Как Аладдин влюбился в Жасмин

— Друг мой. — Тихо позвал Синчэнь, и Сюэ Ян сдержал порыв тут же отозваться. Он совсем не наблюдал втихую за даоджаном, не ловил каждый его вздох, не смотрел на его лицо, освещённое только пламенем костра. Не смотрел, как ловкие пальцы на ощупь плетут очередную корзину. Он совсем не следил тайком за Синчэнем, нет. Пусть даос так и думает. Не к чему ему знать правду. — Ты тут? — Опять спросил даоджан, не услышав ответа. Голос его был тихим, но в нем слышалось волнение. И смущение. Ченмэй был заинтересован. — Тут я, где же ещё мне быть. Что хотел, даоджан? Синчэнь отложил корзину и сложил руки на коленях. — Друг мой, не затруднит ли тебя, поведать мне ещё раз ту историю. Теперь было ясно. И почему голос его дрожал от смущения, и почему даос робко улыбался, и его застенчивая поза. Сюэ Ян всё понял, но решил что показать это будет слишком скучно. — Какую, даоджан? — Усмехнувшись уголком губ, спросил он. — Про бедного юношу с волшебной лампой и прекрасную принцессу. — Аааа, про Аладдина, — будто только поняв, протянул Ченмэй. — Конечно, даоджан. Слушай. В одном персидском городе… Что бы он ни говорил, а Сюэ Яну нравилось рассказывать сказки своему даосу. Знал он их много, начитался когда служил Мэн Яо. У того была целая куча разных книжек из далеких земель. А Ченмэй от скуки как-то взял одну. Конечно же без спроса. Но Яо будто ничего и не заметил. Поэтому когда книжка, оказавшаяся сборником сказок, приглянулась тёмному заклинателю, тот решил её не возвращать. Жаль, что потерялась она где-то. Видимо в той канаве осталась, где даоджан нашел его. Не думал Сюэ Ян, что воспользуется теми историями когда-то. Но вечера в их похоронном доме были скучными, а Слепышка всё просила рассказать сказку. Из даоджана рассказчик был, мягко говоря, никудышный. И дёрнуло Сюэ Яна начать рассказывать те сказочки из сборника. Сначала одну, на следующий день другую. И вот не успел Ченмэй заметить, как Слепышка каждый вечер начала требовать всё новые рассказы. Сюэ Ян тогда хотел послать её куда подальше. Да только взглянул на Синчэня, увидел, как тот сидит, повернувшись к нему, всем видом показывая ожидание. Вспомнил, как тот улыбается во время рассказов. И, послав к гуям уже себя, рассказал сказку. Об Аладдине и его волшебной лампе. О джине и прекрасной принцессе Жасмин. О приключениях, желаниях и любви. Любви… Даоджан тогда слушал замерев. Будто обрёл вдруг зрение и своими глазами наблюдал за всеми похождениями Аладдина и за прекрасной Жасмин. Будто ходит по улицам Персии, улыбается здешним жителям и говорит на их дивном языке. Сюэ Ян был уверен, что тому понравилось. Что он мог видеть все даже будучи слепым. Когда через неделю Синчэнь вдруг робко попросил его рассказать «ту сказку», Сюэ Ян сначала и не понял. А даоджан, видимо засмущавшись, совсем тихо сказал: «О лампе волшебной». И Ченмэй тогда понял, что попал. Что не злится на даоса, что готов пересказывать эту гуеву сказку хоть целыми днями. Только для Синчэня. Только если он попросит. С той ночи даоджан, дождавшись пока Слепышка уходила спать, иногда просил рассказать ему сказку о «бедном юноше с волшебной лампой и прекрасной принцессе». И Ченмэй покорно рассказывал. — Почему она тебе так нравится? — Однажды спросил он у даоса. Тот только дослушал в очередной раз любимую историю и выглядел так, будто все счастье мира вдруг само пришло ему в руки. — Сказка? — Недоуменно уточнил он? — Да. Ты похоже не устанешь её слушать никогда. — Так и есть. Эта история… Не знаю как объяснить. Она волшебная. Джин, лампа, желания. Но самое волшебное – это любовь между принцессой и бедным юношей. Ему из-за своей нищей жизни приходилось воровать, а она выросла в достатке и не ведала бед. И всё же они влюбились друг в друга. И приняли со всеми недостатками. Это же прекрасно. Ченмэй смотрел на такого даоджана, говорящем о прекрасной любви, и выглядел он так возвышенно. И уже не хотелось окунуть его во тьму. Хотелось оберегать этот свет ото всех. «Вот бы и ты меня так полюбил», — подумал тогда Сюэ Ян.

***

Как говорится, в тот день ничего не предвещало беды. Сюэ Ян возвращался с рынка и был в прекрасном настроении. Дома ждал даоджан и в груди Ченмэя что-то тепло сжималось от этого. Он уже мечтал, как вернется в похоронный дом, поддразнит Синчэня, будет жаловаться на местных продавцов, что опять хотели всунуть ему гнилые овощи, а он, такой хитрый, всё заметил. Он же молодец, так ведь, даоджан? И тот улыбнется и скажет тихо да. Ченмэй и дальше будет что-то говорить, не следя за словами, но внимательно наблюдая за Синчэнем. Тот особенно прекрасен, когда готовит. Такой умиротворенный. Да только, когда Сюэ Ян дошел до дома и заметил стоящего посреди двора знакомого заклинателя в черных одеждах и с гуевой метелкой, то понял, что не будет ни ужина, ни улыбающегося даоса. И сказок по вечерам похоже тоже больше не будет. Тот стоял и говорил что-то даоджану. Рядом стояла Слепышка, которая походу и привела этого идиота в их дом. Та ещё с утра ушла гулять а теперь вот около их дома ошивается гуев Сун Лань. Сам даоджан был бледным, но робко улыбался все не затыкающемуся Сун Ланю. Сюэ Ян не знал, что делать. Да и времени обдумать всё не было. Корзина с продуктами выскользнула из разжавшейся руки и громко стукнулась о землю. Тут же обернувшийся на звук Сун Лань состроил жутко злую рожу и проорал: — Ты! Откуда ты здесь? — Кто это? — Спросил ничего не понимающий Синчэнь. — Это я вернулся с рынка, даоджан. — Опередил он злобно хмурящегося заклинателя. — Да только овощи немного в грязи только что вывалялись. — Друг мой, ты как раз вовремя. — Начал радостно даос. — Сяо Синчэнь! Ты знаешь, кто это? Знаешь, кто живет с тобой? Это Сюэ Ян! Ты что, не узнал этого безумца? Улыбка застыла на губах даоджана, а вместе с ней и сердце Сюэ Яна. Вот и всё. Вот сейчас всё и закончится. Даоджан прогонит его, потом порыдает в плечо своего настоящего друга и будет снова путешествовать с ним по миру. А Сюэ Ян больше не будет ему нужен. — Нет. Не может быть. Сюэ Ян? Это правда ты? Голос даоджана дрожал и его немного шатало. На чистой ленте выступила кровь. Всё рушилось. Ченмэй не ответил. Что он мог сказать? «Да, это я, Сюэ Ян, тот самый что убил кучу людей, ослепил твоего друга и что жил с тобой три года, за которые влюбился в тебя настолько что готов сутками рассказывать сказки». Так что-ли? Но видимо молчания даоджану было достаточно. — Ты — Сюэ Ян. — Уже не спрашивал, а утверждал Синчэнь. — Я не… Я не понимаю. Почему? Столько лет… В этот момент видимо чаша терпения у Сун Ланя переполнилась и он, выхватив меч, бросился на Ченмэя. — Я убью тебя! — Неистово орал он. А Сюэ Ян застыл, смотря на несущегося в его сторону заклинателя и ничего не делал. Всё рушилось. — Нет! — Сердце дрогнуло когда даоджан закричал, останавливая своего друга. — Цзычэнь, стой! Не убивай его! Прошу! Пусть он просто уйдёт! Сун Лань посмотрел на даоса и опустил меч. — Я пощажу тебя, Сюэ Ян, но только ради Синчэня! — Даоджан. — Неловко позвал Ченмэй. Но когда к нему обернулся Синчэнь с гримасой отчаяния на лице, то понял, что это была плохая идея. — Замолчи! Проваливай ПРОЧЬ! — Даоджан. Всё рушилось. Не будет больше ничего. Ни слепышки, ни даоса, ни робких улыбок. Никаких походов на рынок за овощами. Никаких сказок у костра. Сказок… Сказок! — Даоджан! Хочешь знать, почему я всё это время оставался подле тебя? Я влюбился! Я влюбился тебя, как Аладдин влюбился в Жасмин! Кажется, весь мир застыл в тот момент. Все перестало рушиться. Застыло в полу разбитом, химерном состоянии. — Что? — Голос даоджана хрипел, на ленте проступало все больше крови. Ещё немного и она начнет течь по лицу. — Это правда. Я люблю тебя, Сяо Синчэнь! — Нет. Я не верю тебе! Ты несносный обманщик, лжец! Уйди из моей жизни и больше не возвращайся! — Прости меня! — Закричал Ченмэй. Руки дрожали, ноги подогнулись и он едва не упал на землю, но продолжал стоять, надеясь вернуть всё назад. — Прости, прости меня даоджан! Да, я врал тебе всё это время! Но сейчас я не лгу! Я правда люблю тебя! Я жил с тобой, помогал тебе, рассказывал все те сказки, потому что люблю тебя. Я боялся всё это время, что ты узнаешь меня и прогонишь. Но ты же сам восхищался тем как Жасмин приняла Аладдина. И я надеялся. Я надеялся. — Ченмэй задыхался. Нужно было успокоиться. Нужно было говорить. Нужно было хоть раз в жизни сделать все правильно. Все возможное, чтобы удержать даоджана. — Не веришь мне — твое право. Просто позволь мне остаться рядом и я докажу тебе свою любовь! Закончив, Ченмэй смотрел на застывшего даоджана и ждал. Он не умел ждать, он любил когда в его руках оказывалось всё и сразу. Но сейчас он был готов простоять на этом самом месте хоть год, только бы это помогло убедить Синчэня в его искренности. — Хорошо. Будто шелест ветра долетели до его ушей слова даоджана. Сначала Ченмэй подумал что ему показалось. — Хорошо, Сюэ Ян. — Что? — Не верилось. Неужели больше ничего не рушится? — Хорошо, Сюэ Ян. Я дам тебе ещё один шанс. Возможно, я об этом пожалею, но… — Нет. — Перебил его Ченмэй. — Тебе не придется больше ни о чем жалеть. Я обещаю. Даоджан робко улыбнулся и Сюэ Ян представил как сегодня вечером они снова будут сидеть у костра. И Синчэнь попросит его рассказать "ту сказку о бедном юноше с волшебной лампой и прекрасной принцессе". И Ченмэй улыбнется, посмотрит на даоджана с нежностью и заговорит. И они уже вдвоем окажутся на улицах Багдада, гуляя меж рядами торговцев и разговаривая на их чудном языке. И Сюэ Ян будет как Аладдин, бедный юноша с лампой, джином и ручной обезьянкой. А Сяо Синчэнь будет принцессой. Прекрасной принцессой, что приняла бедного воришку таким какой он есть.