Elastic Heart

Каллисто знал — принцесса, не злопамятный человек. Но иногда, он начинал сомневаться в этом, стоя перед закрытыми дверьми королевских покоев. Дергая ручку то верх, то вниз, Регулус лениво уперся лбом, пытаясь немного остыть. Усталость, как голодный зверь, накинулась на него со спины, желая повалить на пол и оторвать гудящие ноги. Да и рана, как нельзя кстати решила дотошно заныть кусачей болью. Ситуация великолепно подходила для театрального выступления «несчастного болезненного принца, нуждающегося в помощи прекрасной принцессы». Но… Пенелопа обиделась и не желала выходить. Плутовка притаилась под старыми корягами золотого дуба, кусая пальцы, когда он протягивал руку, пытаясь выманить ее сладкими речами. Ее малахитовые глаза с большим любопытством вглядывались в его недовольную гримасу, махая кончиком пушистого хвоста, предупреждая — еще чуть-чуть и прольется первая кровь. Как за мгновенье, прирученная лисица одичала и стала необузданным хищником? Когда в хитрых глазах появились проблески злобы? Когда совершил оплошность? Спутали ли его чужие следы, выследил ли он зверье пострашнее, чем глупая лисица? Каллисто недовольно выругался себе под нос, когда спазмирующая боль лихо запрыгнула ему на плечи, а затем, цепко ухватившись когтями за шею перебежала колючими вспышками на затылок, вызывая мерзучую мигрень. Легкая добыча для рыжей бестии. Регулус снова задергал ручку, пытаясь пробраться внутрь. Но увы, та лишь ужасно кряхтела. Ключа в замочной скважине не было — значит Пенелопа убрала его от греха подальше, боясь соблазниться уговорами. И ведь все продумала, чертовка. Принцесса была хищником. Умным, не из-за хороших ген, а из-за горького опыта. Умело обходящая капканы, знающая запахи тварей пострашней, чем люди. Но была зверьком любопытным, и боязливым. Ему всегда было интересно, окажись они по разные стороны баррикад, чем бы закончилась их борьба? Кто бы победил? Ответ очевиден. Но всегда остается лишь на кончике его языка, никогда не произнесенным вслух. Пенелопа никогда говорила о том, что творилось у нее на сердце. Она говорила намеками. От деталей в одежде до движения тонких пальцев в вальсе. Каллисто мог с легкостью догадаться по тому, как та ест дынный шербет серебряной ложкой, слегка скребя по дну креманки, что она расстроена. Как устало размашисто пишет предложения в письме, пытаясь пересилить накопившуюся усталость, чтобы ответить на все его вопросы. Как вздыхает, когда его няня донимает ее дотошной опекой в делах дворца, пытаясь быть вежливой. Кажется, он знал принцессу настолько хорошо, что даже с завязанными глазами, мог сказать, как она гримасничает из-за его глупой выходки. Пенелопа была для него как открытая книга — от корки до корки прочитана и назубок выучена. Но она была самой любимой книгой. Той, которую, он с особой осторожностью и любовью мог перечитывать изо дня в день. Открывая для себя новое видение истории, изложенной на тонких страницах. Хотя иногда, казалось, что он пропускал несколько глав при прочтении, когда оказывался в подобной тупиковой ситуации. Дернув ручку, Каллисто в очередной раз ворчливо вздохнул. Все бестолку. Когда дело доходило до ссор, Пенелопа показывала свой небывалый ум, вынуждая прочувствовать все прелести едкого недовольства. Принцесса принципиально стояла на своем, как упертый баран, пока не получала желаемого. О, она упряма и настойчива, временами настолько, что даже он терял дар речи и аргументы для спора. А, он, на секундочку, будущий император великой империи. Что уж там, иногда она использовала его же слова против него, оставляя в дураках. Но Каллисто не стал бы наследным принцем, если бы не схватывал все на лету. В любом бою, все средства хороши, даже если трюк на редкость грязный и подлый. Когда гноившаяся рана снова давала о себе знать, даже если это было легкое покалывание в районе груди или терпимая боль, спазмирующая по всему телу, Регулус устраивал целый спектакль, чтобы показать, как ему плохо. Пенелопа мигом затягивала свое недовольство за пояс и переступая через себя, старалась позаботиться о нем. После длительных «переговоров», помириться было проще простого. Потому что, его принцесса была мягкосердечной для мстительной суки, каждый раз вдыхая в него новый глоток жизни. Ее сердце было большим и теплым, для той, чей ум и язык были сухими и категоричными. Она не могла злиться на него долго, как бы сама того не хотела, грозясь спутать все следы и сбежать от него куда подальше. Даже когда стоял вопрос жизни и смерти, она пыталась рассудить в первую очередь пользу других, ставя себя на второе место, хоть и отнекивалась рассказывая сказки про щедрое вознаграждение, которое получила за то, что всего лишь помогла. Будто глупая лисица лелеяла свои хитрые планы уболтать кур. Но когда дело касалось напоминаний о прошлом, Пенелопа менялась в лице. Как по щелчку. Каллисто знал, каково это, насколько болезненно могут быть воспоминания. Как они съедают изнутри, образовывая крохотную рану на сердце, которая с годами становилась только больше и больше, в конце концов превращаясь из небольшой царапины в полномасштабную душевную катастрофу. Но Пенелопа никогда не говорила об этом, даже когда он был искренен, желая разделить с ней печаль, она молча переживала свою боль, будто бы игнорировала неприятное ощущение. Притворялась, что все пройдет. Она привыкла хранить всю боль и переживания в сердце, ни с кем не делясь. И вряд ли, эта дурная привычка появилась по собственному желанию — ее научили, выдрессировали как дикую зверушку, не мешать, не лезть к другим. Переживая все наедине с самой собой. Каллисто привык к ее отчужденности, резкости и язвительности настолько, что кажется не ощущал неприятной боли от едких слов. Он не хотел расспрашивать ее, вынуждая бередить старые раны, из-за капризного желания разузнать побольше, даже если это что-то постыдное или до боли забавное. Он хотел знать о ней все, абсолютно все, но лишь тогда, когда она сама это позволит. Воспоминания должны быть тем сокровенным, драгоценным осколком души, который она сама захочет ему отдать. А пока, он будет рядом, бережно хранить все ее крохотные проявления боли и страха, помогая зализывая раны. Для него было важно не повторить тех ошибок, которые совершили его родители. Сделать то, что никогда не делал отец по отношению к матери, оставляя ее в кромешной тьме из недосказанности и лжи. Каллисто боялся упустить то мгновенье, когда глупая бытовая ссора перерастает в бесконтрольный хаос. Страх съедал его без остатка, ежеминутно. Даже если ему хочется отомстить всем тем, кто заставил пройти через все, что сделало ее Пенелопой Эккарт, последовавшей за безумным кронпринцем в королевский сад. Его меч всегда остро заточен и с легкостью разрубит все на до и после. Но охотник не нападает на свою добычу сразу, верно? Он покорно ждет. Лишь спустя годы, он осознал, зачем она пошла в королевский лабиринт в след за ним. Пенелопа и правда была влюблена. Но не в него, а в отчаянное желание встретить лицом к лицу со смертью. Пока не прикоснулась к настоящему горделивому золоту. Каллисто был апофеозом ее чувств и желаний. Но находящихся под строжайшим запретом. Словно, произнеси она тонким голосом чувственные фразы, пропитанные любовью и страстью, то тотчас бы, оказалась проклята. Проклята навеки любить и быть любимой им? Тем, кто был живым порождением всего, чего она никогда не испытывала, но чего желала. Немного испуганно, ошарашенно моргая при каждом шорохе. Почувствовать, прикоснувшись руками, судорожно пытаясь не сбить дыхания, слегка разинув рот. Она могла отдать ему ключ от своего сердца, и впустить в душу, не боясь, что после него, внутри останется лишь разруха. Тем, кто легко и просто мог надавить, подчиняя своей воли. Довести хрупкое белесое тело до агонии, до тихого взвизга, приглушенного простынями, но никогда не прибегавшего к этому, скорее, испытывающего свои же способы на себе. Можно ли сказать, что он любил истязать себя, даже когда дело касалось любви? — Принцесса, — Каллисто устало вздохнул и громко позвал ее, но в ответ услышал душащую тишину. — Стоять у двери как сутулая собака, не самое интересное времяпровождение, знаешь ли. Может наконец впустишь меня? Регулус в очередной раз стукнулся лбом о твердую поверхность. Пенелопа не особо ценила то, с каким рвением и желанием он стремился быть во всем лучшим в ее глазах. Порой, сонные малахиты наблюдали за ним вяло, будто не видя никакого повода сказать дряхлую фразочку, напоминающую похвалу. Каллисто не злился, он привык еще с ранних лет, недополучать должного внимания за свои старания, но в тоже время, во рту оставался кислый вкус обиды. Ему казалось, что он делает черт возьми, все настолько идеально-правильно, что заслуживает того, чтобы любимая девушка оценила труд по достоинству. Пенелопа права. Врун из него на редкость хреновый. Он был зол настолько, чтобы сходить за ключами к дворецкому и открыть дверь самостоятельно, игнорируя любые возмущения девушки на этот счет. Он хотел наконец отдохнуть. Без кошмаров, без лихорадки и паники в огромной постели. Поэтому, ему нужно было попасть в комнату и лечь рядом с ней. Большего просить он даже не подумает. Ну вот спрашивается, чего ей еще не хватает? — Я стою здесь почти десять минут, сколько еще нужно? — решил уточнить он. Но в ответ лишь молчание. — Я не знаю на что ты обиделась, может, Ее Прекрасное Высочество, даст подсказку? Дверной замок характерно щелкнул и позолоченная ручка осторожно опустилась вниз, впуская незваного гостя. Регулус перевел дух, готовясь к очередной эмоциональной буре, и вошел внутрь. Даже в борьбе с драконом было намного легче, чем иметь дело с обиженной невестой. Тот хоть предсказуемым был — сожрать букашку с острой тыкалкой, порвав на маленькие куски. А тут… Поди пойми, что у нее на уме. Пенелопа сидя на кровати, спиной к нему, вчитывалась в строки нудной энциклопедии, которую штудировала всю последнюю неделю. Ее длинные волнистые локоны были бережно расчесаны и уложены на плечо. Даже с порога, Регулус мог разглядеть очертания вздымающийся груди и тонкой шеи. Мужчина нервозно сделал вдох. В голову ударил приятно-терпкий запах эфирных масел. Стало немного душно, отчего хотелось оттопырить ворот рубашки. Но когда он разглядел в свете зажженных свечей, во что была одета его прекрасная невеста, он обомлел. Тонкий розовый шелковый полупрозрачный халат, аккуратно очерчивал линии талии и бедер, повторяя каждый изгиб. И как вишенка на торте, аккуратно завязан пояс. Завязанный сзади. Бантиком. — Принцесса. Кронпринц прокашлялся, голос звучал слишком надломлено для героя войны. Пенелопа не обратила внимания на заминку, лениво перелистывая страницы. Неспешно подойдя поближе и заглянув за плечо, Каллисто попытался поймать ее взгляд, но та, взяв книгу, отвернулась, закинув ноги на кровать. Снова загородив обзор дурацким бантом. «Я на это не куплюсь, » — мысленно приказал себе кронпринц, вынуждая оторвать взгляд от пояса. — «Решила мстить моими же методами?» — Я правда не понимаю, из-за чего ты расстроилась, — присев на кровать, он боком оперся о ее спину, положив голову на затылок. — Ну? Что сделал не так? Меч вы с Седриком спрятали от меня, так что я никому толком не смог поугрожать на совете. С твоим отцом мы гавкались сегодня, как впрочем и всегда — из-за всякой чепухи. Или я что-то упустил? Что, этот крысеныш снова мне о чем-то не рассказал? Пенелопа недовольно вздохнула и слегка повела плечами, прося слезть с нее. Вложив закладку на открытой главе и закрыв книгу, она отложила ее на прикроватную тумбу. Кронпринц отпрянул от принцессы, желая наконец начать вести переговоры и добиться перемирия, чтоб пойти спать. Хотя, черт возьми, как он заснет крепким сном рядом с ней, если она елозит перед ним в таком виде. Отвернув смущенно голову, Регулус привстал с кровати, чем Пенелопа и воспользовалась, схватив за руку и резко потянув на себя. Каллисто опешил и споткнулся об изножье кровати, завалившись на бок. Широко распахнутые рубиновые глаза ошарашенно вытаращились на совершенно спокойные малахиты. Принцесса, вытянув его руки над головой, надавила ногтями на оба предплечья, заставив лечь на спину. Вот уж точно, дьявол во плоти. На зеленых радужках опасно сверкнули блики зажженных свечей. Ее брови были напряженно нахмурены, а скулы напряжены. Весь ее внешний вид говорил о полной концентрации и напряжении. Если бы не ниспадающие бордовые локоны, он бы наверняка разглядел легкий румянец, портящий всю картину. Пенелопа очаровывала, когда пыталась выглядеть грозно, заигрывая с ним. Она старалась сделать спокойное, отчасти равнодушно-недовольное лицо, но Каллисто слишком хорошо ее знал, чтобы поверить или хотя бы попытаться подыграть интригующему фарсу. Все что он мог сделать — наблюдать с приоткрытым ртом, как принцесса впервые за долгое время проявляет свои чувства. Даже если, эти чувства отнюдь не страсть и любовь, а чистейшая злоба и ярость, на которую способна только безумная сука семьи Эккарт. Воспользовавшись моментом, Пенелопа перекинула ногу через него, плавно садясь на крепкие бедра. Она неторопливо прогнулась в спине, наклонившись к лицу, обдавая хриплым дыханием. От нее пахло сладкими духами с ноткой кардамона и маслом розы. Тонкий халат струился по коже, будоража фантазию. Он мог поклясться, что чувствовал зудящую мягкость ткани сквозь рубашку, которая успела пропитаться потом. Здесь правда так жарко, или это у него началась лихорадка? Каллисто попытался отвлечься, и переключил свое внимание на обстановку вокруг. Если снова посмотрит на Пенелопу, тотчас потеряет голову. Он не хотел так просто сдаваться, тем более когда принцесса использовала его же методы переговоров против него самого. За страстной попыткой заигрывания таилось что-то ужасающе пугающее. Соблазнить будущего мужа во благо мести? Как на нее похоже. Гордость победителя вкупе с накопленными обидами не позволяли ему так легко сдать позицию. Он хотел попытаться побороться за победу, уперев руки в бока. Но в этой борьбе победитель был заранее предрешен. И это был не он. — Ваше Высочество. У Каллисто пересохло во рту от ее голоса. Отрезвило лишь отсутствие боли. Пенелопа ослабила хватку на предплечьях. Поразительно, он думал, что когда войдет в эту комнату, если не она начнет буйствовать и метать молнии в него, то он придумает как словесно подковырнуть. А теперь двух слов связать не может. Ее тонкие пальцы, стуча по выступающим венам, медленно поднимались вверх, но едва соприкоснувшись с его ладонями, резко опустились вниз, хватаясь за пуговицы на рубашке. Мужчина сипло вдохнул. Пенелопа подцепила ногтями первые две и аккуратно расстегнула их, раздвигая ткань, стесняя его движения. Она не медлила, проводя по напряженной груди. Когда он едва приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, ее ногти дернулись, оставляя неровные красные полосы на солнечном сплетении. Регулус проглотил тугой ком и заткнулся. Не то чтобы ему не нравилось… Он наслаждался, теряясь в собственных эмоциях. Но это было немного больно. Зеленые глаза хищно впивались в лицо, пытаясь поймать слегка помутневший блеск рубинов. Суженные зрачки неотрывно следят за тем, как он поджимает пересохшие губы и… — Ваше Высочество, посмотрите на меня. Он отвернул голову, затаив дыхание, когда мурашки покрыли его шею, внутри все зудело от ожидания. Пенелопа склонилась над ним, проводя носом по выступающему кадыку. Она неровно выдохнула, будоража сердце горячим дыханием. Кровь внутри Каллисто кипела, будоража все, а после, неприятно-сладким осадком оседала ниже живота. Когда горячий язык провел линию от выпирающей ключицы до начала подбородка, а затем слегка задев мочку уха, она прикусила ее, воздух из его легких вылетел со свистом. Регулус схватился руками за талию, пытаясь найти равновесие в этом безумии, как вдруг… Кусь. — Ай! Кусь. Кусь. — Ай-ай! За укусом последовал еще один, затем второй, третий и четвертый. Регулус болезненно вжал твердые пальцы в мягкую кожу принцессы, когда она отпрянула, смерив его недовольным взглядом. — Ты сейчас… Укусила меня? — А, что? Больно, Ваше Высочество? — Конечно больно, ты же меня только что со всей дури укусила несколько раз. — А я ведь не кусала даже. — А что тогда? Проверяла зубы на прочность? Пенелопа фыркнула и приподнялась, поведя бедрами. Скрестив руки на груди, она недовольно смерила его обиженным взглядом, слегка наклонив голову вправо, но не получив желаемой реакции, завела руки за спину, развязывая бант. — Что ты делаешь?.. Но было поздно, Эккарт развязала несчастный пояс, распахивая шелковый халат. Сидя в кружевном белом нижнем белье, принцесса старалась не смущаться, напоминая себе, что сейчас она должна быть недовольна поведением своего жениха. Регулус неотрывно смотрел ей в глаза, пытаясь не смутиться от столь странной обстановкой и ситуацией в которой вообще не понимал, что ему делать. Нет, не так. Он прекрасно понимал, что нужно делать в такой ситуации при обычных обстоятельствах. Но назвать это обычным случаем — язык не поворачивался. — Взгляните. Каллисто на секунду опустил глаза на шею и сразу вернулся к рассматриванию миловидного лица невесты, едва ли запомнив то, что увидел. Пенелопа нахмурилась. — Оторвите глаза от моего лица и наконец посмотрите внимательно, пока я не пожалела о своем решении и не пошла спать в Вашу комнату. Регулус медленно и с опаской опустил глаза. — Что это? — ткнув пальцем на свою шею, Эккарт процедила слова сквозь зубы, не увидев должны реакции на «это». — Засосы? — недоумевающе ответил кронпринц. — Это?! — Пенелопа яростно взвизгнула, после чего, прикрыв рот рукой от слишком громкого звука, перевела дух и вернулась к более спокойным тонам. — Ваше Высочество, ты вообще знаешь что кусать и прикусывать — разные вещи? Регулус напрягся, начиная догадываться о причине ее недовольства. Он бы хотел честно ответить, но видя, как она на него смотрит, он боялся сказать очередную глупость. Даже если это вовсе не глупость, а честный ответ. — Конечно, — соврал он. — Тогда я по-вашему недожаренный стейк, чтобы Вы кусали, а не прикусывали? — Если ты плохо прожаренный сте-- едва ли он успел договорить очередную шутку, как его невеста дала ему по губам, прося заткнуться. — Меня раздражает ходить по дворцу с этими пятнами, становясь эпицентром слухом о том, что якобы Его Высочество так плохо кормят, что он решил перед сном пожевать свою невесту. — «Пожевать»? На тебе нет и следа зуб-- очередной протест был отклонен легким шлепком. — Мне это надоело, — сказала Пенелопа. — Я один раз покажу, Вы запоминаете, и я больше не хожу по дворцу как жертва стаи пчел, я ясно выразилась? Регулус хотел в очередной раз подхватить колкий комментарий Эккарт и пошутить, но понял, что в третий раз может быть что-то посильнее легкого шлепка по губам и молча кивнул головой. Каллисто считал себя и без того, хорошо обученным, чтобы просить совета. Но как оказалось, он был не прав. Видимо, его понимание идеала немного разнилось с тем, как это понимала Пенелопа. И кажется, ему сейчас объяснят, конкретно в чем. Спасибо, что не на словах, а на примере. Практику он как раз очень любит и прекрасно внимает. Интересно, чем же закончится эта тренировка? Тихий вздох резанул слух. Каллисто слегка съежился, чувствуя себя незащищенным и даже в каком-то смысле беззащитным. Ему не хотелось бороться или пытаться перетянуть ситуацию на свою сторону, хотя он мог с легкостью обхватить ее талию и подмять под себя. Но внутри, зрело странное щекочущее чувство азарта. Насколько далеко она зайдет в своем желании проучить охотника? Впервые Пенелопа сама без всякого стеснения и пугливого взгляда, попробовала сделать нечто такое, что заставляло все внутри него рваться на части, метаясь в разные стороны, ударяясь то о стенки желудка, то больно придавливая легкие. Ему нравилось быть инициатором, быть тем, кто всегда делал первые шаги, заставляя бестию замирать в блаженном ожидании дальнейшего. Но когда это делала она, без всякой просьбы… Ему самому захотелось побывать в ее шкуре. Эккарт убрала волосы назад, осторожно ложась на него. Ее движения были механическими, медленными, с небольшой урывкой - она волновалась. Она чувствовала себя так впервые. Но не хотела сдаваться и показаться слабой, она хотела проучить его, заставить ответить за тот стыд, что ей пришлось терпеть весь день из-за его выходки. Пусть тоже почувствует на себе, каково это - быть чьей-то добычей. Ее ногти слегка оцарапали его ребра, постепенно подымаясь к груди, бережно прикасаясь к ране, боясь сделать лишний раз больно. Осыпая легкими поцелуями ключицу и кадык, изредка прикусывая кожу под подбородком, Пенелопа чувствовала власть над ним. Сделай она ошибку, опрометчиво использовав чуть больше силы, разрывая кожу, он бы не издал и звука, оставив все возмущения при себе. Ах, вот оно. Вот что так манило его так безжалостно нападать. Каллисто то и дело шумно дышал, изредка усмехаясь, когда она нарочно щекотала его. Но, когда Пенелопа прикусила тонкую кожу около ключицы, что-то изменилось. Шалость, переросла в нечто другое. Почувствовав перемены в настроении, принцесса перешла к шее, прижимаясь тесней к нему, неразборчиво шепча последовательность своих действий. Каллисто было плевать на объяснение, как и на то, для чего они были ему сейчас нужны, когда он весь зудел и горел от ожидания. «Просто сделай это уже наконец» — вертелось у него на языке, но Регулус плотно сжал губы, не желая выдать свою слабость. Пенелопа, заметив как напряжены его мышцы в ожидании, почувствовала, как в ней разгорается азарт. Опустив левую руку вниз, она аккуратно, желая быть незамеченной, просунула под край рубашки ладонь, поглаживая твердый пресс. И в момент, когда мужчина опешил, она провела влажную дорожку под ухом, прикусила мочку, плотно сомкнув губы. Упершись одной рукой о грудь, принцесса почувствовала, как сильно билось сердце под ее ладонью. От этого, все ее тело охватила ноющая истома. Поцеловав метку, Эккарт опустилась чуть ниже, желая оставить несколько отметин на открытой части шеи, оставляя после себя вереницу следов. — Вот так… — отстранившись, Пенелопа неуверенно подняла затуманенный взор на притихшего мужчину и обомлела. Взгляд, всепоглощающий, съедающий ее душу и сердце всего за мгновенье. Смертельная ловушка, затянувшая ее в глубокий капкан. Его руки, минувшие ее бедра, цепко держащие на нем, не позволяли сдвинуться на сантиметр. Губы, пересохшие и обкусанные, манящие прикоснуться, помочь утолить его жажду. — Мне придется закрепить все на практике, — обхватывая мозолистыми руками лицо принцессы, Каллисто притянул ее, кусая распухшие губы, подминая Пенелопу под себя, забирая каждый вдох и выдох, не желая делиться. Желая съесть всю ее здесь и сейчас.