Пара слов об искусстве пить кофе

Джакопо сидел вполоборота к письменному столу, закинув ногу на ногу и развернув перед собой сегодняшний номер «Deseret News». Впрочем, на освещённые мягким светом газовой лампы страницы он смотрел рассеянно, едва ли различая напечатанные там слова. В любой другой день он бы раздражённо пролистывал никому не интересные светские новости, мысленно ворча «зачем только тратить бумагу на такую чушь» и стараясь поскорее добраться до финансовых сводок… да, в любой другой день — но не сегодня. Со стороны, может, это и выглядело так, будто он читает газету, но на самом деле Джакопо блуждал мыслями в событиях этого самого дня. Вообще-то совершенно бездарно, впустую потраченного дня, если так подумать. И события его вовсе нельзя было назвать стоящими внимания. Он ведь просто провёл его, показывая Мишелль город. Ни одной деловой встречи, ни одной поездки на потенциальный объект для вложения средств. Ничего хоть мало-мальски полезного. Совсем. Это определённо должно было вызывать у него раздражение. Но странность была в том, что не вызывало. Он и думал, по большому счёту, даже не об этом. Всё, что занимало его мысли — это восторженная улыбка его жены, когда она, затаив дыхание, наблюдала за танцем нарисованных фигурок фенакистископа. Господи, она ведь и название-то его выговорить не смогла. Обозвала каким-то «колесом фенакис». Ну и глупость. Но воспоминание об этом, против всякой логики, заставляло его собственные губы расползаться в улыбке. Он и не думал, что ей понравится этот подарок. Заказывая его, Джакопо разрывался между двумя мыслями: каким-то циничным порывом доказать себе, что она самая обыкновенная недалёкая женщина, неспособная оценить хоть что-то, выходящее за пределы типичных женских интересов — что там им нравится, вычурные украшения? расписные веера с птичками? платья от самого модного в городе портного? — и вместе с тем совершенно неожиданным для него желанием, чтобы оказалось ровно наоборот. Чтобы ей понравился выбранный им для неё подарок. И ведь надо же было такому случиться, что сбылось второе. Он склонился над её плечом, глядя на игрушку поверх её головы, но в какой-то момент она обернулась, подняв на него сияющий восхищением взгляд — и Джакопо до сих пор толком не понимал, что же такое он испытал, когда её лицо оказалось в каких-то считанных сантиметрах от его. Единственное, что он мог сказать наверняка — он ощутил то же самое ещё у алтаря, откинув назад скрывающую её фату и впервые увидев её улыбку. Однако то чувство было для Джакопо таким странным и непривычным, что он постарался поскорее выкинуть его из головы, списав это на общую вымотанность из-за организации их свадьбы. Но в фотоателье оно вернулось снова — и усилилось ещё больше, когда уже вечером, после ужина, стоя рядом с ним и глядя на погружающийся в сумерки город, Мишелль слабо улыбнулась ему и нерешительно произнесла: Д-дорогой? Он никогда прежде не думал, что всего одно слово может вызвать в нём столько эмоций. Да что же такое с ним, чёрт возьми, творится? Она ведь была не более чем выгодной партией. Изнеженной аристократкой из этой унылой, промозглой, чопорной Англии, с которой у него не могло быть ничего общего. По крайней мере, так он думал ещё недавно. Но теперь… Стук в дверь прервал поток его перепутанных смятением мыслей. — Кто? — не слишком-то вежливо бросил Джакопо. — Это я... Можно? Мелодичный голос его жены, появившейся ни с того ни с сего у порога его спальни ровно в тот момент, когда он о ней думал, заставил его растеряться. Настолько, что вместо того, чтобы подойти к двери и открыть её, он лишь произнёс озадаченно: — Разумеется. О чём тут же и пожалел, потому что в руках у неё оказался поднос, и одному Богу известно, как она умудрилась не уронить его. Остановившись где-то на полпути между дверью и столом, она улыбнулась ему этой своей робкой улыбкой… хотя на какой-то момент ему показалось, что она стала несколько менее робкой по сравнению с той, что появлялась на её лице в предыдущие дни. Мельком отметив это, Джакопо всё так же озадаченно поинтересовался: — Всё в порядке? — Д-да, конечно… — чуть удивлённо ответила она. — А почему ты спрашиваешь? Он окинул её взглядом. Она была одета для сна — муслиновый пеньюар с изящной кружевной отделкой, мягко окутывающий её хрупкую фигуру, своей белизной спорил с волнами волос, свободно спускающихся на её плечи. Сначала Джакопо подумал, что сейчас она выглядит ещё более красивой, чем днём. А потом вдруг осознал, что впервые видит её в таком виде. Что, конечно, было странно, ведь они были женаты уже почти неделю. — Потому что я думал, что ты уже спишь, — он перевёл взгляд на поднос в её руках. — Что это? — Ах, это… — она тоже на секунду опустила глаза, но тут же снова взглянула на него и улыбнулась ещё раз. — Я принесла тебе кофе. — Кофе? — с ещё большим недоумением спросил он. — Посреди ночи? — Да, — ответила она, проигнорировав скрытый в одном его вопросе другой. — Это тот самый, который… который мы сегодня купили. Джакопо хотел было зачем-то поправить её, что это он его купил, но поймал себя на очередном новом для него чувстве: слово «мы» прозвучало до странного приятно. — Вот как, — произнёс он уже скорее с любопытством, чем с растерянностью. — И что же, ты сама его сварила? — Н-нет, — смутилась Мишелль. — Это Мария. Она… тоже всё ещё не спит. Не знаю, почему. При этих словах её щёки отчего-то слегка порозовели. — Ага, — сказал Джакопо неопределённо. Мишелль, расценив это, видимо, как некое одобрение с его стороны, приблизилась к столу и, поставив поднос, призналась: — Из напитков я умею делать только чай. По правде сказать, сегодня я впервые увидела, как варится кофе. Джакопо, взяв чашку в руки и неторопливо сделав глоток, взглянул на жену: — И, стало быть, ты никогда его не пробовала? Она покачала головой: — Нет. В нашем доме его никогда и не было. Родители считали, что любовь к кофе — признак дурного вкуса. Сказав это, она тут же бросила на Джакопо слегка испуганный взгляд, прижав руку ко рту. — Прости, пожалуйста. Тебе ведь он нравится… Джакопо, усмехнувшись, махнул рукой — мол, ерунда. — А что же ты? Тоже так считаешь? — Я не знаю, — растерянно произнесла она. — Правда, пахнет он замечательно… — Тогда попробуй и составь своё мнение сама. Мишелль осторожно взяла обеими руками чашку из тонкого фарфора и, нерешительно взглянув на Джакопо, поднесла её к губам. Гамма чувств, отразившаяся на её лице в следующее мгновение, не на шутку развеселила его. — Это… — она попыталась улыбнуться. — Очень… м… — Да брось, — сквозь смех произнёс он. — Ни к чему притворяться. Разумеется, ей совсем не понравилось, но чёрта с два такая хорошо воспитанная и к тому же застенчивая девушка как Мишелль сказала бы об этом прямо. — Нет-нет, — возразила она. — Он… интересный на вкус. Необычный. Но какой-то… чересчур… горьковатый. — Во-первых, он просто крепкий, — Джакопо забрал чашку из её рук. — Лично я пью такой, и Мария это знает. Его можно приготовить и по-другому. Некоторые вообще пьют его с молоком. Как этот ваш любимый в Англии чай. И даже с сахаром. Но это… — он пренебрежительно покрутил рукой в воздухе. — Пустая трата продуктов. Ну, а кроме того, это дело привычки. Я бы удивился, если бы он понравился тебе так сразу. — П-понятно, — она кивнула. — В таком случае, может быть, я попрошу Марию сварить его завтра для меня к завтраку. Просто чуть менее крепкий. Джакопо тоже кивнул, с ноткой одобрения. Ещё несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, а затем она медленным, нерешительным шагом обошла его кресло и, оказавшись у Джакопо за спиной, склонилась над его плечом точь-в-точь так же, как он над её в фотоателье днём. И спросила, глядя на лежащую на его коленях газету: — О чём… ты читаешь? Её дыхание едва ощутимо коснулось его шеи, но этого оказалось достаточно, чтобы все эти непонятные, не дававшие ему покоя весь день чувства окончательно взяли над ним верх. — Это не так уж важно. Он поднялся с кресла — газета с шелестом упала на пол — и шагнул к ней. — Почему? — почти прошептала Мишелль. «Ради всего святого», захотелось сказать Джакопо. «Из тебя же совершенно никудышная актриса». Но вместо этого он, приподняв её подбородок двумя пальцами, легко, почти невесомо коснулся её губ в поцелуе. Почти таком же, как у алтаря. Только в этот раз он отстранился не так скоро, как тогда. Когда это всё-таки произошло, он, всё ещё касаясь её подбородка, произнёс севшим голосом: — Уже совсем поздно. Может, ты хочешь… вернуться в свою комнату? Она отрицательно помотала головой — сначала медленно, но затем всё более решительно. И тут же залилась краской. В её глазах плескался испуг, перемешанный с чем-то ещё — чем-то, что Джакопо совершенно не ждал увидеть в её обычно таком робком взгляде. Чем-то, что подсказывало ему — придя сюда, она едва ли думала о том, чтобы вернуться к себе. Чем-то, что делало мысль о её возвращении в свою комнату практически невыносимой для него. — Правда, твой кофе… — Что с ним? — поинтересовался Джакопо, положив руку на её талию и мягко притягивая её к себе. — Он остывает… — произнесла она едва слышно. — И что с того? Мишелль медленно, будто бы во сне, подняла руку и дотронулась кончиками пальцев до его груди. — Я слышала, что его нужно пить исключительно горя… Конец фразы растворился во вздохе, слетевшем с её губ, когда следующий поцелуй коснулся её шеи. Она была абсолютно права — кофе полагалось пить обжигающе горячим. Но об этом… об этом он ей скажет завтра утром.