---
Посиделки в закусочной шли своим чередом. Карлос не удержался от того, чтобы несколько раз показать на экране, как пересекал финишную черту — в этом не было, в общем-то ничего плохого, но настроение Марка было неважным и без подобных демонстраций. Он сидел за дальним краем стала, подперев щеку кулаком, и пытался вспомнить, когда сам финишировал в последний раз, не вылетев за пределы трассы в разгаре борьбы за клочок асфальта. Маккатчены не сдаются, пролетело у него в голове, но как-то неуверенно, почти вопросительно. У него все получится… скоро. Может быть, уже во время следующего заезда. — А потом Танкист промахнулся мимо меня и случайно попал в Октана!.. — раздался смешливый голос Карлоса, и Боец мысленно взмолился о том, чтобы все это закончилось поскорее, чтобы случилось хоть что-нибудь, что поможет ему получить уважительную причину для побега. У него зазвонил телефон, и он схватился за него, как за спасательный круг, извинился и вышел из зала. Когда он вернулся, очертания пирующих друзей расплывались перед ним, словно от слез в глазах, хотя, конечно, это не могло быть так, потому что Маккатчены, наверное, не плачут — да-да, и не сдаются тоже, и много еще чего не делают, что позволяют себе время от времени нормальные люди. — Все в порядке, Боец? — обратился к нему Пилот, который, очевидно, заметил неладное, и Марк покачал головой. — Нет. Звонила мама. Фаррелл Лонгстрит умер сегодня. Он совсем не этого хотел, когда просил судьбу дать повод уйти с нежеланной вечеринки.---
— Мне очень жаль, — Меган подала ему сверток, где лежал черный пиджак. Марк даже не помнил, что у него был такой — наверное, купил однажды для какой-нибудь деловой встречи, связанной с гоночными делами, а потом плюнул и начал посещать такие мероприятия прямо в комбинезоне. Что поделать, если он не любил строгие костюмы. Кажется… кажется, последний раз его заставили надеть черный пиджак на похороны отца. — Ты уже сообщил папе? — Да, да, — Марк очнулся от своих мыслей. — Я обо всем договорился с Джеком. Похороны уже завтра. Я пропущу всего пару тренировок. — Ты уже знаешь, отчего он умер? — Боец только сейчас заметил, что Меган держала его за локоть. В обычное время он не пропустил бы даже случайного ее прикосновения. — В общих чертах. Что-то с сердцем… не знал, что он чем-то болел. В последний сезон он не участвовал в гонках… наверное, причина была именно в этом. Надеюсь, это… надеюсь, это никак не связано с той аварией. — Едва ли, — мягко отрезала Меган. — Но все равно — почему он молчал о своем здоровье? Ведь мы спонсируем клинику! Он мог бы обратиться… — Марк, он мог вообще не знать о своем состоянии, — Молния прервала его. — Или у него были свои причины. В общем, не доводи себя. Ты все узнаешь, когда окажешься там. — Да, ты права, — он бросил вещи в багажник машины. — Я все узнаю, когда окажусь там.***
Марк переоделся в мотеле — том же самом, где чуть раньше остановилась его мама. Они ехали на похороны вместе и отчего-то молчали всю дорогу — ни одна повседневная тема не подходила на ум, равно как не хотелось говорить о том, куда они направлялись. Что они могли сказать друг другу об этом? Они оба уже бывали на этом месте. До церемонии оставалось еще несколько часов, но у зала уже собралось много людей. Марк не знал почти никого из них, в отличие от его мамы, которую немедленно отвели в сторону. Боец облокотился о стену, не имея ни малейшего желания общаться. Но этому не суждено было сбыться: уже через несколько минут кто-то осторожно прикоснулся к его руке. — Простите, — сказал мужчина средних лет в очках. — Вы Марк? — он кивнул. — Меня зовут Эрнест Диксон, я… в общем, был приятелем Фаррелла последние годы, и он… попросил меня передать вам записку после его смерти, — он протянул Марку конверт — тот рассеянно сунул его в карман. Его мысли были слишком далеки от посмертного послания. Какая разница, что там? Какое имеет значение? Разве это может хоть что-то изменить? Куда больше его интересовало другое: — Вы сказали, после его смерти? Это значит, он знал, что скоро умрет?! — Я бы не сказал, что он точно знал это, но уже больше года он страдал от ишемической болезни. К сожалению, в таких случаях смерть часто бывает внезапной. Думаю, он предполагал, что подобное может случиться почти в любую минуту, так что… очевидно, подготовился. — Что за ерунда, — пробормотал Марк, но его неожиданный собеседник уже растворился в толпе. Боец потер лоб и направился в туалетную комнату, где плеснул себе в лицо холодной водой. Все казалось просто дурным сном. Он наклонился, чтобы умыться снова, и из нагрудного кармана его нелепого пиджака едва не выпала записка, о которой он уже почти забыл. Он успел поймать ее прежде, чем она упала бы в воду и размокла. Рассеянно развернул и пробежался глазами по строкам. И немедленно пожалел, что не позволил посланию безвозвратно исчезнуть.---
— Меган, послушай… — Марк? — переспросила та удивленно. — Что-то случилось? Я думала, ты сейчас… — До церемонии еще почти час, — неловко перебил ее Боец. — Меган, я хотел спросить тебя. Когда ты… когда ты брала анализ ДНК у Джека… Как ты это сделала? Что для этого нужно? — Марк, тебе правда есть до этого дело сейчас? Что на тебя нашло? — Просто хочу отвлечься от… всего, что происходит, — ложь слетела с языка Марка так легко, будто он часто этим промышлял, хотя прежде хорошо врать у него никогда не выходило. Впрочем, если бы Меган увидела его сейчас, то немедленно заподозрила бы неладное по его горящим щекам: не спасла даже холодная вода. — Так как… как это было? Кажется, будто очень сложно. — На самом деле, не особенно, — вздохнула Меган. — Обычно для анализа ДНК берут соскоб с внутренней стороны щеки, но вообще-то подойдет что угодно, даже волос. — Марк легко догадался, что именно волос Джека она относила тогда в лабораторию. — Эти ребята до сих пор работают в больнице и теперь сотрудничают с нашим фондом. «Она хотела об этом поговорить, — вдруг понял Марк. — Вот почему она вдруг рассказывает так многословно и не торопится меня в чем-то подозревать. Почему я никогда не спрашивал ее раньше? Наверное, считал, что ей не понравится поднимать эту тему». Так или иначе, он уже узнал все, что хотел узнать, и, чтобы не вызывать подозрений, перевел разговор на другую тему, а потом и вовсе закончил, сославшись на необходимость вернуться в зал церемоний. Это было почти правдой — все уже выстроились у дверей. Он успел вовремя! Успел до того, как тело зарыли бы в землю, и он бы никогда не узнал… во всяком случае, это было бы затруднительно, не так ли? Ноги Марка казались ватными, когда он подходил к открытому гробу. Склонившись над телом, он украдкой вырвал у Фаррелла клок волос. Он надеялся, что никто ничего не заметил, но едва ли кто-то пристально смотрел на то, что делал у гроба сын лучшего друга умершего. Марк чувствовал себя отвратительно, когда отходил в сторону, освобождая путь следующему гостю. Из-за этого проклятого письма он даже не смог сосредоточиться на прощании — да еще и лукавил с Меган, чего никогда прежде не делал. Но сделанного было уже вернуть, и скоро все должно было встать обратно на свои места. Во время обратного пути они с мамой продолжали упорно молчать. Марку казалось, что он чувствовал на себе ее пристальный взгляд, но делал вид, будто внимательно следил за дорогой. Неужели она о чем-то догадалась или… знала? Нет, скорее всего, просто беспокоилась о том, как он перенес сегодняшний день. Марк не мог спросить ее напрямую о том, что произошло, — было еще слишком рано. Он не мог вот так просто… сначала нужно было все проверить. Хорош же он будет, если вдруг выпалит такую глупость, которая в итоге окажется просто выдумкой. Только одна деталь продолжала портить ему настроение: он помнил почерк Фаррелла и потому был почти уверен, что записка не была подделкой.***
Результаты анализа пришли слишком рано. Марк рассчитывал получить их на будущей неделе, хотя бы через пару дней, хотя бы завтра… но только не за несколько часов до предстоящей гонки! Организовать это оказалось проще, чем казалось раньше. Как спонсор фонда и постоянный участник благотворительных акций, в больнице он не вызывал никаких подозрений, и ему легко помогли найти нужную лабораторию, где, благожелательно кивнув, сотрудник пообещал ему сделать экспресс-тест. На всякий случай Марк надеялся, что результаты этого самого теста оставались тайной. Впрочем, широкая общественность ведь так и не узнала секрета Меган. Он не удержал в себе нервный смешок, подумав, что гонщики команды Фастекс, пожалуй, слишком зачастили за результатами тестов на отцовство. Ему позвонили утром, и уже очень скоро он держал готовое заключение в руках. Конечно, он не мог ждать и вскрыл его, едва остался наедине с собой. Марк никогда не был так уж силен в математике, но даже ему было вполне очевидно, что означали две девятки и еще несколько девяток после запятой в графе «вероятность отцовства». Ему было дурно. Что следовало сделать теперь? Нужно было поговорить с мамой сразу, почему он тянул? До последнего надеялся, что это неправда? Теперь он оказался на самой глубине неизвестности, и вот-вот ему предстояло вступить в очередную гонку, концентрироваться и прорываться к финишу, на котором он не был уже давно. — Удачи, Боец! — услышал он голос Пилота, пришедшего в раздевалку переодеться. Застанный врасплох, Марк засунул злосчастное заключение поглубже в свой шкафчик, и захлопнул дверцу с такой силой, что та едва не слетела с петель. — Ага, — рассеянно пробормотал он и вышел, провожаемый удивленным взглядом Стива. В машину он садился уже сопровождаемый подозрительным взглядом Джека — сговорились они что ли? Он и без того понимал, что именно Джек пытался сказать ему: нужно было сосредоточиться и выбросить из головы, что мешало концентрации. Просто временно удалить все лишнее — раньше это казалось так легко. Первые несколько кругов Боец и в самом деле умудрился закончить, не отвлекаясь, а потом… «Ты хоть понял, что на днях похоронил отца во второй раз?» Неожиданно зазвучавший в его голове голос едва не заставил Марка ударить по тормозам. Он казался настолько отчетливым, будто кто-то в самом деле заговорил с ним. Но селектор был включен, и ребята из команды хранили молчание. Он снова принялся ускоряться, одновременно стараясь не пропустить Дизеля и не позволить тому прижать себя к обочине. «Почему он ничего не рассказал? Он почти целый сезон ездил бок о бок со мной и ни проронил ни слова о том, что…» Дизель вдруг обошел его довольно выдающимся по своим меркам рывком, но Марку казалось, что он уже плыл по течению, не в силах ничего противопоставить. «Я копия мамы. Не особенно поход на отца внешне». Теперь его обошел еще и Лайл Оуэнс, а следом за ним — Хром. «Почему он решил рассказать мне об этом только после смерти? Почему не подумал о том, каково будет мне? Как вообще… как вообще все это вышло?!» К его внутреннему голосу вдруг примешался весьма отчетливый внешний — кто-то говорил в селектор: кажется, Джек и одновременно Меган, а еще мимо него вдруг проскочил Ред Лайн, и Марк надавил на педаль газа с такой силой, что его едва удержал руль, когда машина вильнула. «Я говорил с ним. Я прикасался к нему. И все равно… он так ни в чем и не признался». Марк вдруг подумал, что почти то же самое говорил, когда сходил с ума на Аляске — «я говорил с ним, я прикасался к нему» повторял он тогда, вот только в тот раз он имел в виду плод собственного воображения, но теперь все было вполне обыденно и реально, и… Прямо перед ним вдруг возникла машина Призрака, и, пытаясь избежать столкновения, Боец протаранил ограждение. Подушка безопасности отчего-то не выскочила — не иначе как решила добавить вишенку на торт этого и без того наихудшего дня, — и Марк больно ударился грудью о руль. — Марк Маккатчен сходит с трассы! — немедленно объявил Майк Хаугер до безобразия приподнятым тоном, и Бойцу отчетливо послышалось непроизнесенное «…снова», а потом его вдруг разобрал смех. Майк ошибался. Некий неизвестный ему Марк Маккатчен, вероятно, продолжал борьбу за очередной титул, как и полагается Маккатченам. С трассы сошел кто-то совсем другой. «Я бы не хотела становиться кем-то другим», — сказала ему Меган, хотя речь шла всего лишь о безобидной смене фамилии при замужестве — и Боец совсем не понял ее тогда. Все еще пытаясь справиться со сбившимся — и, возможно, не только лишь из-за удара — дыханием, он медленно повел машину в гараж. Та скрипела, кряхтела и, очевидно, была на последнем издыхании. — Марк, что это было? — спросил Джек довольно строго, когда он стянул шлем. Даг смотрел через его плечо немой печальной тенью. — Ты как будто потерял контроль, — и здесь Марку снова будто бы послышалось укоризненное «снова». — Ты словно вообще не обращал внимания на то, что происходило на треке вокруг тебя. — Мне нужно в Алабаму, — вырвалось у Марка. — Пожалуйста. Завтра же. — Что ты такое говоришь? — Джек нахмурился, и строгость на его лице постепенно сменялась сочувствием: очевидно, он решил, что Марк ударился головой и заработал сотрясение — вот почему нес всякую чушь. Даг вытянул шею, вгляделся и подтвердил: — Да, что с тобой, Боец? Ты весь бледный. — Мне нужен там всего день. Я пропущу только одну тренировку, не больше. Я прошу тебя, Джек. Мне это нужно, — он посмотрел на Дага, чья глаза умудрились вдруг стать совершенно круглыми. — Я не болен, — добавил он на всякий случай. — Со мной все в порядке. Очевидно, его собеседники сильно в этом сомневались. Джек мрачно покачал головой, как качал ею, когда Карлос опаздывал на тренировки после съемок рекламы, но сказал только: — У меня к тебе большой кредит доверия, Марк. Не растрать его до конца. Ему оставалось только кивнуть. Кажется, до конца сезона его ожидали беспощадные сдвоенные тренировки.***
— Мама, кофе отличный, но меня отпустили всего на день, и я хочу поговорить о том, зачем приехал. Я… — Да, я знаю, зачем именно ты вернулся. Думала, ты заговоришь уже на обратной дороге, но не стала торопить. Очевидно, ты решил сначала все проверить. Значит, это Эрнест тебе передал послание Фаррелла? В конце концов, тот все-таки решил признаться. — После смерти, — сухо сказал Марк. — Он решил признаться после своей смерти, — он отпихнул кружку так резко, что все пролил. — Мам! Я ничего не понимаю. Как это… как все так получилось?! — он был возмущен тем, что их диалог до этой самой минуты казался таким спокойным. Разве они не должны были кричать и плакать? — Ты ведь не… ты же ведь не… — Марк, мы с Фарреллом встречались до того, как я сошлась с Робертом. Тебе это ясно? — строгость тона немного охладила ему голову. — Да, да, я понял, — Боец не мог не испытать облегчения в этот миг. Еще не хватало, чтобы… неважно. — Тогда что случилось? — Я должна прояснить еще одну вещь. То, что я встречалась с Фарреллом, не мешало тому, что Роберт нравился мне куда больше. Но тогда он был… слишком вспыльчив. И, скажем так… слишком эмоционально реагировал на каждую мелочь. — Марк мог бы подумать, что это походило и на него тоже, вот только родственные связи уже не могли служить объяснением. — Я не могла представить серьезных отношений с ним тогда. — А он хотел их? Отношений, я имею в виду, — Марку было до жути говорить неловко о личных чувствах своих родителей, но пути назад уже не было. Чтобы как-то скрыть неловкость, он попытался протереть пролитый кофе и только сильнее запачкал стол. — Полагаю, что да. Но мы поругались тогда, и я осталась с Фарреллом, который… на тот момент казался мне более приятным парнем. И как раз в то время Роберт надолго уехал в какой-то гоночный тур. Я решила, что он решил окончательно порвать со мной. Позже, правда, он сказал, что всего лишь пытался забыть… но тогда мне казалось важным, что Фаррелл был рядом со мной. Я расценила это как надежность — не как способ воспользоваться отсутствием соперника. Впрочем… — Кристина печально улыбнулась. — Впрочем, потом оказалось, что его просто-напросто не пригласили. Пожалуй, следовало насторожиться еще тогда, верно? — Наверное, — пробормотал Марк. Ему хотелось засунуть руки прямо внутрь черепа и хорошенько примять услышанное. — И что, тогда… все случилось? — Да, и когда Фаррелл узнал, то дал задний ход так быстро, как только можно ожидать от способного гонщика. — Дай угадаю: когда отец… то есть Роберт… в общем, когда он вернулся, то предложил тебе остаться с ним и со мной одной большой дружной семьей, — мрачно предположил Марк. Он сам не заметил, как порвал на клочки уже полпачки салфеток. — Да, примерно так все и было. — То есть он меня усыновил? — Формально не было никакой процедуры усыновления. Он сразу стал твоим отцом по документам, и все. — Понятно. Хорошо, что я оказался похож на тебя, да? — Прекрати, Марк. Это не имело бы никакого значения. — Угу, — он хотел спросить очень многое и одновременно не знал, что именно. — Значит, Фаррелл… — он все-таки не мог так просто называть его иначе. — Он все это время не пытался ничего изменить? Никогда не хотел… ну, скажем, доказать свое отцовство, или… — Нет, он просто словно напрочь про это забыл, — Марк даже опешил оттого, как холодно это прозвучало. — И много лет не подавал никакого вида. Иногда я начинала спрашивать себя — а не почудилось ли мне все это. Но, знаешь, — Кристина вздохнула и стиснула в руках кружку. — Боюсь, что так случается гораздо чаще, чем может показаться. То, что иногда кто-то воспитывает ребенка лучшего друга… или некогда лучшего друга. — И как они с… с Ро… с отцом, — неужели он теперь всегда будет запинаться, произнося это простое слово? — Как они могли остаться друзьями после такого? — Для меня это тоже всегда было загадкой. Но однажды я подумала, что Фаррелл, возможно, хотел быть ближе к тебе, и потому не стал портить отношения с Робертом. И что в какой-то миг он понял, что потерял, но было уже слишком поздно. У Фаррелла была жена, но так и не было детей… больше. А Роберт был хорошим отцом, ведь я права? — Да, — Марк таращился в окно, чтобы не выдать себя. — Очень хорошим. Самым лучшим. Я… Я рад, что именно он… Это было написано у меня на лице, да? Поэтому Фаррелл, когда приезжал, всегда молчал? Я помню, раньше он часто гостил, а потом перестал. Он… больше не смог это терпеть? Но, когда он вернулся в гонки, мы говорили как ни в чем не бывало. — Да, об этом… — Кристина запнулась, и Боец понял, что снова услышит то, что слышать бы не хотел. — Я почти уверена, что он вернулся только для того, чтобы снова попробовать побыть рядом с тобой. Ветеран в гонках без ограничений… никто не мог и представить, что кто-то из старого поколения решится попробовать. Марк подумал было, что его мама, пожалуй, разбиралась в гонках намного лучше, чем он мог бы предположить, но эта случайная мысль быстро уступила место другим: — Чтобы… побыть со мной рядом? — это звучало как полная глупость, но все же… — Значит, он, может быть, хотел рассказать мне тогда?.. Но почему же не… — он замолчал, раздумывая. — Это из-за меня, верно? — наконец продолжил он. — Потому что я все время спрашивал его об отце. Я не отходил от него поначалу, все это замечали… но на самом деле… это было только потому, что я хотел послушать немного о Роберте, — кажется, он все-таки определился с этим словом. — Фаррелл был для меня… как одна из связующих нитей, только и всего. И наверное… наверное, он это заметил. — Он не мог и не должен был ожидать другого. — Да, но… я все время твердил ему: «Маккатчены не сдаются, Маккатчены то, Маккатчены се». Мне казалось… что это его веселило… навевало воспоминания, — конечно, дело было не только в этом. Марк говорил так почти всегда. Но это не имело сейчас особого значения. — А выходит, я только все испортил. Он подумал, что признание разрушит идиллию, и… — Надеюсь, ты не начнешь винить в этом себя? — Нет, но… — Марк подпер щеки руками и задумался, снова и снова прокручивая в голове эпизоды, когда они с Фарреллом говорили друг с другом… когда оставались наедине… о чем тот думал тогда? И почему все-таки не… — Прости, но все это не укладывается у меня в голове. — Марк, ты не слишком зол… на меня? — Что? — этот вопрос застал его врасплох. «Не стоит обижаться, если они просто хотят сохранить тайну… я больше, чем уверен, что это ради твоего же блага», — сказал он недавно Меган в полной уверенности правоты своих слов. — Конечно, нет! — он успокаивающе прикоснулся к ее руке. — Ты хотела как лучше, я знаю. Это Фаррелл во всем виноват! — Марк вдруг разъярился: — Он же просто струсил! И тогда, и сейчас… не дал мне ни единого шанса поговорить с ним. А я хотел бы… Я… хотел бы… Лучше бы я вообще не получал эту чертову записку! Лучше бы я уронил ее тогда под воду и никогда не прочитал. Он не мог надеяться на то, что мама будет довольна подобными заявлениями. Но, по крайней мере, ему казалось, что в ее взгляде отражалось понимание. — Мы были уверены, что Фаррелл до последнего сохранит это в тайне, — только и сказала она. — Никто не знает об этом, кроме нас с тобой и Эрнеста. Однако с годами Фаррелл все больше переживал из-за этого секрета. Мы сомневались, стоило ли выполнять такую просьбу, но, очевидно, Эрнест не смог отказать. Все же это была… последняя воля умирающего. — Последняя воля… — повторил Марк, чувствуя, как его гнев остывал так же быстро, как и накалялся. — Ты сказала, он переживал? У него из-за этого начались проблемы с сердцем? Он… — Мы ведь уже все обсудили насчет чувства вины? — наверное, таким же строгим взглядом Фаррелл был изгнан, едва заикнулся, что не собирается воспитывать сына. — Если у Фаррелла были проблемы, то это только потому, что он нажил их себе сам. С этим Марк не мог не согласиться. — Мне просто жаль, что я так и не поговорил с отцом. В смысле… не поговорил, зная, что он мой отец. — У тебя всегда был отец, — с этим он тоже не мог не согласиться. — Если бы Роберт не считал тебя родным, Майлз бы появился на свет гораздо раньше, а не десять лет спустя.***
Бессонная ночь после возвращения из Алабамы не слишком поспособствовала продуктивной утренней тренировке. Боец знал, что обещал Джеку снова стать собранным, нацеленным на результат — в общем, прежним собой, но дать обещание оказалось куда легче, чем выполнить его. Маккатчены всегда выполняют свои обещания, но Марк не был уверен, что теперь этот девиз относился и к нему тоже. И, судя по выражению лица Дага, державшего в руках секундомер, его время вновь оказалось ниже среднего. — Что ты… что ты делал в Алабаме? Слишком отвлекшись на шевеление губ Дага, по которым он пытался прочитать свой плачевный результат, Марк не заметил, как к нему подошла Меган. Конечно, ведь он совсем ничего не сказал ей перед отъездом, кроме пары слов прощания. Едва ли это удачный способ обращаться со своей невестой. С другой стороны, что он мог сообщить ей? Он вдруг понял, что никому не собирался рассказывать правду. — Так… решил немного поддержать маму после смерти Фаррелла. Он был… ее хорошим другом, — произнося это, он чуть не поперхнулся. Ему показалось, что Меган недоверчиво приподняла бровь, но промолчала в ответ. Марк не мог не вспомнить, как бурно отреагировала Молния на новость о том, что Джек не был ей родным отцом. Это казалось ему странным тогда — какая ерунда, зачем нужно было бросать команду, зачем было так сильно сердиться на весь мир? И вот, теперь он тоже был зол на весь мир и, кажется, с трудом удерживал себя от глупостей. Воистину, стоило оказаться на ее месте хотя бы для того, чтобы это понять. — Смотрите, там Гарнер Рекстон, — вдруг послышался голос Карлоса, который махал рукой в сторону черной машины, быстро удалявшейся от их стадиона по служебной дороге. — Я разглядел его профиль на заднем сиденье! Что он вообще делал на нашей территории? — Предлагаешь поставить забор повыше и обтянуть колючей проволокой? — уточнил подошедший Пилот. Его время было лучше среднего, и настроен он был добродушно. — Почему бы и нет, — пожал плечами Карлос. — Что он тут разнюхивал? И потом, вы заметили? Он поехал в сторону стадиона Рекскора. Всем ясно, как белый день, что он по-прежнему там главный. Слова друзей доносились до Марка, словно из-под толщи воды. Вместо этого он все яснее слышал обрывки прошлых разговоров: «Я знаю, что они дружили раньше с папой, и что Гарнер был влюблен в маму. Неужели одного этого оказалось достаточно, чтобы он так озлобился, и нет никакой другой причины?» «Боюсь, что так случается гораздо чаще, чем может показаться. То, что иногда кто-то воспитывает ребенка лучшего друга… или некогда лучшего друга». Такого, разумеется, просто не могло быть. Марку захотелось как следует ударить себя по голове и вышибить эту мысль обратно в небытие, но было слишком поздно: может быть, неожиданные умозаключения приходили к нему и нечасто, но зато покидать не собирались. Впрочем, большинство его умозаключений были не слишком-то верными, и это наверняка тоже было полнейшим бредом. И он не собирался проверять этот бред — хотя теперь знал, как. «Больше всего на свете я бы хотела узнать правду». Марк повернул голову туда, где черная машина уже скрылась за поворотом. Маккатчен бы ни за что не сделал ничего подобного. Но, оказывается, он никогда не был им.***
К его некоторому удивлению, стоявшая у дверей охрана пропустила его в офис Гарнера Рекстона без малейших вопросов. Марк не сомневался в том, что за каждым его движением следили по меньшей мере несколько камер… но почему Гарнер разрешил ему войти так легко? Он был уверен, что гонщикам Фастекса путь на территорию Рексора оставался заказан. — Маккатчен? — Гарнер не собирался поворачиваться к нему лицом, продолжая смотреть в свою панорамное окно. — Вот уж кого не ожидал увидеть. Что тебе нужно от меня? Что ему нужно? Да так, полная ерунда. Марк неловко перемялся с ноги на ногу. Ему было неуютно в этой огромной комнате, так не похожей на уютный офис Джека. Наверное, именно в этом офисе Фаррелл Лонгстрит, его настоящий отец, отчитывался перед Гарнером Рекстоном о том, что симуляция его увечий идет по плану. Выходит, он обманывал не просто сына своего друга, но сына своего собственного? Почему-то это обстоятельство раньше ускользало от него, но теперь разогнало без остатка последние угрызения совести. По крайней мере, теперь становилось ясно, почему тот так и не признался ему. …Хватит уже, он пришел сюда не за этим. Боец подошел ближе к столу Гарнера и без приглашения опустился в кожаное кресло напротив. Ему нужно было потянуть время. — Полагаю, вы знаете, зачем я пришел сюда, — сказал он первое, что пришло в голову, стараясь звучать одновременно непринужденно и развязно. И почему у него всегда было неважно с театральными приемами? Потому что Маккатчены не такие? Потому что они всегда говорят прямо и не юлят? Как хорошо, что Лонгстриты, судя по всему, отлично умеют лукавить. — Понимаю. Трудный сезон. Только одна победа. Кажется, Фастекс уже не дает тебе того, что ты мог бы получить? — Может быть, — пространно ответил Марк. Ему казалось, что в поисках верного решения его мозг готов был воспламениться. «Обычно берут соскоб с внутренней стороны щеки». Вот Гарнер удивится, если Боец попытается завалить его на стол и насильно открыть рот. Впрочем, тогда его личная охрана быстро выбросит Марка прямо в панорамное окно. — Тогда позволь узнать, что ты рассчитываешь получить здесь? Конечно, тот не мог так легко поверить ему: обычно от гонщиков Фастекса никто не ждет, что они придут в стан противника и начнут требовать привилегий. С другой стороны, Гарнер Рекстон оставался Гарнером Рекстоном; и как бы он ни был проницателен, он никогда не смог бы освободиться от своей парадигмы подлого бизнесмена. Он был уверен, что его, Марка Маккатчена, наверное, тоже можно купить — только для этого следовало чуть больше постараться. И Меган в самом деле могла быть… …Конечно, нет. Но, раз он уже был здесь… Боец закинул ногу на ногу и брякнул: — Я бы выпил кофе. После него мне всегда легче о чем-то договариваться. Гарнер посмотрел на него своим хищным пристальным взглядом, и Марк не мог не отметить, какими зелеными, какими знакомо зелеными у него были глаза; а потом нажал кнопку вызова на своем столе, и Марк окончательно уверился, что сейчас будет выставлен с позором, но Рекстон только рявкнул: — Два кофе. Тот оказался таким горьким, что Марк едва не закашлялся, когда отпил. Сидевший напротив Гарнер по-прежнему не спускал с него глаз. — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что за пребывание в Рекскоре я требую некоторые дополнительные… одолжения. «Да, например, убить кого-то из противников перед стартом», — не мог не подумать Боец, а вслух сказал: — Разумеется, я понимаю это… мистер Рекстон, — последнее далось ему с большим трудом, и он весь сосредоточился на том, чтобы сохранить подобающее выражение лица, но потом произошло кое-что из ряда вон выходящее: Гарнер вынул из своей кофейной чашки ложку, ненадолго засунул в рот, а затем небрежно положил на блюдце. В этот миг Марк все-таки провалил одну из своих самых задач и подавился, потому что не раз и не два Меган делала на его глазах ровно то же самое — пусть не с кофейной ложкой, ведь они почти всегда пили кофе на бегу из пластиковых стаканчиков. Но однажды, когда она наконец-то согласилась пообедать с ним, и он заказал ей мороженое на десерт… И позже, когда в одной из любимых бургерных Дага появилось нечто, напоминающее суп… Марку показалось, что он узнал уже слишком много, но нужно было довести начатое до конца — вот только он понятия не имел, как. Вдруг раздался странный писк, и на мониторе над столом Гарнера появилось лицо Спэкса. — Дизель Шпитц только что испортил капсулу виртуального тренажера, — сообщил он так спокойно, будто это происходило каждый день. — Прибавить ее стоимость в общую сумму его долга? — Этот идиот!.. — раздраженно рявкнул Гарнер, поднялся из-за стола и вышел из кабинета, по дороге подозрительно зыркнув на Марка, словно прикидывая, не взять ли того в Рекскор вместо провинившегося Дизеля. Боец же подумал, что стоило, пожалуй, сделать Дизелю какой-нибудь подарок — новенький молоток или кувалду, к примеру, — ведь только что, сам того не зная, тот здорово ему помог. Бойцу давно казалось, что везение оставило его, но вот — кажется, оно снова вернулось. Перегнувшись через стол, он схватил ложку Гарнера и быстро сунул в спрятанный в нагрудном кармане пакет; затем ноги сами понесли его прочь. — Простите, но ничего не выйдет! — крикнул он туда, где из-за поворота угадывалась фигура в строгом костюме, вбежал в лифт и вдавил кнопку первого этажа. Может быть, он выдал себя тем, что убежал так поспешно, но Марк ничего не мог поделать с собой: находиться в офисе Гарнера Рекстона и подбирать слова он больше не мог. Едва ли тот заметит пропажу своей кофейной ложки, а если и заметит, то никогда не поймет, зачем она могла понадобиться Марку. Пусть он разбирался в людях не так хорошо, как могло показаться, он все же знал, что Боец Маккатчен не будет устраивать театральное представление, чтобы украсть чужую ложку и отнести сохранившееся на ней остатки слюны на генетический анализ. Если бы он только знал, что Боец был сыном Фаррелла, то немедленно заподозрил бы неладное. Ведь кому, как не ему знать, каким хорошим актером тот умел быть.---
Марк не удивился подозрительным взглядам, которые бросали сотрудники лаборатории на него, заявившегося второй раз подряд. Как почти не удивился еще одному множеству девяток в результатах. Усилием воли он удержал себя от того, чтобы разорвать листок бумаги на множество мелких клочков. Он сочинил глупый план, увенчавшийся неожиданным успехом, но совсем не подумал о том, что случится, если все окажется правдой. Он не мог рассказать Меган. Сколько бы она ни говорила, что хочет знать любую правду, он не раскроет ее. И на кой черт только его потянуло в кабинет Гарнера Рекстона? Прежний он никогда бы не сделал подобного; в крайнем случае, попытался бы напасть на того с кулаками и попытался бы выбить признание — конечно, получил бы в ответ только лишних проблем… Главной проблемой сейчас оставалось то, что он не слишком-то хорошо умел хранить тайны. Он не собирался распространяться о собственных неожиданных семейных казусах, но новое знание было секретом совсем другого порядка. Меган — дочь Гарнера Рекстона? Если она вышла из себя, узнав, что Джек не был ее родным отцом, как повлияет на нее неожиданное открытие Марка? Но разве он сможет в самом деле жениться на ней и хранить молчание много лет? Да он едва ли сможет спокойно взглянуть на Джека следующим же утром! И на Либби, и на Меган — каждый раз, когда он будет смотреть на них, то вспомнит проклятую ложку и проклятые девятки в заключении. И в этом был виноват Фаррелл с его запоздалым признанием! «Я не хочу быть кем-то другим», — сказала ему Меган, и Боец не поверил, что так бывает; но вот, прошло совсем немного времени, и он уже не узнавал себя. А что может случиться с Меган, если ее фамилия вдруг окажется не Фасслер, а Рекстон? Это будет слишком больно для нее. Марк твердо решил сохранить эту тайну, но странное чувство подсказывало ему, что ей не суждено было продержаться долго.***
— Боец, нам нужно поговорить, — выражение лица Карлоса явно свидетельствовало о том, что разговор он собирался завести не об очередном приглашении на празднование победы. Стив и Меган со сложными выражениями на лицах маячили за его спиной. Ведь они не могли узнать?.. Он беспечно хранил оба заключения прямо в собственном шкафчике, но никто из его друзей не стал бы копаться в его вещах. — Я ждал несколько дней — думал, может быть, ты сам захочешь рассказать… — Рассказать о чем именно? — все-таки уточнил Марк, лелея слабую надежду, что речь не шла о его недавних открытиях. Карлос мрачно сдвинул брови. — Я пока ни о чем не говорил Джеку. Мне показалось, будет лучше… сначала обсудить это между нами. — Обсудить что, Карлос? — Боец не собирался сдаваться, и его упорство, очевидно, пришлось Трюкачу не по вкусу. Тот закатил глаза. — Боец, я видел, как ты заходил в офис Гарнера Рекстона несколько дней тому назад. Я ехал тогда на стадион Рексора и наблюдал все собственными глазами. Слабое облегчение оттого, что тайны их происхождения все еще оставались тайнами, быстро прошло — ведь для гонщика Фастекса, пожалуй, не было ничего более подозрительного и неправильного, чем приходить в офис Гарнера. — Ты видел, как я зашел в здание, — что с того? — в любом ином случае он ни за что не стал бы так глупо отпираться — ему и без того уже было достаточно противно от самого себя. Но охраняемый им секрет касался Меган, которую он хотел оградить. Ради этого стоило постараться. — Может быть, мне приспичило, и я зашел в фойе в поисках ближайшего туалета, — он рассмеялся бы над этой нелепостью, если бы она была хоть сколько-нибудь смешной. — Я знаю, что это не так. Я же сказал, что видел тебя не где-нибудь, а в офисе Гарнера. Боец прищурился. — На последнем этаже? У тебя не настолько хорошее зрение, Трюкач. — Нет, но со мной был бинокль Джека. И я отчетливо видел, как ты сидел в кресле и что-то распивал. Было похоже скорее на приятельские посиделки, чем на разговор с врагом. «Похоже, Карлос не досмотрел до самого интересного момента», — подумалось было Марку, но вдруг посторонняя, совершенно неожиданная и очень занимательная мысль захватила его внимание: — Погоди-ка, ты был в тот день на стадионе Рекскора… с биноклем? И обвиняешь меня в том, что я вел себя странно? — подозрительное замешательства Карлоса явно играло ему на руку. — Это как-то связано с тем, что недавно Зорина отшила тебя прямо на парковке закусочной? — Не напрямую, — отрезал тот. — И это не имеет сейчас никакого значения. Речь не обо мне, а о тебе. — И о тебе тоже, — Марк не собирался сдаваться, — раз ты пытаешься обвинить меня в том, что никак не можешь произнести. — Ты знаешь, что я тоже однажды почти договорился с Гарнером о том, чего не стоит вспоминать, — продолжал напирать тот. — И потому я, наверное, понимаю тебя немного лучше, чем ты думаешь. И потому я хотел бы узнать все до того, как выносить что-либо за пределы команды. Боец тяжело вздохнул. Его раздражал этот тон, одновременно недовольный и снисходительный, — хотя, вероятно, Карлос имел на это некоторое право. В самом деле, о чем, по мнению кого угодно со стороны, он мог говорить с Гарнером Рекстоном? Как ни крути, это выглядело слишком подозрительно. — Просто скажи то, что ты хочешь сказать. — Хорошо, ты сам попросил. Боец, я знаю, у тебя был трудный сезон. Может быть, ты считаешь, что мы… недостаточно поддержали тебя в трудный момент. Или… что Джек слишком давил на нас постоянными причитаниями о банкротстве, но… — Марк не мог не заметить, что Карлосу в самом деле было неловко говорить такое, но поздно: он понемногу начинал видеть красную пелену. — Ты хочешь сказать, что я, вероятно, отправился к Гарнеру, чтобы напроситься к нему в команду? Или просто… каким-то образом с ним сотрудничать? — уточнил он сквозь зубы, сам не ожидая, что разозлится так сильно. Ведь это было очевидно — так почему все равно задело? — Нет, Трюкач как раз не хочет говорить такого, — вмешался Стив. — Но поскольку это касается нас… нашей команды, мы хотели бы услышать всю правду. Так что… пожалуйста, не молчи. «Ты даже не представляешь, Стив, насколько это вас не касается», — хотел бы сказать Марк, но не мог. Но что он должен был сделать? И почему только Карлосу приспичило именно в это время шпионить за одной из немногих девушек, которая раз за разом только смеялась над его попытками? Но Трюкач был тут вовсе ни при чем — он сам был во всем виноват. Зачем в его голову пришла вдруг такая абсурдная, но неожиданно верная идея? Для чего он отправился ее проверять? И почему даже на мгновение не задумался о том, что будет, если все окажется правдой? Потому ли, что Маккатчены не думают о таких мелочах, прежде чем действовать? Но ведь он не был Маккатченом, теперь он знал и это тоже… Возможно, в этом и была вся беда: пусть не слишком заметно на первый взгляд, но он все же стал кем-то другим, каким-то странным человеком, способным на самые неожиданные дела. И он понятия не имел, что делать теперь. Он не мог рассказать всю правду — но не мог и позволить товарищам дальше подозревать себя; одна мысль о том, что его могли считать причастным к сговору с Рекстоном, казалась невыносимой. Обуреваемый этими мыслями, Марк никак не мог нащупать верное решение и сделал единственную вещь, которая казалась ему логичной в этот момент. …Шарахнул кулаком по стене, так что с пальцев немедленно закапала кровь — и, кажется, он сломал мизинец. — Осторожно!.. — Меган подбежала ему и схватила за запястье, отводя руку, точно боялась, что он продолжит ломать собственные кости в приступе гнева. Но совсем напротив: эта короткая вспышка принесла с собой неожиданное спокойствие. Он покосился на Молнию и наконец-то понял очевидную истину: он не сможет хранить эту тайну всю жизнь, даже полжизни, даже несколько лишних дней. Глупо было даже подумать о таком. — Хорошо, я все расскажу, — заявил он, и от удивления лица его товарищей вытянулись. — Но только одной Меган, — в ответ на это лица друзей только вытянулись еще сильнее. — Что? Вы и ей тоже не доверяете? — Хватит, пойдем уже, — Меган, очевидно, решила взять все в свои руки и попыталась было потянуть его за собой куда-то на улицу, но Марк качнул головой. — Нет. Идем сюда, — и прежде, чем она успела выразить свое недовольство, он затащил ее в мужскую раздевалку и захлопнул дверь. Порывшись в своем шкафчике, он достал листок с заключением и, стараясь не колебаться, передал ей. — Первый образец — твой, — сказал он. — Второй я взял у Гарнера Рекстона. Вот для чего я был у него. Он вдруг испугался, что Меган отреагирует слишком бурно на открывшуюся ей истину. Но сейчас он понял бы все, что угодно, абсолютно все, ведь оказаться вдруг дочерью Гарнера… мало что могло показаться менее приятным открытием. У Бойца, кажется, даже заслезились глаза — так пристально он вглядывался в лицо Молнии, пытаясь уловить хоть малейший намек на глубокую печаль, на панику, на гнев на него, Марка, за то, что он открыл ей эту неудобную правду… Но Меган только хладнокровно сложила листок пополам, потом вчетверть и положила в карман. — Вот, значит, как, — только и сказала она. — Теперь многое становится яснее, — она подняла голову и прищурилась. — И когда ты догадался об этом? Ты подозревал еще давно, верно? Еще с тех пор, как я рассказала, что Либби — моя мама? Неужели ты специально воспользовался своим отъездом на похороны, чтобы узнать у меня, как правильно взять анализ ДНК? Потому что не мог поговорить об этом лично? Потому что боялся, что я быстро все пойму, если буду смотреть тебе в лицо? Что ж, ты правильно рассчитал, я ничего не заподозрила… хотя, конечно, должна была. С чего иначе в тебе вдруг проснулся такой интерес к биологическим анализам? — Стой, нет, подожди, — у Марка голова шла кругом от этого шквала вопросов — и ему решительно не нравился тон Меган. — Причем здесь это? Я бы никогда не… — он осекся, не зная, как продолжить. «Не придумал бы такую хитрую уловку» — но разве он не сочинил какой-то весьма нелепый, но сработавший план с проникновением к Гарнеру? «Я обязательно поговорил бы с тобой лично, если бы смог» — но разве он сам не радовался тому, что Меган не раскусит его так же быстро, как обязательно сделала бы, говори они лицом к лицу? Однако, даже изменившись, он уж точно не стал бы специально пользоваться смертью близкого человека только для того, чтобы избежать раскрытия, — и он не мог позволить Меган думать так. Помедлив немного, он извлек из шкафчика еще одно заключение. Так было гораздо лучше. Ему больше не хотелось ничего скрывать. — Дело совсем в другом, — сказал он. — У меня не было никакого иного выбора, кроме как позвонить тебе тогда. И это не было связано ни с тобой, ни с Гарнером. — Меган пробежала глазами по второму заключению и вопросительно уставилась на него. — Здесь результаты образца Фаррелла Лонгстрита. Чей образец был вторым, думаю, не стоит объяснять. — О, — и снова реакция Меган была подозрительно спокойной. — Что ж, нам, кажется, стоит о многом поговорить… и заодно перевязать руку, — она подтолкнула его в спину, и через секунду они снова стояли под пристальными взглядами Пилота и Трюкача. — Все в порядке, — сказала она им. — Оставьте его в покое. Все, закрыли тему. Марк продолжал чувствовать, как они буравили ему спину, пока они с Меган удалялись по коридору.***
— Меган, прости меня, — уже в который раз повторил он. — Пожалуйста. — За то, что узнал все это? Брось, правда не перестала быть правдой оттого, что у нее стало больше свидетелей, — она села за столик и рассеянно подперла щеку. — Значит, это просто пришло тебе в голову? — в очередной раз, в свою очередь, переспросила она — до обидного недоверчиво, словно Марку в принципе не могли приходить в голову мало-мальски жизнеспособные идеи. — И ты решил это проверить? Боец только разве руками в ответ. И добавил неуверенно: — Да, просто пришло в голову после разговора с мамой… сама знаешь, о чем. Меган посмотрела на него с какой-то странной боязливостью, и Марк запоздало понял, что не только он беспокоился о том, как чувствовала себя его невеста после неожиданного срыва покровов. Она беспокоилась ровно о том же самом. — Я не буду дознаваться, как это вышло… это слишком личное, не мое дело. Но теперь я понимаю, почему ты был сам не свой после возвращения, — она потерла лицо. — Мне нужно было спросить, но я предпочла не спрашивать. И кто я после этого?.. — Ты? — потрясенно переспросил Марк. — А ты не забыла, что говоришь с тем, кто предпринял очень провальную… но вполне сознательную попытку скрыть от тебя кое-что очень важное? — Я знаю, ты хотел как лучше, — сказала она в ответ, и эти слова эхом отдались в его мыслях: то же самое он сказал своей маме, которую немедленно простил… вернее, которую не за что было прощать. Он почти вздрогнул, когда Меган накрыла его ладонь своей. — Ты хотел меня уберечь… думал, это сильно меня ранит. Ты всегда такой был… слишком заботился обо мне. Всегда такой был? Значило ли это, что на самом деле не изменился так уж сильно, как ему отчего-то показалось? — А разве тебя это не ранит? — осторожно спросил он. Как такое могло быть? У Бойца не укладывалось в голове. — Мне непросто, — призналась Меган. — И будет непросто еще какое-то время. Но только сейчас я поняла, что тебе, должно быть, гораздо хуже. — Мне?! — в очередной раз поразился Марк. — Конечно, Фаррелл никогда не был отцом года, но все же в сравнении с Гарнером он самый милый человек на земле. — Дело не в этом, — она покачала головой. — Дело в том, что ты его потерял. Было слишком поздно, ты ничего не мог сделать. Ты не мог поговорить с ним… не мог узнать всей правды от него самого. А мой отец… биологический отец, кто бы он ни был, он еще жив и здравствует. И это дает мне возможности, которых не было у тебя. — Ты собираешься… — у Марка даже в горле пересохло. — Собираешься?.. Но Меган снова нахмурилась. — Не собираюсь, — сказала она вроде бы твердо, но вновь заколебалась: — Вернее, пока не собираюсь. Но, как я уже сказала, у меня есть выбор, и я могу воспользоваться им так, как сама пожелаю, а не так, как решит за меня судьба, — она тяжело вздохнула. — Нет, я не хочу знать в точности, как все было. Как ты не хотел ранить меня, так и я не хочу ранить папу и маму, настоящего папу и маму тем, что буду ковыряться в их душах, допытываясь… По-моему, я достаточно напортачила, когда вдруг ушла из команды, так что… — она заглянула Марку в лицо. — Пусть ты все равно не смог бы хранить эту тайну долго, но теперь она и моя тоже, а я смогу. — Значит, ты не признаешься им, что знаешь? — По крайней мере, точно не сейчас. Но… меня гложет только одно… только один вопрос, — в руках Меган переломилась пластиковая ложка, и Марк с трудом заставил себя не отвести взгляд — этот жест навевал на него слишком много свежих воспоминаний. — Знает ли он сам… знает ли он, что я его дочь? Ведь это вовсе необязательно. У нас нет никаких доказательств, хоть Гарнер Рекстон обычно знает все про всех и даже больше. — Мы как-то говорили, что, может быть, одной утраченной любви недостаточно, чтобы объяснить его столь… безудержную ненависть к Джеку, — вспомнил Боец. — Что есть какая-то еще причина… — Это тоже совершенно необязательно, — Меган решительно покачала головой. — Каких-то наших впечатлений недостаточно, чтобы утверждать подобное… к тому же, мне будет приятнее думать, что мама опомнилась и ушла к Джеку прежде, чем Гарнер успел что-то понять. — Так или иначе, Рекстон пытался убить тебя, — сказал Марк. — Когда он испортил твою машину микроволновыми лучами, и ты лежала в коме… У него ничего не дрогнуло, когда он отдал этот приказ. Если при этом он знал, что ты его родная дочь, то тогда он просто чудовище. — Да. Фаррелл Лонгстрит вдруг и правда стал не самой худшей кандидатурой в отцы. — Вот поэтому я до сих пор удивляюсь твоему спокойствию, — не удержался Боец. — Ведь мы говорим о Гарнере Рекстоне! Последнем человеке на планете, которого можно пожелать себе в родственники. Но ты так хладнокровна, будто ничего страшного не случилось. Он не мог не вспомнить, к своему легкому стыду, о том, как не мог совладать с собой после известия о Фаррелле. Как терял контроль на треке. Как целыми днями думал об одном и том же. Как… — После того нашего разговора я много думала о своих родителях, — перебила Меган его мысли. — И поняла, как неправа была тогда, поставив кого-то неизвестного выше тех, кто растил меня с самого детства, кто по-настоящему… любил меня, кто воспитал, понимаешь? И теперь мне не страшно быть похожей на Гарнера Рекстона, потому что я все равно буду похожа на Джека Фасслера. У Марка почти перехватило дыхание оттого, как отозвались в нем эти слова, — и Меган, конечно, заметила это, потому что прикоснулась к его плечу. — Я вижу, что ты думаешь о том же про себя. У тебя всегда все на лице написано. — Правда? — Боец с трудом удержался от порыва ощупать свои щеки. У Фаррелла Лонгстрита ничего нельзя было прочитать по лицу так легко. — Да. И могу заявить тебе со всей ответственностью, что ты остаешься Маккатченом, которым всегда был. Может быть, даже большим Маккатченом, чем твой отец и дед. — Ты говоришь так, будто быть Маккатченом — какое-то особое состояние души. — Вообще-то, именно так и есть. И я знаю, что тебе это нравится, не спорь. В этом нет совсем ничего плохого. — Но однажды я даже подумал… даже подумал было, что моя доля вины есть в том, что Фаррелл не сказал мне правды, когда мы виделись в прошлом году. Будто все дело в том, что я слишком любил быть Маккатченом, чтобы он мог так легко мне во всем признаться. — Ерунда, — хладнокровно отрезала Меган. — Тебе нравиться быть Маккатченом не потому, что ты с рождения мечтал стать гонщиком в третьем поколении, а потому что ты любишь Роберта, а ты любишь его, потому что он любил тебя и был хорошим отцом, вот и все. Нет никакого другого объяснения. — Да, наверное, ты права, — Марк не стал описывать, какое облегчение испытал от этих простых слов, — ему все равно не хватило бы красноречия. — И знаешь, вот это, — Меган кивнула на его сломанный палец, теперь покоившийся в лангете, — тоже было очень по-маккатченовски. — Неужели? По-твоему, ломать руки о стены — это наша семейная причуда? Звучит не как что-то выдающееся, к чему стоит стремиться. — Что есть, то есть, — рассмеялась Меган. — Больно? — Нет, уже и думать забыл. — Эй, Боец!.. — обернувшись, тот заметил приближавшегося Карлоса, и удрученное выражение на лице Трюкача все же не могло не принести ему смутного удовлетворения. — Послушай, я хотел сказать… О той неприятной сцене, что случилось сегодня… Я был неправ. Правда, прости, я не знаю, что на меня нашло. Очевидно, то, что случилось, не мое дело, но в любом случае было очень глупо… подозревать тебя в чем-то плохом. — Все нормально, — отозвался Марк, который, кажется, забыл не только о сломанном пальце, но и обо всем, что этому предшествовало. — Кто знает, что я бы подумал на твоем месте. — Тогда, значит, мир? — Мир, — подтвердил Боец и, задумавшись, добавил: — Но только… — Но только что? — обеспокоенно переспросил Рэй. — Но только вне трека. Потому что… — от неожиданного подъема духа Марк и сам вдруг поднялся на ноги и ткнул пальцем куда-то в воздух. — Потому что Маккатчены не сдаются. И в ближайшей гонке я надеру твою чемпионскую задницу. Карлос хмыкнул в ответ. — Вот это я понимаю, боевой настрой, — сказал он и удалился, хлопнув его по плечу. Марк медленно сел обратно. — Так что, Меган… — пробормотал он, мыслями возвращаясь к их прерванному разговору. — Ты возьмешь мою фамилию или оставишь свою? Она прыснула в ответ, и очень скоро они оба смеялись во весь голос. Кажется, у Марка даже выступили слезы на глазах; они очень давно так не веселились вместе, хоть повод и казался на первый взгляд не слишком-то подходящим. И все-таки они смеялись до потери дыхания, смеялись, хватаясь за грудь, раскачиваясь на неустойчивых пластиковых стульях и едва не сталкиваясь лбами.---
Не успевший далеко отойти Карлос обернулся на Марка с Меган, устроившихся на летней веранде какой-то забегаловки в двух шагах от базы Фастекса. Они хохотали так, что стол между ними ходил ходуном, и Трюкач вдруг почувствовал, что случайно подсмотрел что-то слишком личное. Он поторопился отвернуться, хоть в открывшемся зрелище и не было ничего поразительного. В конце концов, мало ли у будущих молодоженов могло быть поводов для смеха.