Живи, прошу тебя, живи!

Нацуо всегда чувствовал себя лишним в своей семье: средний сын, обычный ребенок, обделенный какими бы то ни было особыми талантами, смотрелся довольно блекло на фоне своих братьев и сестры. Громкий и несколько истеричный старший брат Тойя своими идиотскими выходками приковывал к себе все внимание родителей, которого ему словно не хватало. Нацуо все никак не мог взять в толк, какой смысл истязать самого себя только для того, чтобы отец лишний раз взглянул на него, если тот и так старается не спускать с него глаз — вдруг опять решит что-нибудь выкинуть из ряда вон выходящее? Да и мама, когда не занята с Шото, старается уделять старшему как можно больше внимания. Нацуо же думал, что такое отношение лишь портит и без того не самый приятный характер избалованного Тойи. Хотя, старшему всегда разрешалось больше, чем ему или Фуюми. Сначала Нацуо думал, что дело в поведении — и если он будет вести себя так же, то и относиться к нему будут соответствующе. Но из его затеи ничего не вышло и единственное, чего он добился — это наказания от няни «за хамское поведение». Но насколько бы разными Тойя и Нацуо ни были, они довольно много времени проводили друг с другом — Тойе нужен был кто-то, на кого он может выплеснуть недовольство отцом, а Нацуо хотелось ощутить себя нужным хоть кому-нибудь. И когда Тойи не стало… Хотя, это не так уж и важно. Как, впрочем, и любые чувства самого Нацу. Фуюми всегда была любимицей родителей: тихая, спокойная, добрая девочка не доставляла никому никаких хлопот, в отличие от своего старшего братца. Напротив, она сама всегда стремилась помогать маме и отцу во всем, в чем только можно. Она поможет и ужин приготовить, и убрать в доме, и принести забытые в спешке ключи от машины, и присмотреть за братьями. Ее готовность в любой момент прийти на помощь впечатляла даже отца, и она изредка удостаивалась его благосклонности в виде разных подарков: кукол, брошек, заколок и прочей девчачьей ерунды. А однажды Нацуо заметил отца, разглядывающего разные поделки Фуюми, которые она когда-либо дарила ему, и непривычно мягко улыбающегося — тогда он окончательно убедился, что к сестре относятся намного лучше, чем к нему. Впрочем, если верить книгам по психологии, все отцы больше хотят сыновей, но любят дочек, так что не удивительно, что отец так трепетно относился к Фуюми. Сам же Нацуо, решивший завоевать внимание и расположение родителей тем же способом, что и Фуюми, вновь потерпел сокрушительное поражение: крупное телосложение вкупе с врожденной неуклюжестью обращали любые попытки в чем-то помочь в катастрофы — сколько любимых маминых ваз было разбито, сколько книжных полок обвалилось… А один раз Нацуо, спешивший отдать отцу забытые им документы, не сумел вписаться в поворот и пробил своей тушкой стену дома. Что ж, внимания отца он тогда все же добился, правда, после этого он не мог неделю сидеть нормально… Малыш Шото же был идеальным во всем: в отличие от буйного темперамента Тойи у Шото был милый и покладистый нрав, не доставляющий неприятностей родителям; он обладал двумя сильнейшими причудами, что уже не могло оставить отца равнодушным; он был младшим — а, как известно, младших любят больше всего… Так думал Нацуо до того, как услышал плач своего младшего брата после очередной его тренировки. После этого… он уже не пытался добиться расположения отца. А когда еще и мама попала в больницу… Сперва Нацуо не мог поверить, что отцу нет до него никакого дела, когда он так отчаянно нуждался в его поддержке — в тот роковой год он лишился и старшего брата, единственного, кому он был в этой семье по-настоящему нужен, и мамы, которая хоть и не относилась к нему с той же любовью, что и ко всем остальным, но все же не забывала его. Он всячески старался попасть отцу на глаза, по-разному намекая на то, что ему необходимо внимание. Но все эти попытки игнорировались, а Нацуо и Фуюми остались полностью на попечении старенькой няни. Дошло до того, что Нацуо перестал видеть отца даже за столом. Тогда он и перестал быть отцом, став для своего сына Старателем — героем номер два, находящимся где-то там и к нему, Нацуо, не имеющим никакого отношения. Потом Нацуо разозлился. Однако выплеснуть свое недовольство и раздражение на их источник он не мог, так что страдать приходилось другим. Обладая довольно мощным телосложением, Нацуо не имел проблем с одноклассниками — это у одноклассников были проблемы со злым Тодороки, который за любой косой взгляд или неверное слово мог сломать нос обидчику. Не проходило и недели, чтобы Нацуо не ввязался в очередную драку. Но сколько бы нянечка не журила его за подобное поведение, сколько бы Фуюми не плакала и не причитала — Нацуо не прекращал, ожидая, что Старатель наконец не выдержит и вызовет сына к себе на разговор. Но этого не случилось: Старатель так и не удосужился поговорить с ним, и единственное, чего добился Нацуо — так это перевода в другую школу и постоянного контроля со стороны приставленного к нему охранника. И это не считая традиционных домашнего ареста и запретов разного толка. Вскоре Нацуо устал. Он не любил расстраивать свою милую сестренку, так глубоко переживавшую за него. И тогда ему пришла в голову мысль — может, если он перестанет вести себя настолько отвратительно, что ему самому от себя становится тошно, тогда Старатель обратит на него внимание? Может, хотя бы глянет в его сторону? А может, если он добьется каких-то успехов в учебе, даже снизойдет до похвалы? Фуюми-то он хвалит… Но и здесь Нацуо не повезло. Никакое его достижение, будь то отличная учеба, победа на олимпиаде по биологии или спортивные достижения не заинтересовали Старателя. Но, по крайней мере, Фуюми уже не плачет и хвалит его, да и мама, к которой их наконец пустили в больницу, тоже радуется его успехам и словно пытается наверстать все то, что не додала ему в младшем возрасте. Старателю же было все равно на Нацу. Он был весь поглощен тренировками и обучением Шото — чему тот был, откровенно говоря, не рад. Казалось, он совершенно забыл, что у него есть второй сын. Нацуо же чувствовал себя словно выжатый лимон. Что бы он ни делал, как бы ни старался — все равно ничего не выходило. Он как был неудачником, так им и остался. Осознание того, что все было напрасно, камнем висело у него на душе. Он перестал общаться с кем бы то ни было, стал вести затворнический образ жизни. Порой его посещали суицидальные мысли. Пожалуй, только Фуюми и мама не позволяли ему воплотить их в жизнь. К своим двенадцати годам жизни Нацуо смирился с тем, что Старателю наплевать на него. Он сам уже плевать хотел на своего горе-папашу, которого и за папашу-то уже не считал. Ему хватало любви и заботы сестры и матери и редких разговоров с Шото. У него появились новые друзья, новые интересы и увлечения — подальше от всего, что связано с героями. Он закончил школу, поступил в медицинский коллеж, где вскоре нашел себе прекрасную девушку и наконец уехал из этого чертового дома. Он предлагал и Фуюми наконец-то съехать от отца, но сестра все никак не могла решиться бросить Шото. И ублюдка Старателя. Наверное, Нацуо никогда ее не поймет… И вот, Старатель добился своего — Шото пошел в UA, как он и хотел, сам он стал героем №1, как и желал… И теперь все, кому не лень, решили пройтись по его репутации. Для Нацуо, если бы не постоянные звонки обеспокоенной данной ситуацией сестры, это все прошло бы фоном — ему плевать, что там говорят люди о герое номер один, пока это не касается его самого. А люди обычно не замечают его схожести со Старателем — и слава богу! Шото как-то обмолвился, что ему надоело, что люди на улицах постоянно узнают в нем «Сына Старателя» — не парня, что занял второе место на Спортивном фестивале, а именно сына топового героя. Нацуо не хотел бы себе такой славы. Сегодня они с Фуюми снова пошли навещать маму. Она чувствовала себя намного лучше, а врачи с уверенностью говорили о возможности скорой выписки. Но Нацуо эта новость лишь встревожила: маме абсолютно точно нельзя было возвращаться в дом Старателя, а больше ей и некуда было податься. И никто не мог гарантировать, что встреча с мужем не сведет на нет все усилия, которые приложили врачи, он, Фуюми, сама мама для ее выздоровления. И тогда Нацуо решился на отчаянный шаг. У них было негласное правило — не упоминать Старателя в разговорах с матерью. Никогда. Однако сегодня Нацуо нарушил его — он прямо и без обиняков сообщил маме о новом статусе ее мужа, с тревогой ожидая ее реакции. Она удивила его — мама совершенно спокойно отнеслась к упоминанию Старателя. И он совершенно не ожидал, что мама начнет его защищать! Старателю всегда было плевать на них, он относился к ним как к элементам интерьера! И как после этого можно говорить, что он не оставил их? Как можно говорить, что он пытается защитить свое кровное родство, когда ему не было до него никакого дела все это время?! — О боже… — от мрачных мыслей его отвлек голос Фуюми, — Неужели… это и впрямь?.. — сестренка прижала руку ко рту, во все глаза глядя на то, что происходит на экране ее ноутбука. Нацуо взглянул, что так сильно впечатлило Фуюми… И в его груди словно что-то оборвалось. На экране шел прямой эфир боя Старателя с черным ному. Израненный, истекающий кровью герой без своего привычного пламени сломанной куклой лежал на груде обломков, что остались от разрушенного здания. Над ним скалой возвышалось черное чудовище. Внезапно оно повернуло голову в сторону камеры и сорвалось с места. Нацуо завороженно следил за сменяющими друг друга картинками, практически не вслушиваясь в слова журналистки, полные отчаяния. Неужели все? Это конец? Конец Старателя? Конец его от… В кадре вновь вспыхнуло пламя — мимо ному пронесся огненный шар — и вновь общие кадры разрушения. Нацуо подался вперед — Старатель… отец еще жив? Камера вновь нацелила свой объектив на героя посреди груды камней и металла. От Старателя валил дым, на его теле не осталось ни одного свободного от ранения места. Многократное приближение позволяло увидеть слипшиеся от крови обгорелые волосы, изодранный костюм с погнутыми металлическими наплечниками. И этот полуживой труп еще двигался! — Да что он творит?! — не выдержал Нацуо, чувствуя, как гулко бьется сердце, — Эй! — как бессмысленно орать в экран ноутбука — все равно кроме водителя и сидящей рядом Фуюми никто не услышит, — Если ты не дождешься подмогу и не свалишь оттуда!.. — «ты погибнешь!» Тяжесть в груди нарастала, в салоне становилось невыносимо жарко. Старатель тем временем сумел встать на колени, отхаркиваясь от крови. Неужели он продолжит бой?.. — Признай свое поражение и убегай! — в сердцах выкрикнул Нацуо, наблюдая, как вновь разгорается пламя на его лице, скрывая за собой ужасные ранения. «Убегай… это не стоит того, чтобы лишаться жизни… Мама, Фуюми и Шото готовы простить тебя! Ты нужен им! Ты нужен мн…» Он не слушал, что говорила ему сестра. Не слышал криков журналистки. Он смотрел на Старателя, смотрел на своего отца. И в его голове билась лишь одна мысль: «Живи. Умоляю, живи!»