Пегги была так мила, что старшие Кассельны окончательно сдались под ее обаянием. Алексис уже почти успокоилась и была готова смириться, но потом произошло нечто, перевернувшее все с ног на голову. Каникулы кончились, и Алексис вернулась в Академию. Изредка она пересекалась с Пегги, но не слишком часто, так как летного дела в ее курсе не было. Но однажды Алексис совершенно случайно наткнулась на Пегги, когда та ругалась с кем-то на задворках кампуса. Дело было рано утром, на безлюдном заднем дворике. Алексис просто заметила, как Пегги направляется туда, и отчего-то решила опять немного поиграть в шпиона — без всякой задней мысли, честно! Алексис говорила себе, что хочет проверить, не изменяет ли Пегги Шарлотте. Девушка ее сестры и правда встречалась там с каким-то мужчиной, вот только явно не с романтическими целями. Притаившись за углом, Алексис наблюдала, как Пегги ожесточенно кричит на какого-то светловолосого молодого человека. Этот парень показался Алексис смутно знакомым, вроде он раньше учился в Академии. Он тоже яростно спорил с Пегги. Невозможно было разобрать ни слова из их перепалки, но Алексис легко опознала язык, на котором они ругались. И пришла в ужас. Это был тяжелый, «шершавый» язык, рычащий и полный шипящих согласных. Этот язык казался Алексис похожим на грохот какой-то громоздкой металлической машины. Язык Империи. Алексис убежала, даже не дождавшись конца рандеву тех двоих. Ее сердце так билось, что готово было выскочить из груди. Головоломка наконец-то сложилась, и слова отца, подслушанные памятным вечером, приобрели определенный смысл. Вот почему он не обрадовался тому, что Шарлотта встречается с Пегги. Видимо, у него не было твердых доказательств, но, возможно, она уже давно под наблюдением у Штаба. Пегги Бендлинг — имперская шпионка! Так решила для себя в тот день Алексис и собралась приложить все усилия, чтобы вывести ее на чистую воду. Империя и Новый союз уже второй десяток лет поддерживали хрупкий мир, но все знали, что в Империи существует достаточно большая фракция людей, которым само существование Нового Союза как бельмо на глазу. Уже случались некоторые провокации, и те не вылились в полноценный конфликт лишь благодаря нечеловеческим усилиям президента Гринхилл и императрицы Хильды. Наверняка Пегги одна из тех, кто стремится разрушить Новый Союз изнутри. А как иначе объяснить всю эту мутную историю с ее прошлым, реакцию отца и сегодняшний разговор с незнакомцем на языке Империи? Алексис снова принялась за расследование. Вот только скоро она поняла, что без помощи тут не обойтись. *** Вспоминая, как все произошло, Алексис и сама бы не смогла объяснить, почему Уайетт оказался втянут в ее проблемы. Видимо, причина в их детских играх, когда они оба изображали сыщиков и распутывали несложные «дела». Уже тогда Алексис дивилась тому, как легко Уайетт мог добывать любую информацию. Мальчику всего тринадцать лет, а он уже отлично манипулирует окружающими. Достаточно было подойти к взрослому, состроить умильную рожицу прелестного ребенка и задать с виду невинный вопрос, как ему тут же раскрывали все секреты, давали советы и еще дарили что-нибудь напоследок. После чего Уайетт с торжествующей ухмылкой на лице возвращался к ошеломленной Алексис. И в этой его ухмылке ей чудилось нечто хитрое и ехидное, непонятно откуда взявшееся у сына двух возможно самых открытых и искренних граждан Союза. Лишь много позднее Алексис поняла, что в Уайетте скрывался дар, перерешедший ему от одного из предков, бремя чьего имени он нес. Мальчик пошел лицом в своих родителей, но обаяние, харизма и наглость безусловно достались ему от деда. Алексис была слишком маленькой, чтобы хорошо помнить Вальтера Шенкопфа, хоть он часто посещал ее семью. Но по рассказам окружающих, легендарный Розенриттер мог в короткие сроки очаровать кого угодно, и его внук явно стал достойным наследником этого дара. Даже страшно подумать, на что этот мальчик будет способен, когда вырастет. Вот и в той ситуации Алексис даже не поняла, что произошло. Просто очередные выходные она проводила вне стен Академии, в компании Минцев, и тогда Уайетт спросил ее, почему она грустная и напряженная в последние дни. Слово за слово, и вот Алексис сама не заметила, как выложила ему все про Пегги и свои подозрения насчет нее. Уайетт просиял так, словно получил давно желанную игрушку на день рождения, и тут же заявил, что собирается помогать ей с расследованием. Конечно, Алексис пыталась вяло возражать, но в душе была рада, что теперь у нее есть сообщник. В первый же вечер Уайетт наглядно показал свою полезность. Он сразу придумал поискать информацию о приемном отце Пегги, офицере Бендлинге (Алексис мысленно отругала себя за то, что сама не догадалась рыть в этом направлении). Уайетт, несмотря на юный возраст, обладал несомненным талантом добывать любые данные в Сети, а также имел доступ к каким-то своим, секретным источникам. Алексис так и не смогла дознаться у него, что это были за источники, но смутно догадывалась, что это как-то связано со статусом его родителей или даже названной бабушкой — президентом Хайнесссена. — Вся информация об этом человеке до 793-го года засекречена, — рассказывал ей Уайетт во время их следующей встречи. — Как будто он и вовсе не существовал. Но знаешь, что? Я смог найти утекший в Сеть архив сводок разведки тех лет. Оказывается, в Империи жил офицер с таким же именем, того же возраста и похожими внешними данными. Вот только по официальной информации он погиб в бою. Как думаешь, когда? Сейчас закачаешь… В 793-м году! — С ума сойти!.. — ахнула Алексис. —То есть ты хочешь сказать, Бендлинг в самом деле был имперцем, которому удалось как-то имитировать свою смерть и бежать в Союз? — Доказательств нет, но такое вполне возможно, — пожал плечами Уайетт. — Увы, я не смог найти в архивах разведки ничего, что указывало бы на личность Пегги. Возможно, она родилась в Союзе. Нам этого точно не узнать. Хотя… — Что? — оживилась Алексис. Уайетт улыбнулся ей той самой хитрой «дедушкиной» улыбкой. В тот момент и родился план «Раздобыть ДНК Пегги Бендлинг». Впрочем, привести этот план в исполнение получилось еще нескоро. Хотя Алексис и часто встречала Пегги в Академии, но их пути почти не пересекались. Даже в столовой студенты и преподаватели обедали отдельно, так что раздобыть и жалкую пластиковую вилку казалось невозможным. Алексис уже почти сдалась. Прошел не один месяц перед тем, как жизнь сама подкинула повод вернуться к плану. К сожалению, повод этот вышел невеселым. Однажды утром Алексис позвонила мама и со слезами в голосе сообщила, что этой ночью во сне мирно скончался старый Адмирал. Этот кот значил так много для стольких поколений героев Союза, что на его похороны собрались практически все высокопоставленные лица той самой «старой гвардии». Естественно, со своими семьями. Момент был как нельзя удачен. Едва Уайетт получил от Алексис разрешение провернуть дельце, как стал тенью следовать за Пегги. Церемония прощания закончилась, начались поминки. Алексис, согласно плану, обратилась к Пегги и Шарлотте, предложив им пропустить пару рюмок и вспомнить забавные случаи из жизни Адмирала. Она так и не смогла поймать момент, когда именно Уайетт раздобыл одноразовый бумажный стаканчик — один из тех, в которых подавали напитки, — но сомневаться не приходилось: теперь у них в руках был генетический материал Пегги Бендлинг. Об остальном Уайетт обещал позаботиться сам. Прошло еще несколько дней, Алексис вернулась в Академию. Она как раз расслаблялась в своей комнате после тяжелого дня, когда Уайетт позвонил ей. Алексис с волнением приняла вызов. Вид Уайетта на экране показалось ей каким-то внезапно незнакомым и чужим. Алексис не сразу поняла, что мальчик просто слегка укоротил свои буйные рыжие кудри, отчего его лицо сразу стало выглядеть взрослее. Алексис с неудовольствием вспомнила, как шутил ее отец: «Ты так дружна с Уайеттом, потому что он ментально старше своих лет, а ты младше, так что психологически вы ровесники». Это было обидно и даже грубо, но она с досадой не могла не признать, что доля правды в замечании есть. — Что-то раскопал? — нетерпеливо спросила Алексис. — О, да! И это просто бомба! — лицо Уайетта осветила привычная детская улыбка, которая тут же сделала его прежним мальчиком-подростком. — Я уговорил одну знакомую загнать ДНК Бендлинг в базу разведки Союза, и ты даже не представляешь, что обнаружилось! — Что же?! — Алексис уже сгорала от нетерпения. — ДНК Пегги частично совпало с ДНК Литтенхайма! — выпалил Уайетт. — Да, я про того самого знаменитого маркиза Вильгельма фон Литтенхайма, зятя последнего Гольденбаума и врага Лоэнграмма. Алексис могла только порадоваться тому, что она уже лежала в койке, иначе бы упала где стояла. От изумления она ни слова не могла вымолвить — лишь тупила в экран, разинув рот. Уайетт же, насладившись эффектом, продолжил: — Вся его семья погибла в гражданской войне в Империи. Если никакой ошибки нет, девушка нашей Шарлотты — последняя из клана Литтенхаймов! И, возможно, одна из немногих оставшихся в живых родственников Гольденбаумов. *** Весь следующий день Алексис не могла найти себе места. Вчерашний разговор с Уайеттом не шел из головы. Подтвердилась ли ее теория, что Пегги — имперская шпионка? Трудно сказать. С одной стороны, связь Пегги с Империей была теперь фактически доказана. Но Литтенхаймы и Голденбаумы считались врагами тех, кто сейчас у власти в Империи. Надо ли признать Пегги шпионкой, принадлежащей к неким силам, противостоящим нынешней Династии? Если признать, то дело принимает совсем худой оборот. Особенно если учесть, что правительство Хильды хотя бы пытается поддерживать мир с Новым Союзом, а ее враг наверняка церемониться не будет. Но что теперь делать? Поговорить с отцом? Минцами? Или сразу с Шарлоттой-Филлис? Алексис и Уайет проспорили весь вечер, но так и не нашли ответ. В конце концов решили обдумать сложившуюся ситуацию еще пару дней перед тем, как предпринимать какие-либо новые шаги. Но оба не могли и догадаться, как все обернется. Когда вечером Алексис после занятий зашла в свою комнату, ее там ждали. На койке сидела гостья, и скромная форма преподавателя только делала ее красоту еще более ошеломительной. Длинные золотые кудри были убраны в строгую прическу под беретом. Зеленые глаза пристально смотрели прямо на Алексис. — Ну что, привет, Алексис Кассельн, — улыбнулась Пегги Бендлинг. — Пришла пора нам поговорить. Алексис сглотнула и машинально стала приглаживать свои короткие темно-русые волосы. В присутствии этой красавицы она всегда особенно болезненно чувствовала свою серость и навязчивую потребность выглядеть лучше, и поэтому при нежданной встрече смутилась раньше, чем успела испугаться. Только когда до нее дошло, что она находится в одном помещении с потенциальной шпионкой Империи, Алексис напряженно вытянулась и выжидательно уставилась на посетительницу, одновременно строя в голове планы экстренного отступления. — Присядь, пожалуйста. Это неформальная встреча, — предложила Пегги, но, не дождавшись ответа, вздохнула и продолжила. — Алексис, я знаю, что не нравлюсь тебе. Но у нас с тобой есть кое-что общее. Ты ведь тоже любишь Шарлотту-Филлис? — Больше всего на свете!!! — выпалила Алексис, не успев заткнуть себя. — Я тоже, — кивнула Пегги. — Ты даже не представляешь, как много она для меня значит. И я хочу ради нее найти общий язык с тобой. Алексис, ты знаешь, что Шарлотта очень расстроена тем, что вы с ней так отдалились в последнее время. Она очень скучает по тебе. Алексис почувствовала себя так, будто ее ударили под дых. Но ведь ей казалось, что это Шарлотта отдалилась от нее и родителей! — Я… я… — начала она, но слова не шли. Неужели Шарлотта воспринимала их отчуждение именно так? Но ведь Алексис сторонилась не ее, а Пегги! И то лишь пока идет «расследование». Пегги словно прочитала ее мысли и кивнула. — Дело во мне, я знаю. Я ведь сразу не слишком-то понравилась вашей семье, и прекрасно понимаю, почему. Но ваши родители вроде как оттаяли ко мне в последнее время. А вот ты… становилась все враждебнее. И Шарлотту это очень мучило. Алексис опустила голову, чувствуя, как пылают ее щеки. — Я долго пыталась придумать, как бы подружиться с тобой, — продолжала Пегги. — И, признаюсь честно, тут вела себя как полная дура. Я ведь думала, что ты ненавидишь меня из сестринской ревности или потому, что считаешь хищницей, воспользовавшейся своей властью над Шарлоттой. Мне бы и в голову не пришло, что твоя неприязнь вызвана тем, что ты считаешь меня имперской шпионкой. Последняя фраза была сказана той же интонацией, что и вся предыдущая речь Пегги, оттого акцент вышел сногсшибательным. Алексис почувствовала себя так, словно ее облили холодной водой. Хотелось бежать, спрятаться, только вот ноги словно вросли в пол. — Я давно замечаю, что ты следишь за мной, — сказала Пегги все тем же спокойным тоном, даже слегка грустно. — Но только когда я узнала, что мое личное дело пытались взломать, а ДНК не так давно прогнали по базе данных разведки, все встало на свое место. Признаюсь, я впечатлена. За все время, что живу в Союзе, только ты и твой анонимный помощник смогли догадаться о моем происхождении. Пусть и выводы вы сделали не вполне верные. — Пожалуйста… — только и смогла вымолвить Алексис. — Не говорите папе и Шарлотте о том, что я сделала. Пегги мелодично рассмеялась. — Алексис, я не собираюсь тебе вредить! — воскликнула она. — На самом деле, я восхищена, что ты была готова зайти так далеко, пытаясь защитить свою сестру. И еще… мне стыдно за свое поведение. Ведь чтобы помочь тебе и Шарлотте снова сблизиться, стоило всего-то рассказать всю правду. Давно нужно было это сделать. Алексис наконец-то оторвала взгляд от своих ботинок и изумленно уставилась на Пегги. Не шутит ли она? Но лицо этой загадочной женщины оставалось абсолютно серьезным. — Когда-то давно я носила имя Маргарита фон Герксгеймер, — сказала Пегги, глядя ей в глаза и грустно улыбаясь. — Однажды мой двоюродный дедушка, маркиз Вильгельм фон Литтенхайм, решил убить всю мою семью. Так уж получилось, что я уцелела и пережила не только всех Герксгеймейеров, но и всех Литтенхаймов. И поверь, Алексис, у меня нет горячего желания работать на Империю после всего того, что я там пережила. Союз стал моей новой родиной, и здесь живут люди, дороже которых для меня нет никого на свете. Я скорее умру, чем наврежу им. История, которую рассказала тем вечером Пегги, была поистине фантастической. Но Алексис не усомнилась в ней ни на секунду. Все идеально соответствовало тем немногим данным, которые они с Уайеттом уже раскопали. Пегги рассказала, как ее отец случайно разозлил своего влиятельного родича, из-за чего тот решил убить всю семью Герксгеймеров. Уцелевшие родственники попытались бежать в Союз, но и они погибли в дороге. Лишь благодаря встрече с молодым прекраснодушным Бендлингом и двумя странными офицерами (о которых Пегги говорила неохотно, словно что-то скрывая) ей удалось спастись от преследования. Бендлинг взял опеку над осиротевшей девочкой, когда они переехали в Союз. Так и закончилась жизнь Маргариты фон Герксгеймер и началась жизнь Пегги Бендлинг. — Не представляю, как тяжело вам пришлось! Потерять всю семью… я бы не вынесла, — покачала головой Алексис. Она вспомнила, как последние два года ее терзали отчуждение от семьи, взросление Уайетта и разлука с родными из-за поступления в Академию. Долгое время она чувствовала себя бесконечно несчастной и не знала, как с этим справиться. Какими же мелкими показались ее горести по сравнению с тем, что рассказала Пегги! Ведь вся семья Алексис до сих пор с ней. Вдобавок, хотя все детство Алексис пришлось на военные годы, самой войны она не видела и не помнила — только постоянные переезды и слезы отца, которые он старательно прятал от окружающих. Взрослые так истово оберегали ее и сестру от ужасов войны, что Алексис так и не научилась относиться к ней всерьез. Но Пегги, к ее удивлению, на горячее сочувствие лишь пожала плечами. — Конечно, я любила отца и мать, и мне было грустно их потерять, — вздохнула она. — Но почти все свое детство я проводила со слугами и гувернантками. Если честно… мой отец не очень хороший человек. Я не была близка с родителями, не говоря уже о других членах семьи. Поэтому я так поразилась, когда увидела, насколько близка Шарлотта с тобой и родителями. Когда вижу вас вместе, чувствую, как в груди разливается тепло. Знаешь, Алексис… если у нас с Шарлоттой все сложится, я надеюсь что однажды тоже смогу взять фамилию Кассельн. Потому что до сих пор не встречала Кассельна, который был бы плохим человеком, и я бы с гордостью носила эту фамилию. И снова Алексис не могла поверить своим ушам. Неужели кому-то хочется променять гордую дворянскую фамилию на родство с ними? — Но разве вам не будет жалко совсем отказаться от своей настоящей фамилии? — вырвалось у нее. — Признаюсь, долгое время я сама думала, что несу какую-то ответственность перед моими предками, — ответила Пегги. — Мне казалось, что, будучи последней в дворянском роду, уходящем корнями в древность, я должна хранить его память, традиции и соответствовать каким-то стандартам. Хотя сама толком не знала, что это за традиции и стандарты. Алексис кивнула: она-то прекрасно понимала, что значит жить с бременем имени. Хотя ее собственное бремя теперь казалось смешным, особенно по сравнению с тем, что легло на плечи Пегги. — А после войны это чувство усугубилось, — продолжила ее собеседница. — Я внезапно оказалась единственной выжившей из клана Литтенхаймов и одной из немногих живых родственников Гольденбаумов. — Так значит вы теперь принцесса?! — не сдержала возгласа Алексис. — И если Шарлотта женится на вас, она станет… принцем? Пегги расхохоталась, а Алексис покраснела, сообразив, какую глупость сморозила. — Похоже, чувство юмора у вас тоже семейное. Нет, Алексис, думаю, что даже если б я и в самом деле была принцессой, Шарлотта в лучшем случае стала бы герцогиней, — отсмеявшись, сказала Пегги. — Хотя тут я не уверена. Если честно, покинув Империю, совсем позабыла обо всех этих придворных чинах, а в Союзе такое не преподают. Внезапно Пегги посерьезнела. — Ты даже не представляешь, как на меня давила мысль о том, что я несу на плечах подобные обязательства, — грустно продолжила она. — Я очень старалась влиться в Союз, стать своей, даже пошла в армию. Но на самом деле во мне словно жило два разных человека. Я не могла понять, кто я: подданная Империи или гражданка Союза? На войне я хотя бы была постоянно занята, но в мирное время неопределенность и депрессия съедали меня. Хуже стало, когда я встретила в Академии человека, который, как и я, был сбежавшим имперским аристократом, и он стал убеждать меня использовать свое происхождение, чтобы улучшить отношения Союза и Империи. Одна мысль о том, что придется вернуть прежнее имя, приводила меня в ужас, но сожаления о невыполненном долге перед семьей легли тяжким грузом на сердце. Я начала пить. Не знаю, что было бы со мной, не встреть я Шарлотту. Глаза Пегги заблестели. Только сейчас Алексис осознала, насколько сильно та любит ее сестру. — Шарлотта не просто стала для меня первой истинной любовью. Она наконец-то помогла понять, кто я такая на самом деле, какой стране принадлежу, — тихо добавила Пегги. — Благодаря Шарлотте я поняла, что такое Союз. Это люди, живущие здесь, люди, что мне дороги. И если Шарлотта и ее семья — граждане Союза, то и я буду гражданкой Союза. Отныне я навсегда оставила имя Герксгеймеров и мечтаю лишь однажды стать Кассельн. Алексис внезапно почувствовала непреодолимое желание закричать. Ей хотелось заорать: «Нет! Нельзя определять себя за счет других людей! Вы — это вы, не надо привязывать себя к Шарлотте, Союзу, Кассельн, к чему-либо еще, чтобы найти свое место в жизни! Надо просто быть собой». Но слова застряли в горле, потому что Алексис понимала: сказать подобное — все равно что лицемерие. Всю жизнь она сама жила, оглядываясь на свою семью, стараясь быть достойной своего имени. Пошла в Военную Академию, следуя по стопам сестры, отца, деда, возможно, и прадеда. А ведь если подумать, Алексис вообще не интересовало военное дело. Она хотела стать следователем, да… Но ведь для этого хватило бы поступить в полицейскую академию на гражданке. И так бы она смогла остаться в Хайнессенполисе и быть ближе к маме и Уайетту. Тогда бы гнетущая боль от расставания с семьей не грызла так сильно. Алексис захотелось взвыть. Неужели она ошиблась, выбирая свой путь? Не поздно ли все исправить? Внезапно Алексис ощутила мучительное желание поговорить с кем-нибудь обо всем этом. Не с родителями или сестрой, но с кем-нибудь достаточно близким, кто сможет понять ее. Она посмотрела на Пегги. — Лейтенант Бендлинг, — неуверенно начала Алексис. — Во время следующей увольнительной… как вы думаете, не могли бы мы встретиться где-нибудь в Хайнессенполисе? В какой-нибудь кафешке, без Шарлотты и остальных. Я бы познакомила вас у Уайеттом, моим, как вы выразились, анонимным помощником. Думаю, он вам понравится. И… Мне бы хотелось о стольких вещах поговорить! Пегги просияла. Они пожали друг другу руки. И Алексис внезапно поняла, что теперь взрослая жизнь пугает ее чуточку меньше.