Зеркало

      Стёрли.       Возможно, его и вовсе не было на этом свете, но он никого не винит. У Смерти были свои требования к его судьбе и он их исполнил столь послушно, что его самого воротило от самого себя. Он заслужил эти вечные муки. Кара. Выполнение долга всегда ставили выше остального, особенно, служители Смерти и её последователи, всё остальное для них было не важно. Особенно чувства.       Его заперли в этой душной коробке, но оставили свет.       Лучи света, сотни маленьких незримых жизней, они всё ещё были наполнены этой волей к жизни, чем он не мог похвастаться. Он просто хотел избавиться от всего этого шума, радости этих живых тварей. По началу он был безумно зол, что его оставили гнить в одиночестве, ещё будучи бессмертным, он не мог похвастаться глубиной чувств и эмоций. Фейри на это не способны, в отличие от людей, но его вторая жизнь была наполнена этими чувствами, за что он её и ненавидел. Чувства со временем стали травить его внутренности, пожирая его человеческое тело, он не мог разделять пожелания разума и своего тела. Он запутался в самом себе, был в отчаянии, как слепой котенок, искал человека, который бы объяснил, что с этим делать, но будучи связанным контрактом со Смертью, он не мог перейти полностью через врата ада, чтобы прекратить своего существование и закончить эту путаницу чувств и эмоций. Он всё ещё ждал ту, что его спасёт от яда в жилах, от гнева собственного разума, от раздвоения чувств или полного их отсутствия. Он жаждал жить и жизни.       И вот он очутился тут. Его вид, если можно так назвать злобного духа, был на самом деле самым прекрасным из всех, что существовали. До того, как он стал смертным, он был фейри, с величественным телом и самой светлой душой. Его тело покрывало белая чешуя, прозрачные белые крылья беспокойно волочились подобно ему самому, его светлые длинные локоны и впрямь были так прекрасны, что сотни фейри падали ему в ноги, а аккуратную голову обрамлял серебряный венок. Принц Балдериус Третий Сын Короля Фариона и Виконтессы Иудинны — вот как его все звали меньше пяти десятков веков назад, но его прокляли.       Сделали смертным отобрав все титулы и его прежний облик, стёрли его из истории Древнего Ледяного Королевства, убили всех его близких людей, и попросту вышвырнули, как обычную дворовую шавку. Не сказать, что особого счастья прибавилось, но он был в отчаянии не так уж и много времени, все эти века его душа принадлежала народу, служению, управлению — всему, но не ему.       Он заключил контракт со Смертью, чтобы попытаться вернуть своё бессмертие, свой истинный облик, но лишь получил вечное заточение в этом человеческом тебе.       После он обрёл то, что люди называли свободой и старался научиться эгоизму. Точнее, просто любви к себе и к окружающим людям, пониманию к чувствам других, слушал и пытался разобраться в собственных эмоциях. Его удивляло, сколько может быть чувств и их глубина.       Позже, он устроился у местной ведьмы в маленькой деревушке помощником. Казалось, что мирные дни, наполненные светом, заполнили его душу, он и прям мог ощущать эту свободу на вкус. Ощущал её так же, как и тёплый ветер ласкающий в вечерней заре, как запах только вспаханных полей, запах Айрис.       Запах его белокурой сладкой ведьмы с алыми глазами.       Айрис была той, кто его прокляла, уже как смертного.       Его тело медленно умирало, а она торжественно танцевала на его костях, читая сотни, или может, тысячи проклятий.       Он любил Айрис и рассказал о своей прошлой жизни, это стало ударом для неё, но не помешало мучительной и долгой смерти. Простая человеческая месть за то, что близкие люди были убиты другими фейри, но ему казалось, что их чувства были куда глубже, а связь намного прочнее, она поймет, что не только она пострадала, но и он остался без близких, они отняли его дом и его семью. Но нет. Её раздвоенный язык без колебаний произнёс проклятие.       Вот так его стёрли во второй раз.

***

      — Ты уверен, что тот, кто жил здесь раньше и в прям умер от лихорадки, а не был каким-нибудь экзорцистом? — чёрные тонкие брови Лу взлетели до небес, а глаза подозрительно прожигали пыльную маленькую комнату, заваленную книгами. Их тут было больше сотни, а то и тысячи, разбросанные по всей комнате, сваленные в кучи или же в высокие аккуратные стопки, они были словно истинные хозяева небольшой территории. — Более чем, — самодовольная улыбка Халеса застыла на его лице, делая его ещё тупее, чем обычно. Будто лишая его последних извилин мозга, если, конечно, они вообще когда-то существовали.       Тяжёлые сумки с грохотом упали на деревянный, давно лишенный чистоты, пол. Тем самым, позволяя содержимому катиться в разные стороны, звенеть, что-то и вовсе разбилось после столкновения с полом, создавая неимоверный шум, но Халес, будучи все тем же Халесом, также безучастно переступил порог комнаты, будто это не он разбил половину содержимого и не он только что лишил их, возможно, единственной надежды хоть как-то подзаработать.       В иной другой день, будь это обычным днем в Пустоши, она бы с радостью его подстрелила, и , возможно, не скупилась бы его при этом пырнуть пару раз ножом. Но сейчас Лу едва держалась на ногах, а дополнительный грохот, созданный идиотом Халесом, только вынудил её сильнее скрючиться от этого болезненного шума в её голове. Она бы с радостью осталась на улице, под проливным дождем, если бы не этот ужасный и пронизывающий ветер, который всё испортил. — Халес, что мы тут забыли? — Лу хрипит, с каждым вздохом только сильнее сгибаясь пополам, она пыталась справляться с этой болью, но кровь текла сквозь пальцы. Она не выживет.       Осознание неминуемой смерти шло за ней ещё с Королевского дворца фэйри, холодное её дыхание нашёптывало о скорой кончине. Но она не хотела в это верить. Её мать - Марта - умерла задолжав жестокому народу, а Лу приходиться выплачивать долг матери. Именно по её вине Лу не пришлось бежать, опасаясь преследования и прятаться в гремучих жутких лесах.       Мать Лу заключила сделку с фейри, при чём не самую удачную. Магнус должен был дать ей вечную молодость, чтобы она умерла молодой, вот только для чего и ради чего? Почему они все стремились к бессмертию, наблюдая за, своего рода, богами?       Лу было сложно понять это, но в погоне за молодостью, Марта и погибла. Магнус не был честным кредитором, его крысиное лицо, высоко вздернутый нос и маленькие глазки говорили сами за себя. Он убил Марту сразу же после заключения контракта, заставив работать на себя ещё и пятнадцатилетнюю Лу. Такое случалось не раз, когда её мать внезапно влезала в долги или же впутывалась в неприятности, Марта была наивна и невинна, как первый весенний цветок, но её душевная простота каждый раз поражала Лу. Свою часть сделки Марта не успела выполнить, она должна была каждое утро приносить врагам Магнуса белоснежный гипсофил - для людей это означало процветание и новую жизнь, для этих тварей значило объявление войны или скорой утраты. Она должна была класть их на пороге домов врагов Магнуса, рискуя каждый раз пробираться в Королевство фейри, чем и занималась последние три года, вместо матери, Лу.В мире фейри расплачивались смертями - это их валюта, их цена заключения сделки. tab>Ещё в детстве, живя на границе все дети знали, каждый раз пересекая границу между территорией людей и великих существ, человек обрекал себя на беду. Было легко потерял собственное сознание, фейри игрались с людьми, забирали к себе, словно игрушек. Выйти из собственного дома без риска того , что на пороге окажется ожесточенный фейри, нельзя было. Их было слишком много, их разделял лишь холм и небольшой участок леса. И каждый раз Лу поражалась , зачем люди рискуют живя в такой близости со своими мучителями?       — Я должна ему минимум шесть смертей, — обреченно изрекает Лу, глядя в грязное треснутое окно. Её пальцы сплелись между собой образовывая узел, внутренности сжались от осознания, что за ней придут и не спастись. Пронизывающий холод сжал её сердце в тиски и она поморщилась. Вот и скорый конец.       — Не вини себя, ты зашла слишком далеко для этого. Ещё никто не сбегал из деревни, и никто не смог зайти так далеко, как это сделали мы, — Халес мягко коснулся щеки Лу, другой рукой притягивая ближе к себе и к огню, поднимая — Тебе стоит согреться, я поищу что нам поесть, отдыхай.       Его руки мягко и успокаивающе поглаживали поясницу, слёзы, что так долго она держала в себе хлынули потоком, её ноги обвивают его тело, а руки цепляются за волосы. Чувство глубокой вины грызло её изнутри, но она улыбнулась, опуская голову на плечо Халеса. Теперь можно уйти.       — Спасибо, придурок, — лишь этот шёпот смог наполнить комнату подобно пламени, теплом.

***

      Балдес отрешенно слушал мелодичный голос девушки, время от времени постукивая пальцами об прозрачное бедро, пытаясь балансировать в воздухе на одной руке, но услышав всхлипы девушки, он потерял равновесие и смачно плюхнулся бы на задницу, но, к его раздражению, он упал в подвал.       Ему было неимоверно скучно наблюдать за колыхающей паутиной на стене, такой густой и одинокой, но он честно пытался найти веселье в поисках работы гравитации и пределов его несуществующего тела. Шум, который извлекали из себя новоприбывшие был чем-то новым, как глоток свежего воздуха, но это навеяло и неожиданные для него воспоминания, точнее, их новый окрас, новое ощущение и восприятие, эти чувства не понравились ему. Настолько они казались целостными. Он был ошарашен. Не вини себя, не многие бы смогли сделать то, что делала ты на Пустоши, особенно так открыто выступать против них…       Слова ударяют покруче любого железного предмета, его старая жизнь, которая длилась веками втекает в него новыми красками, а затем один за другим удары, словно цепи, которые связывают всё крепче и крепче. Он врал себе о том, что не скучает по белоснежным просторам родных земель, врал, что не любил близких ему друзей. Врал о многом, и всё бы отдал послушать о том, как дела в Пустоше. Девчонка и время удивительная, раз выступала против Старшин из фейри, ухмылка медленно расцвела, как подснежник весной. Балдес сильнее подвигается к краю зазеркалья, пытаясь получше разглядеть, но затем парень, не отличающийся своими внешними качествами от всех прочих, кроме количеством шрамов на конечностях, поднял её так, словно она как минимум значила больше, чем просто подруга и Балдес ощутил пустоту.       Не ту, что наполняла раньше его комнату, но ту, что всегда была там, где раньше была Айрис. Привкус мёда тошнотворно наполняет его полость рта, мягкость её золотистой кожи и запах лаванды от её шелковистых тёмных волос.       Чувства, подобно волнам, накрывают его. Он глубоко выдыхает, нужно всего лишь успокоится, тогда всё придёт и встанет на свои места. Как будто ребёнок, он садится, также как и сидела девчонка, притягивая ноги к себе, но запястья сдавливают цепи. Спасибо, придурок.       Все страхи и приступ сняло, будто их и вовсе не было. Балдеса накрывает взрывом безумного хохота, когда видит веснушчатое опухшее лицо. Она похожа на котёнка, тепло медленно распространяется по его телу.       Он и впрямь счастлив, что его вечное одиночество, больше не его ноша.       — Спасибо, Лу, — вырывается из него, и невидимые руки за пределами зазеркалья накрывают девушку и парня около неё одеялом, — Спасибо вам двоим.